– Не шедевр, – заметил он, – но вполне пристойно.– Что вы говорите? – холодно сказала я.– А теперь, может быть, вы будете так добры и споете что-нибудь, баронесса? – попросил он. – Я хочу послушать, как вы звучите.– Вы… хотите послушать, как я звучу! – воскликнула я. – Да вы просто наглец, молодой человек!Он прищурился на меня сквозь толстые стекла очков.– Разве я сказал что-то странное? Конечно, я не смогу вам аккомпанировать, если мне не понравится ваш голос. – Он быстро пролистал ноты и остановился на одной арии Моцарта. – Попробуйте вот это.Я спела. Он играл великолепно, почти не глядя в ноты. Сказать по правде, он вообще закрыл глаза!– Неплохо, – сказал он сухо. Неплохо?– Верхушки немного визгливые. Визгливые?– И вы слегка смазали колоратуру. Смазала?– Вы не сказали мне, что вы не только аккомпаниатор, но и учитель пения, – заметила я ледяным тоном.– Неужели? Я готовил Линд к выступлениям в Вене в 46-м и 47-м годах. Она стала петь гораздо лучше.– Правда? – Я уже думала, что изумленное выражение никогда больше не сойдет с моего лица. – А что вы тогда делаете в Нью-Йорке, позвольте вас спросить? Ждете, пока в агентстве Тейлора вам подыщут работу?– Я не сотрудничаю с агентством Тейлора. Я увидел в газете статью о вас и решил, что если вам действительно нужен стоящий аккомпаниатор, то вы выберете меня. Я уехал из Европы, потому что дирижировать оркестром для меня было слишком утомительно. Я не слишком физически сильный человек и не очень богатый. Я бы сказал, что мы нужны друг другу. Когда должен состояться концерт?– Через пять недель, – еле слышно ответила я. – В середине сентября.Он покачал головой.– Сомневаюсь, что вы будете готовы к этому времени. К тому же в сентябре здесь еще слишком жарко. Настоящие ценители музыки еще не вернутся из-за границы. Нужно передвинуть концерт на начало октября. А теперь давайте не будем зря терять драгоценное время. Я стану приходить к вам пять раз в неделю, а за две недели до концерта мы сократим мои визиты до трех раз в неделю. Я не хочу, чтобы вы звучали устало.– Устало! – фыркнула я. – Я не устану!– Вы нет, а ваш голос – да. – Он увидел, что я наливаю себе шампанское, и нахмурился. – И больше ни капли вина, только после концерта. От вина напрягается гортань.«Ни капли шампанского!» «Напрягается гортань!» Да он просто невыносим! Но что мне было делать? Я выбрала его.И началась каждодневная утомительная работа. Я спала до десяти или одиннадцати утра, потом плотно завтракала. Давид приходил ровно в час, и мы занимались до трех, приводя в порядок мой голос и разучивая новые произведения. Затем я принимала посетителей, ходила по магазинам или изучала город. Я наняла легкий двухколесный экипаж, запряженный парой гнедых, и сама правила, разъезжая в нем по городу. Вокруг тут же собиралась толпа, все кричали, показывали на меня пальцами: материала для газет было больше чем достаточно.«Баварская баронесса переплюнула Бестона» напечатали в одной из них за неделю до концерта. Альфред Бестон был внуком американской революции – занудный и состоятельный холостяк, без памяти любивший лошадей. Он ездил по городу в собственной упряжке, и однажды мы встретились и устроили импровизированную гонку. Я победила, и он пригласил меня отобедать с ним.– Я не могу позволить себе расслабляться до тех пор, пока не состоится мой концерт, – ответила я. – Мой аккомпаниатор – настоящий тиран! Но после концерта я позволю себе любые развлечения. Вы наверняка купите много билетов!Бестон действительно купил целый рулон и пообещал, что его друзья устроят мне бурную овацию.– О, мне нет необходимости нанимать клаку! – засмеялась я. – Когда публика услышит, как я пою, она будет кричать от восторга.С Давидом Тэтчером я ссорилась каждый день.– Послушайте, – твердо заявила я однажды, примерно за неделю до концерта в «Лицеуме». – Я хочу, чтобы вы написали аккомпанемент еще для двух цыганских песен. Я их спою на бис после песен Листа. Одна медленная, печальная и трогательная, а вторая – веселая, прославляющая цыганскую жизнь.