– Было бы лучше для самой Элейн, если бы все это открылось.
– Это всего лишь фантазия. – Лунед была бледна. – Буря, молния… Она видела, как молния ударила в дерево.
– Она видела, как горит замок, дитя мое. И ты, и я слышали ее рассказ о пожаре, пока она болела. Она видела мужчин и реку. Это не было обычным сном. – Джон стал ходить по комнате взад и вперед. – Она предупреждала нас, предупреждала о каком-то нападении. Но где? Здесь? – Он развернулся и пошел по направлению к пустому очагу. Джон проклинал себя. Вот и он поверил ее видениям! Он, образованный и здравомыслящий человек, поверил, что она может предсказывать будущее, и теперь места себе не находит! Легковерность, достойная лживых прачек, живущих в замке! Он вновь обернулся к Лунед.
– Я не хочу, чтобы кто-либо узнал об этих видениях, – настойчиво сказал он. – Ни слова, ни единого слова никому! Ты меня понимаешь? Если слуги слышали ее речи, пусть думают, что это горячечный бред, и не более того. А теперь, слава Пресвятой Деве, ей лучше, и она больше не будет вещать о горящих замках!
Элейн оглядела комнату.
– Где Ронвен? – спросила она.
Джон сел на кровати и взял ее руки в свои.
– Я отослал ее в Уэльс, моя дорогая. Я не мог позволить ей остаться. С ней все в порядке, она вернулась к своему народу.
Он увидел, как глаза Элейн наполнились слезами, и тихо выругался.
– Но ведь с тобой остались Лунед, Мараред и Этель. И я. – Он улыбнулся. – Кроме того, скоро к нам приедет Изабелла и привезет юного Роберта. Ты скоро поправишься и будешь с ним ездить верхом. Тебе ведь это нравится. – Он взял лекарство, которое оставил врач, и, помогая Элейн сесть, дал ей снадобье. – Твоя сестра Маргарет послала тебе подарок из Суссекса. Она хочет, чтобы ты навестила ее, когда тебе станет лучше. Она прислала тебе красивое жемчужное ожерелье.
За время болезни Элейн выросла. Джон удивился, увидев теперь, что она, тонкая, как тростник, уже почти ему по плечо. У нее иногда еще побаливала голова, и вечерами он время от времени читал ей, когда в замке не было странствующих менестрелей, сказителей и гостей. И еще он беседовал с ней о будущем.
– Ты бы хотела стать королевой, моя крошка?
– В Шотландии?
Он кивнул ей. Джон, правнук короля Дэвида I Шотландского, единственный сын старшего графа Хантингтона и Мод, наследницы графа Честера, был вероятным наследником короля Александра II, пока что бездетного.
– А какая она, Шотландия? – Ее глаза засияли.
– Красивая. Горы там выше, чем самая высокая гора Сноудон у вас в Уэльсе, и глубокие, как море, озера. Когда-нибудь мы поедем туда. Сестра твоей матери, Джоанна, замужем за моим кузеном-королем, так что оба мы приближены к престолу. – Она заметила, как он нахмурился. – С твоей матерью все хорошо. Ей грустно в тюрьме, но у нее все хорошо. Ты не должна винить себя за ее заточение. Ведь она согрешила. – Он посмотрел на нее. – Надеюсь, больше у тебя не было кошмаров?
Элейн покачала головой; она забыла о рыжеволосом мужчине, который привиделся ей в сумятице лихорадочных видений.
– И больше нет горящих замков, – улыбнулся он. – Я уже думаю, где в случае пожара поставить людей с ведрами. – Он все еще остро чувствовал жестокость описанной сцены.
– Это не был ни один из твоих замков, – сказала она, стараясь переубедить его.
– Тогда чей же? – мягко спросил он.
– Это был замок сэра Уильяма в Хэе.
Наступило долгое молчание.
– Сейчас хранитель замка в Хэе – королевский юстициарий Губерт де Бург, – наконец проговорил он. – Возможно, тебе привиделось прошлое, дорогая. Твой дедушка, король Джон, двадцать лет назад сжег Хэй, а перед тем убил бабушку и дедушку сэра Уильяма. – Он заметил, как побелели ее кулаки. – Все это уже было очень давно. И давно забыто, Элейн.
– Я знаю, – шепнула она.
IV
Гость знал, насколько важна была та новость, которую он сообщил. Ему дали свежей воды для умывания, поставили еду и вино в большом зале и потом, как требовали приличия, он отплатил за оказанное ему гостеприимство, рассказав новости о странах, которые проезжал. Он был в Херфорде и там услышал о разорении замка Хэй и последних сражениях в Уэльсе.
