Николь вновь вызвала Лос-Анджелесскую диспетчерскую и на сей раз удостоилась ответа.
- Тридцать шесть Сьерра, прием подтверж­даю, - сообщил очередной компьютерный голос, столь же приятный и лишенный индивидуальнос­ти, как слышанный в Вегасе, как две капли воды похожий на голоса всех диспетчеров до единого, разбросанных по всему континенту. Люди выхо­дят на связь лишь в случае непредвиденных про­блем; в остальных случаях системой успешно за­правляют компьютеры. - Ваша текущая позиция находится вне пределов нашего непосредственно­го радарного сопровождения, - чего в общем-то и следовало ожидать при подобной высоте полета над этой пересеченной, гористой местностью. - Но рекомендуем учесть, что ваш курс проложен через закрытую для полетов воздушную зону, военный полигон.
- Вас поняла, Лос-Анджелес. Имею допуск для пролета над полигоном по направлению на аэропорт Мохаве, - неподалеку от города, к се­веру от обширной военной базы, известной под названием Гражданского испытательного авиа­центра, - и намерена запросить из Эдвардса пе­ленг, прием.
Она с трудом подавила зевок - не от усталос­ти, а скорее из-за нехватки кислорода на такой высоте - и резко обернулась вправо, уголком глаза поймав какое-то движение далеко внизу. Пожалуй, ничего страшного; должно быть, кто-то гоняет по дюнам, и солнце сверкнуло на ветро­вом стекле.
- Вас понял, тридцать шесть Сьерра. Связы­вайтесь с КДП Эдвардс на частоте сто двадцать четыре и восемь десятых.
- Один-два-четыре-точка-восемь, Лос-Анд­желес, вас поняла.
- Тридцать шестой Сьерра, здесь Лос-Андже­лес, как поняли? - вторгся в беседу новый голос, на этот раз наделенный индивидуальными инто­нациями. Николь уселась поровнее и быстро ог­лядела небосвод перед собой.
- Здесь Сьерра тридцать шесть, слушаю.
- Назовите тип своего самолета еще раз. Этот вопрос вызвал у Николь улыбку. Значит, ничего серьезного; этот вопрос ей доводится час­тенько слышать от диспетчеров основных авиа­трасс, персонал которых привык иметь дело с но­вейшими достижениями инженерного искусства, в отличие от обожаемых Николь захолустных аэродромчиков, где по сей день помнят прежние деньки и прежние самолеты.
- «Бичкрафт», - пояснила она неведомой со­беседнице. - «Барон», модель Б, от «браво», пятьдесят восемь, прием.
- «Барон»? - недоверчиво переспросила та.
- Двухмоторный винтовой, шестиместный, примерно 1985 года.
- И до сих пор летает?!
- Спасибо, очень хорошо. Диспетчер восторженно присвистнула.
- Ну, тогда спокойного вам воздуха, Сьерра тридцать шесть. Однако советуем проявлять повышенную бдительность. Вы в этакой ничейной полосе между Вегасским центром, нами и Эдвардсом. А при вашей высоте мы не можем обес­печить пристойной радарной поддержки.
- Вас поняла, Лос-Анджелес, и искренне признательна.
Николь переключила главный дисплей на ра­дарный обзор, отрегулировав локатор, чтобы полу­чить отчетливое изображение предстоящего пути.
Прошло уже четыре года с той поры, когда она в последний раз ступала по грунту пустыни. После окончания Академии ВВС Николь послали в Эдвардс, чем порядком ее шокировали, по­скольку она профилировалась на астронавта и должна была перейти в распоряжение НАСА. Впрочем, как выяснилось, тогдашний командир Гражданского испытательного авиацентра Гарри Мэкон послал индивидуальный запрос на распре­деление Николь на базу, и изрядную часть про­веденного там года Николь являла собой нечто вроде его тени, волоча на себе все рутинные обя­занности, причитающиеся помощнику команди­ра базы, но заодно приобретая бесценный летный опыт. Вершиной ее здешней карьеры стало при­глашение занять кресло второго пилота в полете, оказавшемся первым и притом успешным испы­танием управляемого спускаемого многоразового корабля XSR-5. А неделю спустя Николь была участницей мемориального полета над могилой Гарри. И через месяц уже направлялась в НАСА.
И вот круг замкнулся - она возвращается. Ступенью выше, ступенью ниже - какая разни­ца? В душе Николь до сих пор сохранилось какое-то оцепенение, и она уже начала сомне­ваться, что хоть когда-нибудь сумеет оттаять окончательно.
