Он решительно повернулся к мальчику-слуге, стоявшему в углу комнаты в ожидании приказаний.
– Принеси мне что-нибудь выпить, скорее! И позови клерка.
Он закрыл глаза ладонью и облокотился на стол. Ему нельзя так сильно волноваться, это вызывает адскую головную боль. Нужно успокоиться и вернуться к письмам. Он потянулся к стопке. Рука слегка дрогнула, не находя цели. Плотная ткань рукава скользнула по столу, послышался легкий стук. Упала чернильница. Ливелин растерянно смотрел, как густая черная струйка медленно поползла по темным доскам. Комната закружилась, боль стала просто невыносимой. Коротко вскрикнув, он сдавил руками виски и опустился на стол; пальцы его бессильно соскальзывали, ногти вонзались в пропитанное чернилами дерево.
Когда слуга вошел в комнату, Ливелин лежал на полу. Черные капли срывались с края стола и падали на искаженное судорогой лицо.
VIII
Фозерингей. Март 1237
Пламя постепенно разгоралось. Его языки лизали заднюю стенку камина, оплетали дрова и жадно набрасывались на сухие ветки, которые Элейн заботливо подбрасывала им. Промерзшее дерево затрещало, и она испуганно оглянулась. Звук был слишком громким, кто-нибудь мог его услышать. Дверь была заперта, ключ торчал в замке. Свечи давно догорели, в комнате было темно. Элейн была одна. Она бросила в огонь последнее полено и застыла на минуту, закутавшись в шаль. Снаружи дождь нещадно хлестал по крыше. Джон вместе со своими управляющими ускакал в Нортгемптон, чтобы увидеться с королем. Она решила остаться, желая хоть немного побыть в одиночестве. Джон поверил тому, что она плохо себя чувствует, и уехал с надеждой, что она наконец-то забеременела.
Несколько недель назад Элейн собрала травы на выгоне. Она спрятала их в маленький сундучок, ключ от которого был только у нее; Лунед думала, что в нем хранятся письма. Сегодня была ночь полнолуния. Хотя ни один луч лунного света не в силах был прорваться сквозь облака, Элейн чувствовала его там, за пеленой дождя. Она ощущала его магическую силу, его защиту.
Ей понадобилось время, чтобы набраться смелости и решиться осуществить то, что она задумала. Ее переполняло чувство вины за смерть Ронвен (если, конечно, она была мертва) и злость на Джона. Ей не хватало Сенидда, она сожалела о его смерти. Но, в конце концов, это Джон виноват во всем! Если бы они с Сениддом не проследили за ней тогда, ничего бы не случилось.
Что-то произошло между ней и Джоном. Возможно, это началось еще раньше, когда она отправлялась в долгие прогулки, скача туда и сюда между Шотландией и Уэльсом. Но теперь она повзрослела. Теперь она чувствовала себя равной ему, и эта независимость все чаще давала о себе знать. В ту ночь, когда муж избил Элейн, в ней проснулось это мятежное чувство и вернулась потребность сесть на лошадь и умчаться одной, куда глаза глядят. Но теперь рядом с ней не было верного Сенидда, всегда готового сопровождать ее.
Элейн поднялась на ноги. Она развязала шнурок, и ночная сорочка соскользнула на пол. Вдали от огня было холодно, и ее тело быстро покрылось гусиной кожей. Она отперла сундучок и бережно достала из него серебряное блюдце, ложечку и пучки трав. Смешав травы на блюдце, она подошла к открытому окну, положила руки на подоконник и воззвала к небу. Ледяные капли дождя падали на ее холодные плечи. Затем, не давая себе возможности опомниться, Элейн бросила травы в огонь. Густой удушливый дым наполнил камин и распространился по комнате. У Элейн закружилась голова, она упала на колени и начала что-то бессвязно бормотать. Когда дым рассеялся, она приблизилась к огню, внимательно вгляделась в его блики и тихим, но уверенным голосом позвала Эиниона.
Пламя взвилось вверх, зашипело, и Элейн услышала, как застонал на лестнице ветер. От сквозняка петли ставен заскрипели, гобелены на стенах взметнулись вверх, как крылья огромной птицы. В огне появилась картина. Элейн подалась вперед, напрягая глаза; жар иссушал ей веки. Она увидела постель. На ней кто-то лежал; вокруг стояли люди, но фигуры их были расплывчатыми, неясными. Кто бы это мог быть? Эинион умер в одиночестве. Это ведь точно не Джон? Господи, ведь это не может быть Джон.
– Эинион! – позвала она голосом, полным страха и отчаяния. – Эинион, приди ко мне!
