Мне было скучно. Я решила, что раз ничего не произошло, то и дальше ничего не произойдет.
- Вот именно. И кто бы еще говорил, что та­кого больше не случится. Вы утверждаете, что ус­воили преподанный урок. Может быть. Но дол­жен ли я подвергать риску Бог знает сколько людей и денег, чтобы проверить это?
Изо всех сил стараясь удержать на лице маску равнодушной невозмутимости, Николь сморгну­ла слезы.
- А что дальше? Куда я отправлюсь отсюда?
- На обед.
- Простите, не поняла.
- Кэнфилд хочет повидать вас.
- Сама комендант базы да Винчи? Нас?!
- Я же сказал, мистер да Куна, а она ждать не любит.
- Постойте! - воскликнула Николь. - А я-то как?! Что решила комиссия? Я по ту сторону или по эту?
- Большая начальница своей властью отме­нила решение комиссии, - бесцветным голосом сообщил Элиас. - Вам дали еще один шанс.

Столики располагались под сенью молодень­ких дубков, от которых и пошло название этого зала ресторана. Когда метрдотель повел посети­телей к столику Джудит Кэнфилд, она поднялась им навстречу, выпрямившись во весь свой нема­лый рост - метр восемьдесят, как у Николь. Стройная, как у балерины, фигура, миловидное лицо, сильные резные черты, кожа почти столь же смуглая, как у Поля; многочисленные морщи­ны говорят не только о доброжелательности и чувстве юмора, но и о годах работы под палящи­ми, ослепительными лучами солнца, не ослаблен­ными атмосферой. Левый желтовато-зеленый глаз сверкает, а правый прикрыт черной повяз­кой; пепельно-серые волосы подстрижены корот­ко, как у большинства астронавтов. Несмотря на предпочтение, отдаваемое ею удобной партику­лярной одежде, сегодня вечером она облачилась по форме - в ярко-синие длинные брюки и такой же китель с короткими рукавами, украшен­ный эполетами, на каждом из которых сверкало по четыре генеральских звезды. А на левой стороне груди, под «крылышками» командир-астро­навта - ленточка врученной конгрессом медали Славы: белые звезды по голубому полю.
Ее история прекрасно известна каждому воен­ному и даже входит в курс лекций Академии ВВС. В бытность свою астронавтом она шла впереди всех, прокладывая пути по Солнечной системе, и дюжину раз заслужила звание героя, прежде чем при возвращении на Землю угробила собствен­ную карьеру, а вместе с ней - и жизнь.
Медики списали ее подчистую. Катастрофа превратила ее тело в кровавое месиво. Просто чудо, что она не скончалась на месте. Но это было только начало ее мытарств. Кэнфилд про­валялась на больничной койке два года - сперва на Земле, но как только достаточно оправилась для транспортировки - на орбите; бригады хи­рургов трудились над ней, спасая все, что удастся, и заменяя остальное. Когда она наконец выписалась, Пентагон предложил ей отставку по со­стоянию здоровья. И в ВВС, и в НАСА говорили, что, несмотря на усилия врачей, ей уже нипочем не стать ни хорошим офицером, ни астронавтом, ни женщиной.
Она же вознамерилась доказать обратное.
И потянулась долгая, муторная тяжба, куль­минацией которой стали слушания в Верховном суде, в результате которых Джудит Кэнфилд все-таки была восстановлена в звании и должности.
Все эти события разыгрались еще до появле­ния Николь и Поля на свет. За последние один­надцать лет, пока Кэнфилд исполняла одновре­менно две роли - командира крупнейшей американской базы на Луне и руководителя косми­ческих полетов НАСА, - на ее плечи легла от­ветственность за все расширяющуюся сферу дей­ствий, охватившую Солнечную систему и бли­жайшие звезды.
- Чувствуйте себя как дома. - Голос у нее оказался низким, как у Николь, но не таким хриплым. - Пока не подойдут остальные гости, я хотела потолковать с вами наедине.
Возможно, Николь только показалось, что Кэнфилд посмотрела на нее чуточку дольше и пристальнее, чем на Поля. Николь встретила этот взгляд открыто и без смущения. После секундной паузы глаза в глаза генерал отвела взор, и на губах ее заиграла едва заметная улыбка.
Кэнфилд сидела во главе стола, Поль и Ни­коль заняли места по левую руку от нее, а Дэвид Элиас - по правую. Стол был накрыт на девять персон. Ожидая, когда официант принесет на­питки, генерал заметила:
- Откровенно говоря, мы проводим церемо­нию именно здесь только в двух случаях - когда кого-нибудь награждаем или хороним. К сожале­нию, зачастую и то, и другое ходят рядом. - Она подняла бокал. - Будем надеяться, мисс Ши и мистер да Куна, что вам доведется служить долго и без эксцессов.