– Я слышал, что замок до сих пор восстанавливают после нападения. Женщины с детьми пытались спрятаться в церкви, но ее тоже сожгли. А сам замок и расположенные в окрестностях постройки, насколько мне известно, сровняли с землей.
Джон в оцепенении смотрел на него. Сидевшая рядом с ним Элейн была бледна как полотно.
– Кто же это сделал? – Джон положил свою руку на руку Элейн.
– Принц Аберфрау. Ваш отец, миледи. Это он спалил Хэй.
Вскоре к Джону пришли письма от Ливелина. Он писал, что сделал это, дабы ограничить влияние де Бурга и напомнить королю Англии, чтобы тот не посягал на Уэльс.
– Это неправда, – резко ответила Элейн, стоя с письмом в руках. – Он сжег Хэй, чтобы отомстить. Хэй ведь был любимым замком сэра Уильяма. – Она глубоко и порывисто вздохнула, пытаясь сдержать слезы. – Бедная Изабелла, что она теперь чувствует у себя в Абере.
Она трижды писала своей подруге, но письма оставались без ответа.
– С ней все в порядке. – Джон пытался успокоить ее. – Твой брат Даффид – хороший человек, он заботится о ней.
Ни Джон, ни его жена больше не вспоминали о пожаре. У Элейн не было шансов спасти замок Хэй от отца, в отличие от случая с сэром Уильямом, когда такой шанс был. Теперь она понимала, что судьбы людей предначертаны свыше. Но каким образом ей удается предсказывать будущее? И почему?
V
Графа и графиню Хантингтон вызвали в Вестминстер через неделю после пожара в Хэе. Джон догадывался, что королю нужно знать, почему Ливелин сделал это, и он предупредил Элейн, что король захочет спросить ее о причинах.
– Ты ведь не скажешь ему, что я все это предвидела? – беспокойно взглянула на мужа Элейн.
– Конечно, нет. Или ты думаешь, я хотел бы, чтобы весь мир знал, что моей жене случается предвидеть будущее?
– Ведь я не нарочно это делаю. – Она села за большой дубовый стол, за которым Джон писал, и взяла в руки одно из его перьев.
– Я знаю. – С сокрушенным видом он стиснул ее плечо. – Но мы не можем, не должны позволить, чтобы твои видения повторялись. Это опасно, и именно от этого ты так несчастлива. Король будет спрашивать о том, что двигало твоим отцом. Ты должна ответить, что не знаешь. Скажи ему, что все письма твоего отца были адресованы мне. – И это было чистой правдой.
Король Генрих III разглядывал племянницу с насмешливой улыбкой на лице.
– Твой отец опять мне показал нос. Я так это понимаю, моя дорогая, – сказал он.
Элейн почувствовала, как краска заливает ее лицо.
– Нет, сир, это не так.
– Моей жене кажется, что замок сожжен в том числе и из-за личной мести, ваша милость, – сказал Джон, покровительственно положив руку ей на плечо. – Это последний выпад против де Броузов.
– А, распутный сэр Уильям, которому удалось завоевать сердце моей сводной сестрицы. – Генрих улыбнулся. – Должно быть, он был просто дураком или обезумел от любви. – И он глянул по сторонам, ожидая одобрения своей шутки.
В свои двадцать четыре года Генрих Плантагенет был элегантным, красивым молодым человеком, не лишенным вкуса, – последнее проявлялось в его любви к красивой одежде и роскошной мебели и в причудливых планах перестройки Вестминстерского аббатства, которые он лелеял. До сих пор неженатый, он был благочестивым, проницательным и подчас упрямым.
Он долго рассматривал Элейн, а потом отвернулся. Она все еще ребенок, но позже, когда она будет оказывать больше влияния на своего мужа, придет время использовать ее.
VI
Хантингтоны были в своем доме в Стренде – новом пригороде, раскинувшемся между Лондоном и Вестминстером, – когда пришла новость о том, что принц Аберфрау в конце концов сжалился над женой и простил ее. После двухлетнего заключения ей наконец разрешено было вернуться к супругу, который снова питал к ней былое расположение. Радуясь новости, Элейн дала вестнику серебряный пенни и пошла искать своего мужа.
– Теперь я могу вернуться домой! Если папа простил ее, значит, он простит и меня, не так ли, милорд? Пожалуйста, можно мне вернуться? – За два года они ни разу не ездили на запад.
Джон удивленно посмотрел на нее и взял письмо из ее руки. Это было первое письмо, которое она получила из Абера, и оно было написано Ронвен.
