.. - он взглянул на Родион, улыбнувшуюся ему в
ответ, - ...а что касается сопровождавших ее лиц, то они сами были
злодейски убиты в Башне наемными убийцами. Видимо, кто-то слышал, что сюда
доставили Хавот-джайр. Так вот, я думаю, и возник этот слух.
- И если он достигнет Южной земли..
Чародей мягко прервал Эвален. Затем направил на меня свой взгляд, в
котором угадывалось плохо скрытая досада.
- Добраться до Таткаэра трудно.
- Так или иначе, - сказала я, взяла себе стул и уселась на него рядом
с Родион. - Меня не волнует, как, но я в любом случае возвращаюсь.
Учитывая все обстоятельства, я не могу выполнять свои обязанности
посланницы, пока меня подозревают в убийстве. Показание Родион против
Бродина н'ри н'сут Хараина должно стать как можно быстрее известно, и я
думаю, мне следовало бы при этом присутствовать.
Чародей наклонил голову.
- А если Бродин н'ри н'сут Хараин подкуплен Кель Харантишем?
- Свидетельское показание, подтверждающее это, также должно быть
представлено Короне.
- Думаю, он это может послужить тому, что предатели затаятся или
что-если он заговорит - будет осуждено еще большее их число.
- Вы не поняли, к чему я клоню, - сказал старец. - Все эти
обстоятельства уходят корнями в Кель Харантиш. Повелитель в изгнании
знает, что вы в Касабаарде. В действительности же он - таковы уж здесь, на
Покинутом Побережье условия - узнает о всех курсирующих слухах, вероятно,
так же быстро, как и я.
Я думаю, что у вас будет невеселая поездка в Таткаэр и плохой прием,
если вы туда доберетесь.
В возникшей тишине громко журчал фонтан.
- У меня для охраны есть только несколько человек, - сказала Эвален.
- Мы надеялись отправиться в путь незаметно. Они не вышлют наперерез нам
кораблей - Кель Харантиш помнит еще тот последний раз, когда против него
были применены военные корабли Южной земли, - но сейчас меня очень удивило
бы, если бы вдруг не стало наемных убийц. От них же, если мы будем
осторожны, мы сможем защитить себя, мастер.
Он ничего не ответил и лишь посмотрел на нее с сомнением.
- Меня не устраивает перспектива предлагать себя в качестве цели для
удара, - сказала я.
- Заверяю вас, посланница, что могу надежно доставить вас в Таткаэр.
Эвален старалась говорить настойчиво и убедительно. - Мы все это обсудили
что тут еще можно добавить?
- Насколько надежной будет наша безопасность, когда мы прибудем в
Таткаэр? - спросила я Халтерна. - И сколько потребуется времени, чтобы
отдать Бродина под суд? Как только будет раскрыта эта афера, станет
совершенно бессмысленным направлять против нас убийц, но когда об этом
будет известно в Таткаэре?
Он развел руками.
- Кто может это сказать?
Блейз наклонился вперед, чтобы разобрать, что сказала Родион, потом
снова выпрямился. - Т'ан, что, если бы мы возвращались не на "Метемне"?
Допустим, мы поплывем на другом корабле и сохраним в тайне наше прибытие в
Таткаэр?
- Это было бы значительно безопаснее, если это только возможно, -
задумчиво сказал Чародей, - но если за вами охотятся агенты из Харантиша?
"Никто больше не выскажет никакого предположения, - подумала я, -
поэтому сделать это придется мне."
- Предположим, они перестали бы ха нами охотиться?
Очень быстро и заинтересованно старик спросил:
- А как вы хотите это устроить?
- Такое со мной однажды уже случалось, во всяком случае, так сказать.
Как бы выглядело, если мы бы не стали опровергать эти слухи, а укрепили бы
их путем официального объявления нас погибшими? Это избавило бы нас от
всех, кто гонится за нами по пятам. Тогда мы могли бы тайно вернуться в
Таткаэр, как предложил Блейз.
Всех охватило волнение, все заговорили наперебой. Старик, прикрыв
глаза, откинулся назад в своем кресле. "Хитрый черт, - подумала я, - он
знает меня и он точно знал, что это прозвучало бы лучше, если бы исходило
от меня".
- ...услышать об этом в Таткаэре! - Родион ударила кулаком здоровой
руки по подлокотнику своего кресла, после чего покраснела. - Простите,
т'ан Эвален, но когда они услышат, что мы мертвы, и поверят в это... моя
мать...
