Обо всем этом фрау Габриэлла и Цвечкенмаерка были осведомлены, а последней, как повивальной бабке, было известно и то, что попадья Перса будет крестить внуков
попадьи Сиды. Между тем уважаемые читатели, доверявшие до сих пор лишь автору и никому другому, прекрасно знают, что все это просто-напросто выдумки и что события развивались совсем по-иному. Между попами установился, правда, ничтожный и жалкий status quo ante1, но попадьи его не приняли, и не приняли по вполне понятным причинам. Матушка Перса, страстно мечтавшая о близком и столь желанном часе справедливого возмездия, узнав, как все обернулось, была сражена словно громом, и рана, нанесенная ее душе, все еще кровоточила. Как же можно было требовать, чтобы она протянула свою или приняла протянутую для примирения руку, даже если ее направлял сам преосвященнейший! Какими только словами не обзывала она в гневе своем владыку! Поп Чира убежал от страха в дальнюю, третью комнату, услыхав кощунственные речи разгневанной попадьи, которые, по тем же мотивам, умышленно опустил автор. Страшные слова! Счастье, что их никто больше не слышал и что сказаны они во второй половине просвещенного девятнадцатого столетия, когда не свирепствует инквизиция и не предают анафеме. А будь они высказаны против католического епископа в эпоху, скажем, папы Иннокентия или Урбана, матушку Персу постигла бы, несомненно, участь Орлеанской девы.
А госпожа Сида, в свою очередь, кинулась из одной крайности в другую. До возвращения попов она была миролюбива и мягка как воск, но едва узнав, чем кончилось дело, сразу же воспряла духом и почувствовала, что петля больше не сдавливает ей шею. Устыдившись своего прежнего страха, она, казалось, решила расквитаться за переживания последних нескольких дней. Вот почему и Сида не хотела и слышать ни о каком примирении, хотя была самого лучшего мнения о владыке, который пожелал, чтобы мир, установленный между попами, воцарился и в их семьях. Это внезапное счастье вернуло ей былую храбрость и сварливость. Перса ненавидела Сиду, а Сида не выносила Персу, к тому же обе торопились как можно лучше снарядить своих невест.
На другое же утро, чуть забрезжило, матушка Перса договорилась с мужем, что помолвка состоится в следующее воскресенье, а после рождества — свадьба. Хотя бы так поквитаться с Сидой за то, что та обскакала ее со
Положение, существовавшее до (войны) (лат.).
сговором и обручением. На том и порешили и сразу принялись усиленно готовить приданое и невестины дары, чему немало содействовала фрау Габриэлла.
Фрау Габриэлла была создана для подобных услуг, а самым приятным было то, что ее не приходилось просить дважды. Случалось, что она являлась и незваной. Целые дни она проводила в чужих домах. Встретит, бывало, кого-нибудь на улице, остановит и скажет: «Ради бога, ум готес вилен, госпожа (или милая, в зависимости от того, к кому обращалась), что вы сделали с этим прелестным ребенком (или фрайлицей)? Где были ваши глаза? Только взгляните, какие у нее лицо, фигурка и манеры,— вылитая принцесса; а теперь посмотрите, где талия у этого платья! Ай-яй-яй! Просто тряпка с карнавала, а фрайлица настоящая принцесса!— И примется посреди улицы приводить в порядок и одергивать изуродованную принцессу.— Да кто ей шил?.. Как, неужто та? Почему вы ей отдали, когда все на свете знают, что она не умеет шить? Уф, уф! Обязательно придется прийти и поправить; вот увидите, как будет сидеть, когда я это сделаю!» Тщетно отнекивается мамаша: дескать, не беспокойтесь, пожалуйста. Габриэлла только кричит: «Ах нет, нет! Наин, найн! Непременно, во что бы то ни стало! А там воля ваша — дадите столько, сколько найдете нужным. Я как заупрямлюсь, то и за безделицу работаю,— просто не выношу, чтобы в селе, где я живу и шью, такая красивая девушка (целует ее) носила такое безобразное, ун-пасент1 платье! Перестаньте, пожалуйста! О Езус-Ма-рия! Со шенес кинд унд со, со...2 А-а-а! Просто несчастье! Вот видите, фрайлица уже плачет!» — тараторит Габриэлла, указывая на девушку, которая, после того как ей «открыли глаза», в отчаянии оглядывает себя. «Успокойтесь, фрайлица, не вы первая, которую милая мамочка загубила и сделала несчастной из-за такой псе вдо портнихи! Ах, бросьте вы, ради бога... горе и только!» — сыплет она и отправляется дальше. А на следующий день, этак перед завтраком, сунет в кошелку двое ножниц, большие и маленькие, наперсток, еще кой-какие швейные принадлежности и отправляется куда обещала. И с тем, что другая могла бы выполнить в полдня, она возится день, полтора. Там же и обедает и ужинает, хотят этого хозяева или не хотят. Ничего не поделаешь! Не
1 Неприличное (нем.).
