- В чем дело? - спросил Петр, слегка подталкивая его руку. Саша
слизнул пот с губ, прислушиваясь к тихим шагам возвращавшейся Ивешки, и
покачал головой. Ивешка поставила перед ним корзинку, в которой была
тонкая бечевка и шило.
- Сейчас слишком темно, чтобы заниматься этим, - сказал Петр и одним
глотком допил все, что оставалось в его чашке, в то время как Ивешка
нагнулась, чтобы убрать печку вместе с остатками золы. Он сделал жест
рукой в сторону носа лодки. - Дедушка занят своей книгой, а нам можно
заняться сном, - добавил он при этом.
Саша был согласен с его предложением, но чувствовал при этом вину,
раздумывая над тем, что должен был бы помочь Ивешке прибраться. Однако он
знал и то, что он не мог надолго оставлять Петра одного, и мысль о мягких
одеялах, разложенных прямо на парусе, показалась ему очень неплохой.
И как только добрался до них, он сразу закрыл глаза под мерные
всплески воды о борт и раскачивание сухих веток, но при этом продолжал
думать о том, что еще хотел сделать, и о тетке Иленке, и о том, как она
делала отметины на горшках, и не переставал удивляться, что его желание
теперь наверняка добавится к остальным.

Петр, в свою очередь, уснул без всяких затруднений, независимо от
того, что темнота, окружавшая его, была самой настоящей, живой темнотой,
где мог быть и свернувшийся в черные кольца водяной, и темная вода,
окружавшая лодку, и все еще покачивающаяся под ним палуба. Теперь он знал,
где он находился, и его не беспокоила даже больная рука, так как она
начала болеть с тех самых пор, как они начали загружать лодку и,
следовательно, болела лишь потому, что он просто-напросто перетрудил ее.
Он более определенно отдавал себе отчет в том, что лодка была сейчас
неподвижна, и не испытывал тех мучений, которые охватывали его грудь при
движении. Ууламетс, разумеется, имел другие, более тонкие способы
разделаться с ним, чем просто утопить в реке, во что Саша категорически
отказывался верить. И эта лодка, если только им удастся вообще заставить
ее плыть, уже не будет так качаться, как это было до сих пор, если целых
три колдуна будут удерживать ее...
То, что на лодке порвались снасти и парус, произошло лишь потому, что
старик очень устал, но ведь и в этом случае, лодка добралась до берега...
C этими мыслями Петр зарылся в парусину, укрывшись одеялами и не
забывая про меч, который был рядом с ним, под одеялом. Он знал, что Саша
находится рядом: стоит только протянуть руку, и он убедится в этом. В его
кармане была маленькая щепотка соли, которую Саша дал ему утром. Он велел
ему держать ее при себе, уверяя, что это никогда не повредит.
Что ж, он был согласен и с этим.
Точно так же, как был согласен и с тем, что постель, расположенная в
середине палубы, а не около борта, гораздо безопасней, будь этот борт со
стороны реки, или со стороны леса.

Так он и уснул, а проснулся только тогда, когда солнце разогрело
одеяло, от того, что ему послышался какой-то странный звук...
Саша уже вставал. Петр подумал, что это было лишь волнение сердца, не
более, и тут же вспомнил про старика, что очень непохоже на него так долго
валяться в постели, и тем более непохоже на него, что он позволил и им так
долго отдыхать.
При этой мысли он сбросил с себя одеяло и, взявшись за меч, поднялся
на ноги.
- Учитель Ууламетс? - вслух позвал Саша. Его голос звучал тихо и
одиноко, поглощаемый шумом реки и деревьев.
Но никто не отвечал.
- Вот чертовщина, - сказал Петр, чувствуя, как в его груди нарастает
раздражение. Он вытащил меч из ножен, перешагнул через перекладину и
сваленную в кучу парусину и начал осторожно продвигаться в сторону кормы,
прислушиваясь, как Саша шел вслед за ним. Его очень беспокоило возможное
столкновение с ним при неожиданном отступлении, и поэтому он повернулся
назад и дотронулся до сашиной руки, предостерегая его, чтобы он старался
не выходить на ту сторону лодки, которая была обращена к реке.
Но на корме никого не было. Оставалась еще осмотреть борт, обращенный
к лесу, и Петр кивнул Саше, чтобы тот сделал широкий круг и осмотрел
остальную часть палубы.
Но кругом было пусто.
