А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Куда это ты собрался? — воскликнул Кимура, заслонив собой дорогу. — Тюрьма в обратной стороне. Поворачивай!
— Нет! — воскликнул Мусаси. Он взглянул на Дзётаро, прилепившегося сбоку, и приказал ему ждать под сосной напротив главной башни. Белый песок, насыпанный под деревом, был тщательно разровнен граблями. Дзётаро пулей вылетел из-под рукава Мусаси и спрятался за деревом, не зная пока, что задумал учитель. Он вспомнил, как храбро сражался Мусаси на равнине Ханъя, и сердце его замерло в ожидании чего-то необычайного.
Кидзаэмон и Дэбути с двух сторон тянули Мусаси за руки, но тот стоял как вкопанный.
— Пошли!
— Не пойду!
— Упорствовать вздумал?
— Да!
Кимура, выйдя из терпения, схватился за меч, но старшие по званию Кидзаэмон и Дэбути остановили его.
— Что еще? Куда собрался?
— Хочу видеть Ягю Сэкисюсая.
— Видеть кого?!
Самураям из замка и в голову не приходило, что этот сумасшедший парень способен на такую наглость.
— И что будет, если ты увидишь его? — спросил Кидзаэмон.
— Я молод и постигаю боевое искусство. Заветная цель моей жизни — получить урок от создателя стиля Ягю.
— Почему не сказал сразу?
— Сэкисюсай никого не принимает и не дает уроков заезжим ученикам.
— Верно.
— Мне остается бросить ему вызов. Понимаю, он, скорее всего, не захочет нарушить свое уединение. В таком случае я вызову на бой весь замок.
— На бой? — в один голос воскликнули четверо самураев. Кидзаэмон и Дэбути держали возмутителя спокойствия за руки.
Мусаси взглянул на небо. Раздался шум крыльев — это прилетел орел со стороны горы Касаги, которая громадиной нависала над замком. Силуэт огромной птицы, скользнув на миг, закрыл звезды. Орел опустился на крышу рисового амбара.
Для четверки служивых слово «бой» прозвучало до смешного напыщенно, но Мусаси выразил то, чего он добивался. Его не интересовало состязание по фехтованию, где демонстрируют техническое мастерство. Ему был нужен бой до победного конца, когда решается судьба противников, бой, которому воины без остатка отдают волю и умение. Это, по сути, то же сражение между двумя армиями, но с некоторой разницей в форме. Все очень просто — один человек против одного замка. Решимость пронзала Мусаси с такой же силой, как подставки его деревянных сандалий-гэта попирали землю. Железная воля, владевшая им, сделала слово «бой» совершенно естественным в его устах.
Четверо самураев изучали лицо Мусаси, пытаясь уловить в нем проблеск здравого смысла.
Кимура принял вызов. Сбросив соломенные сандалии и подоткнув хакама, он сказал:
— Прекрасно! Больше всего на свете я люблю бой! Не могу предложить бой барабанов или удары гонга, а поединок — пожалуйста! Сода, Дэбути, подтолкните-ка его ко мне!
Кимура, первым предложивший наказать Мусаси, до сих пор сдерживался, проявляя терпение. Теперь он мог дать себе волю.
— Выходи! — крикнул он. — Давайте его сюда!
Кидзаэмон и Дэбути вытолкнули Мусаси вперед. От толчка он сделал шагов пять навстречу Кимуре, а тот, отступив на шаг, занес горизонтально меч, глубоко вздохнул и нанес стремительный удар по массивной фигуре Мусаси. Меч прочертил дугу в воздухе под какой-то странный шуршащий звук. Раздался крик, но не Мусаси, а Дзётаро, который выскочил из-за сосны. Брошенная им горсть песка и произвела странный звук.
Мусаси знал, что Кимура перед нанесением удара прикинет расстояние между ними, поэтому специально ускорил шаг, когда его вытолкнули вперед, оказавшись ближе к противнику, чем тот рассчитывал. Меч Кимуры коснулся только воздуха и песка. Оба мгновенно отскочили на три шага, замерли в напряженной тишине, не спуская друг с друга глаз.
— Будет на что посмотреть, — негромко промолвил Кидзаэмон.
Дэбути и Мурата, не участвовавшие в схватке, приняли оборонительные стойки. Они уже убедились в недюжинных боевых способностях Мусаси. Блестящая реакция, проявившаяся в том, как он увернулся от удара и тут же занял боевую позицию, свидетельствовала, что Мусаси не уступает Кимуре.
