В комнату неслышно вошла Анна, поправила подо мной подушки и развесила платья.– Анна, ты знаешь, что я сделала сегодня утром? Я лягнула Калинку, потому что он вертелся у меня под ногами, отругала Дору за то, что кофе оказался холодным, накричала на Давида, потому что он пришел на наш ежедневный урок пятью минутами раньше! Я схожу с ума! Мне нужен отдых.Анна посмотрела на меня кислым взглядом и потерла безымянный палец на левой руке.– Муж? Нет, я не хочу мужа. Еще один лишний человек на моей шее.Анна покачала головой и начертила пальцем в воздухе большую букву «С».– Стивен? Да, он хороший, очень хороший. Мне кажется, я даже скучаю по нему. По его тихому голосу, сочувственному взгляду. И по его красивым сильным рукам. Ах, Анна! – Я перевернулась на живот и зарылась лицом в подушку. – Я становлюсь раздражительной, как старая дева. Но что же мне делать? Большинство мужчин, которых я вижу, совсем не интересуют меня. Я спала с негодяями и королями, и у меня есть все основания быть разборчивой.Я снова села и взяла чашку чая. Анна сложила руки и покачала ими вперед и назад.– Ребенок? – спросила я.Она кивнула и изобразила старуху с согнутой спиной и трясущимися руками.– Мне нужно завести ребенка, пока я еще не состарилась? Ты думаешь, все дело в этом? Мне нужны муж и дети?Анна показала рукой на потолок.– И дом! Ты хочешь сказать, что я, как любая женщина, должна иметь мужа, дом и много детей? Ох, Анна, сядь возле меня.Я обняла ее. Я не могу не обнять человека, который мне нравится, который меня понимает.– Ты устала от бесконечных переездов и всей этой суеты? – Она кивнула. – Ты сердишься на меня за то, что я занимаюсь только делами и не думаю о том, как устроить свою жизнь? – Анна кивнула еще более решительно. – Но у меня сейчас такое чудесное время. – Анна сидела неподвижно. – Куда бы я ни приехала, всем нравится мое пение! А мне нравится петь для людей. Да! Я… я им нужна. – Никакой реакции. – Ох, иногда я разговариваю с тобой, словно с глухой. Все считают, что они знают, что для меня лучше. Давид хочет, чтобы я пела Брамса, Дора хочет, чтобы я ела кукурузный хлеб вместо блинов, Калинка хочет, чтобы я гуляла с ним весь день. О Господи, я устала. Куда мы должны ехать дальше? В Натчез? Мы не поедем, – внезапно решила я. – Вместо этого мы отправимся прямо в Новый Орлеан! Я куплю дом и стану петь в гостиной для людей, которых люблю, буду отдыхать и толстеть… И, возможно, даже найду там кого-нибудь себе в мужья. Анна тепло обняла меня, затем села прямо и нахмурилась.– Что такое? Что ты хочешь сказать?Она снова потерла палец, на котором носят кольцо, и начертила в воздухе букву «С».– Стивен? – спросила я. Анна покачала головой, встала с кровати и прошлась по комнате, хромая и опираясь на невидимую палку. Получилось так похоже, что я вздрогнула. – Сет? Ну и что? Ты думаешь, что я не могу выйти ни за кого замуж, потому что я жена Сета?Мы долго сидели молча, не двигаясь, вспоминая Вену и предательство Сета. Наконец я подняла голову.– Все это было так давно. Он мог вообще умереть. А если я выйду замуж за кого-нибудь здесь, в Америке, он об этом никогда не узнает. И мой новый муж никогда не узнает о Сете. Разве не так?Анна смотрела на меня, и в ее глазах было сомнение. Глава 13В НОВОМ ОРЛЕАНЕ Температура на улице поднялась выше девяноста. 90° по Фаренгейту соответствует 32° по Цельсию.
