Где там! По моей информации,
Святой Престол очень обеспокоен стремительным ростом могущества ордена
Сердца Иисусова, и папские нунции при всех европейских дворах получили
тайное задание выяснить, какова будет реакция светской власти на
официальное объявление иезуитов еретической сектой и наложение Интердикта*
на все три области ордена - Лузитанскую, Мароканскую и Островную.*
- Это будет мудрое решение, - одобрительно произнес Филипп. - Хоть и
запоздалое. Теперь иезуиты большая сила, и единственно лишь интердиктом их
не усмиришь.
- Поэтому Святой Отец направил особые послания тем владыкам, в резко
негативном отношении которых к иезуитам он ничуть не сомневается...
- И, разумеется, вы были в числе первых, кто получил такое послание.
- Естественно. Папа предложил нам воспользоваться предстоящими
празднествами по случаю восемнадцатилетия Маргариты Наваррской и направить
в начале сентября в Памплону своих представителей, или же самим явиться
туда, чтобы обсудить план совместных действий по ликвидации ордена
иезуитов.
- Вот и чудненько, - сказал Филипп. - Давно бы так... Однако вернемся
к Маргарите. Вижу, она дамочка еще круче, чем я полагал. Презабавнейшая
особа, надо признать.
"И тебе под стать, - подумал герцог.- Два сапога пара".
- Ну, и что ты думаешь о моем предложении?
Филипп поднял к своему лицу сжатую в кулак руку.
- При всех ее недостатках, Маргарита наследует наваррскую корону, -
он выпрямил один палец. - Она знатного рода и имеет выдающихся предков, -
второй палец. - Красива, - третий. - Умна, - четвертый. - Хоть и не
добродетельна, но знает меру, весьма осмотрительна и, надеюсь, не будет
так глупа, чтобы родить мне наследника от кого-то другого. - Филипп
хлопнул ладонью по подлокотнику кресла. - А что она вертихвостка и
баламутка, это стерпеть можно. В конце концов, я тоже не ангел.
- Итак, - подытожил герцог. - С одной кандидатурой мы разобрались.
- А кто вторая? Кого вы имели в виду - Анну Римскую или внучку
императора Германского?
- Принцессу Анну. Что касается Луизы Генегау, то я не считаю ее
перспективной для нас партией. Ее дед слишком стар и недолго протянет, а
ее отца, Карла Генегау, вряд ли изберут германским императором. По всей
видимости, преемником Леопольда Пятого станет эрцгерцог Баварский.
- Значит, Анна Юлия, дочь Августа Двенадцатого и Изабеллы
Французской, - задумчиво проговорил Филипп. - Но ведь она еще дитя.
- Не такое уж и дитя. Она одного возраста с Элеонорой Кастильской,
даже чуть старше. В конце лета ей исполнится четырнадцать.
- Это не суть важно, отец. Принцесса Анна менее перспективная
невеста, чем Маргарита Наваррская. Брак с ней будет лишь политическим
союзом, но ни на пядь не увеличит наши владения.
- Также как и в случае с принцессой Элеонорой, - заметил герцог. -
Однако ты был не прочь жениться на ней. Боюсь, ты опять поддаешься
эмоциям. Тебя отталкивают некоторые странности Анны, все эти сплетни о
ней...
- Отнюдь, - живо возразил Филипп. - Дело вовсе не в том. И вообще, с
недавних пор я не склонен доверять сплетням, по своем опыту зная, как они
бывают несправедливы... Вернее, по горькому опыту Бланки - ведь ее
оклеветали совершенно безосновательно.
- Даже так? - герцог посмотрел на Филиппа с таким недоверчивым видом,
словно тот сообщил ему, что луна упала на землю. - Но... Впрочем, ладно,
не будем уходить от темы нашего разговора. Ты сам, когда сочтешь это
нужным, расскажешь мне эту историю... и если сочтешь это нужным. А пока
вернемся к принцессе Анне. Почему ты считаешь политический союз с Италией
малоперспективным?
Филипп понял, что отец решил устроить ему небольшую проверку на
способность трезво оценивать международную ситуацию.
