Тейе потягивала вино, наслаждаясь прекрасным вечером. Из кухни на задней стороне дома стали доноситься соблазнительные ароматы, и музыканты уже заиграли, то и дело переходя от одной мелодии к другой.
Она заметила движение огней на переднем дворе, а потом по траве зашагал сам Эйе, его лицо сияло. Он горячо поцеловал ее ноги, и она растаяла в его объятиях.
– Ах, Эйе, я так по тебе скучала! Сколько раз я тосковала по твоей улыбке! Кажется, будто мы не виделись целую вечность. Дай посмотреть на тебя.
Повинуясь, он с добродушным видом отступил. Эйе постарел на целую жизнь с тех пор, как они виделись в последний раз. Его всегда массивное тело теперь совсем раздобрело. Лицо обрюзгло, сделалось дряблым, появился двойной подбородок. Нездоровые темные мешки скрадывали глаза.
Заметив ее удивление, он печально улыбнулся.
– Знаю, дорогая императрица, – сказал он. – На упражнения больше нет времени. Мой слуга накладывает краску и причитает про себя, но старость не скроешь.
– Ты здоров? – спросила она встревожено, когда он со вздохом опустился рядом с ней.
– Совершенно здоров, хотя все время чувствую усталость. Врачеватель прописал мне очищение голоданием два раза в месяц вместо одного, и, сдается мне, это помогает. – Она видела, что он быстро смерил ее смеющимся взглядом. – Ты тоже постарела.
– Знаю. Порой я готова возненавидеть свое отражение. Тутанхатон отнял у меня остатки молодости. – Она говорила без горечи.
– Но мне нравится то, что говорит о тебе прежней, – мягко сказал он. – Плоть сдает, но дух неизменен. Неужели этот юноша, так задумчиво обрывающий цветы на моей лужайке, и есть Сменхара? Он уже почти мужчина, Тейе.
Тейе видела, что лицо брата при взгляде на племянника приобрело знакомое ей сонное выражение, понимала, что сейчас он взвешивает Сменхару на династических весах.
– Наш будущий Гор? – без нажима произнесла она.
– Да даруют нам боги свою милость, чтобы было так.
– Все так плохо?
– Хуже, чем ты можешь себе вообразить. Будь готова к изменениям, произошедшим в твоем сыне. Когда мы впервые приехали сюда, я был преисполнен надежды. Казалось, Эхнатон сделался более вменяемым, чем когда-либо прежде, едва остались позади нездоровые воспоминания о Малкатте. Но это длилось недолго. Вместе с воспоминаниями он оставил позади все сдерживающие начала. По сути, я не смог сегодня поприветствовать тебя раньше из-за его очередного неосторожного поступка. На рассвете прибыл Азиру.
– Что?
– Он, наконец, решил ответить на призыв фараона, хотя ради блага Египта я желал бы, чтобы он не подчинился приказу. Я провел весь день с ним, фараоном и Туту, пытаясь смягчить и сгладить впечатление, которое произвел на него Эхнатон. Боюсь, он покинет Египет, посмеиваясь втихомолку, развеяв последние опасения. Благодарение Амону, ты приехала! Но давай сегодня не будем говорить о государственных делах. – Ему стоило немалых усилий успокоиться. – Хоремхеб тоже здесь. Я смотрю, Мутноджимет сегодня принарядила своих карликов. Будем есть, пить и делать глупости, кто нам запретит?
Тейе кивнула, пережидая почтительные поклоны присутствующих, борясь с усталостью, которая всегда одолевала ее на закате. Я должна собраться с силами, – думала она, чувствуя, как губы Хоремхеба коснулись ее ступни. – С этого момента у меня не будет возможности расслабиться.
Однако ближе к ночи уныние отступило. Они болтали и предавались воспоминаниям, а музыканты наполняли воздух сладостной музыкой. Вскоре протестующую Бекетатон увели спать, Сменхара, зевая, последовал за ней. Взрослые продолжали сидеть. Тейе и Эйе – в креслах, Тии – у ног Эйе, обхватив колени руками, Мутноджимет и Хоремхеб – развалясь на траве среди подушек, непринужденно разговаривая, как часто бывало прежде в доме Эйе в Малкатте, когда семья собиралась вместе. Несмотря ни на что, мы все еще дружная семья, – думала Тейе. – Ничто не разорвет связывающие нас узы. Мы больше не марианну, однако сила, заставившая наших предков крепко держаться друг за друга в борьбе за землю, куда они попали как пленники, остается. Тии и Хоремхеб вошли в семью, вместо того чтобы увести из нее ее членов. Сегодня я чувствую себя счастливой и защищенной.
