— Неси ее сюда, — приказал Мусаси.
— Зачем она вам? — спросил Иори, опасливо поглядывая на останки.
— Похороним ее в таком месте, чтобы люди не топтали кости.
— Здесь их много!
— Вот и дело нам с тобой. Неси их сюда. Можешь закопать их на пригорке, где цветет горечавка.
Обломком меча Иори выкопал яму и опустил в нее кости. Туда же он положил наконечники стрел.
— Хорошо?
— На могилу вместо надгробия надо положить камни.
— А какая битва была здесь?
— Не помнишь? Ты ведь читал об этом. В этих местах, в Котэсасигахаре, произошли две жесточайшие битвы в 1333 и 1352 годах. Здесь клан Нитта, поддерживавший Южный двор, сражался против огромной армии Асикаги Такаудзи.
— Да-да, битвы при Котэсасигахаре! Помню! Мусаси заставил Иори вспоминать дальше.
— В книге «Тайхэйки» говорится, что принц Мунэнага долгое время жил на востоке, постигая Путь Воина, и что он был несказанно удивлен, когда император назначил его сёгуном.
— И какое стихотворение он сочинил по этому поводу? — спросил Мусаси.
Иори взглянул на птицу, парившую в лазурном небе, и продекламировал:
Мог ли ведать я, что стану
Хозяином священного лука?
Спокойно прожил бы свой век,
К нему не прикасаясь.
— Хорошо, — сказал Мусаси, — а стихи из главы, когда принц отправляется в Мусасино и сражается при Котэсасигахаре?
Иори нерешительно начал читать, восполняя забытое стихами собственного сочинения:
Зачем мне цепляться за жизнь,
Если служит она благородному делу,
Во имя великого императора,
Во благо народа?
— Ты уверен, что понимаешь смысл стихов?
— Кто не понимает их смысл, тот не японец, будь он даже самурай.
— Иори, а почему в таком случае ты не хотел коснуться костей? Боялся запачкаться?
— Это же мертвецы!
— Это павшие воины. Они погибли за священное дело, которое воспевают стихи. Таких самураев не счесть. Их кости составляют основу, а которой зиждется страна. Не будь их, мы не имели ни мира, ни надежд на счастливую жизнь. Тайфуны проходят, и земля снова расцветает, но мы постоянно должны помнить о своем долге перед белыми костями, покоящимися в земле.
— Ясно, — кивнул Иори. — Сейчас соберу цветы на могилу и поклонюсь останкам.
— Поклонов не надо. Следует хранить память о погибших в сердце.
— Здесь ведь перемешаны кости верных императору самураев и воинов Асикаги. Как их разделить?
Мусаси задумался.
— Будда дарует спасение душ даже тем людям, которые были прибежищем десяти зол и пяти смертных грехов, — медленно заговорил он. — Будда прощает заблудших, если они обращают сердца к его мудрости.
— Смерть, выходит, уравнивает преданных воинов и мятежников?
— Нет! — воскликнул Мусаси. — Честь священна для самурая. Если он позорит свое имя, пятно ложится на все поколения его рода.
— Значит, опозоренное имя остается плохим, а хорошее достойным и после того, как самурай истлел в земле?
— Все не так просто, — ответил Мусаси, засомневавшись в своей способности правильно ответить ученику. — Самурай должен чувствовать горечь бытия. Лишенный этого чувства воин подобен сухому кусту на пустыре. Воин, наделенный только силой, подобен безрассудному тайфуну или фехтовальщикам, которые не знают ничего, кроме своего меча. Истинный самурай имеет сердце, полное сострадания. Он чувствует горечь бытия.
Иори поправил цветы на могиле и молитвенно сложил ладони.
БАРАБАННЫЕ ПАЛОЧКИ
Люди, как муравьи, нескончаемой вереницей тянулись вверх по горной дороге, теряющейся в облаках. Там, над покровом облаков, их встречал храм Мицуминэ, залитый ярким солнцем. Три вершины — Кумотори, Сираива и Мёхогатакэ — господствуют над тремя восточными провинциями. Синтоистские святилища перемежались с буддийскими храмами, пагодами, воротами. К храму плотными рядами примыкали лавки, чайные и харчевни, дома храмовых служб и жилища семидесяти крестьян, приписанных к Мицуминэ.
— Уже бьют в большие барабаны, — заторопился Иори, доедая рис и бобы.
Мусаси неторопливо продолжал ужин.
— Музыка заиграла! Пора! — вскочил Иори, отбросив в сторону палочки.
— Я вчера наслушался. Иди один.
— Вчера исполнили всего два танца. Не хотите посмотреть?
— Только без спешки.