- Есть еще кладовка, - едва слышно прошептал Саша, вставая рядом с
ним.
Петр глубоко вздохнул и сказал:
- Я сомневаюсь... - Но у него не было особенного желания обойти
палубную надстройку, чтобы убедиться в этом. Он покрепче сжал рукоятку
меча, сдвинул задвижку и распахнул дверь...
Но внутри кладовки были только их припасы, но, однако, там не было ни
корзины, в которой хранился весь арсенал Ууламетса, ни его книги.
- Так что же, этот чертов старый дурак отправился на прогулку?! -
воскликнул Петр, и Саша подошел поближе, чтобы самому убедиться в этом.
- Если только водяной не утащил его, - сказал Саша.
- Уж не думаешь ли ты, что мы бы не услышали этого? - спросил Петр.
- Он, разумеется, наверняка должен был произвести какой-никакой шум,
- заметил Саша, переходя на другую сторону лодки, выходящую к лесу,
близость которого сейчас очень раздражала Петра. - Мы просто проспали этот
момент. Я никогда не спал так, как в этот раз...
- Не забывай, что мы устали, - сказал Петр. - Мы не смогли бы
услышать даже гром. - Теперь он двигался рядом с Сашей и вглядывался в
глубь леса, замечая за почти сплошной серой стеной мертвых деревьев
зеленые вьющиеся стебли и листья. Этот неожиданный всплеск жизни должен
был бы утешить его. Перед ними был густой, непроходимый лес, как раз такое
место, которое в своих задних мыслях наверняка держал помешанный старик,
чтобы отправиться туда, пешком, с тяжелой корзиной, Бог тому свидетель,
где лежала эта чертова книга и все горшки, которые он только захватил из
дома.
Еще одно новое заклинание? Интересно бы знать.
- Старичок вероятно сбежал, чтобы в одиночестве исполнять свои песни,
- пробормотал Петр. - Всю прошлую ночь он провел за чтением книги и,
вероятно, вычислил что-то необходимое для своих действий и решил
отправиться раздобыть каких-нибудь корней или еще чего-то. Что можно еще
ожидать от него? Он вернется.

Они позавтракали прямо на носовой части палубы. Саша продолжал
надеяться, что учитель Ууламетс вернется. Ему было трудно понять, отчего
он так беспокоился о нем: ведь старик не был особенно добр к кому-нибудь.
Но именно Ууламетс завел их сюда, и они больше ни от кого не могли ожидать
помощи, чтобы вернуться обратно в дом.
Но Петр сказал, что они должны посмотреть, что можно сделать с
парусом, а Саша, поразмыслив над этим, уверился в том, что им еще
предстоит вновь отправиться вниз по реке.
Поэтому они взяли шило, бечевку и начали зашивать рваную парусину,
продергивая бечевку сквозь проделанные шилом отверстия. От этой работы
рука у Петра покраснела вокруг раны, но он клялся, что она беспокоит его
не больше, чем вчера.
- Я сделаю тебе припарку, - сказал Саша. Поскольку у них не было
другого выбора, как сидеть и ждать, то это был хотя бы какой-то шанс
помочь Петру. И тот не отказался от этого предложения. Они закончили
починку паруса к полудню. - Я не знаю, будет ли это держаться, - сказал
Петр, и без всякого перехода первый раз заговорил о том, что Ууламетс и
Ивешка могут не вернуться назад. - Но я думаю, что мы все-таки сможем и в
этом случае вернуться домой, если будем стараться плыть по течению. Лодка
должна справиться с этим. Просто это будет более долгий путь, может быть,
чем под парусом, но меня это не беспокоит.
- А меня тем более, - сказал Саша и взглянул в сторону леса.
- Ты думаешь, что все-таки водяной утащил их? Это было в первый раз,
когда Петр заговорил об этом, но это не означало, что каждый из них до сих
пор об этом не думал.
- Я не уверен, что водяной расстанется с ней, - сказал Саша мрачно и
похлопал Петра по локтю. - Пойдем, я заварю кое-что для твоей руки.

