- Я пойду, ладно? - прошептала она ему, - а ты оставайся. Пожалуйста, оставайся и никуда не ходи. Я вернусь обедать с тобой. Борисовы до вечера будут на работе, а Аркадию Исаевичу я все расскажу. Вечером, когда стемнеет, мы уедем. Последний поезд на Москву в одиннадцать, да? Я зайду еще в отдел культуры - попробую уволиться. Только вряд ли они отпустят - мне еще три месяца осталось, чтобы отработать распределение. Евгений Иванович точно не отпустил бы. Но все-таки попробую - хуже ведь не будет, правда? Если не отпустят, уедем так - мне все равно.
- Я тоже должен уйти, - сказал он. - Мне нужно увидеться с Игорем. Я встречу его после занятий. Я должен поговорить с ним.
В глазах ее появилась тревога.
- А если ты попадешься им? Они ведь могут подстеречь тебя.
Он улыбнулся и покачал головой. Она, задумавшись, приподнялась, присела, облокотясь о подушку, молчала какое-то время, беспокойно покусывая нижнюю губу. Он видел, как не хотелось ей отпускать его никуда, и как понимала она в то же время, что действительно нужно ему поговорить с Игорем. Наконец, она вздохнула и снова обняла его.
- Милый, милый, пожалуйста, будь осторожен.
- Мне лучше, наверное, сюда уже не возвращаться, - сказал он. - Давай встретимся с тобой прямо на вокзале, хорошо? В половину одиннадцатого. Я буду ждать тебя.
- И что, мы целый день не увидимся? Ты не зайдешь ко мне в библиотеку?
- Хорошо, я попробую, - кивнул он. - Только на Советской всегда много милиции.
- Нет, нет, не надо, не заходи! - испуганно замотала она головой. - Конечно, давай встретимся на вокзале. Только и на вокзале ведь много милиции.
- А мы зайдем на перрон сбоку - от переезда. Ты сходишь, купишь билеты. А я буду ждать тебя. Лучше тогда и встретимся у переезда, хорошо?
- Да, милый. Я приду. Будь осторожен. Пожалуйста.
Она взяла его голову ладонями, смотрела в глаза ему. Никто никогда не смотрел на него так.
- Мне пора, - сказала она, наконец.
Он обнял ее еще ненадолго, гладил ее волосы на затылке. Ему тоже не хотелось никуда отпускать ее.
Потом она опустила ноги с кровати. Ей надо было одеться, и ему показалось, она еще немного стесняется его. Он накрыл лицо одеялом. Но она засмеялась и нырнула к нему под одеяло головой, легла ему на грудь, шаля, легонько укусила его за подбородок, откинула одеяло в сторону.
- Ты что? - сказала она ему. - Ты же мой муж - ты можешь смотреть. Ты ведь мой муж, да?
- Да, - сказал он.
Тогда она вздохнула, легла ему на грудь щекой, слушала - и он сам слышал - как бьется его сердце.
- А Павел Кузьмич все-таки был не прав, - сказала она вдруг.
И он отлично понял, почему она сказала это теперь.
- А кто это говорил тебе, - спросила она еще через минуту, - что все окажется поправимым?
- Его зовут Глеб. Это мой друг, лучший друг с детства. Он приехал к нам из Вислогуз, спасаясь от ареста, и Надя написала на него донос. Его взяли вчера утром, этапируют теперь в Ростов.
Она подняла голову, с ужасом посмотрел на него.
- Бедный мой, бедный, - прошептала она, провела ладонью по его щеке. - И ты хотел пойти вместо нее?
- Я хуже ее, - сказал он. - Она не так уж виновата. Она боялась за меня, за Игоря. Я в сотню раз хуже ее. Я не знаю, как ты могла полюбить меня.
- Молчи, - прижала она палец к его губам. - Все окажется поправимым - это правда. А я знаю тебя лучше, чем ты сам.
Она опять опустила голову ему на грудь, гладила его по груди ладонью, слегка касалась губами, глядя куда-то далеко.
- Ты знаешь, - сказала она через несколько времени, - мне немного грустно сейчас оттого, что мы встретились с тобой так поздно. Я бы хотела прожить с тобой всю жизнь, каждый твой день - видеть тебя ребенком, мальчиком, подростком, любить всех тех же, кого любил ты, дружить с твоими друзьями. Я хотела бы быть твоей сестрой, потом женой - первой женой и единственной. И, мне кажется, так и будет когда-нибудь, понимаешь? А ты хотел бы этого?
- Да.
Она полежала с ним еще минуту - последнюю минуту. Потом, вздохнув, встала, начала одеваться. Одевшись, села ненадолго перед зеркалом у окна, расчесала волосы. Потом подошла к двери.
