Теперь я понимаю, что заблуждалась
относительно истинной причины твоего отвращения к мужу. На самом деле ты
брезгуешь Александром не потому, что после Красавчика он тебе неприятен.
Тебе становится тошно при одной мысли о близости с ним не только потому,
что некогда он согрешил с Жоанной; в конце концов, по мне, это не столь
тяжких грех, чтобы...
- Маргарита! - резко оборвала ее Бланка, встревожено косясь на
Матильду. - Думай, о чем говоришь! И ПРИ КОМ говоришь.
- А, вот оно что! - Маргарита тоже взглянула на Матильду. - Она и так
все знает. Сегодня я ей проболталась, ты уж прости меня. Матильда с таким
жаром говорила о том, как сильно она любит своего брата, что я взяла и
бухнула ей про Александра и Жоанну. Дескать, одни уже доигрались, другие,
Елена и Рикард, на подходе, а тут еще ты со своим Этьеном. Но не
беспокойся, кузина, Матильда умеет молчать. Правда, Матильда?
Девушка с готовностью кивнула.
- О да, сударыни, - заверила она их. - Я буду молчать. Никому ни
единого словечка, обещаю вам.
- Вот и чудненько. - сказала Маргарита. - Итак, на чем я
остановилась. Ах, да, на твоем целомудрии в замужестве...
- А может, не надо? - попросила Бланка, вновь краснея.
- Нет, душенька, надо. Прежде я избегала таких разговоров, щадила
твою застенчивость. Я не сомневалась, что у тебя был роман с Красавчиком,
и терпеливо ждала, пока ты не забудешь его настолько, чтобы взять себе
нового любовника. Но теперь, когда выяснилось, что...
- Кузина! Прекрати немедленно, прошу тебя. Иначе я встану и уйду. К
тому же мне пора в церковь.
- Ну, нет, тебе еще не пора в церковь. У нас впереди почти час
времени, и если ты останешься у меня, мы пойдем в церковь вместе. Добро?
- Ладно, - кивнула Бланка. - Но если ты будешь...
- Да, буду. Ради твоего же блага я продолжу наш разговор. Разумеется,
в любой момент ты можешь уйти - воля твоя, и удерживать тебя я не стану.
Но я настоятельно советую тебе выслушать меня, старую блудницу. Обещаю не
злоупотреблять твоим терпением, честное слово. Я лишь вкратце выскажу то,
что сейчас у меня на уме и что меня очень беспокоит. Не заставляй меня
впоследствии испытывать угрызений совести.
- Угрызений совести? - удивленно переспросила Бланка.
- А что же ты думала! Ты моя подруга, и мне больно смотреть, как ты
маешься. Я никогда не прощу себе то, что не сделала всего от меня
зависящего, чтобы помочь тебе разобраться в твоих проблемах.
Бланка обречено вздохнула.
- Хорошо, я выслушаю тебя, кузина. Только постарайся... э-э,
поделикатнее.
- Непременно, - пообещала Маргарита. - Я буду очень разборчива в
выражениях. Но, прежде всего, давай внесем ясность: кузен Бискайский был
первым и единственным твоим мужчиной, не так ли?
- Да, - с содроганием ответила Бланка и тут же в припадке
откровенности добавила: - Лучше бы вообще никого не было!
- То-то и оно, дорогуша. Ты испытываешь отвращение не только к
Александру, как человеку и мужчине (впрочем, как человек, он в самом деле
противен), твое отвращение к нему постепенно распространяется на все
мужское. В твоих глазах он становится как бы живым символом мужской
низости и подлости, олицетворением всего самого худшего, что только может
быть в мужчине.
- Он мерзкий, отвратительный негодяй! - не сдержавшись, гневно
произнесла Бланка. - Он подонок! Я так ненавижу его!
- Я тоже его ненавижу, - спокойно ответила Маргарита. - Но моя
ненависть к нему не грозит обратиться на других мужчин.
- И моя...
- Ну, не говори, душенька. Ты с таким отвращением сказала: "Лучше бы
вообще никого не было", - что мне стало не по себе. Сама не подозревая о
том, ты начинаешь ненавидеть всех мужчин без разбору.
- Глупости! - запротестовала Бланка. - Ничего подобного...
- Пока еще нет. К счастью, до этого еще не дошло. И я, кажется,
понимаю, что тебя сдерживает, что мешает тебе сознательно возненавидеть
мужчин. Это Филипп Аквитанский. Ведь ты была дружна с ним, верно?
- Да, мы были хорошими друзьями.
- Но, увы, не любовниками.
- Маргарита...