Высокие, раскидистые дубы затеняли окна, благодаря чему в доме было немного прохладнее, но в моей комнате на втором этаже, где стоял рояль, было жарко, как в печке.Точно в одиннадцать на урок явился Давид. Мы продолжали заниматься каждый день, хотя я не планировала концертов в ближайшем будущем. Мы обнаружили, что из-за летней жары в Новом Орлеане днем заниматься невозможно, а под вечер, когда жара наконец спадала, у меня уже находились другие дела.Прошло пятнадцать минут, а я не успела взять ни единой ноты, потому что появился очередной театральный импресарио. Мсье Легранж, так звали импресарио, сообщил мне, что удовлетворится третьей частью от прибыли вместо половины каждого концерта.– И чем вы собираетесь заработать эту треть? – спросила я.– Я беру все организационные хлопоты на себя, баронесса! – с готовностью сказал он. – Гостиницы, еда, площадки для репетиций, отличные рояли, лучшие театры, реклама, интервью!Вошла Анна с очередной визитной карточкой на серебряном подносе. Я отложила ее, даже не взглянув. Откуда они все берутся?– После вашего концерта в Новом Орлеане, – продолжал Легранж, – мы отправимся по реке на пароходе и будем выступать в маленьких городках по пути…Анна потянула меня за рукав. Я нетерпеливо отдернула руку и сердито сказала:– Анна, ради Бога, неужели нельзя подождать? Она пожала плечами и, бросив на меня снисходительный взгляд, вышла из комнаты.Я обернулась к Легранжу. У рояля Давид Тэтчер писал ноты. Я вздохнула.– А что если мне не хочется выступать в маленьких городках? – спросила я Легранжа. – Предположим, вы организовали для меня концерты на три месяца вперед, а через месяц мне расхочется петь? Я приехала сюда отдыхать, а не выступать. Если я подпишу эти глупые бумаги и соглашусь на выступления, я так и не сумею отдохнуть. Я буду работать, работать и работать. Правда, Давид? Я и так буду работать, потому что люблю петь, но одно дело – петь для себя и своих друзей, а другое – для посторонних. Может, я вообще больше никогда не буду выступать на публике. Как знать.– О, баронесса, – простонал Легранж, – это будет величайшей ошибкой с вашей стороны!– Вы так говорите, потому что видите, как ваша треть огромной прибыли уплывает у вас из рук. А я не вижу никакой трагедии в том, что буду жить в этом красивом городе и встречаться с людьми у себя дома, а не смотреть на них со сцены. Мне нравится Новый Орлеан. Что, если я решу остаться здесь на ближайшие три месяца? А может, и на три года? Что тогда будет с моими контрактами?Легранж промямлил что-то невразумительное. Давид взял громкий аккорд на рояле и вновь принялся писать.– Вот что я вам скажу, мсье Легранж. С тех пор, как я приехала в эту страну, я пела, где хотела. Я все устраивала сама и не получала никаких жалких тридцать три и три десятых процента, мсье Легранж. Я даже не получала половины. Я получала все сто! Зачем же мне платить вам за то, что я с легкостью могу сделать сама? Вы думаете, я плачу за статьи в газетах? Только за маленькие сообщения о месте и времени выступления, а репортеры сами заботятся обо всем остальном. Вы думаете, я создаю себе дурную славу, потому что мне нравится, когда на меня глазеют и показывают пальцами? Естественно, я не против этого, потому что скандальная репутация привлекает на мои концерты публику, которая иначе вообще бы не пришла. Так ведь, Давид?– Да, баронесса. – Снова удар по клавишам и скрип пера.– А уж когда эти люди приходят, они слушают самую прекрасную музыку, которую когда-либо написал композитор и исполнила певица. Я выполняю благороднейшую миссию! Я несу людям Искусство в стране, где Искусства никогда не было! Искусство и Красоту! Эти люди уходят после концерта с таким чувством, будто общались со сказочной принцессой. Баронессой! Настоящая, живая баронесса вошла в их жизнь! Прекрасная женщина, которая поет, как соловей! И даже лучше соловья!– Истинная правда, баронесса, истинная правда, – поспешно согласился Легранж.– Кроме того, – добавила я резко, – я не могу себе позволить иметь импресарио. У меня нет для него лишней трети. Я бедная женщина, мсье, и у меня много забот. Кормить столько ртов, вести дом, хозяйство… Просто совсем ничего не остается! А теперь – вы и так уже заняли у меня достаточно времени, сэр. До свидания.