17
Петр ждал, пока Саша разведет в печке огонь и вскипятит свою стряпню
из ромашки, горькой полыни, ивовой коры и соли, причем Петр возражал
против последней добавки c жесточайшим упорством. Но Саша настоял,
утверждая, что если уж водяной не любит соль, то она явно может оказаться
полезной. Разумеется, рука сильно болела, но тепло снимало боль, и поэтому
Петр старался больше сидеть на солнце, подставляя себя солнечным лучам, а
его рука при этом была завернута в горячую тряпку, которую он менял время
от времени, пока помешивал угли в печке, и лелеял немилосердную мысль, что
водяной, в конце концов, мог устроить себе хорошую закуску из Ууламетса и
из его книги, но при этом останавливал себя и старался подчеркнуть, что
если он и желает зла, так особенно старику, но никак не Ивешке, хотя не
видел причин для подобной преданности при этом.
- Давай дадим ему еще время, пока солнце не осветит макушки вон тех
деревьев, - сказал он наконец, обращаясь к Саше и кивая головой в сторону
дальнего берега. - После этого отчалим и посмотрим, как нам удастся
развернуть эту лодку.
- Может быть, он просто-напросто пытается вынудить нас разрушить наш
собственный мир.
А это уже была очень неприятная мысль. Петр бросил настороженный
взгляд на ближайший к ним лес и огляделся по сторонам.
- Мы уже ждем его все утро и почти половину дня. Если он решил
исчезнуть, то, по крайней мере, должен был бы приказать нам ждать, с
обещанием повесить, если мы посмеем ослушаться. Это одно дело. Но мне
кажется, что у него не было выбора. Я не знаю, почему он ушел, и я не
знаю, что он при этом думал о своих делах, но, во-первых... - Петр отогнул
большой палец, - он упаковался, и, во-вторых... - Теперь был отогнут
указательный палец, - он собирался совершенно спокойно: взял и книгу, и
свои принадлежности, и все прочее. Ведь случалось и раньше, что он уходил,
но он никогда при этом не брал с собой книгу. А это означает, первое, что
он подумал о том, что она ему будет необходима, или, второе, он не хотел,
чтобы она оставалась с нами, либо потому что он не собирался возвращаться,
или, теперь уже третье, Ивешка достаточно устала от своего папы и,
подхватив эту книгу, сбежала к своему возлюбленному...
- Если бы она так поступила, то он должен был бы разбудить нас, -
сказал Саша. - Ведь это он притащил нас сюда...
- Если бы он доверял нам, то тогда, может быть, и разбудил бы. Чего
он, на самом деле, не сделал. И теперь мы знаем, что он сбежал вместе со
своей дочерью. Ведь мы разговаривали с ней прошлой ночью, разве ты забыл?
И в это время, черт возьми, он не торопился со сборами, или мы спали
крепче обычного, как он этого мог пожелать. Ведь если ты спал, ты ведь
ничего не можешь сказать о произошедшем. Так ведь?
- Нет, - сказал Саша.
- И что тогда? Разве мы чем-то обязаны ему? Ведь он был очень опасен
для нашей жизни.
- Он чрезмерно опасен, - сказал Саша, - и он, несомненно, пожелал,
чтобы лодка оставалась в безопасности, и, может быть, чтобы она причалила
именно к этому берегу. И если мы попытаемся сдвинуть ее с места...
- Этого ты не можешь знать.
- Я не могу знать, что он не сделал этого, но будь я на его месте, то
обязательно поступил бы именно так. Я должен был бы желать этого изо всех
сил.
- Но он мог бы сказать, что уходит, и то, что он заставил нас уснуть
совсем не очевидно. Сделал ли он это? И то же самое касается лодки.
- Я не уверен в этом.
- А ты и не можешь быть всегда уверен! - сказал Петр. - Иногда ты
просто должен отважиться на поступок. Вот ты печешься об Ууламетсе. А я
беспокоюсь гораздо больше о следующей ночи, которую нам предстоит провести
на этой реке. И если Ууламетс не смог пересилить желание своей дочери, или
водяного, или кого-то еще, я прошу прощенья, Саша Васильевич, но я не
уверен, что тебе удастся сделать это. Итак, что мы собираемся делать
сегодня ночью?
- Мы не будем в безопасности, если окажемся на середине реки. Ведь мы
уплыли так далеко от дома...
- Пусть этот дом убирается к черному богу. Мы отправляемся в Киев. И
забудь этого старика, он не нужен тебе.
- Он нужен мне, - сказал Саша. - И если он не вернется, я все равно
отправлюсь туда.
- Но зачем? Ведь ты освободился от него! И ты никогда не верил в его
бредни. Это он хотел, чтобы ты поверил, будто не сможешь обойтись без
него. Так поверь лучше мне, почему бы тебе не сделать этого?