- С некоторыми вещами придется считаться, - сочувственно сказала
Эвален и обратилась ко мне: - Т'ан посланница, я поняла ваше предложение.
Оно недурно. А мы взяли бы с собой на "Метемну" эту Хавот-джайр, как бы мы
это и сделали, если бы вы действительно были убиты? Да...
- Они станут искать ее, пока не придут к убеждению, что она тоже
мертва. Думаю, она могла бы поехать с нами. - "А как ты представляешь себе
эту поездку?" - спросила я себя.
- Так что же, мы должны будем охранять ее всю дорогу до Таткаэра?
- А как бы она смогла уйти от нас? - Я была раздражена и испытывала
некоторое отвращение, но ничего не могла сделать, чтобы удержать ее от
подобного жестокого обращения с этой женщиной. Однако мне нужно было хотя
бы попытаться это сделать. - Между нами и Кель Харантишем мы не оставили
ей ни одного места, куда бы она могла отправиться. Разве вы не пообещали
ей надежное сопровождение, если она даст показания в Таткаэре? Ну,
пожалуйста.
- Если она приедет с нами, мы можем быть уверены, что пройдет по
меньшей мере один свидетель. Я не настолько сумасшедшая, чтобы позволить
отправиться в путь всем вместе...
- Как посланница Доминиона...
- Спокойствие! - сказал Чародей. Мы сразу замолчали как школьники,
которых одернул учитель.
Он поднялся, и Тетмет взял его под руку. Тут с него словно бы спали
строгость и вся его ветхозаветность, и он стал всего лишь человеком с
Покинутого Побережья, который улыбался, глядя на нас.
- Сегодняшний день был долгим, - сказал он, - вы, Орландис, ранены, а
т'ан Эвален должна позаботиться о своих людях я дам распоряжение
коричневым робам, и они пропустят вас, Эвален, в торговый город. Вам нужно
принять решение до появления ветра. До этого момента Касабаарде не покинет
ни один корабль. И даже я не могу наколдовать для вас ветра.
Эвален громко засмеялась, улыбнулся даже Халтерн.
Блейз предложил Родион свою руку, когда она встала.
- Не рассказывайте ничего, - сказал старец, - я сообщу вам, какие
слухи уходят из города, а потом мы снова встретимся.
Я как раз собралась последовать за другими, но он дал мне понять, что
я должна еще остаться.
- Вы ели? - спросил он, когда комната опустела.
Когда я ответила отрицательно, он послал обитателя Топей принести чай
из арниака и пироги из муки делри. В глубине комнаты журчал приятную
мелодию фонтан, а в прозрачных емкостях под зеленовато-золотистым светом
постоянно плавали рыбки.
За едой мы разговаривали в основном о Земле. Не о Доминионе или
правительстве, а о том, как вырастают под другим солнцем и другим небом и
как там решаются проблемы личного выживания.
- Я знаю так мало, - наконец сказал он, - а понимаю еще меньше.
- Все, что я могу заметить по этому поводу - это то, что не
обязательно должно быть именно так, как вы это извлекли из моей памяти. -
Я выпила последний глоток чая из арниака, остававшийся в моей чашке. - Я
не лгунья, мастер, но могу предоставить впечатления только одного лица о
Земле, да и то не обо всей Земле, а всего лишь о той ее части, которую я
знаю. Если бы здесь побывал кто-нибудь из ксеногруппы, он, вероятно,
предложил бы вам совершенно иную картину. Я не понимаю Орте даже после
того, что вы уже объяснили мне о ней кое-что, а вы гораздо больше видели в
нашем мире, чем я когда-нибудь увижу в своем.
Когда он взглянул на меня, я вспомнила, что он знал обо мне все. Это
должно было бы вселять в меня страх. Причина того, почему я его не
ощущала, заключалась в том, как я думала, что он не мог судить о
человеческой природе, потому что не был земным человеком.
- Вы отдохнули? - спросил он. - Тут есть еще одно обстоятельство, как
я вам уже говорил, при котором вам следовало бы поприсутствовать. Однако
прежде всего я должен просить вас никогда не говорить о том, что вы
увидите или услышите.
- Этого я не могу обещать. В качестве посланницы я обязана давать
полнейший отчет о своих действиях.