Он неловко поклонился и вышел из комнаты. Я совсем забыла о посетителе, который дожидался меня в холле.– Эти люди сведут меня с ума. – Я устало потерла пальцами виски. – Все хотят от меня чего-то! И нет никого в мире, кто хотел что-нибудь дать мне. Господи, у меня даже разболелась голова. Над чем ты хочешь работать?– Над Бетховеном. – Давид достал из высокой стопки ноты и поставил их на пюпитр.– Бетховен, – хмыкнула я, – в такую жару! Ты спятил. Я подошла к роялю и посмотрела сквозь лорнет на страницу.Давид заиграл мою любимую «Аделаиду». Музыка наполнила комнату, самую светлую и уютную в доме. Занавески на окнах и обивка из желтого ситца были густо расписаны птицами и цветами. По полу там и сям были разбросаны разноцветные подушки. В углах на специальных полках стояли пальмы в горшках и папоротники. На стенах висели веселые картины в золоченых рамах. В центре комнаты, на круглом столе, стоял большой медный ярко начищенный самовар.– Простите, что прерываю вас, – раздался от дверей мужской голос.– Боже правый, еще один импресарио! – в отчаянии воскликнула я и повернулась к вошедшему, чтобы без лишних слов указать ему на дверь.Передо мной в безукоризненно белом костюме стоял Стивен Мак-Клелланд собственной персоной и строго смотрел на меня. Лицо его сильно загорело, голубые глаза сверкали на нем, маня, как озера. Выгоревшие на солнце волосы казались еще светлее, чем я помнила.С радостным криком я бросила ноты и лорнет на крышку рояля и бросилась ему навстречу.– О мой дорогой друг! Какой сюрприз!Наши руки встретились, и мы целую минуту стояли молча, зачарованно глядя друг на друга и улыбаясь. На мне был розовый домашний халат со множеством оборок вокруг шеи, на рукавах, по краю подола – везде. Дора утром сказала, что я выгляжу, как огромная камелия.– Ты стала еще прекраснее, чем раньше, – сказал он, как всегда, без обиняков. – Как ты поживаешь? Работа, работа и еще раз работа?– А, ты подслушивал меня, – засмеялась я. – Кому я это сказала, Давид?– Бетховену, – проворчал тот.Я начала было петь, но Давид вдруг остановился и сказал:– Пойду выпью кофе. Вы хотите?– Ты пьешь слишком много кофе, – нахмурилась я. – Лучше пей чай.– Я ненавижу чай. – Он с пренебрежением прошел мимо самовара. – Надеюсь, эта штука однажды взорвется.– Он собирается выкурить одну из своих гадких сигарет, – сказала я, когда Давид вышел. Я взяла Стивена за руку и подвела к мягкому креслу возле самовара.– Давид говорит, что у него не было дурных привычек, пока он не встретил меня. А сейчас он пристрастился к сотням дурных вещей! Он даже стал пить шампанское. По крайней мере позволь предложить тебе чаю, Стивен. Я знаю, что сегодня ужасно жарко, но мне кажется, что чай хорошо освежает.Я налила в две чашки заварку и разбавила ее кипятком из самовара.– Ах, как я рада снова тебя видеть! И как ты чудесно выглядишь. Совсем не усталый. Господи, что я несу!Я действительно разволновалась, словно дебютантка перед премьерой. Передав ему чашку, я опустилась на подушки.– Как тебе нравится мой дом? Чудесный, правда? Я его очень люблю. Мне надоело путешествовать.– Я слышал, ты стала знаменитой, – улыбнулся Стивен. – Я горжусь тобой.– Ты так добр, – сказала я, сжимая его руку. – Я знала, что ты придешь ко мне, когда вернешься. Как твои дети? Родители? Твой отец говорил тебе, что я танцевала с ним в президентском дворце? Только подумать, вице-президент целой страны! Какая честь для меня!– Он больше не вице-президент, – сказал Стивен. – Теперь к власти пришла другая партия. Вместо Полка президентом стал Захария Тейлор.– Новый президент? Уже? – Я удивленно посмотрела на Стивена. – Опять революция?– Нет, – засмеялся он, – выборы.– Ты думаешь, я совсем дура? Да нет, просто я читаю в газетах только о себе. Ах, какой у тебя красивый отец. Совсем как ты!