- Не надо лицемерить, кузина. Ведь теперь ты жалеешь об этом, не так
ли? Скажи честно - или промолчи.
- Да, - потупив глаза, ответила Бланка. - Я жалею.
- Мне тоже жаль.
- А тебе-то что?
- Мне небезразлична твоя судьба, и я очень беспокоюсь за тебя. Твой
опыт близости с мужчинами ограничивается одним лишь Александром, и опыт
этот нельзя назвать удачным, а тем более, приятным - он внушает тебе
отвращение. Добро бы еще ты была флегматичной, но нет - тут ты похожа на
Елену. Я заметила, что так же, как у нее, у тебя зажигается взгляд при
виде любого мало-мальски симпатичного парня...
- Но я не облизываюсь на них, подобно ей, - парировала Бланка. - И
подобно тебе, кстати, тоже.
- Это неважно. И вообще, речь сейчас не о нас с Еленой, а о тебе. В
отличие от нас, у тебя очень специфическое воспитание, и навязанное тебе
сестрами-кармелитками ханжеское мировоззрение вполне может сыграть с тобой
злую шутку. Сознательно ты понимаешь, что кузен Бискайский не единственный
мужчина, с которым ты... которому ты можешь подарить свою любовь...
- Уж лучше никому, - отрезала Бланка. - Лучше никому, чем ему - этому
мерзкому чудовищу.
- Вот-вот! Где-то в глубине тебя очень сильны предрассудки, не
позволяющие тебе всерьез помышлять о возможности любовной связи с другим
мужчиной, кроме твоего мужа. Я не сомневаюсь, что рано или поздно это
пройдет, но боюсь, что тогда будет слишком поздно. К тому времени тебе
могут опротиветь все мужчины и все мужское.
- Глупости!
- Отнюдь. Всякий раз, глядя на симпатичного тебе парня, ты невольно
отождествляешь его, как мужчину, с Александром...
- А вот и нет!
- А вот и да! Ты у нас фантазерка, у тебя богатое воображение, но с
другой стороны ты малоопытна, вернее, неопытна, и полна предрассудков. Эти
последние особенно сильно сковывают тебя, разрушают все твои фантазии.
Чтобы не совершить в мыслях прелюбодеяния, ты, разумеется, неосознанно,
стремишься обезличить понравившегося тебе парня, выхолостить в своих
глазах его индивидуальность и, давая волю своему воображению, тем не
менее, представляешь его в постели в точности таким, каким был с тобой
твой муж. Конечно, если отвлечься от человеческих качеств кузена
Бискайского и от твоей неприязни к нему, он, говорят, неплохой любовник;
во всяком случае, некоторые мои горничные от него без ума. Однако у тебя
все, что напоминает про Александра, вызывает отвращение. И соответственно,
тот парень, который ВСЕГО ЛИШЬ приглянулся тебе, становится тебе САМУЮ
ЧУТОЧКУ неприятным. Со временем эта "самая чуточка" будет возрастать, пока
ты не проникнешься отвращением ко всем без исключения мужчинам. И тогда ты
начнешь баловаться с девочками, вот так-то. И не просто баловаться, что в
общем простительно, а отдавать им предпочтение перед мужчинами. - В устах
наваррской принцессы это прозвучало как суровый приговор судьбы, как самое
худшее, что может случиться с женщиной.
- Маргарита! - негодующе воскликнула Бланка. - Прекрати! Ты такую...
такую чушь несешь!
- Так-таки и чушь? Поверь, я рада была бы ошибиться...
- И ошибаешься!
- Не спорю. Может быть, в чем-то я ошибаюсь, многое упрощаю. Но, без
сомнений, главная твоя беда в том, что ты живешь как монашка.
- А как мне, по-твоему, следует жить?
- Как нормальной женщине.
- То есть, ты предлагаешь мне завести любовника?
- Ну да, вот именно. Найди себе хорошего парня, крути с ним любовь,
рожай от него детей наследников Бискайи. Пусть дражайший кузен Александр
хоть лопнет от злости, но он даже пикнуть против этого не посмеет, не
говоря уж о том, чтобы требовать признания твоих детей
незаконнорожденными. Ах, какая это будет жестокая и утонченная месть,
подумай только!
- Сударыня, - отозвалась Матильда с осуждением в голосе. - Вы отдаете
себе отчет в том, что говорите?
- А?! - Маргарита грозно уставилась на нее. - Опять проповедь?
- Вовсе нет, сударыня, это никакая не проповедь. Я просто хочу
предупредить вас, что вы, может быть, по незнанию, совершаете тяжкий грех,
подбивая госпожу Бланку на прелюбодеяние.