– Домой? Ты имеешь в виду в Гвинед?
Она радостно кивнула.
– Ну пожалуйста… – Заметив выражение его лица, она неловко остановилась. – Я знаю, я твоя жена, знаю, что должна вернуться к тебе, когда мне исполнится четырнадцать лет, но пока я могла бы вернуться домой к Ронвен, в Уэльс. Повидаться с Изабеллой. – Тут ее голос совсем стих. Они стояли и долго смотрели друг на друга. Ее лицо постепенно приняло печальное выражение.
– Прости меня, дорогая. – Джон покачал головой. – Ты должна оставаться со мной. Твой дом теперь здесь.
– Нет, мой дом в Гвинеде. – Она почти разрыдалась.
– Уже нет, Элейн, ты теперь графиня Хантингтон. Уэльс больше не твой дом. И никогда уже им не будет.
– Нет, это мой дом. – На ее глазах выступили крупные слезы. – Он всегда будет моим домом. Я люблю Уэльс и ненавижу все здесь. – Широким движением руки она указала не только на обитую дубом комнату дома и бесконечную вереницу телег и повозок за окном – имелись в виду и оживленные, многолюдные улицы Лондона с их зловонным запахом, а с ними и вся восточная Англия, и все владения ее мужа.
– Тогда тебе придется полюбить все это, Элейн, – сказал он неожиданно твердым голосом. Он и не думал, что она до сих пор надеялась вернуться к отцу. Граф считал, что она счастлива с ним. Больше не повторялись ее дикие скачки в бурю, но и перед тем случаем ему казалось, что Элейн все больше и больше нравится быть в его обществе, обучаясь сложной, а иногда и скучной науке управления обширным и запутанным хозяйством. – О возвращении домой не может быть и речи.
– Никогда? – Она бросила на него печальный взгляд.
Он глубоко вздохнул.
– Без сомнения, когда-нибудь можно будет устроить этот визит. Когда мы вернемся в Честер, то сможем подумать об этом, если твой отец этого пожелает. Но пока что в его письме об этом нет ни одного упоминания. И если ты, конечно, внимательно читала письмо, – он протянул ей листок, – об этом не упомянула и леди Ронвен.
– Мы не сможем вернуться? Никогда? – Лунед напряженно смотрела на Элейн.
Элейн покачала головой, стараясь сдержать слезы. В комнате с ярко окрашенными глиняными стенами, с позолоченной лепниной, было прохладнее и темнее, чем на улице, за высокими воротами. Маленькие окна пропускали таинственный зеленоватый свет, бросавший по полу волнистые тени. Острый запах сухих трав защекотал ей нос, когда она вошла туда.
– И что же теперь? – Лунед грузно села на край сундука.
– Все, как прежде. Теперь наш дом Англия. – Голос Элейн звучал глухо. – Или когда-нибудь им будет Шотландия. – Шотландия была ее волшебным сном о королеве с золотой короной. – Мы сможем поехать в Абер, только если отец пригласит нас, Лунед, – продолжила она и села рядом с ней, взяв ее за руку. – Я напишу об этом Ронвен. И Изабелле. Я попрошу их поговорить с отцом. Белла будет рада моему приезду; в Абере ей одной не слишком весело. Нам столько еще оставалось сделать вместе; Изабелла надеялась, что у нее будет столько приключений. Она убедит их, чтобы они разрешили мне вернуться. Я знаю, она сделает это.
Элейн не принимала в расчет взгляды Джона на будущее, а они были полны суровой правды. Она не могла и не хотела верить в то, что ей никогда не доведется больше жить в Северном Уэльсе.
VII
На этот раз Изабелла ответила. Элейн недоверчиво вперила глаза в письмо, похолодев от ужаса, не замечая, что на нее устремлены взволнованные глаза мужа.
– Что случилось, Элейн? – спросил Джон.
В письме была и обычная вежливая приписка от Ливелина относительно его дел в приграничье.
Элейн уныло покачала головой.
Нагнувшись к жене, Джон взял письмо из ее слабых пальцев и бегло просмотрел размашистые детские каракули. Через несколько секунд письмо уже пожирал огонь.
– Забудь ее, – резко произнес он.
– Но она… ведь мы были друзьями, – ответила Элейн яростно.
– Боюсь, что из тебя сделали козла отпущения, дорогая. Твой братец, кажется, обвинил тебя в смерти ее отца. Ты понимаешь, почему они это сделали. Ее жизнь была бы невыносимой, если бы она винила в гибели сэра Уильяма твоего отца; ты оттуда уже уехала. Они руководствовались прагматическими соображениями.
