– Мэтти улыбнулась, встала и поправила юбки.
– Конечно, хочу! – с готовностью ответила Элейн. – Уилл обещал отвезти меня к морю.
Наблюдая, как они вместе сбежали по ступенькам, ведущим из сада во двор замка, Мэтти нахмурилась. Здесь дети были в полной безопасности. Они поедут с эскортом, и с ними будет верный Сенидд, но откуда взялось это странное предчувствие беды?
– Можно мне разок прокатиться на Непобедимом? – И мальчик жалобно взглянул на Элейн, сидевшую на рослом жеребце.
– Я тебе уже говорила – он слишком большой для тебя, – отказала ему Элейн.
– Он слишком высок и для тебя! – парировал мальчик и повернулся к своему пони, который был куда ниже жеребца.
– Только я могу с ним управляться, – сказала Элейн и прикусила губу. Это была чистая правда: с тех пор как повесили сэра Уильяма, больше никто, кроме грума, не объезжал этой лошади. Она наклонилась в высоком седле и потрепала его гриву. – Ведь ты только мой, радость моя?
Они поехали вдоль излучины широкой реки, резко сужавшейся около порта Шорэм, на юг, а затем повернули на запад, время от времени приближаясь к взморью, где при низком приливе они могли галопом скакать по песку. Вернувшись в Брамбер, они ощутили усталость; лошади медленно шли под теплым вечерним солнцем.
У внутреннего двора они спешились.
– Ну пожалуйста, дай мне покататься на нем, Элейн. Он ведь устал и не будет возражать. – Уилл подошел к Элейн и погладил гриву Непобедимого.
– Нет. – Элейн упрямо подняла подбородок. – Только я могу ездить на этой лошади.
– Ну прошу тебя, – настаивал мальчик. – Сенидд меня подсадит. Ну совсем немножко!
– Нет!
Уже похолодало: силуэт караульного помещения закрыло заходящее солнце. Где-то в сознании Элейн опять пронеслась какая-то волна, – как тогда в саду. Волна страха и предчувствия беды.
– Нет! – отрезала она. – Нет, я не разрешаю кататься на нем. Никогда. Только я одна могу на нем ездить!
– Что случилось? – Маргарет и ее муж вышли к ним навстречу из большого дома; они наблюдали за детьми, удивляясь их размолвке.
– Она не разрешает мне проехаться на ее коне, папа! – Голос Уилла был полон отчаяния. – Я только хочу посидеть на нем.
– Только я могу ездить на нем, – сказала Элейн, стиснув зубы.
– Насколько я понимаю, это лошадь Уильяма? – Джон де Броуз спустился по лестнице и положил руку на уздечку жеребца.
– Он подарил ее мне, – упрямо повторила Элейн. – Уилл еще очень мал. Непобедимый сбросит его.
– Нет, отец, я же хороший наездник, – взмолился Уилл, почувствовав поддержку отца. Его глаза сияли.
– А ты так не думаешь? – Джон поднял брови в сторону Элейн. Как обычно, глаза его флиртовали, бросали вызов, поддразнивали.
– Почему же… – Она почувствовала, как щеки ее краснеют. – Просто ездить на Непобедимом могу только я одна.
Джон был удивлен.
– О, так вы очень высокого мнения о себе, юная леди. Нет сомнения, вы красивы и талантливы. – Он коснулся рукой ее щеки, и она почувствовала приятную дрожь от его прикосновения. – А мне кажется, что и другие могут ездить на нем. Ну-ка, пусти меня. – Он твердо перехватил вожжи из ее руки и поманил к себе оруженосца. – Помоги мне забраться. Сейчас мы посмотрим его в деле. Да, я могу ездить на любой лошади, на которой ездил мой кузен Уильям!
Он мрачно усмехнулся. Непобедимый отступил в сторону, когда сэр Джон взобрался в седло. Конь прижат уши и закосил тазом.
– О нет, умоляю… – прошептала Элейн, – Вы не должны… Вы не можете… – Она почувствовала, как все вокруг пропитано страхом; холодный и разреженный воздух был полон тревоги. Он был хрупким, чистым и в то же время мерцающим, словно он…
Как только оруженосец помог Джону взобраться в седло, лошадь яростно заржала и взбрыкнула.
– Вот зверь! – Улыбка исчезла с лица Джона; он сунул ноги поглубже в стремена и натянул вожжи. Из-под своего длинного покрывала Элейн видела массивные колесики его шпор.
– Могу сказать только одно: любому ребенку опасно кататься на нем. – Он внезапно осекся, когда лошадь, удивленная и недовольная тяжелой рукой, натянувшей вожжи, отпрянула назад на несколько шагов, а затем встала на дыбы, отчаянно перебирая ногами. Джон прижался к седлу, потом, вскрикнув, накренился и упал на каменные булыжники под огромные копыта коня.