Давид строго посмотрел на меня поверх очков.– Я не буду писать аккомпанемент для подобной чепухи, – заявил он. – Для «бисов» я приготовил вам песни Брамса.– Брамса! Вы приготовили! – вскричала я, ударив кулаком по крышке пианино. – Я певица, а не вы! Это мой концерт, мой! Я его готовлю и я решаю, что мне петь, а потом говорю вам, и вы мне аккомпанируете! К завтрашнему дню напишите ноты этих песен, или я найду себе другого аккомпаниатора, вы меня понимаете?– Отлично. – Он встал и опустил крышку пианино.– Вы уходите? – возмутилась я, когда он направился к двери. – Вы забыли, что у нас через неделю концерт?– Я ничего не забыл, – спокойно ответил он. – Но я не привык изменять своим принципам.– Принципам? Вы что, думаете, это торжественный концерт для королевского семейства? Люди платят деньги, чтобы увидеть представление! Они хотят услышать песни, которые им будут понятны, а не Брамса!– Вы не правы, баронесса, – холодно возразил Давид. – Если вы хотите стать частью уличного балагана, тогда я предложу вам обратиться к мистеру Барнуму, специалисту в этом деле. Он хорошо изучил непритязательные вкусы американской публики. Если вы хотите выставить себя как дешевую певичку, если хотите опошлить свою дружбу с Ференцем Листом, синьором Локкателли или королем Людвигом, тогда продолжайте в том же духе. Правда, для этого вам придется нанять другого пианиста. А если вы хотите построить концерт со вкусом, если вы хотите представить красивую, целостную и изысканную музыкальную программу…– Изысканность – это скучно! – вскричала я. – Целостность утомительна!– Позвольте мне закончить, – прервал меня Давид. Я сделала над собой усилие и замолчала. – Если вы будете уважительно и бережно относиться к вашему искусству, вы привлечете гораздо больше слушателей и поклонников, чем если появитесь на сцене в расшитом бисером наряде и с перьями на голове.– Хорошо! – Я устало опустилась на стул. Он собирался уходить. – Вернитесь, – позвала я. – У вас доброе сердце, Давид, хоть я и считаю вас чопорным и упрямым. Вы думаете, я люблю музыку меньше, чем вы? Она у меня в крови. Я цыганка, а для цыганки вся жизнь в песнях! Я могла бы петь целыми днями бесплатно, но мне приходится думать о деньгах. Я пою, потому что люблю петь, и почему бы мне не петь песни, которые доставляют мне радость? Вы находите это смешным и глупым?– Нет. Но если вы хотите привлечь, на свой концерт знатную и богатую публику, вы должны предъявлять к себе более высокие требования. Поразить этих людей очень непросто. Их не проведешь ярким платьем и зажигательными цыганскими песнями.– Ну хоть одну, – кротко попросила я. – Вторую я спою без аккомпанемента, так, как поют в таборе.– Нет, – твердо ответил он.– Пожалуйста! Она действительно очень красивая, Давид. Она понравилась самому Листу. Пожалуйста, позвольте мне спеть ее для вас.Мы пришли к компромиссу. Давид составляет программу, а я выбираю номера для «бисов». Он написал аккомпанемент для двух моих цыганских песен, а я решила включить в программу несколько известных народных песен на английском, вроде «Барбара Аллен» и «Дом, любимый дом». Публике это должно было понравиться.Приготовления к концерту шли полным ходом. Я велела дать в газеты рекламу: «Недавно приехавшая на континент баронесса Равенсфельд! Впервые на американской сцене! Приближенная короля Людвига Баварского!».И вот настал день концерта. Зал театра «Лицеум» был переполнен. Толпы зрителей запрудили входы, и их пришлось разгонять конным полицейским. Нью-Йорк еще никогда не видел ничего подобного. Днем накануне концерта я проехала на белом жеребце по Бродвею вверх и вниз, помахивая прохожим рукой, словно на параде. Это сработало отлично. Все места в театре были проданы, а стоячие ложи были заполнены за час до поднятия занавеса.