– Но ведь она была моей подругой, – повторила Элейн. Она не могла поверить в такое предательство.
– Вероятно, и не была. – Ей следовала усвоить этот урок, как бы горек он ни был. – Настоящий друг верил бы в тебя.
– Теперь я никогда не поеду домой… – Шок прошел, и она начала в полной мере понимать смысл письма. – Если уж она обвиняет меня, то и все остальные тоже будут так ко мне относиться. И моя мама…
– Быть может, и так, дорогая. – Джон нахмурился.
Она медленно поднялась и подошла к маленькому окну. Через тусклое стекло она могла наблюдать препирательство двух возчиков как раз по ту сторону ворот под башней. Колеса их повозок застряли в узком проходе улицы, волы, стараясь изо всех сил, тянули в противоположные стороны, но не могли высвободить их. Ссора завершилась, когда одно колесо отлетело и весь груз тяжелых мешков посыпался из повозки на грязную дорогу.
VIII
Посещение Лондона завершилось. Джон вновь повез Элейн в путешествие по поместьям Хантингтонов. Ее настроение немного улучшилось, когда они выехали за пределы города. Она была рада снова ехать верхом и, наперекор себе, все более интересовалось запутанными вопросами управления большим графством. Джон поощрял это, все больше доверяя ней; сказывалась его природная проницательность, а кроме того, его несколько странное чувство юмора. Еще ему нравилось говорить с ней о более серьезных вещах: он настойчиво просил ее рассказывать сказки о древних богах валлийских холмов, а в ответ беседовал с ней про милосердие Пресвятой Девы Марии. Часто он вместе с Элейн объезжал часовни и церкви их поместий, чтобы посетить мессу и подивиться великолепию зданий, богато украшенных золотом, серебром, алебастром и изящными витражами, и чтобы, преклонив колени, она успокоилась перед образом Богоматери. Элейн почти забыла Эиниона и наконец поняла, что может почти не думать о Ронвен. Ее няня в безопасности, и она вполне счастлива в Абере, а средоточием жизни самой Элейн отныне должен был стать ее муж. Она вскоре увидится с Ронвен – в этом она была уверена.
Она сознательно пыталась противостоять своим видениям, перестала смотреть в огонь, никогда не позволяла соскользнуть той завесе, что отделяла прошлое от настоящего и будущего, – со временем это становилось все легче. Временами она испытывала ощущения, которые беспокоили ее: чутье обострялось, образы становились ярче, странная темнота возвещала о близости того, другого мира. Когда такое происходило, Элейн отыскивала красивые резные четки с распятием, неизменно висевшие у нее на запястье, – их подарил ей Джон. И чем больше она думала о настоящем, тем больше ей нравился Джон. В свои двадцать восемь он был красивым мужчиной, серьезным, добросовестным, нежным по отношению к ней.
Он никогда не упоминал о том времени, когда им предстоит стать больше чем просто друзьями. Истечения начались у нее через восемнадцать месяцев после того, как Лунед уже прошла через это. Когда это случилось, Элейн затаилась, со страхом ожидая, что Джон узнает об этом и теперь будет настаивать, чтобы они вступили в интимную близость. Но он и вида не подавал, что знает о том, что ее худое, хрупкое тело уже стало телом женщины. Он относился к ней как обычно и никогда не позволял себе ничего, что бы напугало или обидело ее. Месяц за месяцем она все больше находила в нем опору и доверяла ему; муж и жена все больше нравились друг другу.
В марте 1232 года король Генрих посетил их в замке Фозерингей, и Элейн помогала руководить приготовлениями, распоряжаясь приемом королевской свиты. Впервые она почувствовала себя графиней и хозяйкой этого замка. Визит был необычайно успешным. Тем более удивительным было то, что, как только на равнины снова пришел летний зной, Элейн опять заболела. Когда Джона вызвали на прием к королю в Вестминстер, он ломал голову, как помочь жене. Он и не осмеливался предложить ей ехать с ними в дом на Стренде.
На помощь ему пришла Маргарет, сестра Элейн.
«Пришли ее ко мне, – написала она в письме. – Я уже говорила и прежде: свежий воздух Даунса вернет ей здоровье».
Джон показал Элейн письмо и улыбнулся, заметив внезапное оживление в ее глазах, когда она глянула на него.
– Мне можно принять приглашение?
– Конечно, можно. Проводи лето с сестрой, а потом осенью мы вернемся в Фозерингей вместе.