Все оцепенели. Джон лежал совершенно неподвижно. Из-под его головы на камни медленно текла струйка крови.
– Джон? – Маргарет слегка вскрикнула, не веря случившемуся, потом метнулась к неподвижному, обмякшему телу мужа.
– Джон?! Джон!
Позади нее, дрожа, стоял конь: его глаза были налиты кровью, и он яростно бил копытом. Элейн подбежала к нему и нежно погладила его гриву, но ее глаза были устремлены на неподвижное тело сэра Джона.
Маргарет выпрямилась. Она все еще стояла на коленях, положив руки на плащ мужа. Лицо ее исказилось от горя и страшного потрясения.
– Он мертв, – прошептала она. – Мертв!
Глава шестая
I
Розир, Энглси. Август 1232
Ронвен заметила прискакавших с запада гонцов и, увидев на их накидках монограмму и герб графа Хантингтона, вздохнула с облегчением. Затаив дыхание, она стояла возле парадной залы дворца, не сводя глаз с дверей проема. На этот раз для нее обязательно должно быть письмо; не может быть, чтобы Элейн забыла ее.
Изнутри доносился тихий шепот; время от времени раздавался громкий веселый смех, словно волна накатывала на берег.
Там, вместе с камеристками, находилась принцесса Джоанна. Два дня назад принц Ливелин отплыл вместе с Даффидом в Карнарфон, и женщины остались одни.
Ронвен чувствовала себя очень неуверенно. Неприязнь и явное презрение принцессы Джоанны не могли особо радовать, а принцесса Аберфрау (Джоанна любила этот титул), она же леди Сноудон, следуя примеру своего мужа, недвусмысленно дала понять, что это все, что Ронвен может от нее ожидать. В тот день, когда Ронвен вернулась в Абер, ее вызвали в те самые покои принцессы, где она в последний раз видела Джоанну, – тогда она пристально смотрела на нее через голову Элейн. Но то было три года назад.
– Так значит, лорд Хантингтон велел вам удалиться? – Взгляд Джоанны был жестким.
– Нет, ваше высочество. – Ронвен сумела придать своему голосу покорность. – Лорд Хантингтон разрешил мне вернуться, чтобы навестить родных.
– Навестить, – повторила Джоанна. – Нет, вы глубоко заблуждаетесь, если считаете, что вернетесь обратно. В письме лорда Хангтингтона именно так и сказано. Он больше не желает, чтобы вы прислуживали его жене. И вы не вернетесь. – Она выдержала паузу. – Когда же вы собираетесь увидеться с вашей семьей, леди Ронвен? – Ее голос звучал подкупающе мягко.
– Как вам известно, ваше высочество, у меня нет семьи. – Ронвен справилась с собой, и несмотря на то, что ее голос звучал очень тихо, она говорила довольно ровно и уверенно. Сенидд был всей ее семьей, и он охотно принял бы ее. Но он был с Элейн.
– Стало быть, если я велю вам убраться отсюда, вам будет даже некуда поехать?
– Я напишу Элейн, ваше высочество. Она уговорит лорда Хантингтона, и он разрешит мне вернуться. – Ронвен позволила себе говорить очень храбрым тоном, в ее голосе слышались нотки вызова.
– Уверена, что так оно и будет. – Улыбка на лице Джоанна опровергала ее слова. – Однако вам нет никакой необходимости делать это. Вы можете прислуживать мне, леди Ронвен, до тех пор, пока, – ее глаза сузились, – пока вас, не дай Бог, не заподозрят в том, что вы поддерживаете ублюдка Граффида с его интригами. Вам все ясно?
– Совершенно ясно, ваше высочество. – И Ронвен отвела взгляд от жестких глаз принцессы.
– Она не знает. – Другой удар чуть позже выдала Ронвен Изабелла. – Принцесса не знает, кто выдал ее мужу.
Ронвен отступила назад, ощутив легкий сквозняк, который ворвался в будуар и захлопнул за ней дверь. Женщины остались одни.
– Это ты была с Элейн, и ты могла остановить ее и спасти моего отца.
– А что я могла поделать? – Ронвен вспыхнула, чувствуя, что не может больше сдерживаться. – Если бы я не застала их, это сделал бы другой. Они были очень беззаботны, и их видел весь двор.
– Неправда! Она соблазнила моего отца.