Но картина растворялась и вскоре совсем исчезла. Разочарованно вздохнув, Элейн откинулась назад. Несмотря на тщательнейшие приготовления, ее постигла неудача. Вопросы так и остались без ответов.
Огонь стих, и она открыла глаза.
– Пожалуйста! – Элейн снова встала на колени, сложив руки в мольбе. – Прошу тебя, приди ко мне!
Появилась другая картина. Галопом скакал конь, блеск молний отражался в его широко раскрытых глазах. Седло намокло под дождем, комья грязи летели из-под копыт. Всадник наклонился вперед, он то и дело подстегивал скакуна. Топот копыт становился все громче, заполняя все вокруг. Потом послышалось ржание. Но размокшая земля была плохой опорой. Конь поскользнулся, всадник взмыл в воздух. Как только это случилось, видение исчезло.
Стараясь унять дрожь, Элейн снова откинулась назад. Кто это был? Кого это она видела уже во второй раз? Что за смерть ждала его и почему он так спешил ей навстречу? Элейн точно знала, что это не Джон. Слишком уверенно он держался в седле, слишком широкие, прямые плечи. Но развевающийся на ветру плащ не давал ни малейшей возможности разглядеть лицо.
– Умоляю тебя, покажи мне, кто он, – прошептала она. – А еще мне нужно знать, что случилось с Ронвен. Скажи мне, она действительно мертва или отец где-то прячет ее? Покажи мне ее!
Она в третий раз приблизилась к камину. Голова шла кругом от едкого дыма. Элейн напрягала глаза, проникая в самую душу пламени. Наконец перед ней возникла картина. Снова показалась постель, только теперь можно было разглядеть и саму спальню. Это же Абер!
– Отец! – в ужасе прошептала она. – Ведь это отец!
Элейн протерла глаза, ее бил озноб. Она продолжала вглядываться в огонь, но тщетно. Больше ничего не было видно, картина исчезла.
Схватив сорочку, Элейн быстро натянула ее на себя и бросилась к окну. Она вцепилась в прутья решетки и подставила дождю разгоряченное лицо. Крупные капли заливали глаза, вплетались в волосы.
– Папа! – дрожа, шептала она. Только ночь могла услышать ее сейчас. – Папа!
Огонь в камине горел ровно, но резкий запах трав все еще заполнял комнату, растекался по углам, пропитывал стены. На секунду небо просветлело. Тонкое облако не в силах было скрыть холодную весеннюю луну, и ее жемчужный свет прорвался к земле. Но дождь оказался сильнее, тьма сгустилась вновь.
IX
Нортгемптонский замок
Джон еще раз окинул взглядом письмо, которое держал в руках. Его прислал Даффид. У старого принца случился припадок, и теперь он без сознания лежал в Абере. Даффид просил графа Честера уведомить об этом короля Генриха и выразить ему глубочайшее почтение. А еще он настоятельно рекомендовал Джону ничего не говорить Элейн: «Как это ни печально, но ее присутствие здесь весьма нежелательно. Разумеется, в случае смерти отца вас обоих будут ждать на похоронах».
Эти сухие, формальные слова были выведены каллиграфическим почерком. В них не было ни капли тепла, сыновней заботы. Джон задумался о том, как поступил бы в сложившейся ситуации Граффид.
Королю Генриху зачитывали казавшийся бесконечным список петиций, когда граф Честерский подошел к нему. Одним взмахом руки король приказал клеркам оттеснить назад толпу просителей.
– Итак, милорд, – обратился он к Джону. – Вы пришли, чтобы избавить меня от необходимости исполнять королевские обязанности? – Холодная полуулыбка появилась на лице Генриха. Он, как всегда, был роскошно одет. Сегодня на нем была расшитая золотом мантия; нити жемчуга затейливо оплетали край пурпурного плаща. Рядом с королем сидела его молодая жена Элинор. Она стала королевой год назад. Ей было всего четырнадцать лет, но неизгладимая печать скуки уже лежала на ее лице.
– Печальные новости, сир. – Джон поклонился. – Я получил письмо от Даффидда, сына Ливелина. Он просил меня сообщить вам, что его отец тяжело болен, возможно при смерти.
Генрих нахмурился.
– Воистину это дурная весть. Ливелин хорошо правил Северным Уэльсом. – Тяжело вздохнув, он встал и перекинул край плаща через левое плечо. – Тем не менее меня это не удивляет. Мне говорили, что он потерял волю к жизни после кончины моей единокровной сестры. Могу я взглянуть на письмо? – Его взгляд быстро скользнул вниз к свернутой рукописи, которую Джон все еще сжимал в руке.