Мусаси не съел еще и половины ужина. Иори поневоле угомонился.
— Ну что, пойдем? — молвил наконец Мусаси.
Иори стрелой бросился к выходу и приготовил соломенные сандалии для учителя.
Перед главными воротами храма горели два огромных костра. Каждая постройка в Мицуминэ освещалась факелами, было светло, как днем. Толпы людей, не замечая холода ночи, валили к главному помосту, где исполнялись священные танцы. Звуки флейт и барабанов разносились далеко по округе в чистом горном воздухе. Помост был пуст.
Иори потерял Мусаси в толпе, но, потолкавшись, нашел его около дощечек с именами людей, пожертвовавших на храм. Одна дощечка, выделявшаяся среди остальных размером, гласила: «Дайдзо из Нараи, деревня Сибаура, провинция Мусаси».
Грохот барабанов нарастал.
— Начинают! — завопил Иори. — Учитель, что вы здесь рассматриваете?
— Беги к помосту. Я вспомнил кое о чем. Я потом к тебе приду, — задумчиво ответил Мусаси.
Мусаси отыскал приемную храма, где его встретил старый монах.
— Я хотел бы узнать об одном из пожертвователей, — сказал Мусаси.
— Вам следует обратиться в резиденцию настоятеля буддийского храма. В нашем ведении только синтоистский храм. Я провожу вас.
Мицуминэ считался синтоистским храмом, но во главе его стоял буддийский священнослужитель.
Мусаси провели во внутренние покои настоятеля. Подали чай и вкусные сладости, потом молодой служка принес сакэ. Вскоре появился настоятель.
— Добро пожаловать на нашу гору! — приветствовал он гостя. — Простите за наше скромное деревенское угощение.
Мусаси не понимал причину столь любезного приема.
— Позвольте справиться об одном человеке, пожертвовавшем на храм, — пояснил он.
— В чем дело? Дознание? — резко спросил настоятель, полноватый человек лет пятидесяти.
Мусаси расспросил, когда и с кем Дайдзо посещал храм. От каждого вопроса настроение настоятеля заметно портилось. Наконец он произнес с выражением полного разочарования:
— Так вы пришли не для того, чтобы внести пожертвование на храм?
— Я хочу узнать про Дайдзо.
— Могли бы спросить у ворот, — недовольно произнес настоятель. — Если я не ошибаюсь, вы простой ронин. Мы не сообщаем о наших вкладчиках всем любопытным. Обратитесь в приемную.
Из книги пожертвований Мусаси узнал лишь то, что Дайдзо неоднократно бывал в храме.
Вернувшись к помосту, Мусаси не нашел Иори, но стоило ему взглянуть вверх, и он увидел бы мальчика у себя над головой. Глядя на сцену, Мусаси вспомнил ночные действа в храме Санумо в Миямото, белеющее в толпе лицо Оцу, вечно жующего что-то Матахати, важно вышагивающего дядюшку Гона.
Он представил образ матери, которая пришла искать Такэдзо, допоздна задержавшегося на представлении.
Музыканты, одетые в необычные костюмы, имитирующие старинные облачения императорских стражей, сверкали парчой в свете факелов. Приглушенно гудел барабан, пели флейты, ритмично и сухо постукивали деревянные ударные. Играли вступление. Появился мастер танца в древней маске, лак которой облупился на щеках и подбородке. Он медленно двигался по сцене, исполняя речитативом песню Камиасоби, сопровождавшую танец богов.
На священной горе Мимуро
За божественной оградой
Раскинули кроны деревья сакаки,
Раскинули кроны деревья сакаки.
Ритм барабанов убыстрялся, к нему присоединились другие инструменты. Вскоре пение и танец слились в гармонии.
Откуда взялось копье?
Оно из священной обители
Принцессы Тоёоки.
Копье из ее небесной обители.
Некоторые стихи Мусаси знал, он сам пел их в маске на представлениях в храме Санумо.
Меч, охраняющий людей,
Людей во землях всех,
Повесим радостно пред божеством,
Торжественно пред божеством.
Мусаси пронзила мысль: вот оно! Вот оно, озарение! Две палочки в руках барабанщика — это два меча, пара мечей у одного фехтовальщика.
— Два меча! — воскликнул Мусаси.
— Вот вы где! — отозвался с дерева Иори.
Мусаси завороженно смотрел на руки барабанщика. Да, тот же принцип: две палочки, один звук.