– Он надеется снова тебя увидеть, – сказал Стивен. – И вся моя семья тоже.Он внезапно улыбнулся.– Я буду очень рада… но чему ты смеешься?– Этим утром я прочитал в газете, что ты не знаешь нот и учишь все песни со слуха, а когда я вошел, то увидел, что ты не только читаешь ноты, но и делаешь это с помощью лорнета.Я весело рассмеялась.– Это так странно. Я вижу муху на лампе за сотню ярдов, но эти проклятые значки… Я скоро буду такая же слепая, как Давид Тэтчер. И я действительно всем говорю, что не знаю нот, потому что из-за этого, когда публика слышит, как я пою, она восхищается мною еще больше. Разве это плохо?– Ужасно плохо.Он испытующе посмотрел на меня, затем опустил глаза.– В чем дело, Стивен? Что-нибудь не так? Пожалуйста, скажи мне.– Ничего серьезного, – тихо сказал он. – Я не хочу портить тебе настроение.– Нет, Стивен, я не могу быть счастлива, зная, что тебя что-то тревожит. Скажи мне, в чем дело. Я такая эгоистка, болтаю без умолку, когда ты хочешь сказать что-то важное.Он глубоко вздохнул.– Ты здесь уже три месяца. С июля. Ты приняла множество гостей и толпы поклонников. У тебя открытый дом. Ты настолько великодушна, что не можешь никому отказать, даже такому идиоту, как Легранж. Ты очень популярна у молодежи города, да и у их родителей тоже. Ты поешь для них, кормишь их и поишь шампанским и, я слышал, даже немного играешь в карты.– Ты разочаровался во мне, потому что я снова стала играть? – спросила я. – О, Стивен, я вынуждена! Я трачу так много, а зарабатываю так мало. Мне даже пришлось продать кое-что из подарков Людвига. Но если тебе это не нравится, я перестану. Обещаю.– Нет, Рони, – заверил меня Стивен. – Я сам не поклонник карт, но могу понять, как притягательна для тебя и для других людей игра. Однако позволь мне закончить. Один из твоих молодых поклонников – мой младший брат Шон.– Твой брат? – воскликнула я. – А я и не знала. Столько лиц, столько имен. Шон, ты говоришь? Он такой же белокурый, как ты?– У него темные волосы, и он больше похож на… но я не про Шона, он уже достаточно взрослый, чтобы развлекаться так, как ему хочется. Но последние несколько раз с ним была молодая девушка.– Неподходящая партия?– Совсем нет. Наша сестра Габриэль. И моей матери кажется… нам всем кажется, что салон светской, умудренной жизнью дамы не самое подходящее место для впечатлительной молодой девушки… – Стивен смущенно замолчал.– Конечно, – сочувственно согласилась я. – Я благодарна тебе за то, что ты пришел с этим ко мне. Я даже мечтать не смела…– Нам кажется, что она здесь с кем-то встречается, – перебил меня Стивен. – Шон помогал ей, он думал, что это просто девичье баловство. Он говорил нам, что везет ее по делам или в театр, то к одним друзьям, то к другим, но на самом деле они приезжали сюда. Ты ни в чем не виновата, Рони. Он молодой шалопай и больше не будет этого делать, он обещал. Но мы не можем держать их взаперти…– Кто он? – спросила я. – Ты знаешь, ради кого она сюда ездит?– Он русский. Князь Борис или что-то в этом духе.– Борис Леонтьевич Азубин, – сразу догадалась я. – Я его знаю. Он такой же князь, как я баронесса. Игрок и мошенник. О, это ужасно. Просто кошмар! Стивен, мне так жаль! – Я вскочила и в беспокойстве прошлась по комнате. – Я легко могу положить конец их встречам здесь, а если им будет трудно встречаться, ее влюбленность, возможно, пройдет. Надо попробовать. Я закрою свой дом для гостей – для всех, кроме самых близких. А ты должен строго поговорить с твоим младшим братом. Азубин, это же надо! Негодяй из негодяев. Я слышала…– Что? – насторожился Стивен. – Что ты слышала? Я пожала плечами.