Николь вспомнился ужасный взрыв антивещества, предсмертный вопль Поля, и глаза обожгло слезами. Должно быть, это сияние спалило дотла ее зрительные нервы.
Николь обнаружила, что не может двигаться. Находясь на грани истерики, она вдруг наткну­лась ладонью на пряжку привязного ремня, плотно охватившего грудную клетку. «Разум­но, - отметила она, - зачем какой-то бесто­лочи путаться под ногами?» Продолжая ощупью исследовать окружающее пространство, девуш­ка обнаружила шланги воздухопровода, идущие к ранцу. Она остановилась. Обычно скафандры подключают к корабельной системе регенера­ции воздуха через муфты, имеющиеся в осно­вании каждого кресла на мостике. Ранец озна­чает, что основным системам жизнеобеспече­ния доверять нельзя.
Николь попыталась заговорить, но из горла вырвался лишь хриплый скрежет. В носу так пересохло, что она не смогла бы даже чихнуть. Николь гадала, удержится ли от вопля, если никто не ответит. Черт, она даже не имеет поня­тия, работает ли ее радио.
- Ши... Это Ши. Здесь есть кто-нибудь? - собиралась она сказать, а может, даже сказала. Голова разламывалась, в затылке безжалостным молотом пульсировала боль, рот будто набили ватой с металлическим привкусом. Скорее всего последствия контузии да вдобавок скверный воз­дух. Николь соображала, сколько времени прове­ла в скафандре и что делать, если воздух кончит­ся - это вдруг показалось вполне возможным. Если она в полной амуниции, значит, «Странник» получил пробоину и воздух корабля улету­чился в пространство. К несчастью, выяснить это можно, лишь сняв шлем и вздохнув; в вакууме подобное дорого обойдется.
«Что в лоб, что по лбу, - вздохнула Ни­коль, - все равно я в дерьме. Потрясссно!»
Тут что-то прикоснулось к руке, и Николь вскрикнула от испуга и удивления, но тут же ис­пытала огромное облегчение: это всего лишь че­ловеческая ладонь.
- Николь! - раздался в наушниках голос Анд­рея. - Ты меня слышишь? Ответь, пожалуйста!
Николь кивнула, громко хмыкнув, и тогда он спросил:
- Ты цела?
- Угу... Да, я... по-моему, - лепетала она, пока рассудок вопил: «Лгунья!» - Андрей, я ослепла.
- Здорово, - по-русски чертыхнулся он, потом немного помолчал. - Погоди, а с чего ты это взяла?
- Глаза открыты, приятель, а я ни черта не вижу!
- Сейчас мы проверим. - Андрей включил фонарь, и Николь резко потянулась к глазам.
- Аи! Свет!.. Я вижу! Вижу!!! Успокоившись, она сняла шлем, отстегнула привязные ремни и взлетела под купол мостика, чтобы взглянуть на звезды. Ни разу в жизни не видела она ничего столь же прекрасного. И когда эйфория прошла, она вдруг осознала, что воздух здесь гораздо хуже, чем в скафандре, и при каждом вздохе изо рта вырывается мороз­ное облако.
Она оглянулась на Андрея. Русский был тоже в скафандре с ранцем, но только без шлема. Словно читая мысли Николь, он кивнул.
- Верно, Николь, - у нас нет тока. А без него не работают и регенераторы воздуха. Мы сливаем в рубку понемногу чистого кислорода из неповрежденных резервуаров, но с углекис­лым газом ничего не можем поделать. Концент­рация достигнет критического уровня через пять-десять часов. Он сохранится, скажем, еще сутки от силы.
- А без тока нет тепла, - негромко заметила Николь.
- Да. «Странник» прекрасно теплоизолиро­ван, но мы постоянно теряем тепло. Как ни крути, снаружи абсолютный нуль. Но раньше мы умрем от удушья.
- Потрясссно! Как личный состав?
- Ханако трудится над системой энергоснаб­жения, пытаясь соорудить из топливных ячеек источник тока. Комиссар Кьяри вышел наружу, чтобы оглядеться и оценить наши повреждения.
- Разве инженерные работы не твоя специ­альность?
Андрей изнуренно усмехнулся и осветил фо­нариком свой правый бок. Рукав скафандра ока­зался пуст, а под толстой материей на груди уга­дывались лубки.
- Ужасно неудобно.
- Сильно?
- Сложный перелом в двух местах. Дорога больно ухабистая.
- Пожалуй. По-моему, я врезалась лбом.
- У тебя останется очень залихватский шрам над левой бровью. Выглядит жутковато. Наверно, контузия, но поскольку у нас не было ни средств, ни времени заниматься тобой, мы оказали тебе первую помощь и оставили все как есть.