- Один союз другому рознь, - уверенно ответствовал он. - В случае
моего брака с Бланкой или Норой Кастилия оказала бы безусловную поддержку
моим притязаниям на галльский престол. Кстати, на моральную поддержку со
стороны Альфонсо, как моего друга, я могу рассчитывать и сейчас. Но Италия
- не тут-то было. Итальянцы никак не могут оправиться от сокрушительного
поражения в войне с галлами двести пятьдесят лет назад и до сих пор
относятся к нам с опаской. Римский Сенат неизменно блокирует любые попытки
императоров вмешаться во внутренние дела Галлии, и надо сказать, не без
веских на то оснований. С тех пор как Карл Великий заявил о своих
претензиях на роль всемирного самодержца и наградил себя титулом
императора Священной Римской Империи, Германия и Италия находятся в
состоянии перманентной войны. Рим немало поспособствовал преждевременному
распаду империи Карла Великого, в результате чего возникли королевства
Наварра, Арагон, Франция, Хорватия и великое герцогство Австрийское, а
также доминион Галлия под римским протекторатом. Образование в начале XIII
века самостоятельного галльского королевства произошло не без содействия
Германского Союза, и после этого между Италией и Германией установился
довольно шаткий мир, основанный на невмешательстве как той, так и другой
стороны в дела Галлии, Австрии и Хорватии. А ежели Рим, в случае моего
брака с Анной Юлией, паче чаяния окажет мне более осязаемую, чем просто
моральную поддержку в борьбе за галльский престол, германские князья также
не останутся в стороне и в пику Италии поддержат Людовика Прованского.
Нет, на это ни Римский Сенат, ни император не пойдут. Хоть как бы Август
Двенадцатый не любил свою единственную дочь, он ни за что не решится на
разжигание новой войны с Германским союзом - а вдруг она закончится
претворением в жизнь планов Карла Великого о создании Священной Римской
Империи.
Герцог усмехнулся.
- Ты совершенно прав, Филипп, - в голосе его слышалось облегчение. -
Прости, что я подверг тебя этому маленькому испытанию, но мне хотелось
выяснить, отдаешь ли ты себе отчет в том, на какую зыбку почву
становишься, претендуя на галльский престол, и с какой осторожностью тебе
следует выбирать союзников. Итак, решено - Маргарита Наваррская.
- Да, отец. Я женюсь на ней.
- Гм... Только не обольщайся раньше времени. Она девица очень
вздорная и вполне способна отказать тебе. С нее станется.
- Даже несмотря на галльскую корону, которую я предложу ей вкупе со
своей рукой и сердцем?
- Даже так, - подтвердил герцог. - Маргарита властна и честолюбива,
этих качеств ей не занимать. Но, насколько мне известно, ее честолюбие не
безгранично, как у тебя, оно довольствуется существующими пределами
маленькой Наварры. Год назад Хайме Арагонский просил руки Маргариты для
своего сына (думаю, ты знаешь, что представляет собой принц Педро -
взрослое дитя), но она наотрез отказалась от перспективы когда-нибудь
стать единовластной правительницей Арагона.
- И каков ваш план? - спросил Филипп. - Ведь у вас есть план, не так
ли?
- Да, есть. Я напишу ее отцу, королю Александру, конфиденциальное
письмо, получу от него предварительное согласие, в чем я не сомневаюсь, и
мы втайне от принцессы приступим к составлению брачного контракта - три
месяца, полагаю, будет достаточно. А в сентябре, на празднествах по случаю
дня рождения Маргариты, начнешь действовать ты. Постарайся очаровать ее,
вскружи ей голову, влюби ее в себя. Ведь ты у меня опытный сердцеед,
многие женщины говорят, что ты просто неотразим, тут-то тебе и карты в
руки. Будем надеяться, что ты не оплошаешь.
- Будем надеяться, отец, - улыбнулся Филипп той особенной улыбкой,
какой он улыбался, предвкушая очередное любовное приключение. Но эта его
улыбка предназначалась вовсе не далекой Маргарите, а близкой и родной
Амелине...

14. АМЕЛИНА
Пир по случаю коронации Филиппа (как, собственно, и все пиры) начался
в торжественной и приподнятой обстановке, с напыщенными речами и
изысканными здравицами в адрес нового принца Беарнского и его отца,
герцога, а закончился грандиознейшей попойкой. Даже большинство женщин и
почти все достопочтенные прелаты, кроме разве что архиепископа Марка и
падре Антонио, были изрядно пьяны, не говоря уж о светских вельможах
мужеска пола, которые, за редкостным исключением, вроде Филиппа или
герцога, давно потеряли счет кубкам выпитого вина. Всех их в определенной
степени подзадоривал Эрнан де Шатофьер. Он и прежде не отличался
умеренностью в еде и выпивке; еще будучи тринадцатилетним подростком мог
заткнуть за пояс любого взрослого выпивоху, а по возвращении из Святой
Земли и вовсе не знал себе равных за столом и в частности за выпивкой.