Когда глаза стали совсем слипаться от усталости, она перестала поддерживать беседу и ушла в заботливо приготовленную для нее опочивальню. Уснула она сразу, убаюканная шелестом листьев за окном и уханьем совы.
Утром она вяло стояла в уборной Тии, а слуги тщательно одевали ее для встречи с сыном. Она выбрала белое платье с множеством мелких складочек, которое приказала перекроить так, чтобы оно открывало одну грудь, в соответствии с последней модой. По крайней мере, другая закрыта, – кисло думала она, пока рабыни прилаживали тонкую ткань. – Моей грудью уже нельзя гордиться. Платье было оторочено роскошной каймой, объемные гофрированные рукава украшены серебряными сфинксами, и такие же серебряные сфинксы свисали с пояса. Седеющие волосы она спрятала под официальным париком, его локоны свисали до самой талии. Придирчиво изучив свое отражение в зеркале, Тейе осталась довольна, заметив, что темно-зеленая краска для глаз удачно скрадывает нависающие веки, а черная краска затушевывает морщинки, лучами расходящиеся к вискам. Браслеты из электрума, кольца с аметистом и лазуритом и пектораль из сфинксов дополнили наряд, и она встала перед хранителем царских регалий, который на коленях подполз к ней, вынул из сундучка большую корону императрицы с двойным пером и благоговейно надел ей на голову. Она уже устала от сборов. Пока сопровождающие в коридоре распределялись согласно иерархии, она неподвижно сидела на табурете и не шевелилась до тех пор, пока Хайя не объявил о прибытии стражи фараона, которая должна была сопровождать ее через реку.
Ее переправили через Нил на роскошной ладье Эхнатона. Она сошла на берег южнее окраин города, и ее сразу проводили к богато украшенным носилкам, золотые занавеси которых были приподняты, открывая трон с высокой спинкой. Впереди и сзади стояли золотые колесницы. Вдоль царской дороги по обе стороны выстроились солдаты в шлемах и со скимитарами у пояса. Хоремхеб, одетый в свое лучшее платье, поклонился, приветствуя ее, когда она взошла на трон. Сменхара и Бекетатон приготовились следовать за носилками пешком, а Тутанхатон сидел на коленях у няньки в носилках, замыкавших шествие. Тейе кивнула, Хоремхеб отдал приказ, и процессия тронулась с места. Спицы колесниц сверкали на солнце, и дети весело болтали. День стоял ясный. Высоко в небе темными пятнами в глубокой лазури кружили соколы, и деревья вдоль дороги трепетали на свежем ветру, отбрасывая ажурную подвижную тень.
Несколько минут носилки мягко покачивались. Потом Хоремхеб скомандовал, и кавалькада остановилась. Тейе посмотрела вперед и увидела группу людей, собравшихся на дороге рядом с первыми ослепительно белыми низкими зданиями Ахетатона. С замиранием сердца она узнала царский паланкин. Носильщики опустили ее носилки на землю, но она не вышла, и на мгновение множество придворных и солдат замерли. Она сидела, силясь собрать все свое мужество. Она видела, что Нефертити смотрит на нее, поразительно прекрасная, но с совершенно непроницаемым лицом под жесткой конусообразной короной, а три старшие царевны, накрашенные, все в драгоценностях, одетые, как и их мать, в тончайший лен, сидят, развалясь и тихо переговариваясь, под балдахином.
Наконец фараон выступил вперед, и слуги бросились подставлять плечи Тейе, чтобы она могла опереться на них; Тейе шагнула на дорогу и направилась навстречу сыну. Эйе шел рядом с Эхнатоном, держа над ним опахало из алых страусовых перьев. Впереди Эхнатона, спиной к Тейе, осторожно пятился жрец, монотонно бубня торжественные песнопения и окропляя землю перед фараоном очистительной водой. Еще издалека Эхнатон начал улыбаться ей. Она протянула руки. Он схватил и поцеловал их, потом притянул ее ближе, прижался оранжевыми губами к ее шее, обеим щекам и, наконец, к губам.
– Матушка, императрица, это великий день! – выдохнул он, обнимая ее. – Весь город ждет, чтобы приветствовать тебя. Солнце воссоединилось со своей матерью!
– Славно снова прикасаться к тебе, Эхнатон, – ответила она, но под волной любви, охватившей ее, шевелился холодок мрачного предчувствия.