– Так, всего лишь слухи. Что он в Париже… убил девушку. – У Стивена стало такое лицо, что я испугалась. – О, Стивен, чего здесь только не говорят. Я уверена, что это ложь. Не беспокойся. Послушай, я сама поговорю с Борисом и выясню его намерения. Я хорошо знаю людей такого сорта. Ему скоро наскучит жить в Новом Орлеане, и он куда-нибудь уедет. Может, я подкуплю его… или сама соблазню! Стивен засмеялся.– Ты опасный человек, баронесса. Но я прошу тебя не делать этого. Я уверен, что мы зря беспокоимся. – Мы оба встали. – Когда я снова тебя увижу?– Я рада тебе в любое время, – ответила я, разочарованная, что он так быстро уходит. – И не беспокойся за Габриэль. Все будет в порядке, я обещаю.Когда он ушел, я позвонила. Вошла Анна.– С сегодняшнего дня меня ни для кого нет дома. Ты поняла? Только для Стивена и членов его семьи. Всем остальным говори, что я готовлюсь к концерту и мне нужен абсолютный покой. Но если приедет князь Азубин, для него я дома.Я вздохнула и подошла к окну. Я уже начала забывать, как красив Стивен. Как добр и нежен.Интересно, приехал бы он ко мне, если бы с его сестрой не случилась эта неприятность? Наверное, нет. Тот замок остался где-то далеко, а здесь он был совсем другим человеком: уважаемый семьянин с добрым именем, обязанностями и ответственностью. Теперь он, наверное, не захочет иметь дело с баронессой Равенсфельд.– И еще, Анна. Больше никаких карт. Мне придется снова зарабатывать на жизнь. Пошли за Давидом и портнихой. Мне для концерта нужно новое платье. Что-нибудь безумно красивое и совершенно необычное.Спустя пять минут в комнату с недовольной миной вошел Давид.– Вы хотите сказать, что действительно собираетесь сегодня петь? Просто не верится. Ваш друг уже ушел?– Я наконец решила дать здесь концерт, – заявила я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Высокие, раскидистые дубы затеняли окна, благодаря чему в доме было немного прохладнее, но в моей комнате на втором этаже, где стоял рояль, было жарко, как в печке.Точно в одиннадцать на урок явился Давид. Мы продолжали заниматься каждый день, хотя я не планировала концертов в ближайшем будущем. Мы обнаружили, что из-за летней жары в Новом Орлеане днем заниматься невозможно, а под вечер, когда жара наконец спадала, у меня уже находились другие дела.Прошло пятнадцать минут, а я не успела взять ни единой ноты, потому что появился очередной театральный импресарио. Мсье Легранж, так звали импресарио, сообщил мне, что удовлетворится третьей частью от прибыли вместо половины каждого концерта.– И чем вы собираетесь заработать эту треть? – спросила я.– Я беру все организационные хлопоты на себя, баронесса! – с готовностью сказал он. – Гостиницы, еда, площадки для репетиций, отличные рояли, лучшие театры, реклама, интервью!Вошла Анна с очередной визитной карточкой на серебряном подносе. Я отложила ее, даже не взглянув. Откуда они все берутся?– После вашего концерта в Новом Орлеане, – продолжал Легранж, – мы отправимся по реке на пароходе и будем выступать в маленьких городках по пути…Анна потянула меня за рукав. Я нетерпеливо отдернула руку и сердито сказала:– Анна, ради Бога, неужели нельзя подождать? Она пожала плечами и, бросив на меня снисходительный взгляд, вышла из комнаты.Я обернулась к Легранжу. У рояля Давид Тэтчер писал ноты. Я вздохнула.– А что если мне не хочется выступать в маленьких городках? – спросила я Легранжа. – Предположим, вы организовали для меня концерты на три месяца вперед, а через месяц мне расхочется петь? Я приехала сюда отдыхать, а не выступать. Если я подпишу эти глупые бумаги и соглашусь на выступления, я так и не сумею отдохнуть. Я буду работать, работать и работать. Правда, Давид? Я и так буду работать, потому что люблю петь, но одно дело – петь для себя и своих друзей, а другое – для посторонних. Может, я вообще больше никогда не буду выступать на публике. Как знать.– О, баронесса, – простонал Легранж, – это будет величайшей ошибкой с вашей стороны!