Мое темно-синее бархатное платье было достаточно изысканно, чтобы снискать одобрение Давида Тэтчера, хотя он и опасался за его глубокий вырез.– Но мне нужно дышать, Давид, – объяснила я и в доказательство глубоко вздохнула. Моя грудь поднялась, грозя вывалиться из декольте. Глаза Давида изумленно расширились, он покраснел как рак и вылетел из гримерной.Когда я в сопровождении моего молодого, долговязого аккомпаниатора вышла на сцену, по залу прокатился вздох потрясения, и публика от одного моего вида устроила овацию! Что за страна!Мое пение им тоже понравилось! На следующее утро даже самые суровые газетные критики признали, что у меня сильный и красивый голос, а представление было восхитительным. В заголовках на первых полосах газет журналисты наперебой восхваляли новую звезду: «Неотразимая Баронесса в двухчасовом концерте. «Лицеум» сотрясался аплодисментами!»Когда на следующий день, как всегда ровно в час, появился Давид, он застал меня сидевшей в постели с картой Соединенных Штатов на коленях. Я пила первую из бесчисленных за день чашек чая.– Привет, Давид! – радостно сказала я. – Куда мы отправимся теперь? В Филадельфию? В Бостон? Говорят, здесь скоро станет очень холодно. Поедем на юг! А потом на восток. А на север вернемся весной!– Вчера вы пели великолепно, – сказал Давид, – лучше, чем я когда-либо слышал.– А как ты думал? Я не растрачиваю себя на репетициях. Зачем петь для стен? Они не платят. Но ты! – Я выпрыгнула из кровати и обвила руками его шею. Он в ужасе уставился на меня. – Ты играл так чудесно, что я чуть не расплакалась! Я ни разу не слышала, чтобы кто-нибудь играл «Пять цыганских песен» лучше, чем ты. Даже сам Лист не сравнится с тобой!– Странно, – заметил Давид, отнимая мои руки. – Он сам их написал.– Ах, это еще не значит, что он знает, как их исполнять! Смотри, у меня для тебя кое-что есть. – И я вручила ему небольшую коробочку. Внутри на бархатной подушечке лежали золотые часы, украшенные бриллиантами. – Красиво? И очень изысканно.– Да, очень красиво, – согласился Давид. – Спасибо, баронесса.– Пустяки, – возразила я лукаво. – Мы, цыгане, щедрый народ. Загляни под подушку. Там немного денег. Возьми в подарок, сколько уместится в руках. Прошу тебя.– Здесь несколько тысяч долларов! – ахнул Давид.– Я не доверяю банкам, – сказала я. – Анна, принеси еще чашку! Наш Давид хочет чаю! – Анна находилась за три комнаты от нас, но я знала, что она без труда услышит меня. – А теперь к делу, Давид. Если хочешь остаться со мной – отлично. Я с удовольствием буду работать с тобой и дальше. Но если тебя беспокоят постоянные переезды и концерты в разных городах или если ты думаешь, что это плохо скажется на твоем здоровье, тогда оставайся в Нью-Йорке. Я пойму. Решай скорее, потому что мы отправляемся в Филадельфию через два дня.– Я… это такое внезапное предложение, баронесса, – сказал Давид. Первый раз я увидела, как он по-настоящему разволновался. – Я думал, что вы останетесь здесь после того внимания, которое вам оказал мистер Бестон…– Он маловат ростом и от него дурно пахнет, – сказала я, этими словами как бы окончательно ставя крест на миллионере. – Почему ты не хочешь ехать? У тебя здесь остается подружка? Но ты можешь взять ее с собой.– Конечно, нет! – Давид был просто потрясен моими словами.– А что плохого в том, чтобы иметь подружку? – не унималась я. – Нельзя сказать, что ты слишком юн, но ты не стар. Сколько тебе лет?– Двадцать девять.– Всего-то? Иногда ты ведешь себя так, что мне кажется, будто тебе восемьдесят девять. Итак, сначала Филадельфия. Потом мы отправимся в Балтимор, затем в Вашингтон – там я буду петь перед президентом. Неплохая идея?– Великолепная, – промямлил Давид, скептически пожимая плечами. – Все-таки вы удивительная женщина, баронесса.– Ничего удивительного. Я цыганка, и уже слишком надолго задержалась в этом городе. Меня тянет путешествовать. А почему бы и нет? Я молода, свободна и хочу развлекаться!