«Если бы я вдруг умерла, можно было бы счи­тать это большим везением». Николь тряхнула го­ловой, пытаясь избавиться от одури.
- Как долго я была без сознания?
- Примерно сутки.
- Вам следовало привести меня в чувство.
- Чего ради? От тебя было бы меньше толку, чем от меня, и потом... - Он помолчал. - Нам казалось, что если ситуация ухудшится, то будет милосерднее дать тебе умереть, не приходя в со­знание.
Она ласково обняла его.
- Спасибо за доброту. Я предпочла бы уме­реть в кругу друзей. Я не могу отказаться от шанса... попрощаться.
И в ту же секунду вспыхнул свет. Николь отреагировала первой, дотянулась до своего пульта и ударила по клавише интеркома.
- Хана, Ханако, ты справилась! Славная ра­бота, девочка, на мостике есть ток!
- Итак, питание в рубке и вспомогательном отсеке, большое спасибо. Но насколько его хва­тит, остается только гадать. Эй, Николь!.. Неуже­ли это ты?!
- Собственной персоной, побитая, но живая.
- Чудесны дела твои, Господи! Мне тут надо закончить. Хочу разгрести этот бардак поосновательнее. Так что увидимся чуть попозже, лады?
- Хана, тебе помочь?
- Справлюсь. Спасибо.
На связь вышел какой-то новый голос:
- Рад слышать, что ты очнулась, Ши. Тем более что вся тяжкая работа почти закончена.
- Кьяри, дай роздыху! Ты на борту? Осмотр закончен? Как мы выглядим?
- Хорошо бы собраться всем вместе, - бес­цветным голосом откликнулся он. - Срочно встречаемся в К-1.
Они расположились как кому вздумалось. Карусель больше не крутилась - на это требо­валось больше энергии, чем могли дать топлив­ные элементы. В громадном колесе теперь было очень темно. Значительную часть света давали немногочисленные индикаторы, а не освети­тельные панели, опоясавшие ступицу колеса. Из-за стоявшего на корабле трескучего мороза все остались в скафандрах - обогревателям по­требуется какое-то время, чтобы нагреть воздух. Пока решили не форсировать событий и не перегружать импровизированную систему энер­госнабжения. Теперь это единственное связую­щее их с жизнью звено; если оно оборвется, они покойники.
Николь отхлебнула супа, чертыхнувшись, когда он обжег язык. Кьяри выплыл вперед и раз­вернулся лицом к остальным.
- Короче говоря, народ, еще бы немного, и нам крышка.
Это сообщение оставило экипаж безучастным; всех слишком опустошила усталость. Николь на­слаждалась теплом контейнера с едой.
- Во время перестрелки в нас несколько раз попали, - продолжил комиссар, - но нынеш­ним состоянием мы обязаны взрыву антивещест­ва. Когда разлетелся астероид Вулфа, в главный двигатель врезались крупные обломки. Просто чудо, что ничего не взорвалось. Корма «Стран­ника» смахивает на вдохновенное творение скульптора-абстракциониста. Кажется, мы пере­плюнули «Скального пса». Все отсеки позади К-1 зияют прямо в пустоту. Нам с Ханой придется соорудить импровизированный шлюз в шахте перехода, чтобы она могла спускаться для работы над топливными ячейками.
- А второе чудо, - вклинилась Хана, - что мы добились нормального функционирования неповрежденных ячеек. И я уверена, что мы вос­становим еще какую-то часть. Ну, по крайней мере в данный момент проблема энергоснабже­ния для нас уже не самая насущная.
К сожалению, на этом добрые вести заканчи­ваются. Тепловой удар вкупе с бомбардировкой обломками лишил нас внешней антенны и радар­ных модулей. Теперь «Странник» слепоглухоне­мой паралитик. Электромагнитный импульс был настолько силен, что стер даже информацию кар­манных калькуляторов. Полный отказ оборудова­ния, когда мы лишились маршевого двигателя, только добил нас. Я ухитрилась восстановить без­мозглые системы - регенераторы воздуха, климатизаторы, основные системы жизнеобеспече­ния, но сверх того - nada.
- Вспомогательная пилотажная система вроде бы работает, - снова вступил Кьяри. -
Запас топлива составляет 93% от максимума. Но учтите, что нам придется состряпать цепи управления и проделать все астронавигационные вы­числения в уме или на бумаге, но если надумаем тронуться в путь, ВПС сделает свое дело. Един­ственный недочет этого плана в том, что его мощности не хватит двигать весь корабль. Мы потратим все топливо, пытаясь просто развернуть «Странник». Так что для использования ВПС нам придется пожертвовать головным отсеком, но это будет стоить нам преимуществ, предоставляемых топливными элементами. Аккумуляторов голов­ного модуля при нормальном режиме работы хва­тит примерно на сутки, при жесточайшей эконо­мии - на неделю. После этого - капут.