Кимура держал меч чуть ниже груди. Он не двигался. Мусаси тоже замер, сжимая эфес и выдвинув вперед плечо и высоко подняв локоть. На темном лице глаза его походили на два белых полированных камня. Некоторое время шла борьба воли, но прежде чем один из них пошевелился, темнота, окружавшая Кимуру, вздрогнув, замерла. Вскоре все заметили, что он дышит чаще и надсаднее, чем Мусаси. Дэбути исторг негромкий рык. Теперь он знал, что мелкая стычка вот-вот обратится в катастрофу. Ему было ясно, что Кидзаэмон и Мурата чувствуют это не хуже его. Выйти из положения было трудно. Если не произойдет что-то необычайное, то исход боя между Мусаси и Кимурой предрешен. Трое самураев ни за что не хотели совершать поступок, из-за которого их упрекнули бы в трусости, но у них не было выбора в способе предотвращения непоправимого. Лучше всего поскорее избавиться от этого странного типа, избежав ранений от его меча. Им не нужны были слова — самураи Ягю разговаривали глазами.
Все трое двинулись на Мусаси, и в тот же миг его меч рассек воздух со свистом натянутой тетивы. Громовой клич раскатился по окрестностям. Голос вырвался не из глотки Мусаси, неистово вопило его существо, словно внезапно ударили в храмовый колокол. Противники, окружившие Мусаси со всех сторон, отозвались клокочущим шипением.
Мусаси ощутил мощный прилив сил. Кровь готова была брызнуть из каждой его поры, но голова была холодной, как лед. Может быть, это огненный лотос, о котором говорили буддисты? Соединение абсолютного жара с абсолютным холодом, слияние пламени и воды?
Песок больше не летел из-за сосны. Дзётаро исчез. С горы Касаги налетали порывы ветра. Матово поблескивали клинки мечей, крепко зажатых в руках самураев.
Четверо против одного. Мусаси не придавал этому особого значения. Он ощущал, как мускулы наливаются мощью. Говорят, что в такие минуты человек думает о смерти, но Мусаси не собирался умирать. Он, однако, не был уверен в победе.
Ветер, казалось, проникал в голову Мусаси, холодя мозг и обостряя зрение. Тело Мусаси покрылось липкой испариной, пот маслянистыми капельками выступил на лбу.
Послышался еле уловимый шорох. Меч Мусаси, подобно сверхчувствительной антенне, уловил едва заметное движение ноги человека, находившегося слева. Мусаси незаметно изменил положение меча. Противник, уловивший движение, отложил атаку. Все пятеро замерли, как изваяния.
Мусаси понимал, что промедление опасно для него. Лучше бы противники не окружали его, а выстроились в линию, тогда бы он разделался с ними по очереди. Сегодня он имел дело с искушенными бойцами. Мусаси не мог шевельнуться до тех пор, пока кто-то из соперников не сделает движения. Ему оставалось только ждать, надеясь, что кто-то из четверых допустит ошибку и подставится под удар.
Противники не очень радовались численному превосходству над Мусаси. Они знали, что стоит одному из них на мгновение потерять бдительность, как Мусаси атакует. Они понимали, что им противостоял человек совершенно исключительного склада. Даже Кидзаэмон не решался пошевелить пальцем.
«Удивительная натура!» — думал он.
Все застыло: люди, земля, небо. И в этот момент тишину нарушил неожиданный звук — голос флейты, прилетевший с ветром. Услышав мелодию, Мусаси забыл все на свете — себя, врагов, жизнь и смерть. В глубине сознания всегда жила эта мелодия, именно она выманила его из убежища на горе Такатэру, отдала его в руки Такуана. Флейта Оцу, это она играла.
Мусаси вдруг обмяк. Лицо его оставалось бесстрастным, но враги были начеку. С боевым кличем, который, казалось, вырвался из глубины тела, Кимура сделал выпад, выбрасывая меч. Мускулы Мусаси напряглись, лицо налилось кровью. Мусаси был уверен, что меч Кимуры достал его. Левый рукав был разрезан от плеча до запястья, и голая рука навела Мусаси на мысль о резаной ране. На миг самообладание покинуло его, и он выкрикнул имя бога войны. Мусаси подпрыгнул, развернулся в воздухе и увидел, как Кимура едва не упал на том месте, где он сам только что стоял.
— Мусаси! — крикнул Дэбути Магобэй.
— Ты говоришь лучше, чем дерешься! — насмешливо крикнул Мурата, бросаясь вместе с Кидзаэмоном наперерез Мусаси.
Но Мусаси, мощно оттолкнувшись от земли, взвился вверх, коснувшись нижних веток сосен. Потом он еще несколько раз подпрыгнул, словно во мраке летя по воздуху.
— Трус!
— Мусаси!
— Будь мужчиной!