Он не высказал мысли, пришедшей ему в голову:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
– Это всего лишь фантазия. – Лунед была бледна. – Буря, молния… Она видела, как молния ударила в дерево.
– Она видела, как горит замок, дитя мое. И ты, и я слышали ее рассказ о пожаре, пока она болела. Она видела мужчин и реку. Это не было обычным сном. – Джон стал ходить по комнате взад и вперед. – Она предупреждала нас, предупреждала о каком-то нападении. Но где? Здесь? – Он развернулся и пошел по направлению к пустому очагу. Джон проклинал себя. Вот и он поверил ее видениям! Он, образованный и здравомыслящий человек, поверил, что она может предсказывать будущее, и теперь места себе не находит! Легковерность, достойная лживых прачек, живущих в замке! Он вновь обернулся к Лунед.
– Я не хочу, чтобы кто-либо узнал об этих видениях, – настойчиво сказал он. – Ни слова, ни единого слова никому! Ты меня понимаешь? Если слуги слышали ее речи, пусть думают, что это горячечный бред, и не более того. А теперь, слава Пресвятой Деве, ей лучше, и она больше не будет вещать о горящих замках!
Элейн оглядела комнату.
– Где Ронвен? – спросила она.
Джон сел на кровати и взял ее руки в свои.
– Я отослал ее в Уэльс, моя дорогая. Я не мог позволить ей остаться. С ней все в порядке, она вернулась к своему народу.
Он увидел, как глаза Элейн наполнились слезами, и тихо выругался.
– Но ведь с тобой остались Лунед, Мараред и Этель. И я. – Он улыбнулся. – Кроме того, скоро к нам приедет Изабелла и привезет юного Роберта. Ты скоро поправишься и будешь с ним ездить верхом. Тебе ведь это нравится. – Он взял лекарство, которое оставил врач, и, помогая Элейн сесть, дал ей снадобье. – Твоя сестра Маргарет послала тебе подарок из Суссекса. Она хочет, чтобы ты навестила ее, когда тебе станет лучше. Она прислала тебе красивое жемчужное ожерелье.
За время болезни Элейн выросла. Джон удивился, увидев теперь, что она, тонкая, как тростник, уже почти ему по плечо. У нее иногда еще побаливала голова, и вечерами он время от времени читал ей, когда в замке не было странствующих менестрелей, сказителей и гостей. И еще он беседовал с ней о будущем.
– Ты бы хотела стать королевой, моя крошка?
– В Шотландии?
Он кивнул ей. Джон, правнук короля Дэвида I Шотландского, единственный сын старшего графа Хантингтона и Мод, наследницы графа Честера, был вероятным наследником короля Александра II, пока что бездетного.
– А какая она, Шотландия? – Ее глаза засияли.
– Красивая. Горы там выше, чем самая высокая гора Сноудон у вас в Уэльсе, и глубокие, как море, озера. Когда-нибудь мы поедем туда. Сестра твоей матери, Джоанна, замужем за моим кузеном-королем, так что оба мы приближены к престолу. – Она заметила, как он нахмурился. – С твоей матерью все хорошо. Ей грустно в тюрьме, но у нее все хорошо. Ты не должна винить себя за ее заточение. Ведь она согрешила. – Он посмотрел на нее. – Надеюсь, больше у тебя не было кошмаров?
Элейн покачала головой; она забыла о рыжеволосом мужчине, который привиделся ей в сумятице лихорадочных видений.
– И больше нет горящих замков, – улыбнулся он. – Я уже думаю, где в случае пожара поставить людей с ведрами. – Он все еще остро чувствовал жестокость описанной сцены.
– Это не был ни один из твоих замков, – сказала она, стараясь переубедить его.
– Тогда чей же? – мягко спросил он.
– Это был замок сэра Уильяма в Хэе.
Наступило долгое молчание.
– Сейчас хранитель замка в Хэе – королевский юстициарий Губерт де Бург, – наконец проговорил он. – Возможно, тебе привиделось прошлое, дорогая. Твой дедушка, король Джон, двадцать лет назад сжег Хэй, а перед тем убил бабушку и дедушку сэра Уильяма. – Он заметил, как побелели ее кулаки. – Все это уже было очень давно. И давно забыто, Элейн.
– Я знаю, – шепнула она.
IV
Гость знал, насколько важна была та новость, которую он сообщил. Ему дали свежей воды для умывания, поставили еду и вино в большом зале и потом, как требовали приличия, он отплатил за оказанное ему гостеприимство, рассказав новости о странах, которые проезжал. Он был в Херфорде и там услышал о разорении замка Хэй и последних сражениях в Уэльсе.