- Хорошо, тогда обещайте мне, что расскажете об этом исключительно
вашим людям, но и им только лишь тогда, когда сочтете это совершенно
необходимым.
Это показалось мне корректным предложением. Я согласилась.
Он встал, одернул на себе одеяние, и медленно двинулся к фонтану. Там
он сунул одну руку под воду и некоторое время молча подержал ее в таком
положении. Когда он вынул руку из воды, в противоположной стене бесшумно
возникла быстро расширявшаяся щель, превратившаяся во вход в другое, столь
же большое, помещение.
Здесь было темно.
Я пошла за Чародеем, мы вышли из той части помещения, что освещалась
подводным светом, и вокруг нас возникло слабое голубоватое мерцание. Он
подошел к какому-то большому блоку аппаратуры на возвышении, состоявшем из
прозрачного вещества. В его хрустальных глубинах пульсировал золотой свет.
Лицо старика находилось в тени, его глазницы, казалось, были
наполнены темнотой.
Он сказал:
- Так его можно вызвать. Я подготовил здесь все, как только сегодня
после обеда услышал о нападении на вас. Сейчас...
Его руки задвигались по панели с одной стороны пульта. Затем - как и
в устройстве, через которое я видела облик его преемницы - чистая
поверхность начала заполняться изображениями.
- Где... - в голосе появилась хрипота.
- Таких не осталось больше нигде, только здесь, сказал он, - и еще в
этом древнем городе, Кель Харантише. Вот это устройство передает, между
тем, только мой голос, и это, может быть, лучше так от него остается
скрытым мое лицо.
Теперь изображение занимало весь экран, и я увидела помещение,
подобное тому, в котором мы стояли. Изображение было трехмерным и
обеспечивало четкую передачу деталей. Что-то не давало мне покоя. Подобный
мощный выброс энергии - все равно, какого рода ее источник - должен был бы
обнаружиться на снимках Каррика, сделанных спутником, как сигнальный
огонь.
Неужели наши техники пропустили его, просмотрели, стали жертвой
дефекта передачи информации? Здешняя атмосфера плохо подходила для
распространения в ней радиоволн (иначе бы я поддерживала связь с
ксеногруппой или открыто, или тайком).
"Здесь такого просто могли бы и не существовать", - подумала я.
В том, другом помещении были видны на стенах геометрические узоры,
имелись подсвечники, гнезда которых имели формы черепов животных. Мерцание
свечей над остатками высокоразвитой технологии.
Там стоял, наклонившись над пультом, ортеанец, и я сначала увидела
его светлую, свободно ниспадающую гриву. Затем он выпрямился, и стало
видно его лицо. Узкий подбородок, широкий лоб и полуприкрытые глаза цвета
влажного песка. Ему было не более девятнадцати или двадцати лет.
- Даннор бел-Курик, - сказал Чародей, - вы, который сам себя называет
Повелителем в изгнании, послушайте.
Ортеанец пристально посмотрел на нас, впрочем, нет, не на нас, а на
что-то, что должно было казаться ему пустотой. Он смотрел сквозь нас.
Он был очень красив, обладая внешностью, излучавшей нечто, по чему я
определяла в моих воспоминаниях тех, золотых. Это нечто являлось
способностью вызывать очарование.
- Покажитесь, - потребовал он.
- Я предпочитаю не делать этого.
- Тогда я предпочитаю не разговаривать.
- Ваша наемная убийца, - сказал быстро Чародей, и рука, которую
бел-Курик уже протянул к пульту, застыла в воздухе. - Одна из ваших
шпионок. Она многое рассказала, прежде чем, наконец, умерла.
Даннор бел-Курик засмеялся. У него был звонкий голос. Он сказал:
- Не означает ли это войну между нами? Я буду воевать с вами, старик.
Борьба с вами доставит мне радость.
Тут я вспомнила лицо Сантендорлин-сандру из того времени, когда
Золотая Женщина накликала гибель Империи. Этот Даннор бел-Курик являл
собой жалкого уродца, его потомка, хотя существовал сейчас, когда Сандор
был забыт.
"И вот этот метис, этот полузолотой, - подумала я, - этот мальчишка
из колдовского народа является виновником всех этих событий?"
- Я не воюю с Повелителем в изгнании, - ответил старик. - Но
напоминаю ему о том, что город Кель Харантиш является городом в изгнании и
что он не был городом, пока не погибла Империя, а представлял собой всего
лишь крепость в пустыне.