– Нет, леди, нет. – Внезапно Ронвен почувствовала жалость к этой женщине, которая была все еще ребенком. Изабелла была всего лишь на год старше ее Элейн. – Не питайте на этот счет никаких иллюзий. Они соблазнили друг друга; они не могли жить друг без друга, словно два мотылька, которые летят на пламя свечи. И если бы Элейн ничего не сказала, то сказали бы другие. Вокруг них и так было слишком много недоброжелателей. Но к чему вспоминать все это сейчас? Прошлого уже не вернуть. Твой отец мертв, да упокоит Господь его беспокойную душу, а Ливелин простил свою жену. Оставьте все, как есть, леди. – Она повернулась и взяла стопку чистого льняного белья, чтобы положить его в сундук, из которого исходил запах лаванды.
– Я никогда этого не забуду! – Глаза Изабеллы вспыхнули ненавистью. – Я любила моего отца, и однажды я восстановлю его доброе имя. Я докажу, что это она соблазнила его, и я докажу, что ты и Элейн нарочно подстроили ему ловушку.
– Леди Изабелла…
– Нет, это правда. А может быть, и принцесса входила в ваш заговор. Может быть, она делала это просто для того, чтобы заманить его в свои сети, а затем предать? В конце концов, – она понизила голос, который теперь напоминал скорее шипение, чем речь, – что такого произошло с ней? Она провела два года в изгнании, но в уюте, а теперь она снова возле Ливелина, будто ничего и не было. Даффид говорит, что тот полностью доверяет ей, поручает ей роль своего советника и посла, словно ничего и не произошло. Он давит на Эднифеда Фихана и заставляет его принять ее, как посла, как это бывало и раньше. Он доверяет ей вести переговоры с ее братом, королем, как будто ничего и не случилось. А мой отец давно мертв! – Эти слова с тяжелым рыданием вырвались из ее груди.
Ронвен молчала. На мгновение она увидела в этой дерзкой молодой женщине одинокого, испуганного ребенка. Она вспомнила ту маленькую проказницу, которая босиком бродила по лесам Хэя вместе с Элейн. Но затем Изабелла гордо распрямила плечи, и ребенок этот исчез.
– Это Элейн отослала тебя?
– Нет. – Ронвен почувствовала укол обиды, и голос выдал ее волнение.
– Но так велел ее муж. Да и принцессе Джоанне ты не нужна здесь. И мне тоже. – Она выдержала паузу. – Если я только захочу, то сделаю так, что тебя выгонят и отсюда. Я могу сделать так, что тебя отправят в горы, где ты умрешь от голода. – Она широко улыбнулась. – Помните это, леди Ронвен. Особенно если я когда-нибудь попрошу вас сделать что-то для меня. – И, нащупав дверную ручку, она покинула комнату.
После этого разговора Ронвен старалась как можно меньше попадаться ей на глаза. Она предпочитала спать и обедам, с не слишком влиятельными камеристками принцессы Джоанны. Это было лучше, чем подвергать себя риску и привлекать к себе ненужное внимание. Она много писала; несколько раз она отправляла свои письма вместе с теми, которые Ливелин отправлял лорду Честеру и лорду Хантингтону. Однажды она даже заплатила гонцу из своих скудных личных сбережений, велев ему отправиться прямо в Брамбер и лично проследить, чтобы письмо попало в руки Элейн. Однако ни на одно из своих писем она не получила ответа.
Безутешная Ронвен следовала за придворными из Абера в Ланфаэс, в Семаэс и далее на север в Энглси. Затем они отбыли на юг, в Карнарфон, а оттуда обратно в Абер. И вот теперь они снова пересекли море и прибыли в Розир, лежавший возле песчаных мелей.
Дважды она видела Эиниона, и оба раза тот справлялся о здоровье Элейн; новости о ней не слишком радовали барда. Он только качал головой и глубоко вздыхал.
– Я нужен ей – ее дар погубит ее. Этот ее муж, разве он понимает ее?
Ронвен пожала плечами.
– Он очень добр к ней, – неохотно признала она, – и ни к чему ее не принуждал. Он убежденный христианин. – Последние слова она произнесла так тихо, что создалось такое впечатление, что они так и остались невысказанными, оставшись у нее в груди.
– Но она дала клятву богине, леди Ронвен. Никто и ничто не может изменить это, и ничто не может изменить ее судьбу. Настанет время, и она вернется к нам.
Стоя у резной, украшенной орнаментом двери, ведущей в зал, Ронвен смотрела на узкую полоску моря, которая простиралась за лесистым берегом. Если на этот раз для нее действительно есть письмо, скажет ли ей об этом Джоанна, или она просто выбросит его в камин, как лорд Хантингтон, который точно так же избавлялся от всех ее писем к Элейн.
– Вы кого-то ждете или просто подслушиваете, как всегда, леди Ронвен? – Тонкий голос Изабеллы заставил ее виновато вздрогнуть. В воздухе над серебряной водой низко пролетела чайка и протяжно крикнула.