Джон неохотно протянул ему письмо и не сводил глаз с лица короля, пока тот читал. Наконец Генрих поднял голову. Лукавое любопытство озаряло его лицо.
– Насколько я помню, ваша жена всегда досаждала Ливелину. Если не ошибаюсь, она уже не раз доставляла ему беспокойство. Кстати, где она сейчас? Мы были бы рады видеть ее здесь, в Нортгемптоне.
– Она в Фозерингее, сир.
– Вы полагаете, что сможете удержать ее там? – Улыбка Генриха была почти насмешливой. Слухи о безумных конных прогулках Элейн дошли до королевского двора.
Джон почувствовал, как кровь прилила к его лицу.
– О, я смогу удержать ее там. Можете не сомневаться, сир. Хотя ее сердце будет разбито, когда она узнает, что отец не хочет видеть ее.
– Если верить письму, Ливелин уже вряд ли сам знает, чего хочет, – отпарировал Генрих. – Мы оба прекрасно знаем, кто стоит за этой ремаркой его сына Даффида. И это вряд ли положительным образом скажется на наследстве, если наследника, почтенного и уважаемого человека, водит за нос подлая кошка, на которой он женился. От рода де Броуз всегда были одни только неприятности.
Король с сожалением вздохнул и собирался уже позвать обратно своих клерков. Вдруг он остановился.
– Я слышал, что Элейн опять ездила к своей тетке в Шотландию. Уже в который раз за прошедший год, не так ли?
Этот вопрос насторожил Джона.
– Ваша сестра, королева Шотландии, много болела, сир. Судя по всему, она была рада видеть свою племянницу.
– А вы, без сомнения, рады были бы прибрать королевство к рукам. – Генрих холодно улыбнулся. – Не забывайте только о своих прямых обязанностях графа Честера. А там, может быть, придет время, и вы станете королем Шотландии.
Джон слегка поклонился. Это позволило ему не встретиться глазами с королем. Он пробормотал что-то, что вполне могло быть принято за согласие. К его великому облегчению, люди, жаждавшие королевского внимания, расценили это как прощание. Еще раз поклонившись, Джон удалился. Ему совершенно не понравился оборот, который приняла беседа. Кроме того, нужно было скорее возвратиться в Фозерингей и сообщить Элейн о болезни отца.
X
Замок Криссет. Апрель 1237
– Я ни дня больше не проведу под одной крышей с этой женщиной! – Гневно сверкнув глазами, Сенена повернулась к мужу.
Граффид внимательно посмотрел на нее.
– Побойся Бога, женщина! Я не позволю тебе так со мной разговаривать. Если я сказал, что она останется, значит, она останется!
Под узкими окнами главной башни замка Криссет море яростно сражалось со скалами. Клокочущие валы, накатывая с юго-запада, врывались в бухту и покрывали пеной пески. Казалось, дожди всего мира собрались над замком и с силой обрушились с небес. Мощный порыв ветра метнулся в сторону гор, увлекая за собой бело-красный флаг. Серые тучи окутывали горы и дорогу на Эрири.
– О нет! – Сенена всплеснула руками. – Я во всем подчинюсь тебе, мой господин и муж. Но только не в этом!
Придерживая подол шерстяного платья, она быстро проследовала в противоположный угол комнаты. Изящество движений еще не вернулось к ней после рождения ребенка. Она была высокой, статной женщиной, почти такого же роста, как ее муж, и, когда она выходила из себя, ее характер становился почти таким же невыносимым.
– Ты сделаешь так, чтобы она как можно скорее убралась отсюда! Подальше от Гвинеда и от Уэльса. Ты слышишь меня?
Граффид присел на край кресла и опустил локти на колени. Сомкнув пальцы в замок, он устало положил на них подбородок и внимательно взглянул на жену.
– И что же ты мне предлагаешь сделать с ней?
– Отошли ее отсюда подальше! Пусть она едет обратно к твоей сестре. Ведь именно этого она хочет.
Граффид нахмурился.
– Она не может отправиться к Элейн. Лорд Честер прикажет арестовать ее. Она не может вернуться к своей семье – они никогда не примут ее. Кроме того, они поклялись в том, что ее ждет кровавое возмездие за смерть Сенидда.
Эти слова заставили Сенену содрогнуться.
– Но ведь так было всегда: око за око, зуб за зуб. Зачем ты приказал привезти ее сюда?
– Ради памяти Эиниона. Она всегда верно служила ему.
Сенена покачала головой.
– Здесь ты ошибся. Ведь служит-то она Элейн. Все, что она сделала той ночью и что подсказал ее извращенный ум, она сделала для Элейн. И только для нее.