В начале зимы 1848 года на восточное побережье Соединенных Штатов обрушилась снежная буря, но она не шла ни в какое сравнение с той бурей восторга и обожания, которую вызвала я. Я путешествовала в огромной сделанной на заказ карете, которая была даже слишком огромной для тех, кто сопровождал меня. Со мной вместе ехали Анна, Давид, мулатка-кухарка по имени Дора, кучер и его брат, а также толстый белый щенок по кличке Калинка. Карету везла шестерка великолепных белых лошадей – подарок отвергнутого поклонника Альфреда Бестона. Вдобавок к карете было прикреплено почти полтонны багажа. Давид полушутя предложил мне нанять железнодорожный вагон, но, к сожалению, в стране еще не проложили рельсы туда, куда бы мне хотелось поехать.Я зарабатывала концертами много денег, но все они куда-то исчезали почти сразу, как я их получала. Шесть лошадей, собака и шесть человек, сопровождавших меня, ели слишком много, к тому же я нуждалась в концертных платьях, повседневной одежде и всяких мелочах, которые была обязана иметь, будучи баронессой и все время появляясь на людях. Я полагала, что это называлось «держать марку». Я понимала, что не стоит так бездумно тратить деньги, и довольно много откладывала, но я никак не могла выдержать, если кто-нибудь рассказывал мне свою печальную историю, и сразу открывала кошелек. Половину концертов я пела бесплатно, собирая деньги для детей-калек, парализованных музыкантов, вдов или сирот.Естественно, я ничего не получила, когда в январе 1849 года пела в Белом доме. Считалось, что я и так должна быть благодарна за то, что меня пригласили выступить. В тот вечер я надела зеленое бархатное платье с длинными рукавами и весьма скромным вырезом. Маленькие бриллианты сверкали у меня в ушах и на шее, восполняя простоту платья. Президент Полк и его жена миссис Полк, похоже, пришли в восторг от короткой программы, в которую я включила песни Бетховена, Шуберта и Листа, но больше всего публике понравились песни Стивена Фостера. Американский композитор, живший в XIX веке и сочинявший музыку кантри.

Мне нравилось смотреть на Давида, когда он аккомпанировал мне: у него все время был такой вид, словно он ел мыло.На приеме после концерта я танцевала с высоким, красивым джентльменом с белой гривой волос. Он представился как Гарт Мак-Клелланд, а позже я узнала, что он вице-президент.– Мак-Клелланд? У вас есть сын по имени Стивен? Высокий и красивый, похожий на вас?– У меня есть сын, и его действительно зовут Стивен, – согласился вице-президент. Его веселые, голубые глаза обезоруживающе улыбались. – Вы с ним встречались?– О да! Он спас меня во время революции в Мюнхене. Дрался, как лев, был очень храбр. – Мой партнер недоверчиво посмотрел на меня. – Вы думаете, я вас дурачу? Поверьте, все было именно так. Стивен был секретным агентом короля Людвига.– Я не могу вам не верить, баронесса, – сказал Гарт Мак-Клелланд, – но то, что вы рассказали, так не похоже на моего сына. Он человек выдержанный, даже суховатый. Одним словом, юрист.– Да, я знаю. Я расскажу вам подробней, как все происходило. – И я поведала о наших со Стивеном приключениях. – Он не хотел быть секретным агентом и сделал это только из уважения к королю. Но, возможно, мне не следует об этом говорить? Может, это неудобно из соображений политики?– Нет, это прекрасно из любых соображений, – дружелюбно ответил Гарт. – Не могу дождаться, когда расскажу об этом жене.Наш танец окончился.– Возможно, баронесса, это не последняя наша встреча, – галантно сказал вице-президент. – Вам нужно приехать в Новый Орлеан. В этом городе умеют сделать так, чтобы красивая женщина почувствовала себя как дома. Возможно, к тому времени из Европы вернется мой сын. Я уверен, что он будет рад снова вас увидеть, – понимающе улыбнулся он мне.В конце весны я со своей свитой приехала в Виксбург, городок на Миссисипи. Мы нашли подходящую гостиницу, и Анна с Дорой принялись приводить мою комнату в порядок. Дора покрыла пол спальни цветными подушками и развесила вокруг кровати яркие занавески. Анна наполнила водой самовар, с помощью горячих углей вскипятила воду и заварила чай в маленьком чайничке, стоявшем на самоваре, очень крепкий чай. Потом обе занялись распаковкой моих вещей – на это должно было уйти часа три. Давид нашел в отеле вполне приличное пианино и убедил хозяина перенести его в мою гостиную. Калинка бегал вокруг меня кругами, лаял и грыз подушки.– Настоящая цыганская кибитка, – удовлетворенно вздохнула я и с наслаждением бросилась на кровать. – Я дома.Мое выступление в Виксбурге имело грандиозный успех, и я дала еще благотворительный концерт для ослепших вдов, чьи мужья утонули в море. Газеты на все лады превозносили мою доброту, а несколько женщин даже попросили меня спеть в воскресенье в церкви. Я почти превратилась в светскую даму.После очередного благотворительного концерта я, плюхнувшись на подушки, простонала:– Я устала, мои нервы на пределе, я не могу слышать собственного голоса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59