- Кто-нибудь знает, где мы находимся? - справилась Николь.
- Далеко-далеко от дома, - проскрипел Андрей, но никто даже не улыбнулся.
- Вот немного передохну, - отозвался Кьяри, - и выйду поснимать звезды.
- А сколько времени займут розыски? - по­интересовалась Хана.
- Это по обстоятельствам, - задумчиво про­изнесла Николь. - Если под рукой окажется сво­бодный звездолет, от силы неделя. Если субсве­товик, то клади как минимум месяц. Но при этом подразумевается, что они знают о нашей беде.
- Да что ты, Николь, они забеспокоятся, как только мы не выйдем на связь.
- Не рассчитывай.
- Почему? Вряд ли они прозевали подобный взрыв.
- Корсар ловко воспользовался нашими ком­муникационными протоколами, и официальны­ми и неофициальными. Он даже правильно от­ветил, когда Кэт прибегла к личной проверке. Не сомневаюсь, что он проявит не меньше смекалки, заметая наши следы. Бандиты могут имитировать наши передачи или подсунуть да Винчи грамот­ное истолкование нашего молчания. И потом, центр управления может решить, что мы погибли при взрыве. Люди Вулфа с перепугу выстрелили первыми и взорвали наше топливо и боеприпасы. «Странник», покойся с миром.
- Наш SOS опровергнет это мнение.
- Так-то оно так, - покачала головой Ни­коль, - но кто, по-твоему, первым примет наши позывные? Может, корсары и думают, что при­хлопнули нас, может, нам повезло, и их локаторы тоже вышли из строя, но на полпути они не ос­тановятся. Это не в их правилах.
- Тьфу ты! - Хана в приступе ярости зачас­тила по-японски.
- Что?
- Я идиотка! Мы лишились не всех компью­теров!
- Как?!
- Николь, «Скитальцы»! Шлюпочная палу­ба - наиболее защищенный отсек после двига­тельного, потому что открывается прямо в кос­мос! Прибавь к этому еще и броню самих «Ски­тальцев»!.. - Она взмыла в воздух, направляясь к шахте, но Николь остановила ее.
- Проверишь завтра. То же касается и вас, комиссар.
- Как завтра?! - не поняла Хана.
- Завтра, - безапелляционно повторила Ни­коль. - А сейчас - отбой! Успокойтесь, поешь­те, поспите. Мы нуждаемся в отдыхе куда силь­нее, чем кажется. Двадцать четыре часа ничего не изменят, а вот если мы начнем метаться взад-вперед со слипающимися глазами, то рискуем по­ставить на всем крест.
Но вопреки собственному приказу Николь не спалось. Она украдкой осмотрела остатки своего первого судна, переплывая от помещения к по­мещению, инспектируя вспомогательный и го­ловной отсеки, начиная от перекрытой части шахты коридора и вперед, к мостику. Темпера­тура в корабле ощутимо повысилась, и хотя по-прежнему было холодно, Николь вскоре замени­ла скафандр джинсами, свитерами и летной курт­кой. Паря в шахте, она восхищалась самодельным шлюзом, сооруженным Ханой с Кьяри, и думала об экспериментах Шэгэя - столько кропотливо­го труда, сколько пропавших втуне усилий оста­лось по ту сторону люка, в лабораторной Кару­сели! Невозможно даже вызволить его записи; электронные пропали вместе с компьютерами, а рукописные нельзя забрать из-за огромной ра­диации в К-2.
Наконец скитания привели Николь обратно в К-1. В огромном колесе было безлюдно - все предпочли тесноту мостика. Темноту нарушали только тусклые лампы аварийного освещения. Николь машинально что-то делала, пока не пой­мала себя на том, что освобождает гитару от за­хватов, удерживающих инструмент на переборке.
Помедлила минуту, бездумно поглаживая плавные изгибы деки. Этот акустический ин­струмент ручной работы намного старше своей владелицы. Раньше он принадлежал Коналу Ши, но тот увидел, какими глазами смотрит на гитару его малолетняя дочь, и отдал инструмент Николь. Гитара входила в небогатый скарб, привезенный ею с Земли, несмотря на басно­словную цену доставки.
Ударив по струнам, Николь поморщилась.
- Детка, да ты же расстроена! - пробормо­тала она, подумав: «Ничего удивительного! Я не бралась за нее почти две недели». Вынув из при­кроватной тумбочки камертон, Николь приня­лась за работу.