Да Винчи - община сравнительно моло­дая, - продолжала она. - Она является фор­постом человечества. Однако и у нас уже по­явилось несколько традиций, приятнейшая из которых - торжественный обед в честь первого полета астронавта.
Когда смысл сказанного дошел до Николь, она растерялась, не зная, как реагировать: рас­плыться в улыбке или затрепетать. Затем, с удив­лением обнаружив, что делает сразу и то и другое, пробормотала:
- Это невозможно!..
- Вы имеете в виду - в свете рекомендаций аттестационной комиссии? - осведомилась Кэнфилд.
«Неужто я произнесла это вслух, а?!» - за­рдевшись, в отчаянии подумала Николь.
- Доктор Элиас сказал, что меня отчислили.
- Одним из лучших быть всегда трудно, - кивнула Кэнфилд. - Проблема в том, что к тебе предъявляют более жесткие требования, чем к большинству. Николь, ваша результативность в симулированном полете ошарашила экзаменато­ров. Еще немного - если только для человека такое возможно, - и вы побили бы компьютер.
- Ну, есть к чему стремиться, командир, - ухмыльнулся Поль.
Николь и хотела бы разделить его жизнера­достный настрой, но из головы не шли собствен­ные промахи.
- Комиссия и Дэвид выдают рекомендации, но окончательное решение за мной, - закончила Кэнфилд, сделав упор на последнем слове и на­меренно указав глазами на Элиаса. - Я доверяю моим людям, но еще больше своей интуиции.
- Я не подведу вас, мэм, - тихонько отозва­лась Николь.
- Вы уж постарайтесь, старший лейтенант, - улыбнулась Кэнфилд. - Большего мы и не просим. Для пробы сил вам поручена не слишком суматошная и не слишком рискованная, но в то же время ответственная задача - осуществить полет от да Винчи до станции Кокитус на Плу­тоне и обратно. По пути вы установите ряд ра­диобуев в качестве навигационных ориентиров, но, главное, снимете карту значительной части Солнечной системы. На борту корабля будет кол­лектив ученых НАСА, помогите им с экспери­ментами. Время полета - восемнадцать недель Вовне, две недели на орбите Плутона, пока ваши пассажиры снимут блоки накопителей данных с устройств автоматического наблюдения на Кокитусе, и восемнадцать недель обратно.
- Будет время и поскучать, - словно между прочим заметил Элиас, позволив себе едва заметно усмехнуться, когда Николь обожгла его взглядом.
- Это не шутка, - промолвила Кэнфилд. - Не раз и не два задания срывались из-за неужив­чивости экипажа и ошибок группки людей, про­живающих бок о бок в течение довольно продол­жительного периода. Говорить о путешествии в состоянии анабиоза хорошо только теоретически; кто-то ведь непременно должен бодрствовать, чтобы справиться с непредвиденными обстоя­тельствами. Вас будет донимать скука, одолевать стремление вырваться из четырех стен, вас будет так и подмывать сделать что-нибудь этакое. И при этом - Дэвид наверняка предупреждал - ваша жизнь будет зависеть от умения держать себя в руках.
- Простите, мэм, - встрял Поль, - кажется, вы пытаетесь нас отговорить.
- Никому не возбраняется отказаться от программы, - откликнулся Элиас, - без како­го-либо ущерба для карьеры и послужного списка, мистер да Куна, вплоть до момента за­пуска двигателей.
- Неужели кто-то отваливал на старте?
- Угу. Офигительно дешевле, если такое слу­чится тут, чем в экспедиции, на расстоянии мегакило отсюда. Уж если вы отправились в полет, то быстро вернуть вас практически невозможно; если что-нибудь стрясется - то ли с персоналом, то ли с оборудованием, - выкручиваться придет­ся самостоятельно. Забавно, мисс Ши? - резкий тон превратил вопрос в обвинение.
- У нас уже есть корабли, способные долететь до Альфы Центавра за пару недель...
- ...но на собственных задворках мы в пол­нейшей заднице. - Элиас кивнул в знак согла­сия. - Совершенно верно. На наших дорогах только два типа автомобилей: «феррари» и «фольксвагены». Потому-то так важна для нас миссия «Странника». Вы создаете и шоссе, и све­тофоры, чтобы беспрепятственно разъезжать и тем и другим.
