Сейчас в этой ква
ртире музей Ц на стенах развешены фотографии тех лет, в комнатке же сохр
анены подлинные вещи: узкая железная кровать, плед, этажерка, столик. Я был
а на этой квартире дедушки летом 1955 года, впервые поехав в Ленинград. Мне бы
ло так странно, так жутко шагать по ступеням лестницы, по которым мама бег
ала в гимназию; так странно было войти в квартиру, где она впервые встрети
лась с отцом. На мое счастье посетителей не было в тот день. Я долго бродил
а по пустым комнатам, постояла в кухне, и старалась вообразить, как жили в
этой квартире… Странно было мне, и страннее всего, что Ц совсем не грустн
о. Теплом, уютом, любовью крепкой семьи веяло на меня от этих стен, уже прин
явших теперь, увы, казенный вид «экспозиций». Но, все равно, дух был жив, мам
ин дух витал где-то здесь, в этой маленькой славной квартире, он никогда н
е уходил отсюда, он не жил в Кремле Ц там ему было невмоготу… Кремль всегд
а был чужим ей местом, и все казенные квартиры, вся последующая ее жизнь Ц
все это было не ее, а чужое. Здесь она была и осталась хорошенькой гимнази
сткой, получающей первые уроки истории Ц не из учебников, а из жизни, окру
жавшей ее. Здесь был дом ее семьи, ее родителей. Здесь был ее город. И не уезж
ать бы им отсюда никуда, Ц тогда, быть может, судьба всей семьи обернулас
ь бы совсем иначе, куда счастливее… После летнего перерыва, осенью 1917 года
мама и вся семья опять дома, в Петрограде; 19-го октября мама пишет к Радченк
о: …"У нас теперь такая спешка с занятиями, да у меня еще часа два в день отни
мает музыка. Вот я Вам пишу Ц уже 12-й час, а я еще не выучила французский. И т
ак каждый день, раньше часу не ложусь. Уже все лягут, а я все еще сижу, долблю
… Уезжать из Питера мы никуда не собираемся. С провизией пока что хорошо. Я
иц, молока, хлеба, мяса можно достать, хотя дорого… В общем жить можно, хотя
настроение у нас (и вообще у всех) ужасное, временами прямо плачешь: ужасно
скучно, никуда не пойдешь. Но на днях с учительницей музыки была в Музыкал
ьной драме и видела «Сорочинскую ярмарку», остались очень довольны. В Пи
тере идут слухи, что 20-го октября будет выступление большевиков, но это вс
е, кажется, ерунда. Ну, пока всего хорошего. Когда опять будет время, напишу
Няке, а пока очень благодарю его за его письмо. Целую крепко, привет вам от
всех наших». Однако, «выступление большевиков» состоялось. Уже после окт
ябрьского переворота, 11 декабря 1917 года, мама пишет: «Дорогая А. И.! Прошу про
щения за долгое молчание. Живу я пока хорошо, хотя и скучно, но мы ведь всег
да так жили. Занятия у нас идут плохо. Два раза в неделю выключают электрич
ество и, значит, занимаемся только четыре раза в неделю. Сообщите мне, полу
чает ли Ив. Ив. газеты. Я ему выписала три… Хотела купить Ив. Ив. еще папирос,
но такая большая очередь, прямо беда! Надо вставать с ночи, причем даже даю
т очень мало… Дорогая А. И., я теперь в гимназии все воюю. У нас как-то собира
ли на чиновников деньги, и все дают по два, по три рубля. Когда подошли ко мн
е, я говорю: „Я не жертвую“. Меня спросили: „Вы, наверно, позабыли деньги?“ А
я сказала, что вообще не желаю жертвовать. Ну и была буря! А теперь все меня
называют большевичкой, но не злобно, любя. Мне очень интересно, к какой пар
тии принадлежит Алеша, он-то, наверное, большевик… Я уже два месяца занима
юсь по музыке, успехи Ц так себе, не знаю, что будет дальше. А пока до свидан
ия, мне еще надо несчастный Закон Божий учить». Наступил 1918 год. Два письма
к Алисе Ивановне, написанные в январе и в феврале, полны забот о хозяйстве
, о доме, и новых интересов… «Здравствуйте, дорогая А. И.! Простите, что давно
не писала, я совсем разленилась за праздники. Всегда так: чем больше време
ни, тем больше лени. Поздравляю с Новым Годом. У нас он совсем изменил нашу
домашнюю жизнь. Дело в том, что мама больше не живет дома, так как мы стали б
ольшие и хотим делать и думать так, как мы хотим, а не плясать под родитель
скую дудку; вообще Ц порядочные анархисты, а это ее нервирует. Хотя это вт
оростепенные доводы, а главное то, что у нас дома для нее уже нет больше ли
чной жизни, а она еще молодая и здоровая женщина. Теперь все хозяйство пал
о на меня. Я изрядно за этот год выросла и стала совсем взрослая, и меня это
радует. Занятия в гимназии идут страшно вяло. Всю эту неделю посещаем Все
российский съезд Советов Раб. и Солд. и Крест. депутатов. Довольно интерес
но, в особенности когда говорят Троцкий или Ленин, остальные говорят оче
нь вяло и бессодержательно. Завтра, 17 января, будет последний день Съезда