Чуть позже, удовлетворенная результатами трудов, она сыграла несколько гамм. Руки со­всем окоченели; казалось, будто играешь в пер­чатках от скафандра высшей защиты - очень медленно и неуклюже. И все равно на душе по­легчало.
Сев в позу лотоса, она усмехнулась, заметив, что парит в добром метре от палубы. Руки маши­нально наигрывали любимую песню из репертуа­ра Лайлы, но едва Николь узнала мелодию, как оборвала ее на полуфразе, вспомнив, как радо­вался Поль, подарив ей контрабандные записи. Из глаз Николь снова заструились слезы, плечи ссутулились, словно она пыталась утихомирить боль. Затем девушка снова тронула струны, заиг­рав «Чакону» Баха - первое произведение, кото­рому научил ее отец.
- Чудесно, - послышался сзади голос Кьяри.
- Не очень, - отозвалась Николь, хотя в душе обрадовалась похвале. - Я давненько не упражнялась.
И взяла несколько пробных аккордов, под­страивая инструмент.
- Может ты хочешь побыть одна, Николь?
- Ничего, Бен. Компания мне не помешает.
- По-моему, она не помешает всем нам. Он проскользнул мимо нее в каюту и достал из футляра флейту.
- Что сыграем?
После нескольких неудачных попыток они ос­тановились на народных песнях. Знакомые напе­вы трудностей не представляли, а если мелодию знал лишь один из музыкантов, другой подыгры­вал или повторял. Николь выучила множество песен благодаря дядюшке-ирландцу, профессио­нальному исполнителю баллад, и в эту ночь, за­бившись в уголок сумрачной Карусели, вспомни­ла весь свой репертуар.
Они вдохновенно развивали искрометную тему, когда мелодии начала вторить губная гар­мошка. Музыканты от удивления остановились.
- Мы услышали, как вы играете, - застенчиво усмехнулся Андрей. - И решили, что у вас весело.
- Чем больше народу, тем веселее, - улыб­нулась Николь, - но что-то я не вижу Ханы?
- Я на промысле, - отозвалась она из шахты, втаскивая что-то в Карусель. Тусклый ми­гающий свет мешал высыпавшим из каюты имп­ровизаторам рассмотреть, что это такое. Хана по­возилась со щитком управления, и лампы вспых­нули в полный накал.
- Хана, а ты уверена, что система потянет? - мгновенно посерьезнев, спросила Николь.
- Мы все сейчас же и узнаем, командир. Не дрейфь, Николь, это две сотни дополнительных ватт. Ничего не будет, гарантирую. Черт, - она извернулась, чтобы распечатать принесенный ящик, - спорим, что моя проводка даст фору любому ремонту на верфи.
- Поверим тебе на слово. - Николь доса­довала, что грубая реальность так легко разру­шила хрупкое волшебное настроение. - Кста­ти, что у тебя там?
- Взгляни сама. - Хана слегка отпрянула, и все сгрудились над ящиком.
Там хранилось семь бутылок.
- Апельсиновый сок, - пояснила Хана, - свежевыжатый, быстрозамороженный, идеально сохранившийся... Я его оттаивала. Майор Гарсиа велела захватить его в да Винчи перед самым вы­летом, чтобы было чем отпраздновать успешное завершение экспедиции к Плутону. Только с этого захода мы вряд ли доберемся до Плутона, вот я и подумала, а не выпить ли его сейчас.
- Вот вам и возрождение безалкогольных ир­ландских поминок, - тихо промолвила Николь, вытаскивая бутылку. - Жаль, что нельзя по-на­стоящему напиться.
- Главное - нужный настрой, командир, - заметила Хана.
Николь приподняла бутылку, чтобы произне­сти тост, потом подтолкнула Хану.
- Раз уж ты решила кутнуть, милочка, то могла бы разориться и вскрыть парочку пакетов НЗ. Сойдут за закуску.
Сок показался Николь чересчур терпким. После изрядного глотка она передала бутылку Кьяри. Пока он пил, Николь заиграла новую песню, и Андрей изо всех сил подлаживался, но сломанная рука создавала кучу неудобств, и все кончилось тем, что они с Ханой вдохновенно, хотя и не в лад, запели дуэтом. Кьяри познакомил их с фольклором поясников и первопроходцев Дальнего космоса, Андрей сыпал частушками вперемешку с классическими блюзами дельты Миссисипи, разученными еще в детстве по кас­сетам, привезенным из зарубежных гастролей друзьями родителей - советскими оперными певцами. У Кьяри оказался сочный природный бас, Андрей же наполнял Карусель чистым, звон­ким тенором. Они играли и пели, разговаривали и пили, пока не опустели бутылки, еда не кон­чилась, а голоса не охрипли. Никто не знал, сколько прошло времени;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31