Маргарита удрученно покачала головой.
- Ну и дура ты, Матильда, в самом деле! Ты ровным счетом ничего не
поняла из того, что я сказала. Дитя малое! Неужели ты не видишь, как
Бланка страдает? Неужели тебе невдомек, что главная причина ее страданий -
неурядицы в личной жизни?
- Я вижу, сударыня, я понимаю, но...
- Ты предлагаешь ей быть верной женой и снова пустить к себе в
постель мужа?
При одной мысли об этом Бланка содрогнулась.
- Ну... - Матильда в растерянности захлопала своими длинными
ресницами. Прежде все в жизни представлялось ей простым и однозначным.
Было зло и добро, черное и белое, грешное и праведное, истинное и ложное -
но теперь...
- Кузина, - сказала Бланка, выручая Матильду из затруднения. - Если
ты думаешь, что это решит все мои проблемы, то ошибаешься.
- Я так не думаю, - покачала головой Маргарита. - Я знаю, что тебя
очень тяготит твое положение при моем дворе. Он, конечно, не столь
блестящ, как кастильский...
- Не преуменьшай, кузина, твой двор великолепен. Однако...
- Однако хозяйка в нем я. А при дворе своего отца ты привыкла
повелевать, привыкла быть в центре внимания, привыкла к всеобщему
поклонению. В Кастилии тебя любили и почитали больше, чем отца, Альфонсо и
Нору, не говоря уж о Фернандо, Констанце Орсини и Марии Арагонской. Но тут
ничего не попишешь. Это мой двор и моя страна, и даже при всей моей любви
к тебе я не потерплю твоих попыток играть здесь первую скрипку. Ты уж
прости за прямоту, Бланка...
- Все в порядке, кузина, я не в обиде. Ты совершенно права - это твой
двор, и с моей стороны было бы свинством претендовать на роль хозяйки в
нем.
- Тем не менее, - заметила Маргарита. - Женясь на тебе, кузен
Бискайский рассчитывал, что с твоей помощью он станет королем, и наверняка
пообещал твоему отцу сделать тебя хозяйкой всей Наварры.
Тут Бланка гордо вскинула голову. В этот момент она была так
прекрасна в своем высокомерии, что наповал сразила четвертого, пассивного
участника их разговора (вернее, наблюдателя, о котором мы поговорим чуть
позже).
- Кузина! Ты ведь знаешь, что я никогда не позарюсь на то, что не
принадлежит мне по праву. Со всей ответственностью могу заверить тебя, что
в своих притязаниях на наваррский престол мой муж не получит никакой
поддержки ни от меня лично, ни от Альфонсо, ни от Кастилии вообще. Более
того, в случае необходимости я сама воспрепятствую свершению его
честолюбивых планов, и пока я жива, он будет оставаться лишь графом
Бискайским и никем другим. Больно мне нужна твоя маленькая Наварра - после
всего, что я упустила в своей жизни.
Последние слова Бланка произнесла с откровенной пренебрежительностью,
но горечь, прозвучавшая в ее голосе, помешала Маргарите обидеться.
- Да уж, - согласилась она, - ты многое упустила. Однако я склонна
считать, что в случае с кузеном Бискайским ты сама сглупила. Ведь ты у нас
такая властная и решительная - что помешало тебе воспротивиться этому
браку? К тому времени тебе уже исполнилось шестнадцать лет, ты стала
полноправной графиней Нарбоннской, пэром Галлии, и даже отец при всем
желании не смог бы лишить тебя этих титулов без согласия галльского короля
и Сената. В крайнем случае, ты могла бы бежать в Галлию и попросить
покровительства у кузена Робера Третьего. Я уверена, что он не отказался
бы помочь невесте своего племянника.
Бланка кивнула.
- Да, кузина, тут ты права. Я сглупила, вернее, смалодушничала. Я
проклинаю себя за ту минутную слабость, которая обернулась такой
катастрофой. Да простит меня Бог, порой я проклинаю отца за то, что он
сделал со мной. Я потеряла все... даже дружбу Филиппа.
- А что, он предлагал тебе бежать с ним?
- Вроде того. Был один план, но я, дура, отказалась... боже, ну и
дура я была!
Маргарита внимательно посмотрела ей в глаза.
- Все-таки ты влюблена в него, правда?
Бланка горько усмехнулась.
- Какое теперь это имеет значение? Если я и любила Филиппа, то
недостаточно сильно, чтобы воспротивиться воле отца.
Но Маргарита отрицательно покачала головой.