– Я слышал, что замок до сих пор восстанавливают после нападения. Женщины с детьми пытались спрятаться в церкви, но ее тоже сожгли. А сам замок и расположенные в окрестностях постройки, насколько мне известно, сровняли с землей.
Джон в оцепенении смотрел на него. Сидевшая рядом с ним Элейн была бледна как полотно.
– Кто же это сделал? – Джон положил свою руку на руку Элейн.
– Принц Аберфрау. Ваш отец, миледи. Это он спалил Хэй.
Вскоре к Джону пришли письма от Ливелина. Он писал, что сделал это, дабы ограничить влияние де Бурга и напомнить королю Англии, чтобы тот не посягал на Уэльс.
– Это неправда, – резко ответила Элейн, стоя с письмом в руках. – Он сжег Хэй, чтобы отомстить. Хэй ведь был любимым замком сэра Уильяма. – Она глубоко и порывисто вздохнула, пытаясь сдержать слезы. – Бедная Изабелла, что она теперь чувствует у себя в Абере.
Она трижды писала своей подруге, но письма оставались без ответа.
– С ней все в порядке. – Джон пытался успокоить ее. – Твой брат Даффид – хороший человек, он заботится о ней.
Ни Джон, ни его жена больше не вспоминали о пожаре. У Элейн не было шансов спасти замок Хэй от отца, в отличие от случая с сэром Уильямом, когда такой шанс был. Теперь она понимала, что судьбы людей предначертаны свыше. Но каким образом ей удается предсказывать будущее? И почему?
V
Графа и графиню Хантингтон вызвали в Вестминстер через неделю после пожара в Хэе. Джон догадывался, что королю нужно знать, почему Ливелин сделал это, и он предупредил Элейн, что король захочет спросить ее о причинах.
– Ты ведь не скажешь ему, что я все это предвидела? – беспокойно взглянула на мужа Элейн.
– Конечно, нет. Или ты думаешь, я хотел бы, чтобы весь мир знал, что моей жене случается предвидеть будущее?
– Ведь я не нарочно это делаю. – Она села за большой дубовый стол, за которым Джон писал, и взяла в руки одно из его перьев.
– Я знаю. – С сокрушенным видом он стиснул ее плечо. – Но мы не можем, не должны позволить, чтобы твои видения повторялись. Это опасно, и именно от этого ты так несчастлива. Король будет спрашивать о том, что двигало твоим отцом. Ты должна ответить, что не знаешь. Скажи ему, что все письма твоего отца были адресованы мне. – И это было чистой правдой.
Король Генрих III разглядывал племянницу с насмешливой улыбкой на лице.
– Твой отец опять мне показал нос. Я так это понимаю, моя дорогая, – сказал он.
Элейн почувствовала, как краска заливает ее лицо.
– Нет, сир, это не так.
– Моей жене кажется, что замок сожжен в том числе и из-за личной мести, ваша милость, – сказал Джон, покровительственно положив руку ей на плечо. – Это последний выпад против де Броузов.
– А, распутный сэр Уильям, которому удалось завоевать сердце моей сводной сестрицы. – Генрих улыбнулся. – Должно быть, он был просто дураком или обезумел от любви. – И он глянул по сторонам, ожидая одобрения своей шутки.
В свои двадцать четыре года Генрих Плантагенет был элегантным, красивым молодым человеком, не лишенным вкуса, – последнее проявлялось в его любви к красивой одежде и роскошной мебели и в причудливых планах перестройки Вестминстерского аббатства, которые он лелеял. До сих пор неженатый, он был благочестивым, проницательным и подчас упрямым.
Он долго рассматривал Элейн, а потом отвернулся. Она все еще ребенок, но позже, когда она будет оказывать больше влияния на своего мужа, придет время использовать ее.
VI
Хантингтоны были в своем доме в Стренде – новом пригороде, раскинувшемся между Лондоном и Вестминстером, – когда пришла новость о том, что принц Аберфрау в конце концов сжалился над женой и простил ее. После двухлетнего заключения ей наконец разрешено было вернуться к супругу, который снова питал к ней былое расположение. Радуясь новости, Элейн дала вестнику серебряный пенни и пошла искать своего мужа.
– Теперь я могу вернуться домой! Если папа простил ее, значит, он простит и меня, не так ли, милорд? Пожалуйста, можно мне вернуться? – За два года они ни разу не ездили на запад.
Джон удивленно посмотрел на нее и взял письмо из ее руки. Это было первое письмо, которое она получила из Абера, и оно было написано Ронвен.