Граффид поднял брови.
– Мне казалось, такая преданность похвальна.
– Может быть, – согласилась Сенена. – Но не тогда, когда эта женщина живет с нами под одной крышей, а Элейн находится за сотни миль отсюда. Ее преданность слишком фанатична и слишком опасна. Я требую, чтобы она убиралась!
Граффид закрыл лицо руками.
– И кто же скажет ей об этом?
– Ты! – Сенена произнесла это слово, будто приговор.
– А что, если она проклянет нас, как прокляла Джона?
Сенена затихла. Несмотря на толщину каменных стен, она чувствовала, как отчаянно налетал на них ветер. Где-то высоко над этим нескончаемым воем послышался жалобный крик чайки. Сенена вздрогнула. Она была уверена, что это недобрый знак.
– Тогда в ответ на ее проклятие мы прикажем сбросить ее в море, – сказала она, расправив плечи.
Граффид побледнел.
– Боже сохрани! Ты с ума сошла, женщина? – Он поднялся с кресла. – Я запрещаю тебе говорить с ней. Ни слова, слышишь? Я сам.
Вдруг дверь распахнулась за его спиной.
– Разве я посылал за кем-нибудь? – спросил он, оборачиваясь. Прежде чем он успел договорить, в дверях появилась Ронвен. Она куталась в клетчатый плащ, волосы были покрыты белым платком, какие носят женщины в горах Уэльса.
Тусклый свет падал на бледное, искаженное мукой лицо.
У Сенены пересохло во рту. Что могла услышать Ронвен? По-видимому, ничего. За окнами свирепствовала буря, и волны крушили скалы. Но кто знает, какими способностями обладает эта женщина? Сенена неловко улыбнулась, стыдясь собственного лицемерия.
– Добро пожаловать, леди Ронвен!
– Не лгите мне, принцесса. Вы рады мне не больше, чем ворону на свадебном пиру. Женщина, чьи руки обагрены кровью, нигде не будет желанным гостем. Поверьте мне, я прекрасно знаю об этом. Но вам нечего бояться: ваш муж спас мне жизнь, он всегда был мне другом.
Хромая, Ронвен прошла к огню. Пламя беспокойно мерцало; ветер, врываясь в камин, разбрасывал по полу искры. Когда оруженосец Граффида спиливал кандалы с ее лодыжек, лезвие выскользнуло из его окоченевших пальцев и глубоко вонзилось ей в ногу. Рана гноилась и, несмотря на усилия врача, никак не заживала.
Не дожидаясь приглашения, Ронвен опустилась в кресло Сенены и откинулась назад. Ее веки сомкнулись на мгновение, когда пульсирующая волна обожгла рану и хлынула к колену. Стиснув зубы, она мрачно ухмыльнулась. Пальцы Граффида были скрещены, он стыдливо прятал руки за спиной.
– Без сомнения, вы хотите, чтобы я убралась отсюда.
Граффид опустил глаза и принялся разглядывать пол.
– Люди моего отца скоро будут здесь. Это только вопрос времени.
– Но вы ведь не отдадите меня им? – Она не сводила с него глаз.
– Разумеется, нет. Но вы будете в опасности, пока не покинете Уэльс. Кровная месть страшна, вести о ней долетают до самых отдаленных уголков, и вы знаете это не хуже меня.
– И вы сомневаетесь, что моя магическая сила защитит меня? – Она зловеще усмехнулась. – И правильно. Люди верят, что я сбежала из амбара, обернувшись совой, но вы-то знаете правду. У меня нет никакой магической силы. Повадки раненой кошки – это все, что у меня есть, – задумчиво сказала она.
– Но ведь вы вызвали Эиниона с того света, – заговорила Сенена. – В Гвинеде все об этом только и говорят.
– Эинион пришел, потому что сам хотел этого. – Ронвен покачала головой. – Однако колдовство действительно свершилось той ночью, и магическая сила вырвалась наружу. Но это была не моя сила.
– Но чья же тогда? – прошептала Сенена.
– Элейн, разумеется. – Ронвен торжествующе взглянула на нее. – Разве вы еще не поняли? Вся эта магическая сила исходит от нее.
Тишина надолго воцарилась в комнате.
– Я слышал, что у нее есть дар, – осторожно заметил Граффид. – Вы это имели в виду?
Ронвен насмешливо улыбнулась.
– О, это гораздо больше, чем просто дар. Гораздо больше! И судьба ее предрешена звездами. – Она сжалась, когда новый приступ боли пронзил ее ногу. – Она всем им еще покажет! И лорду Ливелину, и Даффиду, и этой дерзкой англичанке, его жене.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
– Принеси мне что-нибудь выпить, скорее! И позови клерка.