– Вы так говорите, потому что видите, как ваша треть огромной прибыли уплывает у вас из рук. А я не вижу никакой трагедии в том, что буду жить в этом красивом городе и встречаться с людьми у себя дома, а не смотреть на них со сцены. Мне нравится Новый Орлеан. Что, если я решу остаться здесь на ближайшие три месяца? А может, и на три года? Что тогда будет с моими контрактами?Легранж промямлил что-то невразумительное. Давид взял громкий аккорд на рояле и вновь принялся писать.– Вот что я вам скажу, мсье Легранж. С тех пор, как я приехала в эту страну, я пела, где хотела. Я все устраивала сама и не получала никаких жалких тридцать три и три десятых процента, мсье Легранж. Я даже не получала половины. Я получала все сто! Зачем же мне платить вам за то, что я с легкостью могу сделать сама? Вы думаете, я плачу за статьи в газетах? Только за маленькие сообщения о месте и времени выступления, а репортеры сами заботятся обо всем остальном. Вы думаете, я создаю себе дурную славу, потому что мне нравится, когда на меня глазеют и показывают пальцами? Естественно, я не против этого, потому что скандальная репутация привлекает на мои концерты публику, которая иначе вообще бы не пришла. Так ведь, Давид?– Да, баронесса. – Снова удар по клавишам и скрип пера.– А уж когда эти люди приходят, они слушают самую прекрасную музыку, которую когда-либо написал композитор и исполнила певица. Я выполняю благороднейшую миссию! Я несу людям Искусство в стране, где Искусства никогда не было! Искусство и Красоту! Эти люди уходят после концерта с таким чувством, будто общались со сказочной принцессой. Баронессой! Настоящая, живая баронесса вошла в их жизнь! Прекрасная женщина, которая поет, как соловей! И даже лучше соловья!– Истинная правда, баронесса, истинная правда, – поспешно согласился Легранж.– Кроме того, – добавила я резко, – я не могу себе позволить иметь импресарио. У меня нет для него лишней трети. Я бедная женщина, мсье, и у меня много забот. Кормить столько ртов, вести дом, хозяйство… Просто совсем ничего не остается! А теперь – вы и так уже заняли у меня достаточно времени, сэр. До свидания.Он неловко поклонился и вышел из комнаты. Я совсем забыла о посетителе, который дожидался меня в холле.– Эти люди сведут меня с ума. – Я устало потерла пальцами виски. – Все хотят от меня чего-то! И нет никого в мире, кто хотел что-нибудь дать мне. Господи, у меня даже разболелась голова. Над чем ты хочешь работать?– Над Бетховеном. – Давид достал из высокой стопки ноты и поставил их на пюпитр.– Бетховен, – хмыкнула я, – в такую жару! Ты спятил. Я подошла к роялю и посмотрела сквозь лорнет на страницу.Давид заиграл мою любимую «Аделаиду». Музыка наполнила комнату, самую светлую и уютную в доме. Занавески на окнах и обивка из желтого ситца были густо расписаны птицами и цветами. По полу там и сям были разбросаны разноцветные подушки. В углах на специальных полках стояли пальмы в горшках и папоротники. На стенах висели веселые картины в золоченых рамах. В центре комнаты, на круглом столе, стоял большой медный ярко начищенный самовар.– Простите, что прерываю вас, – раздался от дверей мужской голос.– Боже правый, еще один импресарио! – в отчаянии воскликнула я и повернулась к вошедшему, чтобы без лишних слов указать ему на дверь.Передо мной в безукоризненно белом костюме стоял Стивен Мак-Клелланд собственной персоной и строго смотрел на меня. Лицо его сильно загорело, голубые глаза сверкали на нем, маня, как озера. Выгоревшие на солнце волосы казались еще светлее, чем я помнила.С радостным криком я бросила ноты и лорнет на крышку рояля и бросилась ему навстречу.– О мой дорогой друг! Какой сюрприз!