Изящную фигуру Изабеллы прекрасно облегало шелковое мареновое платье, ее черные волосы были убраны и повязаны шелковой лентой, расшитой жемчугом. Изабелла была сама элегантность.
Ронвен заставила себя улыбнуться.
– Я лишь хочу узнать, не привезли ли гонцы письмо для меня.
– А зачем же ждать здесь? Почему бы не войти и не спросить? – Изабелла проскользнула прямо мимо нее, широко открыла дверь, поспешно пересекла темный проход в залу и присела перед свекровью в изящном реверансе.
– Леди Ронвен беспокоится и желает знать, нет ли каких-нибудь новостей от Элейн, – произнесла она.
Медленно войдя вслед за Изабеллой, Ронвен тоже сделала реверанс перед принцессой. Ее сердце тяжело билось в груди.
– Да, новости действительно есть. – Джоанна подняла глаза и нахмурилась. Ее голос стих и задрожал. Шурша юбками, она встала и положила руку на плечо Изабелле. – Моя дорогая, я боюсь, у меня для тебя очень плохие новости.
У Ронвен все сжалось внутри. Вероятно, что-то случилось с Элейн. Она заметила, как руки Джоанны дрожали.
– Из Брамбера пришло письмо от леди Матильды де Броуз. Это касается твоего кузена Джона. Он погиб. Его сбросила та проклятая лошадь. – Ее голос осекся, и слезы покатились по щекам. – Та самая лошадь, которую твой отец подарил Элейн!
II
Замок Брамбер
Часовня была переполнена. На траурную церемонию пришло так много людей, что пришедшим пришлось даже разместиться на склоне холма, который высился вокруг небольшого квадратного здания, на территории которого находилась приземистая нормандская башня, построенная еще Уильямом де Броузом Первым двести лет назад.
На Элейн была черная траурная вуаль, так же как и на ее сестре и на матери Джона. В течение всей церемонии она безутешно рыдала.
«Это моя вина , – повторяла она эти слова снова и снова. – Это моя вина. Я могла это остановить. Я почти предвидела это ».
Но это было не так: когда тень женщины попыталась предупредить ее, Элейн не поняла, о чем та хотела сказать.
– О, моя дорогая, – Мэтти крепко обняла ее. – Ты не должна винить себя, не должна. Ты ведь сделала все, что могла; ты просила его не ездить на этой лошади.
Именно Мэтти постаралась отменить истерический приказ Маргарет забить несчастного жеребца.
– Это могло случиться в любой момент. Джон был очень беспечным ездоком. Он был слишком самоуверенным; он не заботился о себе. Он причинял лошади боль. Мне не однажды об этом говорили.
– Она пыталась предупредить меня. Она пыталась сказать мне, чтобы я уезжала отсюда. – Элейн что было сил цеплялась за Мэтти, глядя ей в лицо; она плакала, и слезы текли по ее щекам. – Она знала об этом!
– Похоже на то. – Мэтти крепче прижала ее к себе. – Но, дорогая, мы не в силах изменить того, что предначертано нам судьбой. Нам приходится принимать волю Господа. Ведь это он решает, чему быть, а чему не быть в жизни с нами. Во всяком случае, в одном я абсолютно уверена: Джон сейчас рядом со своей любимой бабушкой. Я повидала немало смертей, дорогая, немало горя и страданий. Наверное, это неспроста. Должно быть, у Господа есть весомая причина, если он допускает все это. – Она с трудом сохраняла спокойствие. – По крайней мере, Джон не мучился. Он умер мгновенно.
Ей удалось подавить свои истинные чувства, которые рвались наружу из самого сердца. Почему? Почему он? Он ведь был таким молодым, сильным, здоровым. Почему ему не суждено было пережить ее, ее, которая перенесла уже столько смертей и столько горя? Почему же Господь не избавил ее хотя бы от этого испытания? Почему он прислал Элейн, внучку короля Джона, но взамен забрал ее сына, как когда-то дед этого ребенка забрал жизнь ее мужа?
Элейн беспокойно встала и подошла к окну; она долго стояла перед ним, глядя вниз, на двор крепости.
– Спасибо, что ты сохранила жизнь Непобедимому, – неопределенно сказала она.
– Если бы несчастное животное забили, ничего уже не изменилось бы и никому не стало бы легче. – Мэтти едва держала себя в руках.
– Как же теперь будет жить Маргарет?
Ее сестра отказалась видеться с Элейн с тех пор, как произошел этот несчастный случай. К безутешной вдове допускались лишь Мэтти и Уилл, в глазах которого застыли слезы и потрясение от гибели отца на его глазах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
– Конечно, хочу! – с готовностью ответила Элейн. – Уилл обещал отвезти меня к морю.