Его голос не изменился, был таким же высоким и резким, как всегда. Не изменились и черты его лица: прекрасная, чистая линия носа, кроткие миндалевидные глаза, обведенные мерцающей черной краской, длинный выступающий подбородок. Но сквозь свободное, прозрачное женское одеяние, которое болталось на нем, ей было видно, какой хилой и впалой сделалась его слабая грудь, каким отвислым и объемистым – мягкий живот, насколько белее и толще стали бедра. Она ожидала, что возраст возьмет свое. Чего она не могла предвидеть, так это развития у него молочных желез, ставших теперь необычайно большими, их соски были густо намазаны яркой оранжевой краской. Она усилием воли заставила себя оторвать свой взгляд от груди. Она подала знак, дети подошли и распростерлись перед ним ниц.
– Встаньте! – радостно взвизгнул Эхнатон. – Не может быть, чтобы это был мой братец Сменхара! Такой большой, такой мужественный! Иди же, поцелуй своего фараона!
Сменхара покорно шагнул в раскрытые объятия, и Эхнатон пылко поцеловал его в губы. Тейе видела, как на щеках мальчика сквозь желтую краску проступил румянец смущения. Фараон повернулся к Бекетатон. Он нежно погладил ее руки.
– Моя царевна, – сказал он. – Ты тоже выросла большая. И у тебя по-прежнему небесно-голубые глаза, как у моей императрицы. Как ты прекрасна!
Наклонившись, он тоже поцеловал ее, и Тейе поймала взгляд брата. Выражение лица Эйе было напряженно-непроницаемым. Тутанхатон стоял нетвердо, держась за руку няньки, его круглые черные глазки были устремлены на отца. Эхнатон поднял его, и пухлые ручонки обвились вокруг его шеи, одна потянулась к яшмовой сережке в ухе фараона.
– Так вот он, мой сын, царевич моего тела. Наконец-то! Он здоров, Тейе? Он хорошо себя чувствует? Я хотел обручить его с одной из его сестер. Мы все, взявшись за руки, образуем неразрывный круг! Давайте же укреплять его. Пришло время получить ежегодные подати и потом вместе отпраздновать.
Жрец ринулся вперед и снова принялся окроплять землю, когда фараон повернулся, передав Тутанхатона няньке. Тейе поклонилась, с облегчением заметив, что Эхнатон и не думал приказать Нефертити с царевнами приветствовать ее, но она не смогла не заметить многозначительных радостных взглядов, которыми обменялись Сменхара и Мериатон. Не все сразу, – подумала она, взбираясь на трон и глядя, как тяжелый царский паланкин плавно поднимают на плечи носильщики фараона. Сменхара начал прибавлять шагу, тогда как Мериатон едва плелась, но Тейе резко прикрикнула на сына, и он угрюмо двинулся рядом с Бекетатон.
Во время медленного шествия к дворцу у Тейе была возможность как следует рассмотреть и сына, и его царицу, и достопримечательности Ахетатона. Над сверкающими золотом спинками кресел паланкина конус и синий объемный парик почти постоянно сдвигались. Она видела, как Эхнатон и Нефертити целовались, глядя друг другу в глаза. Видела, как голова Нефертити время от времени прижималась к плечу мужа. Царевны шли, бежали вприпрыжку или пританцовывали рядом с паланкином, часто брались за руки или обнимали друг друга, не обращая внимания на суету вокруг. Тейе огляделась. Царская дорога была довольно широкой, вдоль нее стояли солдаты, сдерживая ревущую толпу. Она бы с удовольствием опустила занавеси, чтобы простолюдины не разглядывали ее лицо, но, очевидно, так поступать здесь было не принято. Когда фараона проносили мимо, народ в давке пытался припасть к камням дороги, но, завидев ее, все поднимались с радостными криками приветствия. Боковые улочки, примыкавшие к главной улице города, тоже были забиты людьми. Взглянув поверх голов, Тейе увидела прелестные участки, засаженные деревьями, и фасады аккуратных маленьких домиков, которые хотя и не шли ни в какое сравнение с усадьбами Хоремхеба или Эйе, были, однако, довольно просторными, с зелеными внутренними двориками за высокими стенами. Только однажды она увидела откровенно неприглядную картину. Одна из улиц, что случайно открылась ее взгляду, вела прямо в пустыню. Там, где она заканчивалась, в песке пустыни, окруженные грудами мусора, теснились глинобитные лачуги.