- В конце прошлого века, - подхватила Кэнфилд, - считали, что пройдет не менее сто­летия, прежде чем мы покинем пределы Солнеч­ной системы, да и то на субсветовых звездолетах вроде Буссаровского газового ковша. Никто не предвидел, что Жан-Клод Бомэ наткнется на практичный, эффективный способ летать быстрее света, а Мэнни Кобри сконструирует эту чертову штуковину. И вот, полюбуйтесь, всего три поколения сменилось после того, как Нил Армстронг впервые ступил на поверхность Моря Спокойст­вия, а мы уже исследуем окрестные звезды. Можно сказать, мы за одну ночь совершили ка­чественный скачок в способах перемещаться по космическим далям.
К несчастью, у нас практически не развита техническая инфраструктура, чтобы обеспечить этот новый чудесный потенциал. Мы наносим на карту просторы Галактики, хотя белых пятен еще хватает в нашей родной Системе. Мы познали слишком быстро и... не без утрат... - генерал слегка замялась, вспомнив то ли о собственной трагедии, то ли о ком-то из знакомых, - ...что путешествия в Дальнем космосе - детская забава по сравнению с полетом от Земли до Марса или до Внешних планет. Здесь весьма уместна такая аналогия: возьмем современный сверхзвуковой авиалайнер с водородным двигателем и забросим его на сотню лет назад. В 1960 году самые бы­стрые коммерческие лайнеры летали со скорос­тью пятьсот узлов на десяти тысячах метров, беря на борт около сотни пассажиров. Но большинст­во самолетов не достигали даже этих показателей. А теперь введите туда «боинг» три семерки, ле­тающий со скоростью в четыре маха, то есть почти две тысячи узлов, на пятидесяти тысячах метров с шестью сотнями пассажиров. Как с этим справилась бы контрольно-диспетчерская служба? В те дни гражданские радары не дотягивали до этого уровня, и если бы сверхзвуковик летел на полном газу, диспетчер и глазом моргнуть не успел, как его бы и след простыл. И как же аэро­порт должен справляться с управлением полета­ми? Полнейший хаос.
- И эти фантазии стали для нас явью, - снова вступил Элиас. - Корабли Бомэ настоль­ко хороши, что им это во вред. Хорошо бы пус­тить их в дело, но у нас подрезаны крылья, по­тому что мы не можем с такой же легкостью путешествовать в пределах собственной Систе­мы. Откровенно говоря, любой системы, пока та полностью не внесена в лоции. Ваши маяки и рапорты о встреченных астральных телах до­полнят уже собранные данные и дадут нам воз­можность разработать приемлемую и столь не­обходимую лоцию.
- Дэвид, - перебила его Кэнфилд, - при­шли остальные гости...
Ближайшие пару минут все обменивались приветствиями, рассаживались, заказывали на­питки и блюда. Напротив Николь села невысокая женщина с майорскими погонами на плечах. Оливковую кожу оттеняли волосы цвета воронова крыла. Окинув мимолетным взглядом Поля, она воззрилась на Николь. Звезда на ее «крылышках» означала, что она - старший пилот.
- Катарина Гарсиа, командор вашей экспе­диции, - представила ее генерал. Майор едва за­метно кивнула. - Она отвечает за стратегические аспекты экспедиции и в повседневную деятель­ность на судне вмешиваться не будет, если не сочтет это жизненно необходимым. Вы же, Николь, командир корабля со всеми вытекающими пос­ледствиями.
«Несмотря на то, что я провалилась, - терза­лась Николь. - Мало того, что мне дают назна­чение, так еще чуть ли не лучшее! Только на сей раз не на симуляторе, а в действительности!»
Погрузившись в эти мрачные раздумья, она вполуха слушала, как Кэнфилд говорила, что Полю придется сидеть на двух стульях - в каче­стве штурмана и офицера электронных систем. Он будет присматривать за оборудованием и ус­тановкой маяков. В экспедиции участвуют трое специалистов: двое мужчин и женщина. Рядом с Николь села японка, ее ровесница, высокая сногсшибательная красавица.
- Не надо так таращиться, - негромко, с улыбкой проронила она, и Николь смущенно схватилась за бокал с вином, пробормотав:
- Иисусе! - И резко выпрямилась с увлаж­нившимися глазами, когда огненный смерч про­несся по пищеводу. Медленно выдохнув, она взяла предложенную соседкой булочку, с ужасом гадая, как такое количество алкоголя скажется на ее истощенном организме; не хватало еще для полной радости опростоволоситься перед генера­лом. И вдруг, содрогнувшись, осознала, что по-прежнему сидит с разинутым ртом и округлив­шимися глазами.