Мусаси добрался до рва вокруг внутренних укреплений замка. Треснула сухая ветка, и воцарилась тишина. Ее нарушала только чарующая мелодия флейты, доносившаяся откуда-то издалека.
СОЛОВЬИ
Трудно определить, сколько дождевой воды накопилось во внутреннем рве глубиной в девять метров. Перебравшись через изгородь и соскользнув до середины склона, Мусаси бросил вниз камень. Всплеска не последовало, тогда Мусаси спрыгнул вниз. Он лежал на траве, грудь судорожно вздымалась, вскоре сердце забилось ровнее, он задышал глубже. Тело охватила приятная прохлада.
— Оцу не может быть здесь, в Коягю, — произнес Мусаси. — Мне померещилось… Но почему бы ей не оказаться здесь? Возможно, это она играет.
Предавшись воспоминаниям, Мусаси неподвижным взором смотрел в небо, среди звезд он видел глаза Оцу. Он видел ее на перевале на границе провинций Мимасака и Харима, где она призналась, что не может без него жить, что Мусаси — единственный в мире для нее. Вспомнил ее на мосту Ханада в Химэдзи, когда она сказала, что ждала его почти тысячу дней и готова ждать десять, двадцать лет, пока не состарится и не поседеет. Он вспомнил, как Оцу умоляла взять ее с собой, её обещания вынести любые превратности судьбы.
Его бегство от Оцу было предательством. Как теперь она должна ненавидеть его! Она, верно, кусала губы и проклинала коварство мужчин!
— Прости меня! — сорвались с его губ слова, вырезанные им в тот день на перилах моста. Из уголков глаз скатились слезинки.
— Его здесь нет! — раздался наверху голос, выведший Мусаси из забытья. Четыре смоляных факела, мелькнув среди деревьев, исчезли. Мусаси не заметили.
Мусаси раздосадовался на свои слезы.
— К чему мне женщина? — презрительно произнес он, смахивая слезы рукой.
Резко вскочив, он уставился на черный силуэт замка Коягю.
— Они обозвали меня трусом и считают, что я не могу драться, как мужчина. Я не сдался! Я не бежал, а сделал тактическое отступление.
Прошло около часа. Мусаси медленно брел по дну рва.
— Драться с четверкой не имело смысла. Не они моя цель. Истинный бой начнется, когда я сойдусь с самим Сэкисюсаем.
Мусаси подбирал упавшие ветви и ломал их через колено на короткие палочки. Заталкивая палочки в щели между камнями, укреплявшими стенку рва, Мусаси соорудил подобие лесенки. Скоро он выбрался наверх.
Флейту он больше не слышал. На мгновение Мусаси показалось, что где-то раздался голос Дзётаро, но, вслушавшись в темноту, он ничего не уловил. Мусаси не очень беспокоился о мальчике. Дзётаро мог постоять за себя и сейчас, вероятно, был далеко отсюда. Факелы не пылали, поиски Мусаси, похоже, отложили до утра.
Желание встретить и победить Сэкисюсая вновь охватило Мусаси с неистовой силой. Всепоглощающая страсть порождалась жаждой славы и признания.
Мусаси слышал от хозяина постоялого двора, что Сэкисюсай уединился не в замке, а за его пределами. Мусаси пересек несколько рощ и низин, и ему казалось, что он уже покинул территорию замка, но, натыкаясь на стену, ров или рисовый амбар, убеждался в своем заблуждении. Мусаси блуждал всю ночь, гонимый неистовой страстью. Найти бы заветный домик в горах, ворваться в него и бросить вызов хозяину. Время шло, а он не приближался к цели. Теперь Мусаси был бы рад и привидению в образе Сэкисюсая.
На рассвете Мусаси обнаружил, что стоит перед задними воротами замка. За ними разверзалась пропасть, а гора Касаги уходила высоко в небо. Отчаявшись, Мусаси повернул на юг. Неожиданно на пологом склоне юго-восточной стороны замка он увидел подстриженную лужайку и кущу ухоженных деревьев. Путь к приюту старца предстал глазам Мусаси. Вскоре догадка Мусаси подтвердилась — он увидел крытые соломой ворота в стиле, который любил великий мастер чайной церемонии Сэн-но Рикю. За воротами зеленела бамбуковая роща, окутанная утренним туманом.
Сквозь щель в воротах Мусаси увидел петляющую по роще и поднимающуюся в гору тропинку. Она была проложена по канонам обустройства дзэнских горных обителей. Мусаси чуть было не перемахнул через забор, но вовремя удержал себя. Нечто в облике этого уголка остановило его. Вероятно, любовь, с какой была ухожена земля, или осыпавшиеся белые лепестки? Во всем отражалась утонченная натура человека, обретшего здесь уединение. Возбуждение Мусаси спало. Он вдруг подумал, как выглядит со стороны — бродяга с всклокоченными волосами, в драном кимоно.