Наблюдая, как они вместе сбежали по ступенькам, ведущим из сада во двор замка, Мэтти нахмурилась. Здесь дети были в полной безопасности. Они поедут с эскортом, и с ними будет верный Сенидд, но откуда взялось это странное предчувствие беды?
– Можно мне разок прокатиться на Непобедимом? – И мальчик жалобно взглянул на Элейн, сидевшую на рослом жеребце.
– Я тебе уже говорила – он слишком большой для тебя, – отказала ему Элейн.
– Он слишком высок и для тебя! – парировал мальчик и повернулся к своему пони, который был куда ниже жеребца.
– Только я могу с ним управляться, – сказала Элейн и прикусила губу. Это была чистая правда: с тех пор как повесили сэра Уильяма, больше никто, кроме грума, не объезжал этой лошади. Она наклонилась в высоком седле и потрепала его гриву. – Ведь ты только мой, радость моя?
Они поехали вдоль излучины широкой реки, резко сужавшейся около порта Шорэм, на юг, а затем повернули на запад, время от времени приближаясь к взморью, где при низком приливе они могли галопом скакать по песку. Вернувшись в Брамбер, они ощутили усталость; лошади медленно шли под теплым вечерним солнцем.
У внутреннего двора они спешились.
– Ну пожалуйста, дай мне покататься на нем, Элейн. Он ведь устал и не будет возражать. – Уилл подошел к Элейн и погладил гриву Непобедимого.
– Нет. – Элейн упрямо подняла подбородок. – Только я могу ездить на этой лошади.
– Ну прошу тебя, – настаивал мальчик. – Сенидд меня подсадит. Ну совсем немножко!
– Нет!
Уже похолодало: силуэт караульного помещения закрыло заходящее солнце. Где-то в сознании Элейн опять пронеслась какая-то волна, – как тогда в саду. Волна страха и предчувствия беды.
– Нет! – отрезала она. – Нет, я не разрешаю кататься на нем. Никогда. Только я одна могу на нем ездить!
– Что случилось? – Маргарет и ее муж вышли к ним навстречу из большого дома; они наблюдали за детьми, удивляясь их размолвке.
– Она не разрешает мне проехаться на ее коне, папа! – Голос Уилла был полон отчаяния. – Я только хочу посидеть на нем.
– Только я могу ездить на нем, – сказала Элейн, стиснув зубы.
– Насколько я понимаю, это лошадь Уильяма? – Джон де Броуз спустился по лестнице и положил руку на уздечку жеребца.
– Он подарил ее мне, – упрямо повторила Элейн. – Уилл еще очень мал. Непобедимый сбросит его.
– Нет, отец, я же хороший наездник, – взмолился Уилл, почувствовав поддержку отца. Его глаза сияли.
– А ты так не думаешь? – Джон поднял брови в сторону Элейн. Как обычно, глаза его флиртовали, бросали вызов, поддразнивали.
– Почему же… – Она почувствовала, как щеки ее краснеют. – Просто ездить на Непобедимом могу только я одна.
Джон был удивлен.
– О, так вы очень высокого мнения о себе, юная леди. Нет сомнения, вы красивы и талантливы. – Он коснулся рукой ее щеки, и она почувствовала приятную дрожь от его прикосновения. – А мне кажется, что и другие могут ездить на нем. Ну-ка, пусти меня. – Он твердо перехватил вожжи из ее руки и поманил к себе оруженосца. – Помоги мне забраться. Сейчас мы посмотрим его в деле. Да, я могу ездить на любой лошади, на которой ездил мой кузен Уильям!
Он мрачно усмехнулся. Непобедимый отступил в сторону, когда сэр Джон взобрался в седло. Конь прижат уши и закосил тазом.
– О нет, умоляю… – прошептала Элейн, – Вы не должны… Вы не можете… – Она почувствовала, как все вокруг пропитано страхом; холодный и разреженный воздух был полон тревоги. Он был хрупким, чистым и в то же время мерцающим, словно он…
Как только оруженосец помог Джону взобраться в седло, лошадь яростно заржала и взбрыкнула.
– Вот зверь! – Улыбка исчезла с лица Джона; он сунул ноги поглубже в стремена и натянул вожжи. Из-под своего длинного покрывала Элейн видела массивные колесики его шпор.
– Могу сказать только одно: любому ребенку опасно кататься на нем. – Он внезапно осекся, когда лошадь, удивленная и недовольная тяжелой рукой, натянувшей вожжи, отпрянула назад на несколько шагов, а затем встала на дыбы, отчаянно перебирая ногами. Джон прижался к седлу, потом, вскрикнув, накренился и упал на каменные булыжники под огромные копыта коня.