– Домой? Ты имеешь в виду в Гвинед?
Она радостно кивнула.
– Ну пожалуйста… – Заметив выражение его лица, она неловко остановилась. – Я знаю, я твоя жена, знаю, что должна вернуться к тебе, когда мне исполнится четырнадцать лет, но пока я могла бы вернуться домой к Ронвен, в Уэльс. Повидаться с Изабеллой. – Тут ее голос совсем стих. Они стояли и долго смотрели друг на друга. Ее лицо постепенно приняло печальное выражение.
– Прости меня, дорогая. – Джон покачал головой. – Ты должна оставаться со мной. Твой дом теперь здесь.
– Нет, мой дом в Гвинеде. – Она почти разрыдалась.
– Уже нет, Элейн, ты теперь графиня Хантингтон. Уэльс больше не твой дом. И никогда уже им не будет.
– Нет, это мой дом. – На ее глазах выступили крупные слезы. – Он всегда будет моим домом. Я люблю Уэльс и ненавижу все здесь. – Широким движением руки она указала не только на обитую дубом комнату дома и бесконечную вереницу телег и повозок за окном – имелись в виду и оживленные, многолюдные улицы Лондона с их зловонным запахом, а с ними и вся восточная Англия, и все владения ее мужа.
– Тогда тебе придется полюбить все это, Элейн, – сказал он неожиданно твердым голосом. Он и не думал, что она до сих пор надеялась вернуться к отцу. Граф считал, что она счастлива с ним. Больше не повторялись ее дикие скачки в бурю, но и перед тем случаем ему казалось, что Элейн все больше и больше нравится быть в его обществе, обучаясь сложной, а иногда и скучной науке управления обширным и запутанным хозяйством. – О возвращении домой не может быть и речи.
– Никогда? – Она бросила на него печальный взгляд.
Он глубоко вздохнул.
– Без сомнения, когда-нибудь можно будет устроить этот визит. Когда мы вернемся в Честер, то сможем подумать об этом, если твой отец этого пожелает. Но пока что в его письме об этом нет ни одного упоминания. И если ты, конечно, внимательно читала письмо, – он протянул ей листок, – об этом не упомянула и леди Ронвен.
– Мы не сможем вернуться? Никогда? – Лунед напряженно смотрела на Элейн.
Элейн покачала головой, стараясь сдержать слезы. В комнате с ярко окрашенными глиняными стенами, с позолоченной лепниной, было прохладнее и темнее, чем на улице, за высокими воротами. Маленькие окна пропускали таинственный зеленоватый свет, бросавший по полу волнистые тени. Острый запах сухих трав защекотал ей нос, когда она вошла туда.
– И что же теперь? – Лунед грузно села на край сундука.
– Все, как прежде. Теперь наш дом Англия. – Голос Элейн звучал глухо. – Или когда-нибудь им будет Шотландия. – Шотландия была ее волшебным сном о королеве с золотой короной. – Мы сможем поехать в Абер, только если отец пригласит нас, Лунед, – продолжила она и села рядом с ней, взяв ее за руку. – Я напишу об этом Ронвен. И Изабелле. Я попрошу их поговорить с отцом. Белла будет рада моему приезду; в Абере ей одной не слишком весело. Нам столько еще оставалось сделать вместе; Изабелла надеялась, что у нее будет столько приключений. Она убедит их, чтобы они разрешили мне вернуться. Я знаю, она сделает это.
Элейн не принимала в расчет взгляды Джона на будущее, а они были полны суровой правды. Она не могла и не хотела верить в то, что ей никогда не доведется больше жить в Северном Уэльсе.
VII
На этот раз Изабелла ответила. Элейн недоверчиво вперила глаза в письмо, похолодев от ужаса, не замечая, что на нее устремлены взволнованные глаза мужа.
– Что случилось, Элейн? – спросил Джон.
В письме была и обычная вежливая приписка от Ливелина относительно его дел в приграничье.
Элейн уныло покачала головой.
Нагнувшись к жене, Джон взял письмо из ее слабых пальцев и бегло просмотрел размашистые детские каракули. Через несколько секунд письмо уже пожирал огонь.
– Забудь ее, – резко произнес он.
– Но она… ведь мы были друзьями, – ответила Элейн яростно.
– Боюсь, что из тебя сделали козла отпущения, дорогая. Твой братец, кажется, обвинил тебя в смерти ее отца. Ты понимаешь, почему они это сделали. Ее жизнь была бы невыносимой, если бы она винила в гибели сэра Уильяма твоего отца; ты оттуда уже уехала. Они руководствовались прагматическими соображениями.