Он закрыл глаза ладонью и облокотился на стол. Ему нельзя так сильно волноваться, это вызывает адскую головную боль. Нужно успокоиться и вернуться к письмам. Он потянулся к стопке. Рука слегка дрогнула, не находя цели. Плотная ткань рукава скользнула по столу, послышался легкий стук. Упала чернильница. Ливелин растерянно смотрел, как густая черная струйка медленно поползла по темным доскам. Комната закружилась, боль стала просто невыносимой. Коротко вскрикнув, он сдавил руками виски и опустился на стол; пальцы его бессильно соскальзывали, ногти вонзались в пропитанное чернилами дерево.
Когда слуга вошел в комнату, Ливелин лежал на полу. Черные капли срывались с края стола и падали на искаженное судорогой лицо.
VIII
Фозерингей. Март 1237
Пламя постепенно разгоралось. Его языки лизали заднюю стенку камина, оплетали дрова и жадно набрасывались на сухие ветки, которые Элейн заботливо подбрасывала им. Промерзшее дерево затрещало, и она испуганно оглянулась. Звук был слишком громким, кто-нибудь мог его услышать. Дверь была заперта, ключ торчал в замке. Свечи давно догорели, в комнате было темно. Элейн была одна. Она бросила в огонь последнее полено и застыла на минуту, закутавшись в шаль. Снаружи дождь нещадно хлестал по крыше. Джон вместе со своими управляющими ускакал в Нортгемптон, чтобы увидеться с королем. Она решила остаться, желая хоть немного побыть в одиночестве. Джон поверил тому, что она плохо себя чувствует, и уехал с надеждой, что она наконец-то забеременела.
Несколько недель назад Элейн собрала травы на выгоне. Она спрятала их в маленький сундучок, ключ от которого был только у нее; Лунед думала, что в нем хранятся письма. Сегодня была ночь полнолуния. Хотя ни один луч лунного света не в силах был прорваться сквозь облака, Элейн чувствовала его там, за пеленой дождя. Она ощущала его магическую силу, его защиту.
Ей понадобилось время, чтобы набраться смелости и решиться осуществить то, что она задумала. Ее переполняло чувство вины за смерть Ронвен (если, конечно, она была мертва) и злость на Джона. Ей не хватало Сенидда, она сожалела о его смерти. Но, в конце концов, это Джон виноват во всем! Если бы они с Сениддом не проследили за ней тогда, ничего бы не случилось.
Что-то произошло между ней и Джоном. Возможно, это началось еще раньше, когда она отправлялась в долгие прогулки, скача туда и сюда между Шотландией и Уэльсом. Но теперь она повзрослела. Теперь она чувствовала себя равной ему, и эта независимость все чаще давала о себе знать. В ту ночь, когда муж избил Элейн, в ней проснулось это мятежное чувство и вернулась потребность сесть на лошадь и умчаться одной, куда глаза глядят. Но теперь рядом с ней не было верного Сенидда, всегда готового сопровождать ее.
Элейн поднялась на ноги. Она развязала шнурок, и ночная сорочка соскользнула на пол. Вдали от огня было холодно, и ее тело быстро покрылось гусиной кожей. Она отперла сундучок и бережно достала из него серебряное блюдце, ложечку и пучки трав. Смешав травы на блюдце, она подошла к открытому окну, положила руки на подоконник и воззвала к небу. Ледяные капли дождя падали на ее холодные плечи. Затем, не давая себе возможности опомниться, Элейн бросила травы в огонь. Густой удушливый дым наполнил камин и распространился по комнате. У Элейн закружилась голова, она упала на колени и начала что-то бессвязно бормотать. Когда дым рассеялся, она приблизилась к огню, внимательно вгляделась в его блики и тихим, но уверенным голосом позвала Эиниона.
Пламя взвилось вверх, зашипело, и Элейн услышала, как застонал на лестнице ветер. От сквозняка петли ставен заскрипели, гобелены на стенах взметнулись вверх, как крылья огромной птицы. В огне появилась картина. Элейн подалась вперед, напрягая глаза; жар иссушал ей веки. Она увидела постель. На ней кто-то лежал; вокруг стояли люди, но фигуры их были расплывчатыми, неясными. Кто бы это мог быть? Эинион умер в одиночестве. Это ведь точно не Джон? Господи, ведь это не может быть Джон.
– Эинион! – позвала она голосом, полным страха и отчаяния. – Эинион, приди ко мне!