- Подожди немного, не выходи пока, ладно, - улыбнулась она ему, отпирая замок. - Я подготовлю слегка Аркадия Исаевича, не то он рухнет в обморок.
- Послушай, - сказал он, - может, все-таки не стоит все ему рассказывать.
- Не волнуйся, - покачала она головой. - Ему - стоит. Неужели ты думаешь, я могла бы рисковать тобой.
И она вышла в коридор, прислав ему поцелуй на прощание.
Тогда он тоже встал и оделся, присел на стул возле стола. Оглядываясь вокруг, стал рассматривать ее комнату. Ему слышно было, как на кухне о чем-то разговаривает она с Эйслером. Разговаривали они довольно долго, но слов было не разобрать.
За окном уже был ясный день. Солнце смотрело в комнату, и в этом светлом замкнутом пространстве все было о ней. Вот небольшое зеркало на подоконнике, которое отражало ее столько раз; рядом цветы, которые поливала она; на столе перед ним синяя чашка с золотым ободком, которой столько раз касались руки и губы ее; рядом флакончик с духами - он осторожно взял его, поднес к лицу - да, это был ее запах; рядом маленькие золотые сережки, которые иногда замечал он у нее в ушах - он положил их на ладонь - и даже к ним он чувствовал сейчас нежность.
Он словно находил в душе неиспользованные запасы ее, или заново вложены они были в нее вместе с чувством, которого он не знал до сих пор. Это чувство - эта любовь - было сильнее и больше его самого. Оно не могло родиться в нем - вот что было теперь очевидно ему - оно пришло. Оно было - чудо. Оно было дар.
И вдруг он поймал в слова ту каплю тоски, которая почти незаметно жила в нем вместе со счастьем с самого утра. И тогда надолго замер, пораженный.
Да, но за что же ему этот дар? За что ему это неправдоподобное счастье? Он ничем не мог заслужить его. А этого не может быть так.
- Этого не может быть так, - прошептал он сам себе. - Не может быть - я знаю.
И как же, зная это, мог решиться он соединить их судьбы?
Он долго смотрел на пару крохотных золотых сердечек у себя на ладони. И потом впервые за много-много лет непривычным уже движением, как будто стыдясь кого-то постороннего в комнате, вдруг перекрестился.
"Господи, - прошептал он про себя. - Только одно - не дай ей страдать из-за меня."
Вскоре она появилась в двери.
- Умывайся и пойдем пить чай, - сказала она, улыбаясь. - В ванной зеленое полотенце. У тебя есть зубная щетка?
Он кивнул.
Когда, умывшись, он прошел на кухню, там уже накрыт был стол к завтраку. На столе был чай, хлеб, масло, вареные яйца. Эйслер и Вера Андреевна сидели за столом.
- Здравствуйте, Аркадий Исаевич, - сказал он.
Эйслер чуть кивнул ему. Взгляд его казался что-то уж очень серьезен. Паша сел за стол, чувствуя себя неловко. Скорее, чтобы занять руки, чем от желания есть, стал намазывать хлеб маслом. Минуту сидели молча. Вера Андреевна, улыбаясь, поглядывала время от времени, на них обоих.
- Вы решили взять к себе Шурика? - сообразил он, наконец, тему для разговора.
- Да, - ответил Эйслер.
- Я бы хотел вам посоветовать, - заговорил он с наигранной заинтересованностью. - Не пытайтесь оформлять это официально. У вас ничего не получится. А если никто не вспомнит о нем, вы сможете жить вместе сколько угодно.
- Я и сам так думал. Спасибо, - сказал Аркадий Исаевич, и тема оказалась исчерпанной.
Еще помолчали. Пили чай. Через минуту заговорил уже Эйслер.
- Вера говорит, вчера был суд над Иваном Сергеевичем, произнес он.
- Да.
- За что же его все-таки арестовали?
- За пристрастное конспектирование Ленина.
- И под какую статью подпадает нынче конспектирование Ленина?
- Пятьдесят восемь, пункт шесть - шпионаж. Он признался на следствии, что составлял конспекты по заданию английской разведки.
Аркадий Исаевич прерывисто как-то засопел.
- Павел Иванович, - произнес он через некоторое время, впервые поглядев ему прямо в глаза. - Скажите, пожалуйста, что же могут делать с человеком на следствии, чтобы он признал такое?
- Ничего особенного, поверьте. По крайней мере, в данном конкретном случае. Если пришлось бы с ним что-то делать, его не выпустили бы на процесс - даже закрытый. А вы близко были знакомы с Гвоздевым?
- Это трудно так сказать, - пожал он плечами, - близко или не близко. Во всяком случае, мы часто общались. Он был очень интересным собеседником.