Именно по его инициативе, когда веселье было в самом разгаре, речь зашла о
любовных похождениях Филиппа в Кастилии. Подавляющему большинству
присутствующих эта тема пришлась по вкусу; юные (и не очень юные) дамы
строили обескураженному Филиппу глазки, а молодые (и не только молодые)
господа наперебой рассказывали пикантные историйки с выдуманными и,
разумеется, особо интригующими подробностями, то и дело бросавшими Филиппа
в краску.
В конце концов Филипп решил не обращать внимания на эту болтовню, тем
более что ему было не привыкать к подобным сплетням, и в ответ, с такой же
наглой откровенностью, с какой смотрели на него некоторые дамы, принялся
глазеть на Амелину, не скрывая своего восхищения. Какая она все-таки
красавица, его кузина! Какая у нее приятная молочно-белая кожа, какие
роскошные золотистые волосы, какие прекрасные голубые глаза - будто чистые
лесные озера в погожий летний день... Филипп вспомнил их встречу в парке,
нежные объятия, жаркие поцелуи - и его вновь охватила такая пьянящая
истома, что он даже пошатнулся и чуть было не опрокинул свой кубок с
вином.
- Ты будто бы и немного выпил, сынок, - удивленно прошептал герцог,
сидевший рядом с ним во главе стола. - С чего бы... - Тут он осекся,
увидев томную поволоку в глазах Амелины, и только грустно усмехнулся,
вспоминая свою бурную молодость.
А Симон де Бигор, что поначалу знай одергивал жену, наконец понял всю
тщетность своих потуг и стал искать отраду в вине, благо Амелина не
забывала следить за тем, чтобы его кубок не пустовал. Симон и был первым,
кто напился до беспамятства. Пьянствовал он молча, лишь под конец,
заплетаясь языком, грозно предупредил Амелину:
- Ты-ы... это... смо... смотри м-мне-э... бе...бе...бес-с-сты-ыжая...
- И, как подкошенный, бухнулся ей на руки.
Двое слуг подхватили бесчувственного Симона и вынесли его из
банкетного зала. Вместе с ним покинула зал и Амелина, и после ее ухода
Филипп откровенно заскучал. Он чувствовал себя вконец уставшим и
опустошенным и с большим нетерпением ожидал окончания пира. Однако
значительная часть гостей, по всей видимости, собиралась развлекаться до
самого рассвета, так что Филиппу, как хозяину и виновнику торжества,
пришлось оставаться в зале до тех пор, пока все более или менее трезвые из
присутствующих не разошлись спать. Только тогда, в сопровождении Габриеля
де Шеверни, он направился в свои покои, подчистую проигнорировав весьма
прозрачные намеки некоторых дам, что были не прочь очутиться в его постели
или же завлечь его в свою спальню. Филиппу совсем не улыбалось провести
ночь с пьяной в стельку женщиной, к тому же сейчас все его помыслы
занимала Амелина, и он мог думать только о ней...
Войдя в свою спальню, Филипп с разбегу плюхнулся в кресло и вытянул
ноги.
- Ч-черт! Как я устал!..
Габриель опустился перед ним на корточки и снял с его ног башмаки.
- Пожалуй, я пойду ночевать к себе, - полувопросительно,
полуутвердительно произнес он. - Сегодня мое присутствие в ваших покоях
было бы нежелательным.
- А? - лениво зевнул Филипп. - Уже подцепил себе барышню?
- Нет, монсеньор, никого я не подцепил. Напротив... Ну-ка,
отклонитесь немного. - Он отстегнул золотую пряжку на правом плече
Филиппа, скреплявшую его пурпурного цвета плащ.
- Ба! Как это понимать? Напротив - это значит, тебя кто-то подцепил?
А какая, собственно, разница, кто первый проявил инициативу - мужчина или
женщина? По мне, все едино.
Габриель отрицательно покачал головой.
- Быть может, я неправильно выразился, монсеньор...
- Сукин ты сын! - раздраженно ругнулся Филипп. - Да что ты заладил в
самом деле: монсеньор, монсеньор! Сейчас мы наедине, так что потрудись
обращаться ко мне по имени. Ты не просто мой дворянин, ты мой друг - такой
же, как Эрнан, Гастон и Симон. Даже если на поверку ты окажешься педиком,
я все равно буду считать тебя своим другом, ибо ты брат Луизы... Гм.