и мы все обязательно пойдем. А вы как все живете? Мне особенно интересно зн
ать как поживает шалун Алешка. Знаете ли Вы что-нибудь о Красиных? Они что-
то загордились и не ответили на наши письма. Мой недостаток: стала очень з
лая и грубая, но я надеюсь, что это пройдет. Федя покину л военное училище и
поступил в Академию на математический факультет. Я была в роли мамаши и в
се за него хлопотала и, наконец, он устроился. Он одновременно и служит, и у
чится. Мне даже стыдно становится, что все у нас служат, а одна я лодырнича
ю и больше всех трачу. Хотя меня вообще все любят». И вот последнее письмо
мамы из Петрограда, написанное в феврале 1918 года: «Здравствуйте, дорогие. Я
очень рада, что вы, наконец-то, получили посланные мною папиросы. Кстати, о
ни теперь, наверное, нужнее, чем раньше. Только почему вы ничего не пишете
насчет газет, получаете ли вы их? На февраль я уже побоялась выписать, бояс
ь, что вы их не получаете. Возня с хозяйством мне страшно надоела, но тепер
ь, кажется, мама меня скоро опять заменит, Ц ей очень скучно жить без свое
й шумной оравы. Мы ей, конечно, страшно рады. Отец пролежал в постели три не
дели, сперва с ангиной, а только вышел он, садясь в трамвай, сильно ушиб ног
у. Теперь начинает понемногу двигаться. Я во время его болезни была и за хо
зяйку, и за сестру милосердия, плюс гимназия, где пропустила дня три-четыр
е. В Питере страшная голодовка, в день дают восьмушку фунта хлеба, а один д
ень и совсем не давали. Я даже обругала большевиков. Но с 18-го февраля обеща
ли прибавить. Посмотрим! …Я фунтов на двадцать убавилась, вот и приходитс
я перешивать все юбки и белье, Ц все валится. Меня даже заподозрили, не вл
юблена ли я, что так похудела. Он записался в новую социалистическую арми
ю, хотя говорят, что ему страшно надоел фронт. Мама его бранила, а мы на ура п
одняли. Отец тоже хочет записаться, но, конечно, шутит. Как живет Алешка? Ск
ажите ему, чтобы он написал мне письмецо, ведь он, наверно, уже хорошо умее
т писать. Ну, целую крепко. Остаюсь Надя». Вскоре мама вышла замуж, и приеха
ла с мужем в Москву. Там она стала работать в секретариате у В. И. Ленина, у Л.
А. Фотиевой. Затем уехала с моим отцом на южный фронт. Кончилось детство, б
еззаботное, счастливое. Началась другая жизнь Ц не для нее одной, для все
й огромной России. Мама и позже виделась с семьей Радченко. Вот ее последн
ее письмо И. И. Радченко, написанное ею через шесть лет: «Дорогой Иван Иван
ович! Я к Вам обращаюсь с большой просьбой, если Вам не неприятно давать мн
е рекомендацию для перехода из кандидатов в члены ВКП, то я очень прошу Ва
с дать мне рекомендацию. Я хотела сегодня зайти к Вам сама, но мне нужно ро
вно в девять часов быть в СНК и я не успела бы сама к девяти часам вернутьс
я. Рекомендацию мою надо написать на отдельном листе и самую простую. К Ва
м же я как-либо зайду обязательно, но сейчас сама никак не смогу. Простите,
что беспокою, и заранее большое Вам спасибо. Привет Алисе Ив. и Алешке. 9.VIII.24 г
. Надя Аллилуева». Какая-то сквозит в письмах наивность и чистота. Ведь ре
бенок же еще, и вдруг на плечи этого ребенка свалилась такая судьба! Хвати
ло бы только лишь революции с гражданской войной, и разрухой… Нет, на ребе
нка еще свалилась камнем любовь к человеку на 22 года старше, вернувшемуся
из ссылки, с тяжелой жизнью революционера за плечами; к человеку, идти ряд
ом с которым, нелегко было и товарищам. А она пошла рядом, как маленькая ло
дочка, привязанная к огромному океанскому пароходу, Ц так я и вижу эту «п
ару» рядом, бороздящую бешеный океан… А она, еще когда влюбилась и в гимна
зию ходила, старалась изо всех сил соответствовать большому кораблю в ег
о большом плавании. И старалась так, что сама не заметила, как росла и росл
а, и становилась серьезным, умным, взрослым человеком. А потом, должно быть
, что-то и больше даже стала понимать, чем он сам… У нее была другая перспек
тива, другой рост: она только начала расти, когда революция свершилась, Ц
а он уже был зрелым сорокалетним человеком, вступившим в пору скепсиса, р
ассудочности, холодного расчета Ц всего того, что так важно для политик
а. Я почему-то очень ясно сейчас, когда мне 37 лет, вижу очень разные души эти
х двух людей, соединившихся в семью. В какой-то момент это ощущение романт
ичности, окрыленности, этот юный энтузиазм революции, неминуемо должен б
удет у нее смениться зрелой трезвостью. И вот тогда она увидит все нескол
ько иными глазами. Но не будем забегать вперед. Теперь я перейду прямо к го
дам своего детства, потому что там-то я видела маму, там мне она и помнится.