- Твои рассуждения слишком наивны, кузина. Это в романах моего
незадачливого поклонника, графа Шампанского, любовь придает людям силы,
подвигает на героические поступки, а в реальной жизни сплошь и рядом
происходит обратное. Не исключено, что твои нежные чувства к Филиппу
Аквитанскому сыграли с тобой злую шутку, и ты...
- Не надо, Маргарита, - перебила ее Бланка, чувствуя, что вот-вот
заплачет. - Довольно. К чему эти разговоры? Все равно прошлого не вернешь.
Теперь я замужем, а Филипп... Он просит твоей руки.
- И ты, небось, назовешь меня дурой, если я отвергну его предложение?
- Нет, не назову, - ответила Бланка и улыбнулась уже не так грустно,
как прежде. - Но можешь не сомневаться, что именно это я о тебе подумаю.
Маргарита зашлась звонким смехом. Вслед за ней позволила себе
засмеяться и Матильда.
- Кстати, сударыни, - сказала она, решив, что до сих пор ее участие в
разговоре было недостаточно активным. - Вы знаете, что семь лет назад мой
братик служил пажом у дона Филиппа-младшего?
- Знаю, - кивнула Маргарита. - Кажется, я знаю про твоего брата все,
что знаешь о нем ты.
- Ан нет, сударыня, вы еще не все знаете.
- А чего я не знаю?
- Что он приехал.
- В Памплону?
- Да, сударыня. Легок на помине. Вы даже не представляете, как я
рада! Братик вырос, еще похорошел...
- Так где же он?
- Совсем недавно был здесь, вернее, там. - Матильда указала на чуть
приоткрытую дверь, ведущую в комнату дежурной фрейлины. - Мы с ним так
мило беседовали, но затем поднялся весь этот гвалт, пришли вы...
- Постой-ка! - настороженно перебила ее Маргарита. - Значит, он был
здесь?
- Да.
- А сейчас где?
- Не знаю, сударыня. Он ушел.
- Когда?
- Когда вы вернулись от государя отца вашего и велели всем уходить.
- А ты видела, как он уходил?
- Нет, не видела. Но ведь вы велели...
- Да, я велела. Но, как и ты, я не видела, чтобы отсюда уходил
парень. Я вообще не видела здесь никаких парней. - Маргарита перевела свой
взгляд на указанную Матильдой дверь и, как бы обращаясь к ней, заговорила:
- Вот интересный вопрос - мне придется встать и самой открыть ее, или же
достаточно будет сказать: "Сезам, откройся?"

19. СЕЗАМ ОТКРЫВАЕТСЯ
Не успела Маргарита договорить последнее слово, как дверь
распахнулась настежь, и красивый черноволосый юноша шестнадцати лет, едва
переступив порог, бухнулся перед принцессами на колени. Был он среднего
роста, стройный, черноглазый, а его правильные черты лица выказывали
несомненное родственное сходство с Матильдой.
- Вот это он и есть, - прошептала пораженная Матильда.
- Что вы здесь делаете, милостивый государь? - грозно спросила
Маргарита, смерив его оценивающим взглядом.
"Ай, какой красавец! - с умилением подумала она, невольно облизывая
губы. - Парень, а еще посмазливее своей сестры... Боюсь, Рикарду снова
придется ждать".
- Ну, так что вы здесь делаете? - повторила Маргарита уже не так
грозно.
- Смиренно прошу у ваших высочеств прощения, - ответил юноша,
доверчиво глядя ей в глаза.
Принцесса усмехнулась.
"Ага! Так он к тому же и нахал!"
- А что вы, сударь, делали до того, как отважились просить у нас
прощения?
- Смилуйтесь, сударыня! Я здесь человек новый и не знал о ваших
привычках...
- О каких моих привычках?
- Ну, о том, как вы обычно выпроваживаете своих придворных. Поначалу
я не мог понять, что здесь происходит, и очень боялся некстати явиться
пред ваши светлые очи и подвернуться вам под горячую руку, ведь вы,
сударыня, опять же прошу прощения, разошлись не на шутку. Так что я решил
обождать, пока буря утихнет...
- А потом?
- Потом вы разговорились...
- А вы подслушивали. И не предупредили нас о своем присутствии. Разве
это порядочно с вашей стороны?
- Но вы должны понять меня, сударыня, - оправдывался парень. - Вы
говорили о таких вещах... э-э, не предназначенных для чужих ушей, что я
счел лучшим не смущать вас своим появлением.
- Какая деликатность! - саркастически произнесла Маргарита, бросив
быстрый взгляд на обескураженную Бланку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30