- Извините. - Она взяла себя в руки, боясь поглядеть по сторонам.
- Ничего, я привыкла. - Подавшись впе­ред, японка полушутя продолжала заговорщицким тоном: - По-моему, все обошлось, стар­лей. Если и была какая-то faux pas, то строго между нами.
- Просто я ни разу не встречала голубоглазых японок.
- Это мой дед виноват. - У нее и улыбка ве­ликолепна; похоже, эта женщина любит посме­яться. Николь позавидовала ее непринужденнос­ти и умению легко сходиться с новыми людь­ми. - Ваш горец, швед из Миннесоты, умыкнул мою бабулю, как цунами, пойдя по стопам ее родного деда, обаявшего голубоглазую блондинку из посольства. Уж такова моя японская семей­ка - сплошь бросающие вызов обществу иконо­борцы, полиглоты без роду-племени. А если вы считаете, будто я диковинка, то вам бы повидать мою тетушку Бриджит.
- Так вы американка?
- Не-а. Просто свободно говорю по-английски и имею уйму родственников, раскиданных по всему континенту от Великих озер до Скалистых гор.
- А я с Восточного побережья, из Массачусетса.
- В самом деле? Я провела лето в Массачу­сетсском технологическом, в докторантуре.
Сравнив даты, Николь обнаружила, что для нее это было традиционное «зверское» лето - тяжкая прелюдия первокурсников Академии ВВС. Некоторое время они предавались воспо­минаниям о пиццериях, которые обе знали и лю­били посещать, когда Николь вдруг воскликнула, тряхнув головой:
- Какая же я идиотка!
- В каком смысле?
- Мы так долго болтаем, а я даже не знаю вашего имени!
- А я все ждала, когда вы спросите. Залившись краской, Николь ощутила, что мир незаметно, но подозрительно покачивается.
- И где эта долбаная пища? - пробормотала она смущенно, затем повернулась к новой по­дружке. - Я пропустила все мимо ушей, когда генерал Кэнфилд представляла пришедших. За­думалась об экспедиции.
- Это большая ответственность.
- Особенно для того, кто еще утром считал себя отчисленным.
- Отличный способ вселить уверенность в своих пассажиров!
- Боже, я пьяна!
- Ничуть. Но вы так подставляетесь, что я не в силах сопротивляться искушению поддеть вас. Меня зовут Ханако Мураи. Для друзей просто Хана. И давайте перейдем на «ты»!
- А я Николь Ши, но ты, наверно, уже знаешь.
- Что касается Ши, конечно - твоя фамилия написана на карточке. - Хана постучала пальцем по пластиковой карточке, приколотой к кителю Николь. Услышав огорченный стон подруги, Хана улыбнулась еще шире и не удержалась от смеха. - Ничего не могу поделать, Ши, ты слиш­ком легкая мишень!
- А кто эти парни? По-моему, на сегодня я уже достаточно нахлебалась и впредь намерена действовать наверняка.
- Этот изысканный ученый муж - Шэгэй Шомрон из Еврейского университета. Он естест­венник, и все биологические эксперименты лежат на нем.
Телосложением израильтянин напоминал блок­гауз - массивный и невзрачный, но абсолютно надежный. Он выглядел бы гораздо уместнее в каком-нибудь захолустном кибуце, где одинаково легко мог бы голыми руками корчевать пни и ремонти­ровать автомобили даже без домкрата. Его бобрик и борода некогда были черными, но теперь изрядно поседели. Обмениваясь рукопожатием, Николь мысленно сравнила его с большим добродушным медведем и ни чуточки не удивилась, узнав, что именно так Шомрона и прозвали.
- Долговязый тролль рядом с ним - Андрей Михайлович Зимянов...
- Тролль?!
- В смысле такой же «уродливый, как...». Николь недоверчиво переводила взгляд с Ханы на Андрея и обратно.
- Ты шутишь? Вы с ним достойная пара.
В ответ Хана как-то странно посмотрела, иро­нично скривив губы и намекая на явно упущен­ные из виду обстоятельства.
- Кто-то же должен сохранять чувство меры в отношении мужчин.
- Ну-ну, к чему уж так... - Тут имя и лицо слились в памяти Николь воедино. - Постой, а он не...
- Центрфорвард скайболъной команды совет­ских Космических Сил из Гагарина. Тот самый, что в последний раз разделал ваших под орех.
- Я видела финал. Впечатляет.
- Такое лицо не забудется. Да и фигурой Бог не обидел.
- Хана, ради Христа! Он же услышит тебя. Или Кэнфилд!
- Не бери в голову, он про меня и не такое говорит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31