Но картина растворялась и вскоре совсем исчезла. Разочарованно вздохнув, Элейн откинулась назад. Несмотря на тщательнейшие приготовления, ее постигла неудача. Вопросы так и остались без ответов.
Огонь стих, и она открыла глаза.
– Пожалуйста! – Элейн снова встала на колени, сложив руки в мольбе. – Прошу тебя, приди ко мне!
Появилась другая картина. Галопом скакал конь, блеск молний отражался в его широко раскрытых глазах. Седло намокло под дождем, комья грязи летели из-под копыт. Всадник наклонился вперед, он то и дело подстегивал скакуна. Топот копыт становился все громче, заполняя все вокруг. Потом послышалось ржание. Но размокшая земля была плохой опорой. Конь поскользнулся, всадник взмыл в воздух. Как только это случилось, видение исчезло.
Стараясь унять дрожь, Элейн снова откинулась назад. Кто это был? Кого это она видела уже во второй раз? Что за смерть ждала его и почему он так спешил ей навстречу? Элейн точно знала, что это не Джон. Слишком уверенно он держался в седле, слишком широкие, прямые плечи. Но развевающийся на ветру плащ не давал ни малейшей возможности разглядеть лицо.
– Умоляю тебя, покажи мне, кто он, – прошептала она. – А еще мне нужно знать, что случилось с Ронвен. Скажи мне, она действительно мертва или отец где-то прячет ее? Покажи мне ее!
Она в третий раз приблизилась к камину. Голова шла кругом от едкого дыма. Элейн напрягала глаза, проникая в самую душу пламени. Наконец перед ней возникла картина. Снова показалась постель, только теперь можно было разглядеть и саму спальню. Это же Абер!
– Отец! – в ужасе прошептала она. – Ведь это отец!
Элейн протерла глаза, ее бил озноб. Она продолжала вглядываться в огонь, но тщетно. Больше ничего не было видно, картина исчезла.
Схватив сорочку, Элейн быстро натянула ее на себя и бросилась к окну. Она вцепилась в прутья решетки и подставила дождю разгоряченное лицо. Крупные капли заливали глаза, вплетались в волосы.
– Папа! – дрожа, шептала она. Только ночь могла услышать ее сейчас. – Папа!
Огонь в камине горел ровно, но резкий запах трав все еще заполнял комнату, растекался по углам, пропитывал стены. На секунду небо просветлело. Тонкое облако не в силах было скрыть холодную весеннюю луну, и ее жемчужный свет прорвался к земле. Но дождь оказался сильнее, тьма сгустилась вновь.
IX
Нортгемптонский замок
Джон еще раз окинул взглядом письмо, которое держал в руках. Его прислал Даффид. У старого принца случился припадок, и теперь он без сознания лежал в Абере. Даффид просил графа Честера уведомить об этом короля Генриха и выразить ему глубочайшее почтение. А еще он настоятельно рекомендовал Джону ничего не говорить Элейн: «Как это ни печально, но ее присутствие здесь весьма нежелательно. Разумеется, в случае смерти отца вас обоих будут ждать на похоронах».
Эти сухие, формальные слова были выведены каллиграфическим почерком. В них не было ни капли тепла, сыновней заботы. Джон задумался о том, как поступил бы в сложившейся ситуации Граффид.
Королю Генриху зачитывали казавшийся бесконечным список петиций, когда граф Честерский подошел к нему. Одним взмахом руки король приказал клеркам оттеснить назад толпу просителей.
– Итак, милорд, – обратился он к Джону. – Вы пришли, чтобы избавить меня от необходимости исполнять королевские обязанности? – Холодная полуулыбка появилась на лице Генриха. Он, как всегда, был роскошно одет. Сегодня на нем была расшитая золотом мантия; нити жемчуга затейливо оплетали край пурпурного плаща. Рядом с королем сидела его молодая жена Элинор. Она стала королевой год назад. Ей было всего четырнадцать лет, но неизгладимая печать скуки уже лежала на ее лице.
– Печальные новости, сир. – Джон поклонился. – Я получил письмо от Даффидда, сына Ливелина. Он просил меня сообщить вам, что его отец тяжело болен, возможно при смерти.
Генрих нахмурился.
– Воистину это дурная весть. Ливелин хорошо правил Северным Уэльсом. – Тяжело вздохнув, он встал и перекинул край плаща через левое плечо. – Тем не менее меня это не удивляет. Мне говорили, что он потерял волю к жизни после кончины моей единокровной сестры. Могу я взглянуть на письмо? – Его взгляд быстро скользнул вниз к свернутой рукописи, которую Джон все еще сжимал в руке.