Но, читая все то, что происходило позже, прошу тебя, друг мой, не забывай ни н
а минуту об этих ее ранних письмах: в душе она и позже всегда оставалась та
кой же как тогда. И сопоставляя эту совестливую и честную душу с тем трудн
ым миром, в котором она жила уже второй десяток лет, Ц ты поймешь как это в
се было не по ней, как ей было трудно… Но она все-таки сумела за это время со
здать жизнь Ц пусть недолгую Ц но такую, которую помнят с благодарност
ью все, кто знал наш дом тогда и бывал в нем Ц жизнь, которая для меня и по с
ей день сияет в памяти солнечным детством.

9

Мама была строга с нами, детьми Ц неумолима, недоступна. Это было не по су
хости души, нет, а от внутренней требовательности к нам и к себе. Я запомни
ла маму очень красивой, Ц она, наверное, не только мне казалась такой. Я не
помню точно лица, но общее впечатление чего-то красивого, изящного, легко
двигающегося, хорошо пахнущего. Это было неосознанное впечатление детс
тва, просто так чувствовалась ее атмосфера, ее натура. Она редко ласкала м
еня, а отец меня вечно носил на руках, любил громко и сочно целовать, назыв
ать ласковыми словами Ц «воробушка», «мушка». Однажды я прорезала новую
скатерть ножницами. Боже мой, как больно отшлепала меня мама по рукам! Я т
ак ревела, что пришел отец, взял меня на руки, утешал, целовал и кое-как успо
коил… Несколько раз он так же спасал меня от банок и горчичников, Ц он не
переносил детского плача и крика. Мама же была неумолима и сердилась на н
его за «баловство». Вот одно единственное сохранившееся мамино письмо к
о мне, написанное году в 1930-м или 31-м: «Здравствуй, Светланочка! Вася мне напи
сал, что девочка что-то пошаливает усердно. Ужасно скучно получать такие
письма про девочку. Я думала, что оставила девочку большую, рассудительн
ую, а она, оказывается, совсем маленькая и, главное, не умеет жить по-взросл
ому. Я тебя прошу, Светланочка, поговорить с Н. К.
Наталия Константиновна, н
аша воспитательница и учительница.