Наши руки встретились, и мы целую минуту стояли молча, зачарованно глядя друг на друга и улыбаясь. На мне был розовый домашний халат со множеством оборок вокруг шеи, на рукавах, по краю подола – везде. Дора утром сказала, что я выгляжу, как огромная камелия.– Ты стала еще прекраснее, чем раньше, – сказал он, как всегда, без обиняков. – Как ты поживаешь? Работа, работа и еще раз работа?– А, ты подслушивал меня, – засмеялась я. – Кому я это сказала, Давид?– Бетховену, – проворчал тот.Я начала было петь, но Давид вдруг остановился и сказал:– Пойду выпью кофе. Вы хотите?– Ты пьешь слишком много кофе, – нахмурилась я. – Лучше пей чай.– Я ненавижу чай. – Он с пренебрежением прошел мимо самовара. – Надеюсь, эта штука однажды взорвется.– Он собирается выкурить одну из своих гадких сигарет, – сказала я, когда Давид вышел. Я взяла Стивена за руку и подвела к мягкому креслу возле самовара.– Давид говорит, что у него не было дурных привычек, пока он не встретил меня. А сейчас он пристрастился к сотням дурных вещей! Он даже стал пить шампанское. По крайней мере позволь предложить тебе чаю, Стивен. Я знаю, что сегодня ужасно жарко, но мне кажется, что чай хорошо освежает.Я налила в две чашки заварку и разбавила ее кипятком из самовара.– Ах, как я рада снова тебя видеть! И как ты чудесно выглядишь. Совсем не усталый. Господи, что я несу!Я действительно разволновалась, словно дебютантка перед премьерой. Передав ему чашку, я опустилась на подушки.– Как тебе нравится мой дом? Чудесный, правда? Я его очень люблю. Мне надоело путешествовать.– Я слышал, ты стала знаменитой, – улыбнулся Стивен. – Я горжусь тобой.– Ты так добр, – сказала я, сжимая его руку. – Я знала, что ты придешь ко мне, когда вернешься. Как твои дети? Родители? Твой отец говорил тебе, что я танцевала с ним в президентском дворце? Только подумать, вице-президент целой страны! Какая честь для меня!– Он больше не вице-президент, – сказал Стивен. – Теперь к власти пришла другая партия. Вместо Полка президентом стал Захария Тейлор.– Новый президент? Уже? – Я удивленно посмотрела на Стивена. – Опять революция?– Нет, – засмеялся он, – выборы.– Ты думаешь, я совсем дура? Да нет, просто я читаю в газетах только о себе. Ах, какой у тебя красивый отец. Совсем как ты!– Он надеется снова тебя увидеть, – сказал Стивен. – И вся моя семья тоже.Он внезапно улыбнулся.– Я буду очень рада… но чему ты смеешься?– Этим утром я прочитал в газете, что ты не знаешь нот и учишь все песни со слуха, а когда я вошел, то увидел, что ты не только читаешь ноты, но и делаешь это с помощью лорнета.Я весело рассмеялась.– Это так странно. Я вижу муху на лампе за сотню ярдов, но эти проклятые значки… Я скоро буду такая же слепая, как Давид Тэтчер. И я действительно всем говорю, что не знаю нот, потому что из-за этого, когда публика слышит, как я пою, она восхищается мною еще больше. Разве это плохо?– Ужасно плохо.Он испытующе посмотрел на меня, затем опустил глаза.– В чем дело, Стивен? Что-нибудь не так? Пожалуйста, скажи мне.– Ничего серьезного, – тихо сказал он. – Я не хочу портить тебе настроение.– Нет, Стивен, я не могу быть счастлива, зная, что тебя что-то тревожит. Скажи мне, в чем дело. Я такая эгоистка, болтаю без умолку, когда ты хочешь сказать что-то важное.Он глубоко вздохнул.– Ты здесь уже три месяца. С июля. Ты приняла множество гостей и толпы поклонников. У тебя открытый дом. Ты настолько великодушна, что не можешь никому отказать, даже такому идиоту, как Легранж. Ты очень популярна у молодежи города, да и у их родителей тоже. Ты поешь для них, кормишь их и поишь шампанским и, я слышал, даже немного играешь в карты.– Ты разочаровался во мне, потому что я снова стала играть? – спросила я. – О, Стивен, я вынуждена! Я трачу так много, а зарабатываю так мало. Мне даже пришлось продать кое-что из подарков Людвига. Но если тебе это не нравится, я перестану. Обещаю.