- Где он работал раньше?
- В архивном институте в Москве. Его выслали в тридцать четвертом. А здесь он нанялся могильщиком. Но все свободное время изучал и составлял историю Зольска. Его каким-то образом пускали в зольский архив - до тех пор, пока архивные дела не передали НКВД. И тайком он даже ездил в Москву - для розыска документов. Он, между прочим, раскопал где-то, что город, в котором так мило проводим мы с вами наши дни, пошел от села, основанного еще в XIV веке на месте сожжения татарами некоего Глеба Боголюба. И название его будто бы пошло от золы, которая осталась на месте сожжения. Вообще, должен вам сказать, Павел Иванович, что вы обвиняли вчера исключительно образованного и разностороннего человека. Что его ждет теперь?
- Вероятнее всего, к сожалению, его расстреляют. В списках тройки, по крайней мере, у него значится расстрел.
- Вы решились пожертвовать собой ради него?
- Я бы так не сказал. Ради него это не имело смысла - для него это все равно ничего не изменит. Вернее - что ради самого себя. Я не могу больше участвовать в том, что происходит вокруг.
- Но, вероятно, можно было бы избрать более безопасный способ выхода.
Паша пожал плечами.
- У каждого свой Рубикон, Аркадий Исаевич.
- А вы не знали, на что шли, когда соглашались на должность прокурора?
- Не знал.
- Разве в Ростове происходит не то же самое?
- Я не знал, поверьте.
- И что же - вы намерены теперь всю жизнь скрываться?
- Я надеюсь, что этого не потребуется.
- Это ведь очень нелегкое дело - жизнь в конспирации. А вы к тому же втягиваете в нее и Веру.
- Я втягиваюсь сама, - вступилась Вера Андреевна.
- Я немного представляю себе нашу сыскную систему, Аркадий Исаевич. В Ростовской области нас никто искать не будет. Я надеюсь выправить необходимые документы, и думаю, что смогу обеспечить нам безопасное существование.
- А на что вы будете жить?
- Будем работать на земле. Я все же потомственный крестьянин.
- И вы думаете, Вера, сможет копать картофель?
- Еще как смогу, Аркадий Исаевич, - заверила она. - Вы меня не знаете.
Эйслер повернул голову и серьезно посмотрел на нее.
- Ну, что ж, дай Бог, - помолчав, заключил он и принялся очищать скорлупу с яйца.
Глава 30. ДОПРОС
- Вас товарищ Баев просил зайти к нему, как только появитесь, - доложил ему охранник на входе в здание РО НКВД
Харитон кивнул и почувствовал, как невольно вздрогнуло у него сердце.
"А вдруг еще передумал," - стучалось в голове его, пока по главной лестнице он поднимался на третий этаж.
Лиза сидела у себя за столом без дела. Вид у нее был почему-то немного растерянный.
- Проходи, проходи, - кивнула она ему. - Ждут.
Он на всякий случай стукнул пару раз костяшками пальцев по косяку и открыл дверь в кабинет.
Помимо Степана Ибрагимовича за столом для заседаний, стоявшем перпендикулярно к рабочему столу Баева, сидели друг напротив друга Тигранян и Мумриков.
"Не то," - сразу понял Харитон и, шагая через кабинет, на секунду опять ощутил тоскливый холодок в груди.
- Ты уже в курсе? - подавая ему вялую ладонь для пожатия, вместо приветствия мрачно спросил у него Баев.
- Откуда, Степан Ибрагимович? - ответил за Харитона Тигранян.
- Что-нибудь случилось? - пожимая руки Григолу и Василию Сильвестровичу, поинтересовался он и сел на стул рядом с Григолом.
- Случилось, - подтвердил Василий Сильвестрович.
- С Гвоздевым твоим, - пояснил Григол.
- Кузькин взбрыкнул, б... такая, - сквозь зубы выругался Баев и несильно стукнул кулаком по краю стола.
- Потребовал освободить его из-под стражи, - печально покачал головой Григол. - Лично я от него этого не ожидал.
- Как это так?
- А вот так, - глянул из-под насупленных бровей Василий Сильвестрович. - Шпионская деятельность Гвоздева следствием не доказана. Так и заявил. При корреспонденте. Дзарисову пришлось отложить заседание.
- Но вы же с ним разговаривали, наверное, Степан Ибрагимович, до заседания.
- Разумеется, разговаривал - как всегда. Дело ему отдал прочитать, он сам потом позвонил, сказал - выпускаем. Да ты не знаешь всего, - махнул он рукой. - Это он отомстить нам задумал, сукин сын. Мы тут одного его родственничка ростовского взяли накануне.
- Какого родственничка?