Моргнув, она снова посмотрела направо и чуть повернула штурвал, дав самолету легкий крен вправо, чтобы оглядеть пустынный пейзаж. Затем сняла солнечные очки - быть может, без них взор станет острее. Ее тревожило замеченное уголком глаза движение, даже и не движение, а отпечатавшийся на сетчатке след образа; правду сказать, это могло лишь почудиться, но лучше убедиться наверняка. Она снова усмехнулась, но на сей раз совсем невесело. Самое скверное в по­лете то, что толком разглядеть хоть что-нибудь - дьявольски сложная задача. Бесчисленное мно­жество раз - уж и не упомнишь, сколько имен­но, - Николь сообщали, что к ней приближается другой летательный аппарат, и даже говорили, где именно его надо высматривать, но даже самый пристальный взор обнаруживал там лишь пустой воздух. Просто поразительно, что столь громад­ный вблизи самолет может бесследно затеряться в небесах, едва оторвавшись от земли.
Она нажала на тангенту передатчика, чтобы запросить из Эдвардса пеленг.
И в этот миг самолет будто наткнулся на стену.
Ни звука, ни предупреждения - просто перед фюзеляжем мелькнул стреловидный силуэт с двумя кинжалами пламени, оставляющими поза­ди него парный инверсионный след, с грохотом метнувшись к звездам, должно быть, как раз пре­одолев звуковой барьер, потому что ударная волна раз в десять превосходила его размер; ока­меневший воздух грубо сокрушил нос «Барона», швырнул его в одну сторону, а Николь в другую. Ударившись головой о стену, она вскрикнула. Индикаторы на всей приборной доске полыхали рубиновыми вспышками тревоги, путаясь с по­сыпавшимися из глаз искрами, а какая-то неус­тупчивая тяжкая длань упорно пыталась выдрать Николь из кресла и размазать по потолку.
Распахнув глаза, она обнаружила, что погну­тые очки криво свисают с кончика носа, а тело ее вклинено в угол между сиденьем и левой сто­роной фюзеляжа. Мир закружился, как волчок, слева направо, настолько быстро, что больше миллисекунды смотреть было невыносимо. Ни­коль тотчас же осознала, что ее постигло то, чего боятся все летчики: плоский штопор. Самолет не­сется к земле по такой тесной спирали, что кры­лья не могут поддерживать самолет, а элероны - опереться о воздух для маневра. А если неосторожно дать тягу, вращение будет лишь ускоряться и ускоряться.
И все это совершенно беззвучно, хотя двига­тели должны уютно рокотать. Причина проста: оба пропеллера застыли совершенно неподвижно.
И снова подсознание единым махом отреагиро­вало куда быстрее, чем успела оформиться мысль; когда Николь постигла, что к чему, тело уже при­шло в действие - выйти на горизонтальный полет, снизить подачу топлива и разблокировать двигатели, чтобы позволить набегающему воздуху раскрутить винты вхолостую. Этот маневр равно­значен прогулке по проволоке, но обычно про­блем не составляет. Однако оказавшись в кон­версионном следе, Николь вынуждена была сра­жаться не только с турбулентностью, но и с ос­татками смеси в двигателях, которая в сочетании с выхлопами и залившим карбюратор бензином образовала густое месиво тяжелых углеводородов. Для двигателей внутреннего сгорания это все равно, что барахтаться в трясине. А раз смесь обеднена кислородом, зажигания не происходит, и двигатель мгновенно глохнет.
«Барон» сотрясался с такой силой, что Николь не могла сфокусировать взгляд на приборах, не могла определить высоту; впрочем, это и не важно, потому что показания альтиметра - одно, а расстояние до грунта - совсем другое. Соглас­но картам, среднее возвышение составляет пять­десят шесть футов над уровнем моря, но отдель­ные гребни и утесы возносятся до четырех тысяч футов. В таком сумасшедшем низвержении ин­дикатор темпа спуска абсолютно бесполезен; если пытаться высчитать, много ли времени в запасе - отправишься на тот свет прежде, чем успеешь за­няться собственным спасением. И снова, пока эти мысли фейерверком вспыхивали на горизонте сознания, руки Николь двигались будто сами по себе - одна обогатила смесь до предела, а вторая заработала ручным подсосом, чтобы закачать в карбюратор свежее топливо. Парные двигатели осложняли проблему, поскольку вращение про­тив часовой стрелки создавало центробежную силу, гнавшую топливо прочь от правого двига­теля, но зато заливавшую бензином левый. То, что придется в самый раз одному, для другого окажется или чересчур много, или слишком мало. И подсказать, где остановиться, может лишь ин­туиция.