На что Саша ответил ему приглушенным голосом:
- Петр, я ведь не уверен, так ли я все делаю. Я не уверен даже в том,
что я уже сделал. И мне становится страшно от этих мыслей...
- Это все потому, что наслушался его болтовни. Забудь об этом! Давай
выведем лодку на реку и оставим это место. И покончим на этом.
Он уже привставал с места, когда Саша ухватил его за руку.
- Нет! - сказал он. И внезапно Петр засомневался в своей правоте, и
так же внезапно вновь уселся на палубу, слегка подрагивая. А Саша
продолжал: - Пожалуйста, подождем до завтрашнего утра. А завтра утром мы
отправимся.
Петр с подозрением взглянул на него, чувствуя внутреннюю досаду, но
Саша был непреклонен. Он сжал челюсти и не отворачиваясь глядел Петру
прямо в глаза, так прямо, как только мог.
- Ты что, хочешь меня околдовать? - спросил Петр. - Но я не люблю
этого. Я должен забрать эту лодку и...
Но неожиданно он почувствовал огромное нежелание делать это, и
подумал о том, как временами Саша оказывался прав.
- Прекрати, - сказал Петр.
- Нет, - сказал Саша, - я не остановлюсь.
Они оба были выведены из себя этой размолвкой. Петр, между тем,
подумал о том, что мог бы встать, обрубить веревки, удерживающие лодку, и
отчалить...
- Вот черт возьми, - сказал он и, подойдя к борту, обращенному в лес,
ухватился за поручни, чтобы доказать это на деле.
Но не мог же он, на самом деле, сойти с ума. А всего этого было
вполне достаточно, чтобы свести с ума любого. Он смотрел в лес и думал о
том, что там было самое удобное место, где можно было провести ночь,
нежели на реке, и ведь он знал - черт побери! - откуда у него такое
представление.
Он стоял так некоторое время, склонив голову и сложив на груди руки,
постоянно ощущая, как Саша желал ему не терять душевного равновесия. Но
сам, тем не менее, продолжал злиться. Затем он повернулся кругом, словно
подгоняемый милосердием, исходящим от мальчика, и сказал:
- Послушай, малый, это в конце концов невежливо.
- Извини, - сказал Саша со всей искренностью.
- Извиниться - это еще не значит исправить положение! Не пытайся
перечить моим намерениям! Никогда не пытайся делать этого по отношению к
своим друзьям!
- Но у меня нет выбора, - сказал Саша.
- Почему? Потому что Ууламетс хочет удержать нас здесь? Или потому
что этого хочет кто-то еще? А что если ты ошибаешься и это вовсе не твое
желание? Ты можешь хотя бы сказать это?
- А если это как раз то самое, что гораздо сильнее меня, - сказал
Саша после минутной паузы, - тогда ты уже не будешь спорить относительно
того, что делать, если оно этого не хочет? Так?
Саша проявил некоторые признаки рассудка. Петр очень надеялся, что
это именно так. В противном случае окружающий мир давно бы разрушился.
Сашиному желанию не сходить с ума было чертовски трудно
противостоять.
Петр вернулся туда, где он только что сидел до этого, и хлопнул рукой
по стене палубной надстройки, будто она была во всем виновата.
По крайней мере, у него появилось чувство, что он может на что-то
положиться.

Саша подошел и сел рядом с ним, раскаиваясь, как тут же представил
себе Петр: он отжал воду с перегревшейся тряпки и вновь обмотал его руку,
продолжая глядеть на Петра.
- Петр, пожалуйста.
- Не пытайся даже заговорить со мной. - Петр решил поскорее сказать
это, чтобы не дождаться того момента, когда почувствует жалость к
мальчику. Но он все же взглянул на него, и увидел, насколько тот был
потрясен, будто боль от собственной руки Петра прошла через него.
По крайней мере, он воспринимал это как собственные чувства.
- Завтра утром, - сказал мальчик дрожащим голосом. - И меня не
беспокоит, каково будет твое внутреннее состояние, я только не хочу, чтобы
с нами что-то случилось.
- А кто сможет остановить нас? - возразил ему Петр. - Разве не ты
как-то говорил, что колдуны легче всего подвержены воздействию? Может
быть, ты просто ничего лучшего и не знаешь? Такая мысль никогда не
приходила к тебе?
- Приходила, - сказал Саша.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56