- Приехал тут к нему какой-то, Резниченко - его фамилия. В Ростове его арестовать хотели - за поповщину вроде, а он стрекача дал. Приехал сюда, все рассказал. Надя Кузькина на следующий день донос в дежурную принесла.
- Почему в дежурную?
- Кузькин хотел его прятать.
- Ну, так давайте и посадим его за укрывательство, - пожал плечами Харитон.
- Посадили бы уже, - развел руками Григол. - Да нету его нигде. Дома не ночевал. Надя говорит, ушел от нее - обиделся за донос.
- И на работе не появлялся?
- Нет.
- Ну, неужели в бега ударился? Из-за какого-то родственника? Что-то уж слишком глупо.
- Вот и мы думаем, - прицокнул языком Григол. - Или слишком глупо, или уж слишком хитро, Харитоша.
- Что ж тут может быть хитрого?
- Если бы знать, - наморщил лоб Степан Ибрагимович. Просто, понимаешь, не верится, чтобы вот так сгоряча, не рассчитав вперед, взял человек и вые...ся. Скорее всего, пронюхал чего-нибудь, что нам не известно. Кто он такой вообще, этот Кузькин? Кто-нибудь его знает поближе?
- Откуда? - пожал плечами Тигранян. - Он же тут без году неделя.
- Но ведь на дурака он совсем не похож, правда? А умные люди так себя не ведут, если силы за собой не чувствуют.
- Ему Вышинский назначение подписывал, - сообщил Мумриков.
- Он его каждому прокурору подписывает, Василий Сильвестрович, - сказал Григол. - Это как раз ни о чем не говорит.
- А не только областным?
- Областных он назначает, а районных утверждает, - пояснил Григол. - Это что в лоб, что по лбу.
- В Ростове у себя он теоретиком был, - сказал Баев. - А на днях у них в Москве всесоюзное совещание прокуроров. Что, если поручили ему тут какие-нибудь материалы прорабатывать? Я думаю, не готовит ли Андрей Януарьевич очередную программную речь?
- Но если прячется он, сволочь, как щенок нашкодивший, чего бояться? - пожал плечами Василий Сильвестрович.
- Да это еще ни о чем не говорит. В руки к нам, разумеется, ему даваться неохота. Ему нужно до совещания дотянуть, а там в строку лыко вставить.
- О чем?
- Да мало ли о чем. Мы вот Гвоздева, например, и на процесс вывели и в списках тройки оставили.
- Ну и что? Всегда так делали.
- Делали, делали, - поморщился Баев. - Ну, а вот начнут они на этом совещании с перегибами на местах бороться. А у него на руках и дело гвоздевское осталось, и списки эти. Вот черт! Больше никому их на руки не даю, баста. Здесь, не выходя, подписывать будут, - потыкал он в стол указательным пальцем.
- Списки, Степан Ибрагимович, совершенно секретные. Не думает же он их там на трибуну выложить.
- До трибуны этой он вообще ни при каких обстоятельствах дойти не должен, - покачал головою Григол.
Баев в задумчивости побарабанил пальцами по столу.
- Ну, в общем так, - заключил он. - Хватит уже языками молоть, давайте действовать. Распределяем роли. Василий Сильвестрович, займешься непосредственно Кузькиным. Фотографию - всем сотрудникам, всем кассирам на станции, всем агентам в людных местах. Разузнай, где может появляться - поставь людей. Если он еще в Зольске, чтобы не ушел ни под каким видом.
Мумриков мрачно кивал.
- Харитон, займешься Гвоздевым. Сюжет нужно укрупнить. Попробуй-ка нащупать через него организацию во главе с Кузькиным. Но чтобы, если что, комар носу не подточил. Работать аккуратно, спецметодов не применять, протоколы до времени держать в полном секрете.
Харитон покачал головой.
- Он упрямый, гад. На себя - все что угодно подписывает. А на других не хочет.
- Это твои сложности, - отрезал Баев. - Григол, займешься документами. Просмотри все от и до у него в кабинете. Плотно побеседуй с секретаршей, с сотрудниками. Отследи прессу, попробуй разузнать что-нибудь в Москве. Да, и еще - припугни этого лаврентиевского корреспондентика.
- Сделаем, Степан Ибрагимович.
- Так, что у нас еще на сегодня? - Баев придвинул к себе блокнот, лежавший с краю стола, полистал его. - Да, Василий Сильвестрович. Твоим ребятам нужно будет вечерком в Вельяминово прокатиться. К попу нашему. Он звонил на прошлой неделе говорит, есть материал на ихнего епископа Евдокима. То есть не на ихнего, а на этого... как его... обновленческого. Ну, в общем, черт их там разберет. Короче, этот Евдоким прислал ему письмо - приедет к нему в Вельяминово сегодня вечером.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57