Похоже, я шокировал тебя?
Габриель молча кивнул, расстегивая камзол Филиппа.
- Ну что ж, прошу прощения. Это мне так, к слову пришлось. Понимаешь,
я терпеть не могу мужеложцев... - Он передернул плечами. - Брр... Какая
мерзость! Мужчина, который пренебрегает женщинами, потому что ему больше
по вкусу мужчины - ну, разве может быть что-то противоестественнее,
отвратительнее, чем это?.. Другое дело женщины, что любят женщин. Я их не
одобряю, но и не склонен сурово осуждать. В конце концов, их можно понять:
ведь так трудно не любить женщин, особенно красивых женщин. - Филипп
весело взглянул не сконфуженного Габриеля. - Впрочем, ладно. Оставим эту
тему, чтобы случаем не пострадала твоя добродетель. Объясни-ка лучше, что
означает твое "напротив".
- Она касается вас, - ответил Габриель.
Филипп встрепенулся, мигом позабыв об усталости.
- Меня?! Ты думаешь, Амелина придет?
- Уверен.
- Она тебе что-то сказала?
- Нет. Но она так смотрела на вас...
- Я видел, как она смотрела. - Филипп с вожделением облизнулся. - Но
с чего ты взял, что она придет?
- Догадался. Она с таким рвением опаивала господина де Бигора, что на
сей счет у меня не осталось ни малейших сомнений.
- Гм, похоже, ты прав, - сказал Филипп, затем, после короткой паузы,
виновато произнес: - Бедный Симон!..
- Да, бедный, - согласился Габриель.
- Ты осуждаешь меня? - спросил Филипп. - Только откровенно.
Габриель помолчал, глядя на него, потом ответил:
- Не знаю. Мне не хотелось бы судить вас по моим меркам. А что
касается госпожи Альбре де Бигор, то... В общем, я думаю, что господин де
Бигор сам виноват.
- В чем же?
- В том, что женился на девушке, которая не любила его. Вот я возьму
себе в жены только ту, которую полюблю и которая будет любить меня.
Филипп печально вздохнул, вспомнив о Луизе, сестре Габриеля, но в
следующий момент оживился в предвкушении встречи с Амелиной; на его щеках
заиграл лихорадочный румянец нетерпения. С помощью Габриеля он быстренько
разделся, и вскоре на нем осталось лишь нижнее белье из тонкого батиста, а
вся прочая одежда была аккуратно сложена на низком столике рядом с широкой
кроватью.
Габриель протянул было руку, чтобы откинуть полог, но тут же убрал
ее, едва лишь коснувшись пальцами шелковой ткани. Лицо его мгновенно
покраснело до самых мочек ушей.
- Вам больше ничего не нужно? - спросил он.
- Нет , братишка, ступай, - ответил Филипп. - А впрочем, погоди!
- Да?
- Все-таки загляни к Амелине, и если она не спит, передай ей... Скажи
ей, что я сам...
Габриель нервно усмехнулся, еще пуще покраснев.
- Это излишне. Она вот-вот должна прийти.
- И потому ты так смущаешься?
- Ну... Полагаю, госпожа Амелия не хотела бы, чтобы кто-нибудь увидел
ее ночью в ваших покоях.
- Твоя правда, - согласился Филипп. - В таком случае проверь, не
вздумал ли какой-нибудь усердный служака встать на страже возле самого
входа, а если да, то прогони его в конец коридора. За Гоше можно не
беспокоиться - он вышколенный слуга, даже мне не признается, что видел у
меня женщину... Пожалуй, это все. Будь здоров, братишка.
- Доброй вам ночи, - кивнул Габриель и торопливо покинул комнату.
С минуту Филипп стоял неподвижно, уставившись взглядом в дверь, и
гадал, как долго ему придется ждать, пока не явится Амелина, и явится ли
она вообще. Вдруг за его спиной послышался весьма подозрительный шорох. Он
вздрогнул и резко обернулся - из-за полога кровати выглядывала хорошенькая
девичья головка в обрамлении ясно-золотых волос. Ее большие синие глаза
встретились с его глазами.
- Ну! - нетерпеливо отозвалась она.
- Амелина... - пораженно прошептал Филипп. Теперь он понял, почему
так смущался Габриель - в комнате пахло женскими духами!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30