Все оцепенели. Джон лежал совершенно неподвижно. Из-под его головы на камни медленно текла струйка крови.
– Джон? – Маргарет слегка вскрикнула, не веря случившемуся, потом метнулась к неподвижному, обмякшему телу мужа.
– Джон?! Джон!
Позади нее, дрожа, стоял конь: его глаза были налиты кровью, и он яростно бил копытом. Элейн подбежала к нему и нежно погладила его гриву, но ее глаза были устремлены на неподвижное тело сэра Джона.
Маргарет выпрямилась. Она все еще стояла на коленях, положив руки на плащ мужа. Лицо ее исказилось от горя и страшного потрясения.
– Он мертв, – прошептала она. – Мертв!
Глава шестая
I
Розир, Энглси. Август 1232
Ронвен заметила прискакавших с запада гонцов и, увидев на их накидках монограмму и герб графа Хантингтона, вздохнула с облегчением. Затаив дыхание, она стояла возле парадной залы дворца, не сводя глаз с дверей проема. На этот раз для нее обязательно должно быть письмо; не может быть, чтобы Элейн забыла ее.
Изнутри доносился тихий шепот; время от времени раздавался громкий веселый смех, словно волна накатывала на берег.
Там, вместе с камеристками, находилась принцесса Джоанна. Два дня назад принц Ливелин отплыл вместе с Даффидом в Карнарфон, и женщины остались одни.
Ронвен чувствовала себя очень неуверенно. Неприязнь и явное презрение принцессы Джоанны не могли особо радовать, а принцесса Аберфрау (Джоанна любила этот титул), она же леди Сноудон, следуя примеру своего мужа, недвусмысленно дала понять, что это все, что Ронвен может от нее ожидать. В тот день, когда Ронвен вернулась в Абер, ее вызвали в те самые покои принцессы, где она в последний раз видела Джоанну, – тогда она пристально смотрела на нее через голову Элейн. Но то было три года назад.
– Так значит, лорд Хантингтон велел вам удалиться? – Взгляд Джоанны был жестким.
– Нет, ваше высочество. – Ронвен сумела придать своему голосу покорность. – Лорд Хантингтон разрешил мне вернуться, чтобы навестить родных.
– Навестить, – повторила Джоанна. – Нет, вы глубоко заблуждаетесь, если считаете, что вернетесь обратно. В письме лорда Хангтингтона именно так и сказано. Он больше не желает, чтобы вы прислуживали его жене. И вы не вернетесь. – Она выдержала паузу. – Когда же вы собираетесь увидеться с вашей семьей, леди Ронвен? – Ее голос звучал подкупающе мягко.
– Как вам известно, ваше высочество, у меня нет семьи. – Ронвен справилась с собой, и несмотря на то, что ее голос звучал очень тихо, она говорила довольно ровно и уверенно. Сенидд был всей ее семьей, и он охотно принял бы ее. Но он был с Элейн.
– Стало быть, если я велю вам убраться отсюда, вам будет даже некуда поехать?
– Я напишу Элейн, ваше высочество. Она уговорит лорда Хантингтона, и он разрешит мне вернуться. – Ронвен позволила себе говорить очень храбрым тоном, в ее голосе слышались нотки вызова.
– Уверена, что так оно и будет. – Улыбка на лице Джоанна опровергала ее слова. – Однако вам нет никакой необходимости делать это. Вы можете прислуживать мне, леди Ронвен, до тех пор, пока, – ее глаза сузились, – пока вас, не дай Бог, не заподозрят в том, что вы поддерживаете ублюдка Граффида с его интригами. Вам все ясно?
– Совершенно ясно, ваше высочество. – И Ронвен отвела взгляд от жестких глаз принцессы.
– Она не знает. – Другой удар чуть позже выдала Ронвен Изабелла. – Принцесса не знает, кто выдал ее мужу.
Ронвен отступила назад, ощутив легкий сквозняк, который ворвался в будуар и захлопнул за ней дверь. Женщины остались одни.
– Это ты была с Элейн, и ты могла остановить ее и спасти моего отца.
– А что я могла поделать? – Ронвен вспыхнула, чувствуя, что не может больше сдерживаться. – Если бы я не застала их, это сделал бы другой. Они были очень беззаботны, и их видел весь двор.
– Неправда! Она соблазнила моего отца.