– Но ведь она была моей подругой, – повторила Элейн. Она не могла поверить в такое предательство.
– Вероятно, и не была. – Ей следовала усвоить этот урок, как бы горек он ни был. – Настоящий друг верил бы в тебя.
– Теперь я никогда не поеду домой… – Шок прошел, и она начала в полной мере понимать смысл письма. – Если уж она обвиняет меня, то и все остальные тоже будут так ко мне относиться. И моя мама…
– Быть может, и так, дорогая. – Джон нахмурился.
Она медленно поднялась и подошла к маленькому окну. Через тусклое стекло она могла наблюдать препирательство двух возчиков как раз по ту сторону ворот под башней. Колеса их повозок застряли в узком проходе улицы, волы, стараясь изо всех сил, тянули в противоположные стороны, но не могли высвободить их. Ссора завершилась, когда одно колесо отлетело и весь груз тяжелых мешков посыпался из повозки на грязную дорогу.
VIII
Посещение Лондона завершилось. Джон вновь повез Элейн в путешествие по поместьям Хантингтонов. Ее настроение немного улучшилось, когда они выехали за пределы города. Она была рада снова ехать верхом и, наперекор себе, все более интересовалось запутанными вопросами управления большим графством. Джон поощрял это, все больше доверяя ней; сказывалась его природная проницательность, а кроме того, его несколько странное чувство юмора. Еще ему нравилось говорить с ней о более серьезных вещах: он настойчиво просил ее рассказывать сказки о древних богах валлийских холмов, а в ответ беседовал с ней про милосердие Пресвятой Девы Марии. Часто он вместе с Элейн объезжал часовни и церкви их поместий, чтобы посетить мессу и подивиться великолепию зданий, богато украшенных золотом, серебром, алебастром и изящными витражами, и чтобы, преклонив колени, она успокоилась перед образом Богоматери. Элейн почти забыла Эиниона и наконец поняла, что может почти не думать о Ронвен. Ее няня в безопасности, и она вполне счастлива в Абере, а средоточием жизни самой Элейн отныне должен был стать ее муж. Она вскоре увидится с Ронвен – в этом она была уверена.
Она сознательно пыталась противостоять своим видениям, перестала смотреть в огонь, никогда не позволяла соскользнуть той завесе, что отделяла прошлое от настоящего и будущего, – со временем это становилось все легче. Временами она испытывала ощущения, которые беспокоили ее: чутье обострялось, образы становились ярче, странная темнота возвещала о близости того, другого мира. Когда такое происходило, Элейн отыскивала красивые резные четки с распятием, неизменно висевшие у нее на запястье, – их подарил ей Джон. И чем больше она думала о настоящем, тем больше ей нравился Джон. В свои двадцать восемь он был красивым мужчиной, серьезным, добросовестным, нежным по отношению к ней.
Он никогда не упоминал о том времени, когда им предстоит стать больше чем просто друзьями. Истечения начались у нее через восемнадцать месяцев после того, как Лунед уже прошла через это. Когда это случилось, Элейн затаилась, со страхом ожидая, что Джон узнает об этом и теперь будет настаивать, чтобы они вступили в интимную близость. Но он и вида не подавал, что знает о том, что ее худое, хрупкое тело уже стало телом женщины. Он относился к ней как обычно и никогда не позволял себе ничего, что бы напугало или обидело ее. Месяц за месяцем она все больше находила в нем опору и доверяла ему; муж и жена все больше нравились друг другу.
В марте 1232 года король Генрих посетил их в замке Фозерингей, и Элейн помогала руководить приготовлениями, распоряжаясь приемом королевской свиты. Впервые она почувствовала себя графиней и хозяйкой этого замка. Визит был необычайно успешным. Тем более удивительным было то, что, как только на равнины снова пришел летний зной, Элейн опять заболела. Когда Джона вызвали на прием к королю в Вестминстер, он ломал голову, как помочь жене. Он и не осмеливался предложить ей ехать с ними в дом на Стренде.
На помощь ему пришла Маргарет, сестра Элейн.
«Пришли ее ко мне, – написала она в письме. – Я уже говорила и прежде: свежий воздух Даунса вернет ей здоровье».
Джон показал Элейн письмо и улыбнулся, заметив внезапное оживление в ее глазах, когда она глянула на него.
– Мне можно принять приглашение?
– Конечно, можно. Проводи лето с сестрой, а потом осенью мы вернемся в Фозерингей вместе.
Он не высказал мысли, пришедшей ему в голову:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60