Открытие казалось до смешного простым. Люди рождаются с двумя руками, почему бы ими не работать одновременно? Фехтовальщик сражается одним мечом и чаще всего одной рукой. Если действовать двумя речами, у противника с одним мечом нет надежды на победу. В бою в Итидзёдзи против школы Ёсиоки у Мусаси в обеих руках словно помимо его воли оказалось по мечу. Сейчас он понял загадку своего непроизвольного действия в ту минуту смертельной опасности.
С того памятного боя Мусаси ощущал, что одновременное владение двумя мечами больше подходит натуре человека и его природным возможностям, чем одним мечом. Привычка, обычай, которым слепо следовали на протяжении столетий, исключали фехтование двумя клинками. Обычай превращал нелепость в закон?
Две палочки, один звук. Барабанщик сознательно действовал правой и левой руками, но словно не замечал их. Мусаси переполнила ликующая радость, которую человек познает лишь в минуты озарения.
Действо на сцене продолжалось. Мастера сменили танцовщики исполнившие пять священных танцев — сначала медленный танец Ивато, затем Ара Микото-но Хоко, оживленнее запели флейты, зазвенели колокольчики.
— Насмотрелся? — спросил Мусаси мальчика.
— Нет, нет! — ответил Иори, целиком захваченный стихией танца. Ему казалось, что он вместе с исполнителями плывет по помосту.
— Не задерживайся допоздна, завтра отправимся на вершину горы, к главному святилищу.
СЛУГА ДЬЯВОЛА
Собаки Мицуминэ отличались исключительной свирепостью. Это порода, говорят, произошла от собак, привезенных из Кореи более тысячи лет назад и скрещенных с горными собаками Титибу. Они стаями бродили по окрестностям, нападая на добычу, как волки. Эти полудикие создания считались посланцами божеств и почитались верующими за божьих «помощников», поэтому паломники покупали в лавках на счастье изображения собак в виде лубков или маленьких фигурок.
В нескольких шагах от Мусаси шел человек, ведя на толстой веревке черного пса величиной с теленка. Когда Мусаси вошел в Канонъин, человек дернул собаку за повод и повернул назад. Пес оскалился и стал нюхать землю. Мужчина хлестнул веревкой по его спине.
— Успокойся, Куро!
Хозяину собаки было под пятьдесят, в нем угадывалась дикая сила под стать его псу. Он был в одежде, похожей на самурайский официальный наряд или монашье облачение, пеньковые хакама и подпоясан узким, плоским поясом.
— Байкэн? — Женщина отступила назад, уступая дорогу псу.
— Лежать! — Мужчина ударил собаку по голове. — Хорошо, что ты его заметила, Око.
— Это он?
— Конечно.
Они постояли, молча глядя на звезды в просвете облаков, слушая, но не слыша музыку священных танцев.
— Что будем делать?
— Надо подумать.
— Его нельзя упустить во второй раз. — Око вопросительно взглянула на Байкэна.
— Тодзи дома?
— Напился до беспамятства и спит.
— Попробуй его растолкать. А я пока обойду дозором храм.
Око миновала несколько чайных, из которых доносился веселый гомон посетителей, и вошла в обветшалый дом с вывеской «Чайная». Девочка-служанка дремала при входе.
— До сих пор спит! — произнесла Око.
Девочка, приняв замечание на свой счет, тряхнула головой.
— Я о муже, — пояснила Око, кивая на человека, который лежал на циновке, повернувшись к стене.
Здесь же в просторной прихожей старуха кухарка варила на очаге рис с бобами. Веселые языки пламени оживляли убогую обстановку. Око похлопала спящего по плечу:
— Пора вставать!
Человек обернулся, недоуменно тараща глаза.
— Кто это? — отступила на шаг Око. Рассмеявшись, добавила: — Я думала, это мой муж.
Мужчина поправил съехавшую набок циновку и опустил голову на деревянное изголовье. Рядом на полу лежали мешок, посох и широкая тростниковая шляпа.
— Кто этот молодой человек? — поинтересовалась Око.
— Паломник. Завтра собирается во внутреннее святилище.
— Где Тодзи?
— Я здесь, пустоголовая! — раздался голос из соседней комнаты, фусума в которую были раздвинуты. — Мне и вздремнуть, что ль, нельзя? Где шаталась? Делом надо заниматься.
Время не пощадило Око. От ее былых прелестей не осталось и следа. Они с Тодзи держали чайную «Оину» в развалюхе, и Око выполняла всю мужскую работу, так как Тодзи лишь изредка утруждал себя охотой в горах. Все их подручные разбрелись после того, как Мусаси сжег хижину у перевала Вада.
Тодзи зачерпнул воды из бадьи и жадно напился. Око смерила его презрительным взглядом.
— Пора бы тебе одуматься и не пьянствовать. Твое счастье, что сегодня не напоролся на меч, когда болтался по улицам.