– Нет, леди, нет. – Внезапно Ронвен почувствовала жалость к этой женщине, которая была все еще ребенком. Изабелла была всего лишь на год старше ее Элейн. – Не питайте на этот счет никаких иллюзий. Они соблазнили друг друга; они не могли жить друг без друга, словно два мотылька, которые летят на пламя свечи. И если бы Элейн ничего не сказала, то сказали бы другие. Вокруг них и так было слишком много недоброжелателей. Но к чему вспоминать все это сейчас? Прошлого уже не вернуть. Твой отец мертв, да упокоит Господь его беспокойную душу, а Ливелин простил свою жену. Оставьте все, как есть, леди. – Она повернулась и взяла стопку чистого льняного белья, чтобы положить его в сундук, из которого исходил запах лаванды.
– Я никогда этого не забуду! – Глаза Изабеллы вспыхнули ненавистью. – Я любила моего отца, и однажды я восстановлю его доброе имя. Я докажу, что это она соблазнила его, и я докажу, что ты и Элейн нарочно подстроили ему ловушку.
– Леди Изабелла…
– Нет, это правда. А может быть, и принцесса входила в ваш заговор. Может быть, она делала это просто для того, чтобы заманить его в свои сети, а затем предать? В конце концов, – она понизила голос, который теперь напоминал скорее шипение, чем речь, – что такого произошло с ней? Она провела два года в изгнании, но в уюте, а теперь она снова возле Ливелина, будто ничего и не было. Даффид говорит, что тот полностью доверяет ей, поручает ей роль своего советника и посла, словно ничего и не произошло. Он давит на Эднифеда Фихана и заставляет его принять ее, как посла, как это бывало и раньше. Он доверяет ей вести переговоры с ее братом, королем, как будто ничего и не случилось. А мой отец давно мертв! – Эти слова с тяжелым рыданием вырвались из ее груди.
Ронвен молчала. На мгновение она увидела в этой дерзкой молодой женщине одинокого, испуганного ребенка. Она вспомнила ту маленькую проказницу, которая босиком бродила по лесам Хэя вместе с Элейн. Но затем Изабелла гордо распрямила плечи, и ребенок этот исчез.
– Это Элейн отослала тебя?
– Нет. – Ронвен почувствовала укол обиды, и голос выдал ее волнение.
– Но так велел ее муж. Да и принцессе Джоанне ты не нужна здесь. И мне тоже. – Она выдержала паузу. – Если я только захочу, то сделаю так, что тебя выгонят и отсюда. Я могу сделать так, что тебя отправят в горы, где ты умрешь от голода. – Она широко улыбнулась. – Помните это, леди Ронвен. Особенно если я когда-нибудь попрошу вас сделать что-то для меня. – И, нащупав дверную ручку, она покинула комнату.
После этого разговора Ронвен старалась как можно меньше попадаться ей на глаза. Она предпочитала спать и обедам, с не слишком влиятельными камеристками принцессы Джоанны. Это было лучше, чем подвергать себя риску и привлекать к себе ненужное внимание. Она много писала; несколько раз она отправляла свои письма вместе с теми, которые Ливелин отправлял лорду Честеру и лорду Хантингтону. Однажды она даже заплатила гонцу из своих скудных личных сбережений, велев ему отправиться прямо в Брамбер и лично проследить, чтобы письмо попало в руки Элейн. Однако ни на одно из своих писем она не получила ответа.
Безутешная Ронвен следовала за придворными из Абера в Ланфаэс, в Семаэс и далее на север в Энглси. Затем они отбыли на юг, в Карнарфон, а оттуда обратно в Абер. И вот теперь они снова пересекли море и прибыли в Розир, лежавший возле песчаных мелей.
Дважды она видела Эиниона, и оба раза тот справлялся о здоровье Элейн; новости о ней не слишком радовали барда. Он только качал головой и глубоко вздыхал.
– Я нужен ей – ее дар погубит ее. Этот ее муж, разве он понимает ее?
Ронвен пожала плечами.
– Он очень добр к ней, – неохотно признала она, – и ни к чему ее не принуждал. Он убежденный христианин. – Последние слова она произнесла так тихо, что создалось такое впечатление, что они так и остались невысказанными, оставшись у нее в груди.
– Но она дала клятву богине, леди Ронвен. Никто и ничто не может изменить это, и ничто не может изменить ее судьбу. Настанет время, и она вернется к нам.
Стоя у резной, украшенной орнаментом двери, ведущей в зал, Ронвен смотрела на узкую полоску моря, которая простиралась за лесистым берегом. Если на этот раз для нее действительно есть письмо, скажет ли ей об этом Джоанна, или она просто выбросит его в камин, как лорд Хантингтон, который точно так же избавлялся от всех ее писем к Элейн.
– Вы кого-то ждете или просто подслушиваете, как всегда, леди Ронвен? – Тонкий голос Изабеллы заставил ее виновато вздрогнуть. В воздухе над серебряной водой низко пролетела чайка и протяжно крикнула.