, как бы так наладить все дела твои, чтобы я больше таких писем не пол
учала. Поговори обязательно и напиши мне, вместе с Васей или Н. К. письмо о т
ом, как вы договорились обо всем. Когда мама уезжала, девочка обещала очен
ь, очень много, а оказывается, делает мало. Так ты обязательно мне ответь к
ак ты решила жить дальше, по серьезному или как-либо иначе. Подумай как сл
едует, девочка уже большая и умеет думать. Читаешь ли ты что-нибудь на рус
ском языке? Жду от девочки ответ. Твоя мама». Вот и все. Ни слова ласки. Прост
упки «большой девочки», которой было тогда лет пять с половиной или шест
ь, наверно были невелики; я была спокойным, послушным ребенком. Но спрашив
алось с меня строго. Отец писал мне другие письма. У меня сохранилось два е
го письма, должно быть, того же времени (т. е. 1930-32 гг.), потому что отец написал и
х крупными, ровными печатными буквами. Письма оканчиваются неизменным «
целую» Ц это отец очень любил делать, пока я не выросла. Называл он меня (л
ет до шестнадцати, наверное) «Сет'анка» Ц это я так себя называла, когда б
ыла маленькая. И еще он называл меня «Хозяйка», потому что ему очень хотел
ось, чтобы я, как и мама, была в роли хозяйки активным началом в доме. И еще о
н любил говорить, если я чего-нибудь просила: «Ну, чт'о ты просишь! Прикажи т
олько, и мы все тотчас все исполним». Отсюда Ц игра в «приказы», которая д
олго тянулась у нас в доме. А еще была выдумана «идеальная девочка» Ц Лел
ька, которую вечно ставили мне в пример, Ц она все делала так, как надо, и я
ее ненавидела за это. После этих разъяснений я могу теперь привести и его
письма тех лет:
«Сетанке-хозяйке. Ты, наверное, забыла папку. Потому-то и не пишешь ему. Как
твое здоровье? Не хвораешь-ли? Как проводишь время? Лельку не встречала? К
уклы живы? Я думал, что скоро пришлешь приказ, а приказа нет, как нет. Нехоро
шо. Ты обижаешь папку. Ну целую. Жду твоего письма. Папка.» Все это старател
ьно выведено крупными печатными буквами. И другое письмо тех же лет: «Здр
авствуй, Сетанка! Спасибо за подарки. Спасибо также за приказ. Видно, что н
е забыла папу. Если Вася и учитель уедут в Москву, ты оставайся в Сочи и дож
идайся меня. Ладно? Ну, целую. Твой папа». Вся переписка с родителями шла ме
жду Зубаловом и Сочи, куда они уезжали летом, а мы оставались на даче, или н
аоборот. Я привожу параллельно письмо мамы и письма отца, потому что они х
арактерны для их отношения к детям. Отец нас не стеснял (правда, он был оче
нь строг и требователен к Василию), баловал, любил играть со мной, Ц я была
его развлечением и отдыхом. Мама же больше жалела Василия, а ко мне была ст
рога, чтобы компенсировать ласки отца. Но, все равно, я ее любила больше… Я
очень хорошо помню как однажды спросила свою няню: «А почему это так: вот и
з бабушки и дедушки я люблю больше дедушку, а из папы и мамы Ц больше любл
ю маму?» Няня моя всплеснула руками и набросилась на меня: «А как же бабушк
у-то? А как же папочку-то? Всех надо любить! Разве так можно?!» Она долго ужас
алась и корила меня. Всех надо любить Ц это был девиз всей ее жизни, а такж
е хорошая выучка добросовестной прислуги: не делать никакого различия м
ежду хозяевами и не внушать этого детям; ее личные симпатии никогда не от
крывались мне, она ко всем относилась ровно. Мама бывала с нами очень редк
о. Вечно загруженная учебой, службой, партийными поручениями, общественн
ой работой, она где-то находилась вне дома. А мы были тоже загружены урока
ми, прогулками с учителем или Наталией Константиновной, собиранием герб
ариев, уходом за кроликами Ц только, чтобы не было безделья! Правило, выск
азанное ею еще в одном из гимназических ее писем: «чем больше времени, тем
больше лени» Ц мама неукоснительно применяла к своим детям. Кроме неме
цкого, общих занятий по русскому и арифметике, кроме рисования и лепки с Н
аталией Константиновной, мама еще определила меня в музыкальную дошкол
ьную группу. Это была группа детей, человек в двадцать, которых родители п
риводили на квартиру к Ломовым. К ним, в Спасопесковский переулок, няня во
дила меня года два. Это были чудесные занятия. Дети пели хором и соло, игра
ли в игры, направленные на развитие слуха, чувства ритма; потом нам объясн
яли нотную грамоту и мы писали нотные диктанты Ц у меня хорошо получало
сь. И мама очень была довольна, что эти занятия проходят не зря. К сожалени
ю, я уже не помню, как звали милую преподавательницу, давшую тогда нам всем
какие-то основы музыкальной грамоты. А няня моя умерла и мне сейчас неког
о спросить, ни как звали ее, ни как звали хозяев, самих Ломовых, ни кто они бы
ли. У них в доме были хорошие детские книги. Оттуда появился у меня «Макс и
Мориц» и мы вместе с няней читали вслух эту книжку, а няня, хорошо запомина
вшая всякие стихи, потом часто цитировала ее на память… Несмотря на недо
статок времени, мама и сама продолжала заниматься музыкой с известной вс
ему тогдашнему Кремлю преподавательницей Ц Александрой Васильевной П
ухляковой. Я встретилась с ней много позже. Занималась мама и французски
м, не знаю Ц с кем, и не знаю, чего ей удалось достигнуть. Во всяком случае, ч
тобы не отставать от славных, образованных людей окружавших ее, ей самой
хотелось еще учиться и совершенствоваться. Она была так молода, у нее вся
жизнь еще была впереди. В 1931 году ей только лишь исполнилось 30 лет. Она учила
сь в Промышленной Академии на факультете искусственного волокна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23