— О чем ты?
— Мусаси на празднике в храме.
— Миямото Мусаси? — мгновенно протрезвел Тодзи. — Надо от него скрыться.
— На другое ты не способен.
— Просто не хочу повторения того, что случилось у перевала Вада.
— Трус! Почему не хочешь отомстить за школу Ёсиоки? Уж о нас я и не говорю!
— Не забывай, что мы остались теперь вдвоем, а прежде целая банда была.
Тодзи не сомневался, кто останется в живых, если случай столкнет его с Мусаси.
— Ошибаешься! — возразила Око. — Нас трое. Есть еще один человек, готовый отомстить Мусаси.
Тодзи знал, что Око подразумевает Байкэна, с которым они познакомились, когда поселились в Мицуминэ.
Байкэн оказался в храме после того, как распалась его разбойная компания, а местные власти закрыли кузницу и изгнали его из деревни. Приятель устроил его сторожем при храмовой сокровищнице.
Горы между провинциями Мусаси и Каи кишели разбойниками даже в мирное время, поэтому совет настоятелей храмов Мицуминэ решил, что огонь следует тушить огнем. Байкэн с его разбойничьим прошлым и мастерским владением шестопером пришелся как нельзя кстати. Его мог бы взять на службу даймё, не будь он братом Цудзикадзэ Тэммы, в свое время державшего в страхе уезд Ясугава. Байкэн был уверен, что источник всех его бед — Такэдзо, убивший Тэмму.
Око рассказала Байкэну о своей нелюбви к Мусаси едва ли не в первую минуту знакомства. Тот, нахмурившись, угрюмо произнес: «Дай срок!» На этот раз Око заметила Мусаси совершенно случайно, когда тот проходил мимо ее чайной. Мусаси затерялся в толпе, но Око побежала к храму, надеясь застать его там, и не ошиблась. Она тут же рассказала обо всем Байкэну.
— Тогда другой разговор, — облегченно вздохнул Тодзи.
Байкэн был надежным союзником. Выступая с шестопером, он побил на последних поединках всех противников. Он мог уложить и Мусаси.
— Он придет, как только завершит обход, — сообщила Око.
— Мусаси не дурак, если он что-нибудь пронюхает…
Тодзи поперхнулся, только теперь увидев спящего незнакомца.
— Кто это? — спросил Тодзи жену.
— Гость.
— Выпроводи его!
Девочка-служанка, которой поручили выдворение гостя, растолкала спящего и без лишних слов приказала ему уйти.
— Мы закрываемся, — добавила она.
Посетитель встал, блаженно потянулся, набросил на себя накидку, надел шляпу, взял мешок и, попрощавшись, вышел. Судя по говору и внешности, он был не из здешних мест. «Забавный малый», — подумала Око.
Они с Тодзи еще не закрыли ставни, когда явился Байкэн с собакой.
— Пошли в заднюю комнату, — предложил Тодзи.
Байкэн снял сандалии и молча последовал за хозяином. Задней комнатой называлась пристройка с наскоро побеленными стенами, в которой нельзя было подслушать собеседников. Зажгли лампу.
— Я был на представлении и слышал, как Мусаси говорил мальчишке, что завтра они поднимутся во внутренний храм, — произнес Байкэн.
Око и Тодзи как по команде посмотрели на сёдзи — на фоне ночного неба угадывалась вершина, на которой располагалось святилище. Байкэн прекрасно понимал, на кого он собрался напасть, поэтому собрал подкрепление. Два монаха, сторожившие, как и он, сокровищницу уже отправились с копьями в горы. Еще один человек, бывший ученик школы Ёсиоки, пошел в соседнюю деревню, чтобы привести оттуда десяток бывших разбойников. Порешили, что Тодзи возьмет мушкет, а Байкэн свой шестопер.
— Когда ты только все успел! — воскликнул Тодзи. Байкэн лишь ухмыльнулся в ответ.
Тонкий серп луны висел над долиной, окутанной густым туманом. Тишину нарушал лишь шум реки. Горная вершина и храм, выстроенный на ней, спали. На мосту Косарудзава выросли темные тени.
— Тодзи? — прошептал Байкэн.
— Я здесь.
— Фитиль сухой? Следи, чтобы не намок.
Два монаха с подоткнутыми за пояс рясами, пригнувшись, стояли с копьями наготове. Они выглядели странно в этой компании.
— Сколько нас?
— Тринадцать.
— Хорошо.
Байкэн объяснил план действий, По сигналу люди рассыпались и исчезли в тумане. При въезде на мост стоял указательный камень с надписью: «До святилища шесть километров».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121