Николь повернула ключ зажигания. Ничего­шеньки. Чертыхнувшись сквозь зубы, она скрип­нула зубами, когда подкатившая под горло желчь обожгла рот. Затем повторила процесс, сосредо­точившись на одном двигателе и болезненно скривившись, когда пара небольших взрывов тряхнула самолет, но чувствуя в душе благодар­ность, потому что выхлопы означали, что зажи­гание сработало. Пропеллер завертелся, и Николь принялась манипулировать дросселем и смесью, пытаясь добиться идеальной комбинации. При этом ее порядком удивил собственный крик, про­звучавший будто со стороны:
- Да, да, да, ДА!!! - когда трехлопастный пропеллер закрутился все быстрее и быстрее, этот сукин сын работал черт-те как, то и дело хлопали взрывы не догоревшей в цилиндрах смеси, со­провождаемые облаками черного дыма, но дви­гатель все-таки работал. Широко открыв дрос­сель, Николь подала ручку до упора вперед, вы­вернув штурвал и вдавив педали рулей. «Барон» падал хвостом вперед - в штопоре такое случается, - но теперь, когда она заставила воздух об­текать крылья, он даст им опору и позволит рулям и элеронам сделать свое дело. Разумеется, при этом самолет сильно теряет высоту, и есть риск просто спикировать на песок пустыни. Но иного выбора все равно нет. Самолет яростно со­дрогался, словно собирался вот-вот развалиться на куски, но эта конструкция выдержала испы­тание временем - среди самолетов «Барон» яв­ляет собой нечто вроде легендарного фургона первопроходцев Дикого Запада. И когда двига­тель надсадно завыл, вторя неистовому, яростно­му воплю самой Николь, полет вдруг выровнялся, горизонт остановил свое коловерчение, и с оше­ломительной внезапностью все вдруг стало тихо и спокойно.
Какое-то мгновение Николь могла лишь си­деть и изумленно глазеть перед собой, пока «Барон» с ревом несся всего в нескольких сотнях футов от поросших кустарником скал и вершин деревьев юкка. Дыхание вырывалось из ее груди короткими, неглубокими рывками, словно отча­янные, механические вздохи марафонца, столк­нувшегося со «стеной» - тем отрезком дистан­ции, где и тело, и разум подвергаются высшей пробе. Она не шевелилась, обратившись в живую статую; вряд ли сейчас у нее нашлись бы силы шелохнуть хоть пальцем. Наконец, Николь ухит­рилась дотянуться до дросселя и уменьшить по­дачу смеси, доведенную до красной черты. Но тут же ощутила реакцию опасно завихлявших руко­яток управления, сопровождаемую дрожью стрел­ки альтиметра; пока что с самолетом удается справляться, но чуть убери тягу - и низвержение с высот возобновится.
До нее вдруг запоздало дошло, что из науш­ников не слышно ни звука; коснувшись головы ладонью, она обнаружила, что их больше нет на месте. Зато ладонь заалела и стала липкой; Ни­коль решила оставить все как есть и не исследо­вать причин. Пока она может управлять самоле­том, совершенно неважно, насколько сильно она ранена; если же она будет не в состоянии удер­жать штурвал, знание о тяжести собственных ран делу ничуть не поможет. Должно быть, наушники вместе с микрофоном сорвало с головы во время удара об обшивку. Сняв очки, она оглядела ис­коверканную оправу и расколовшееся при ударе стекло. Еще немного, и она лишилась бы глаза. Бросив взгляд на индикаторы радиостанции, Николь убедилась, что та работает - «Спасибо, Господи, за мелкие одолжения!» - и переключи­ла его на громкоговорители, взяв микрофон из зажимов, удерживающих его на месте между двумя передними сиденьями.
- «Барон»... - начала было она, но тут же осеклась, изумившись тому, что голос прозвучал настолько хладнокровно. Ни дрожи, ни заика­ния - лишь легкая сипловатость, отличающая интонацию от нормального разговора во время нормального полета.
- «Барон» восемнадцать тридцать шесть Сьерра, прошу откликнуться любую станцию. SOS, повторяю, SOS. Местоположение... э-э, где-то к северу от Барстоу, в пределах полигона Эдвардс, высота около шести тысяч. На одном двигателе, пилот ранен. Если вы меня слышите, прошу откликнуться. Прием.
Ответ раздался тотчас же, но был сильно ис­кажен помехами - не исключено, что падение повредило антенны.