Город был чудесно изукрашен: флаги, изящные пилоны, аккуратно ухоженные деревья, синие, желтые, красные и белые колонны, устремленные в раскаленное небо. Всюду, где только можно, красовались нарисованные или вырезанные картины, изображающие яркое великолепие живой природы, но Тейе не могла не заметить, что самые большие стены и пилоны были украшены огромными изображениями царицы. На них Нефертити стояла или шла по Ахетатону, иногда с поднятым цепом в руке, иногда совершающая подношения Атону вместе с Мериатон – очень маленькой фигуркой у ее колена, – но всегда в простой мужской юбке и конусообразной короне, скрывающей следы женственности. На каждом углу стояли жертвенники – маленькие каменные плиты с углублениями для благовоний и даров. К тому времени, как процессия приблизилась к центру города, тонкий, слабо пахнущий туман благовоний начал окутывать Тейе. Испытывая головокружение от ароматов, оглушенная шумом, она пыталась ухватить самое главное впечатление от Ахетатона, но так и не смогла. Позже – она знала это – город откроет ей свои секреты, но сегодня сущность его ускользала.
Царская дорога тянулась прямо на север. Вдали Тейе увидела, что огромный дворец слева от дороги соединялся со зданием, расположенным справа от нее, переходом, проведенным высоко над дорогой, на который с каждой стороны поднимался пандус. В середине перехода виднелось огромное окно, откуда открывался вид на дорогу, сверху над переходом была крыша, поддерживаемая колоннами. Устроенные под переходом два небольших квадратных портала по бокам и один высокий – в центре позволяли проезжать колесницам и проходить пешим.
Достигнув арок, кавалькада остановилась. Солдаты быстро окружили Тейе с детьми защитным кольцом. Сойдя на землю, она последовала за Хоремхебом через пилон, украшенный флагами, и начала подниматься по пандусу вслед за фараоном, Нефертити и царевнами. Внизу на дороге собиралась толпа, все лица были обращены вверх. Эхнатон подошел к окну и высунулся из него, одной рукой обнимая Нефертити за плечи. Царевны перегибались через резные оконные переплеты, махали людям внизу и хихикали, прижимая к губам накрашенные ладошки.
– Люди священного города! – воззвал Эхнатон, перекрикивая толпу. – Сегодня благословенный день в истории Египта. Сегодня императрица почтила нас своим царственным присутствием. Также сегодня, в знак моего благоволения к нему, благородный Центу снова получает из моих рук золото милости. Центу! – Он весело взмахнул рукой, указывая на человека, который благоговейно стоял внизу на коленях, протягивая руки, приготовившись ловить золотой дождь, который прольется на него. – Это в третий раз, не так ли?
– Воистину, наищедрейший!
– За твою преданность Атону, за твои пожертвования и молитвы я делаю тебя персоной золота!
Нефертити отодвинулась, когда он снял со своей шеи массивную золотую пектораль, стряхнул золотые браслеты и кольца и принялся радостно бросать их из окна. Пенту, изгибаясь, пытался поймать их. Толпа взревела. Эйе встал рядом с сестрой.
– Это окно явлений народу, – прошептал он ей на ухо. – Каждый день, когда фараон идет из дворца в храм, он останавливается здесь, чтобы поговорить со своими подданными и раздать золото тем, кто заслужил его.
– Но это же пародия! – гневно прошептала Тейе в ответ. – Его отец удостаивал золотом милости только четырежды за всю свою жизнь, и то это была награда только за высшую преданность или храбрость в сражениях! Неслыханно так обесценивать ритуал!
Фараон шутил, пока Пенту ползал, собирая рассыпанные сверкающие сокровища.
– Я тоже был удостоен такой чести, но только однажды, – также шепотом продолжал Эйе. – Фараон сейчас щедр только с теми, чью преданность он хочет купить. Когда Хоремхеб получал золото милости, он остался стоять, позволив своим слугам собирать золото. Посмотри, как пресмыкается Пенту!
– Он выставляет себя напоказ простолюдинам каждый день?
Тейе пришлось подавить свой гнев, когда, последний раз помахав толпе, царская чета продолжила путь. Тейе вздрогнула от приветственных возгласов, раздавшихся, когда она в свою очередь проходила мимо окна.
Дворец Эхнатона стал воплощенной мечтой, пристанищем, достойным властелина целого мира. Малкатта была изящным подобием этого лабиринта роскошных пилонов, дворов с высокими колоннами, перетекающих один в другой, деревьев по берегам озер, фонтанов, пандусов, ведущих в сады и из садов в комнаты, размеры которых вызывали благоговейный трепет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67