Мальчишка повернулся, сел и откинулся назад в своем кресле. Либо он
знал, что на него смотрели, либо в его движениях было что-то заученное
даже тогда, когда он находился один.
- Ну? - резко спросил он.
- Только одно: вы живете торговлей. Кель Харантиш всегда жил
торговлей, и я даю вам свое слово, что вы умрете, если она прекратится.
Или вы можете питаться скалами и песком?
Своим мысленным взором я вижу руины башен, заносимые песком
иссушенной земли. Рядом - море, выглядящее, как расплавленный металл. И
возвышающиеся над башнями дюны, как спины гигантских китов, с острыми
гребнями, закрывающие небо, движимые ветром. Кель Харантиш, лежащий между
двумя этими морями: соленым морем, не знающим приливов и отливов, и морем
песка. Сюда приходится ввозить даже воду.
Бел-Курик степенно произнес:
- Если вы ступите на землю Харантиша, а двинусь на запад и сожгу ваш
порт, будет ли это стоить мне города или нет. Это я все еще могу. На юге у
меня есть союзники. У меня есть моя армия и мои корабли.
- Я знаю, знаю. Вы думаете, я не знаю Золотого Народа Колдунов? - В
голосе старика явно слышалось лукавство. - Вы, мальчик, не Сандор, как бы
вам об этом ни думалось...
- Я - золотой! - Он встал и впился в Чародея взглядом, полным слепой,
жуткой уверенности. - Я из рода Сантендорлин-сандру и я - Повелитель!
Сколько лжи вы мне наговорили, старик, вы внушали мне, что я лишь
побежденный, владеющий только умирающим городом? Как часто вы пытались
лишить меня трона? Здесь за власть платят цену, какой вы, старик, никогда
не заплатили бы, никогда за всю вашу жизнь и предыдущие жизни. Я это знаю.
- Это правда, - сказал Чародей, слишком тихо, чтобы эти его слова
могли быть переданы. На его закрытом тенью лице проявились чувство боли и
сожаление, причины которых я не могла себе объяснить.
Даннор бел-Курик снова опустился в свое кресло.
- Нужно быть действительно золотым, чтобы получить трон, и потому я
стал подобен им. Все остальное я подавил. И теперь вы хотите мне сказать,
будто я сделал это только для того, чтобы северные называли меня одним из
народа колдунов? Повелитель в изгнании все еще является повелителем.
Повелитель чего? Кель Харантиша с его ничтожным именем и полукровным
населением, с его властью вызывать к себе в равной мере чувства страха и
презрения? Повелитель ремесленников и наемников, рассеянных по всему
южному континенту просто потому, что город должен заниматься торговлей,
чтобы выжить. Даннор бел-Курик: ослепленный наследник блестящего прошлого
и блестящего будущего, готовый объединяться с кем угодно и обещать ему
военную помощь и предать остальную часть Орте, не утруждая при этом себя
ни единой мыслью о ней. Он был немного сумасшедшим даже по ортеанским
критериям.
- То, что я должен сказать, очень просто. - Чародей помолчал. - Вы
выслушаете меня?
- Смогу ли я когда-нибудь увидеть вас молчащим?
- Значит, так: ваша наемница, убившая посланницу и Орландис, говорила
о кораблях, плававших на север, к Ста Тысячам. О кораблях, которые были
нагружены золотом.
- Что вы хотите этим сказать? - со скучающим видом спросил мальчишка.
- Ничего. Но если я когда-нибудь снова услышу о кораблях, плывущих из
Кель Харантиша в Таткаэр, мне придется что-нибудь предпринять.
Возникла пауза. Не слишком уверенно юнец сказал:
- Возможно, они не хотят вас слушать: Кварт, Псамнол, Саберон и
прочие. Возможно, они думают, что прошло время собраться вместе и
избавиться от вашего удушающего захвата на горле Покинутого Побережья!
- А если я закрою свои гавани для тех, кто ведет торговлю с народом
колдунов? Я спрашиваю вас еще раз, Даннор бел-Курик, смогут ли ваши люди
питаться скалами вместо хлеба?
Куб, на котором было изображение, стал прозрачным.
- Я оставляю ему его причуды, - сказал Чародей, - мальчишка упрям,
жесток, твердолоб и хитер, но я в состоянии ему посочувствовать. Слава
народа колдунов принадлежит прошлому, а он довольствуется лишь ее
отблеском.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67