Джон неохотно протянул ему письмо и не сводил глаз с лица короля, пока тот читал. Наконец Генрих поднял голову. Лукавое любопытство озаряло его лицо.
– Насколько я помню, ваша жена всегда досаждала Ливелину. Если не ошибаюсь, она уже не раз доставляла ему беспокойство. Кстати, где она сейчас? Мы были бы рады видеть ее здесь, в Нортгемптоне.
– Она в Фозерингее, сир.
– Вы полагаете, что сможете удержать ее там? – Улыбка Генриха была почти насмешливой. Слухи о безумных конных прогулках Элейн дошли до королевского двора.
Джон почувствовал, как кровь прилила к его лицу.
– О, я смогу удержать ее там. Можете не сомневаться, сир. Хотя ее сердце будет разбито, когда она узнает, что отец не хочет видеть ее.
– Если верить письму, Ливелин уже вряд ли сам знает, чего хочет, – отпарировал Генрих. – Мы оба прекрасно знаем, кто стоит за этой ремаркой его сына Даффида. И это вряд ли положительным образом скажется на наследстве, если наследника, почтенного и уважаемого человека, водит за нос подлая кошка, на которой он женился. От рода де Броуз всегда были одни только неприятности.
Король с сожалением вздохнул и собирался уже позвать обратно своих клерков. Вдруг он остановился.
– Я слышал, что Элейн опять ездила к своей тетке в Шотландию. Уже в который раз за прошедший год, не так ли?
Этот вопрос насторожил Джона.
– Ваша сестра, королева Шотландии, много болела, сир. Судя по всему, она была рада видеть свою племянницу.
– А вы, без сомнения, рады были бы прибрать королевство к рукам. – Генрих холодно улыбнулся. – Не забывайте только о своих прямых обязанностях графа Честера. А там, может быть, придет время, и вы станете королем Шотландии.
Джон слегка поклонился. Это позволило ему не встретиться глазами с королем. Он пробормотал что-то, что вполне могло быть принято за согласие. К его великому облегчению, люди, жаждавшие королевского внимания, расценили это как прощание. Еще раз поклонившись, Джон удалился. Ему совершенно не понравился оборот, который приняла беседа. Кроме того, нужно было скорее возвратиться в Фозерингей и сообщить Элейн о болезни отца.
X
Замок Криссет. Апрель 1237
– Я ни дня больше не проведу под одной крышей с этой женщиной! – Гневно сверкнув глазами, Сенена повернулась к мужу.
Граффид внимательно посмотрел на нее.
– Побойся Бога, женщина! Я не позволю тебе так со мной разговаривать. Если я сказал, что она останется, значит, она останется!
Под узкими окнами главной башни замка Криссет море яростно сражалось со скалами. Клокочущие валы, накатывая с юго-запада, врывались в бухту и покрывали пеной пески. Казалось, дожди всего мира собрались над замком и с силой обрушились с небес. Мощный порыв ветра метнулся в сторону гор, увлекая за собой бело-красный флаг. Серые тучи окутывали горы и дорогу на Эрири.
– О нет! – Сенена всплеснула руками. – Я во всем подчинюсь тебе, мой господин и муж. Но только не в этом!
Придерживая подол шерстяного платья, она быстро проследовала в противоположный угол комнаты. Изящество движений еще не вернулось к ней после рождения ребенка. Она была высокой, статной женщиной, почти такого же роста, как ее муж, и, когда она выходила из себя, ее характер становился почти таким же невыносимым.
– Ты сделаешь так, чтобы она как можно скорее убралась отсюда! Подальше от Гвинеда и от Уэльса. Ты слышишь меня?
Граффид присел на край кресла и опустил локти на колени. Сомкнув пальцы в замок, он устало положил на них подбородок и внимательно взглянул на жену.
– И что же ты мне предлагаешь сделать с ней?
– Отошли ее отсюда подальше! Пусть она едет обратно к твоей сестре. Ведь именно этого она хочет.
Граффид нахмурился.
– Она не может отправиться к Элейн. Лорд Честер прикажет арестовать ее. Она не может вернуться к своей семье – они никогда не примут ее. Кроме того, они поклялись в том, что ее ждет кровавое возмездие за смерть Сенидда.
Эти слова заставили Сенену содрогнуться.
– Но ведь так было всегда: око за око, зуб за зуб. Зачем ты приказал привезти ее сюда?
– Ради памяти Эиниона. Она всегда верно служила ему.
Сенена покачала головой.
– Здесь ты ошибся. Ведь служит-то она Элейн. Все, что она сделала той ночью и что подсказал ее извращенный ум, она сделала для Элейн. И только для нее.