– Нет, Рони, – заверил меня Стивен. – Я сам не поклонник карт, но могу понять, как притягательна для тебя и для других людей игра. Однако позволь мне закончить. Один из твоих молодых поклонников – мой младший брат Шон.– Твой брат? – воскликнула я. – А я и не знала. Столько лиц, столько имен. Шон, ты говоришь? Он такой же белокурый, как ты?– У него темные волосы, и он больше похож на… но я не про Шона, он уже достаточно взрослый, чтобы развлекаться так, как ему хочется. Но последние несколько раз с ним была молодая девушка.– Неподходящая партия?– Совсем нет. Наша сестра Габриэль. И моей матери кажется… нам всем кажется, что салон светской, умудренной жизнью дамы не самое подходящее место для впечатлительной молодой девушки… – Стивен смущенно замолчал.– Конечно, – сочувственно согласилась я. – Я благодарна тебе за то, что ты пришел с этим ко мне. Я даже мечтать не смела…– Нам кажется, что она здесь с кем-то встречается, – перебил меня Стивен. – Шон помогал ей, он думал, что это просто девичье баловство. Он говорил нам, что везет ее по делам или в театр, то к одним друзьям, то к другим, но на самом деле они приезжали сюда. Ты ни в чем не виновата, Рони. Он молодой шалопай и больше не будет этого делать, он обещал. Но мы не можем держать их взаперти…– Кто он? – спросила я. – Ты знаешь, ради кого она сюда ездит?– Он русский. Князь Борис или что-то в этом духе.– Борис Леонтьевич Азубин, – сразу догадалась я. – Я его знаю. Он такой же князь, как я баронесса. Игрок и мошенник. О, это ужасно. Просто кошмар! Стивен, мне так жаль! – Я вскочила и в беспокойстве прошлась по комнате. – Я легко могу положить конец их встречам здесь, а если им будет трудно встречаться, ее влюбленность, возможно, пройдет. Надо попробовать. Я закрою свой дом для гостей – для всех, кроме самых близких. А ты должен строго поговорить с твоим младшим братом. Азубин, это же надо! Негодяй из негодяев. Я слышала…– Что? – насторожился Стивен. – Что ты слышала? Я пожала плечами.– Так, всего лишь слухи. Что он в Париже… убил девушку. – У Стивена стало такое лицо, что я испугалась. – О, Стивен, чего здесь только не говорят. Я уверена, что это ложь. Не беспокойся. Послушай, я сама поговорю с Борисом и выясню его намерения. Я хорошо знаю людей такого сорта. Ему скоро наскучит жить в Новом Орлеане, и он куда-нибудь уедет. Может, я подкуплю его… или сама соблазню! Стивен засмеялся.– Ты опасный человек, баронесса. Но я прошу тебя не делать этого. Я уверен, что мы зря беспокоимся. – Мы оба встали. – Когда я снова тебя увижу?– Я рада тебе в любое время, – ответила я, разочарованная, что он так быстро уходит. – И не беспокойся за Габриэль. Все будет в порядке, я обещаю.Когда он ушел, я позвонила. Вошла Анна.– С сегодняшнего дня меня ни для кого нет дома. Ты поняла? Только для Стивена и членов его семьи. Всем остальным говори, что я готовлюсь к концерту и мне нужен абсолютный покой. Но если приедет князь Азубин, для него я дома.Я вздохнула и подошла к окну. Я уже начала забывать, как красив Стивен. Как добр и нежен.Интересно, приехал бы он ко мне, если бы с его сестрой не случилась эта неприятность? Наверное, нет. Тот замок остался где-то далеко, а здесь он был совсем другим человеком: уважаемый семьянин с добрым именем, обязанностями и ответственностью. Теперь он, наверное, не захочет иметь дело с баронессой Равенсфельд.– И еще, Анна. Больше никаких карт. Мне придется снова зарабатывать на жизнь. Пошли за Давидом и портнихой. Мне для концерта нужно новое платье. Что-нибудь безумно красивое и совершенно необычное.Спустя пять минут в комнату с недовольной миной вошел Давид.– Вы хотите сказать, что действительно собираетесь сегодня петь? Просто не верится. Ваш друг уже ушел?– Я наконец решила дать здесь концерт, – заявила я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59