«Не стоит спешить», — сказал себе Мусаси и вдруг почувствовал неимоверную усталость. Нужно собраться с силами перед тем, как предстать старому Ягю.
«Кто-то обязательно откроет ворота, — рассуждал Мусаси. — Время у меня есть. Если он откажется принять меня как странствующего ученика, придумаем другой способ».
Мусаси сел под навесом ворот и, привалившись к столбу, мгновенно заснул.
Звезды угасали, утренний ветерок пробегал по маргариткам. Холодная капля росы упала за ворот Мусаси и разбудила его. Было совсем светло. Сон, свежий ветер и пение соловьев прояснили голову Мусаси. Он был бодрым, словно заново родился. Он потер глаза и взглянул вверх — красный диск солнца поднимался над, горами. Мусаси вскочил. Тепло солнца пробудило в нем энергию, спрессованная в мышцах сила рвалась наружу. Потянувшись, Мусаси сказал: «Сегодня мой день!»
Почувствовав голод, он вдруг подумал о Дзётаро, который тоже наверняка хочет есть. Он обошелся с мальчиком слишком сурово прошлой ночью, но это был рассчитанный шаг, средство воспитания. Мусаси уговорил себя тем, что Дзётаро нигде не пропадет.
Мусаси вслушивался в плеск ручья, который сбегал по склону горы, нырял под забор, огибал бамбуковую рощу и выныривал с другой стороны ограды, чтобы продолжить путь по нижней части территории замка. Мусаси умылся и напился воды вместо завтрака. Вода была очень вкусной и чистой. Мусаси предположил, что именно она повлияла на выбор места для дома Сэкисюсая. Мусаси, не разбираясь в тонкостях чайной церемонии, не мог осознать, что о такой кристально прозрачной воде мечтает каждый мастер чайной церемонии.
Намочив в ручье полотенце, Мусаси тщательно протер шею и почистил ногти. Кинжалом подровнял волосы. Он хотел выглядеть поприличнее, поскольку Сэкисюсай был не только создателем стиля Ягю, но и одним из знаменитейших людей страны. Мусаси — безвестный воин — отличался от Сэкисюсая, как звездочка от луны.
Прибрав волосы и поправив ворот кимоно, Мусаси почувствовал себя готовым к встрече. Мысли были четкими. Он намеревался постучать в ворота, как обычный посетитель.
Дом стоял на некотором удалении от ворот на склоне, так что простой стук в створки вряд ли услышат. Мусаси огляделся вокруг в поисках предмета, которым можно постучать погромче. Взгляд его наткнулся на две дощечки, прикрепленные по обе стороны ворот. Они были покрыты прекрасно вырезанными иероглифами, поверх которых лежала шпаклевка из голубоватой глины, похожей на бронзовую патину.
Правая дощечка гласила:
Не гневайтесь, писцы,
На любовь мою к уединенью.
Слева было написано:
Здесь не увидишь воина с мечом.
Лишь молодые соловьи на лугах.
Под «писцами» подразумевались чиновники из замка, но смысл стихов был глубже. Старый хозяин закрыл ворота не только для странствующих учеников, но и для всех мирских дел, с их суетой и тщеславием. Он отринул мирские желания, и свои и чужие.
«Я молод, слишком молод! — подумал Мусаси. — Мне недоступен этот человек».
Желание постучать в ворота исчезло. Сама мысль о вторжении в мирную обитель показалась варварской. Мусаси стало стыдно за себя. Эти ворота распахнуты лишь цветам и птицам, ветру и луне. Сэкисюсай перестал быть величайшим в стране мастером меча, владельцем замка. Он вернулся к природе, презрев тщеславие мирской жизни. Преступно нарушать его покой. Что за честь и слава победить человека, для которого эти понятия утратили всякий смысл?
«Хорошо, что прочитал стихи, — произнес про себя Мусаси. — Оказался бы в дураках».
Солнце стояло высоко, соловьи замолкли. Со стороны склона раздался звук быстрых шагов. Вспугнутые птички стайкой вспорхнули в небо. Мусаси заглянул в щель ворот, чтобы посмотреть на идущего. Это была Оцу.
Значит, он слышал ее флейту! Подождать ее? Скрыться?
«Я хочу с ней поговорить, — подумал Мусаси. — Должен поговорить!»
Он совершенно растерялся, сердце сильно забилось.
Оцу сбегала по тропинке совсем близко от того места, где он стоял.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121