Граффид поднял брови.
– Мне казалось, такая преданность похвальна.
– Может быть, – согласилась Сенена. – Но не тогда, когда эта женщина живет с нами под одной крышей, а Элейн находится за сотни миль отсюда. Ее преданность слишком фанатична и слишком опасна. Я требую, чтобы она убиралась!
Граффид закрыл лицо руками.
– И кто же скажет ей об этом?
– Ты! – Сенена произнесла это слово, будто приговор.
– А что, если она проклянет нас, как прокляла Джона?
Сенена затихла. Несмотря на толщину каменных стен, она чувствовала, как отчаянно налетал на них ветер. Где-то высоко над этим нескончаемым воем послышался жалобный крик чайки. Сенена вздрогнула. Она была уверена, что это недобрый знак.
– Тогда в ответ на ее проклятие мы прикажем сбросить ее в море, – сказала она, расправив плечи.
Граффид побледнел.
– Боже сохрани! Ты с ума сошла, женщина? – Он поднялся с кресла. – Я запрещаю тебе говорить с ней. Ни слова, слышишь? Я сам.
Вдруг дверь распахнулась за его спиной.
– Разве я посылал за кем-нибудь? – спросил он, оборачиваясь. Прежде чем он успел договорить, в дверях появилась Ронвен. Она куталась в клетчатый плащ, волосы были покрыты белым платком, какие носят женщины в горах Уэльса.
Тусклый свет падал на бледное, искаженное мукой лицо.
У Сенены пересохло во рту. Что могла услышать Ронвен? По-видимому, ничего. За окнами свирепствовала буря, и волны крушили скалы. Но кто знает, какими способностями обладает эта женщина? Сенена неловко улыбнулась, стыдясь собственного лицемерия.
– Добро пожаловать, леди Ронвен!
– Не лгите мне, принцесса. Вы рады мне не больше, чем ворону на свадебном пиру. Женщина, чьи руки обагрены кровью, нигде не будет желанным гостем. Поверьте мне, я прекрасно знаю об этом. Но вам нечего бояться: ваш муж спас мне жизнь, он всегда был мне другом.
Хромая, Ронвен прошла к огню. Пламя беспокойно мерцало; ветер, врываясь в камин, разбрасывал по полу искры. Когда оруженосец Граффида спиливал кандалы с ее лодыжек, лезвие выскользнуло из его окоченевших пальцев и глубоко вонзилось ей в ногу. Рана гноилась и, несмотря на усилия врача, никак не заживала.
Не дожидаясь приглашения, Ронвен опустилась в кресло Сенены и откинулась назад. Ее веки сомкнулись на мгновение, когда пульсирующая волна обожгла рану и хлынула к колену. Стиснув зубы, она мрачно ухмыльнулась. Пальцы Граффида были скрещены, он стыдливо прятал руки за спиной.
– Без сомнения, вы хотите, чтобы я убралась отсюда.
Граффид опустил глаза и принялся разглядывать пол.
– Люди моего отца скоро будут здесь. Это только вопрос времени.
– Но вы ведь не отдадите меня им? – Она не сводила с него глаз.
– Разумеется, нет. Но вы будете в опасности, пока не покинете Уэльс. Кровная месть страшна, вести о ней долетают до самых отдаленных уголков, и вы знаете это не хуже меня.
– И вы сомневаетесь, что моя магическая сила защитит меня? – Она зловеще усмехнулась. – И правильно. Люди верят, что я сбежала из амбара, обернувшись совой, но вы-то знаете правду. У меня нет никакой магической силы. Повадки раненой кошки – это все, что у меня есть, – задумчиво сказала она.
– Но ведь вы вызвали Эиниона с того света, – заговорила Сенена. – В Гвинеде все об этом только и говорят.
– Эинион пришел, потому что сам хотел этого. – Ронвен покачала головой. – Однако колдовство действительно свершилось той ночью, и магическая сила вырвалась наружу. Но это была не моя сила.
– Но чья же тогда? – прошептала Сенена.
– Элейн, разумеется. – Ронвен торжествующе взглянула на нее. – Разве вы еще не поняли? Вся эта магическая сила исходит от нее.
Тишина надолго воцарилась в комнате.
– Я слышал, что у нее есть дар, – осторожно заметил Граффид. – Вы это имели в виду?
Ронвен насмешливо улыбнулась.
– О, это гораздо больше, чем просто дар. Гораздо больше! И судьба ее предрешена звездами. – Она сжалась, когда новый приступ боли пронзил ее ногу. – Она всем им еще покажет! И лорду Ливелину, и Даффиду, и этой дерзкой англичанке, его жене.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60