Изящную фигуру Изабеллы прекрасно облегало шелковое мареновое платье, ее черные волосы были убраны и повязаны шелковой лентой, расшитой жемчугом. Изабелла была сама элегантность.
Ронвен заставила себя улыбнуться.
– Я лишь хочу узнать, не привезли ли гонцы письмо для меня.
– А зачем же ждать здесь? Почему бы не войти и не спросить? – Изабелла проскользнула прямо мимо нее, широко открыла дверь, поспешно пересекла темный проход в залу и присела перед свекровью в изящном реверансе.
– Леди Ронвен беспокоится и желает знать, нет ли каких-нибудь новостей от Элейн, – произнесла она.
Медленно войдя вслед за Изабеллой, Ронвен тоже сделала реверанс перед принцессой. Ее сердце тяжело билось в груди.
– Да, новости действительно есть. – Джоанна подняла глаза и нахмурилась. Ее голос стих и задрожал. Шурша юбками, она встала и положила руку на плечо Изабелле. – Моя дорогая, я боюсь, у меня для тебя очень плохие новости.
У Ронвен все сжалось внутри. Вероятно, что-то случилось с Элейн. Она заметила, как руки Джоанны дрожали.
– Из Брамбера пришло письмо от леди Матильды де Броуз. Это касается твоего кузена Джона. Он погиб. Его сбросила та проклятая лошадь. – Ее голос осекся, и слезы покатились по щекам. – Та самая лошадь, которую твой отец подарил Элейн!
II
Замок Брамбер
Часовня была переполнена. На траурную церемонию пришло так много людей, что пришедшим пришлось даже разместиться на склоне холма, который высился вокруг небольшого квадратного здания, на территории которого находилась приземистая нормандская башня, построенная еще Уильямом де Броузом Первым двести лет назад.
На Элейн была черная траурная вуаль, так же как и на ее сестре и на матери Джона. В течение всей церемонии она безутешно рыдала.
«Это моя вина , – повторяла она эти слова снова и снова. – Это моя вина. Я могла это остановить. Я почти предвидела это ».
Но это было не так: когда тень женщины попыталась предупредить ее, Элейн не поняла, о чем та хотела сказать.
– О, моя дорогая, – Мэтти крепко обняла ее. – Ты не должна винить себя, не должна. Ты ведь сделала все, что могла; ты просила его не ездить на этой лошади.
Именно Мэтти постаралась отменить истерический приказ Маргарет забить несчастного жеребца.
– Это могло случиться в любой момент. Джон был очень беспечным ездоком. Он был слишком самоуверенным; он не заботился о себе. Он причинял лошади боль. Мне не однажды об этом говорили.
– Она пыталась предупредить меня. Она пыталась сказать мне, чтобы я уезжала отсюда. – Элейн что было сил цеплялась за Мэтти, глядя ей в лицо; она плакала, и слезы текли по ее щекам. – Она знала об этом!
– Похоже на то. – Мэтти крепче прижала ее к себе. – Но, дорогая, мы не в силах изменить того, что предначертано нам судьбой. Нам приходится принимать волю Господа. Ведь это он решает, чему быть, а чему не быть в жизни с нами. Во всяком случае, в одном я абсолютно уверена: Джон сейчас рядом со своей любимой бабушкой. Я повидала немало смертей, дорогая, немало горя и страданий. Наверное, это неспроста. Должно быть, у Господа есть весомая причина, если он допускает все это. – Она с трудом сохраняла спокойствие. – По крайней мере, Джон не мучился. Он умер мгновенно.
Ей удалось подавить свои истинные чувства, которые рвались наружу из самого сердца. Почему? Почему он? Он ведь был таким молодым, сильным, здоровым. Почему ему не суждено было пережить ее, ее, которая перенесла уже столько смертей и столько горя? Почему же Господь не избавил ее хотя бы от этого испытания? Почему он прислал Элейн, внучку короля Джона, но взамен забрал ее сына, как когда-то дед этого ребенка забрал жизнь ее мужа?
Элейн беспокойно встала и подошла к окну; она долго стояла перед ним, глядя вниз, на двор крепости.
– Спасибо, что ты сохранила жизнь Непобедимому, – неопределенно сказала она.
– Если бы несчастное животное забили, ничего уже не изменилось бы и никому не стало бы легче. – Мэтти едва держала себя в руках.
– Как же теперь будет жить Маргарет?
Ее сестра отказалась видеться с Элейн с тех пор, как произошел этот несчастный случай. К безутешной вдове допускались лишь Мэтти и Уилл, в глазах которого застыли слезы и потрясение от гибели отца на его глазах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60