- «Барон» тридцать шесть Сьерра, здесь КДП Эдвардс, принял ваш аварийный вызов. Назови­тесь, - пожалуйста.
- Николь Ши, лейтенант ВВС США. Следую к новому месту службы в Эдвардс, пересекала полигон по направлению к Мохаве. Что-то... - она помолчала, пытаясь рассортировать впечат­ления, - ...едва не врезалось в меня. Очень мел­кое, очень быстрое, выхлопом заглушило оба моих двигателя и швырнуло в штопор. - Теперь Николь сообразила, что за считанные секунды упала почти на милю, и наморщила лоб; если бы она замешкалась хоть на миг или сделала оши­бочный ход, если бы двигатели не завелись со второй попытки, то третьей бы уже не было. Она уже была одной ногой на том свете. - Из што­пора я вышла, полет стабильный, где-то сто де­сять узлов на трехстах футах. Была бы призна­тельна за прямой азимут на Эдвардс.
- Тридцать шесть Сьерра...
- Эдвардс, повторите, прием неустойчи­вый. - Николь поманипулировала шумоподавителем и регулятором усиления, пытаясь улучшить качество приема, тут же подумав, что сбоит не оборудование, а она сама. То ли слух отказывает, то ли цепочка между ухом и мозгом.
- Барстоу ближе, тридцать шесть Сьерра, - диспетчер медленно, отчетливо проговаривал слова, чтобы они наверняка дошли до адресата. - Предлагаю вам свернуть...
- Поняла, Эдвардс, - перебила она, - но между мной и Барстоу горы, а я сомневаюсь, что смогу перевалить хоть через пригорок. А к вам изрядная часть пути - под горку.
- Как второй двигатель?
- Следующий пункт повестки дня.
- Вас понял, тридцать шесть Сьерра. Верто­лет уже поднялся и направляется к вам. Если мо­жете, передайте по системе «свой-чужой» код пятьдесят пять ноль-ноль, две пятерки, два нуля.
Устройство автоматического ввода не работа­ло, так что Николь набрала код вручную.
- Передаю, Эдвардс.
- Принято, тридцать шесть Сьерра. Тогда по­верните влево, азимут двести шестьдесят.
Она сделала широкий, медленный, плавный разворот, стараясь как можно меньше перегру­жать единственный двигатель. Снова положив самолет на прямой, горизонтальный курс, она включила зажигание второго двигателя.
Взрыв едва не поверг ее на землю. В капоте двигателя с грохотом разверзлась дыра размером с футбольный мяч, почти без дыма, но зато с пышным хвостом пламени. Одним ударом схлопнув дроссель, она отсекла подачу топлива, дер­нула за спуск огнетушителя, чтобы затопить дви­гатель пеной, одновременно стараясь овладеть взбрыкнувшим самолетом, раскачивающимся, словно плоскодонка на штормовых волнах. Гудок зуммера сообщил о том, что она и так уже знала: самолет снова заваливался на хвост, скорость упала, угрожая падением подъемной силы, а вместе с ним - и просто падением. Что ж, при­дется выжать из уцелевшего двигателя все, на что тот способен, и к чертям последствия, опустить нос, отдавая драгоценную высоту в обмен на ско­рость и управляемость машины, пойти ва-банк в надежде, что игра стоит свеч. Обошлось сотней футов с мелочью. Но слишком много рубиново заполыхавших индикаторов однозначно говорят, что пытаться снова набрать высоту - риск со­вершенно недопустимый. Единственный способ отдалиться от земли - удерживать самолет на той же высоте над понижающимся грунтом. Николь совершенно автоматически оглядела окрестнос­ти, присматривая место для вынужденной посад­ки, если дойдет до худшего. Хотя это означало бы, что самолету конец. Впрочем, при таком скверном профиле грунта и сесть-то негде.
- Тридцать шесть Сьерра, мы зарегистриро­вали потерю высоты.
- Двигатель совсем накрылся. Смахивает на то, что взорвался цилиндр. Был пожар, но поту­шен. Ситуация под контролем. Самолет тоже. Но он совсем не похож на резвого жеребца, Эдвардс.
- Если обходиться с ним ласково, тридцать шесть Сьерра, то «Барон» наверняка отплатит вам тем же.
Этот человек знает толк в самолетах. Везет же ему. А может, и ей заодно.
- Пока все более-менее. - Николь подалась вперед, вытянув шею, чтобы взглянуть через вет­ровое стекло. - Эдвардс, по-моему, я засекла ваш вертолет.
- Так точно, тридцать шесть Сьерра, взаимно.
- Большущий, - отметила она, больше для себя. - Впечатляет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31