2 Такое красивое дитя и так, так... (искаженное нем.)
очень-то она церемонится, не ждет, чтобы приглашали?! как говорится, дважды; вот почему соседи и не помнят случая, чтобы зимой, а тем более летом в ее доме дымилась труба. Приглашенная таким манером, она оставалась обедать. Летом она больше всего любила цвечкен кнедле1, а зимой грундбирн нудле2. Когда эти блюда бывают на столе, она, по собственному выражению, не знает меры: наложит себе в тарелку столько, что не видит своего визави, ест, похваливает и уверяет, будто только здесь, в этом доме, и умеют готовить настоящие цвечкен кнедле и грундбирн нудле, почему она и не может удержаться. Впрочем, она ухитрялась каким-то образом устроиться так, что в конце концов становилась необходимой во многих домах. Поначалу, правда, хозяйки ворчали и терпеть ее не могли, но мало-помалу к ней привыкали и начинали даже удивляться, если она долго не появлялась. «Давненько что-то не видать фрау Габ-риэллы! Что с ней такое, куда эта женщина, прости господи, запропастилась?» — спросит кто-нибудь из домашних. Привык к такому образу жизни и ее «пинчик» — маленькая, вертлявая пакостная собачонка с голубым бантом на шее. В ненастье пинчик сидел по целым дням на подоконнике и облаивал прохожих; в хорошую погоду хозяйка иногда брала его собой, но чаще притаскивала ему обед на дом, ибо многие не выносили, чтобы собака ела из тарелки, а умница пинчик был так воспитан, что не желал подбирать с пола (как его деревенские собратья), а ел только из белой фаянсовой тарелки. Никто не мог оценить это существо, кроме фрау Габриэллы, потому что все держали больших и косматых — рыжих, черных и разных других собак. «Вот завели бы таких пинчиков, как у меня,— частенько замечала фрау Габри-элла,— и штрафов не пришлось бы платить за разорванные дороцы да кабаницы. «Пинчили, пинчили!» — говорю я своей собачке, а он, паршивец этакий, только обнюхивает, чихает и хвостом повиливает».
Совсем другого склада был ее кот, так называемый «Гер Катер»3. Он никак не мог примириться с таким укладом, ибо, как и все его родичи, любил тихую, спокойную жизнь и был домоседом. Поэтому, окрепнув и став, что называется, на ноги, кот немедленно покинул фрау
1 Род пирожков со сливами.
2 Мучное изделие с начинкой из картофеля.
3 Господин Кот (нем.).
Габриэллу (хотя это и не присуще кошачьей породе: всем известно, что кошки в силу своего консерватизма привязываются к месту рождения) и прижился в другом доме, где все им довольны и хвалят как старательного члена семьи, который не норовит прожить на даровщинку, а честно зарабатывает свой кусок хлеба. Сделавшись там бабушкиным любимцем, Гер Катер больше и знать не желает ни фрау Габриэллы, ни ее авантюристического образа жизни. Он посиживает себе спокойно на лавке и, жмурясь, мурлычет. Только когда услышит, что в кухне рубят секачом мясо, он кидается туда, а потом снова возвращается на лавку к своей покровительнице — доброй старушке — и продолжает прерванное мурлыканье.
Но раз уже зашла речь о продолжении прерванного мурлыканья, продолжим и мы наше прерванное повествование. Итак, фрау Габриэлла в те дни чаще всего посещала дом отца Чиры. Там она помогала, там обедала и домой уходила только после ужина. Из частных бесед с нею матушка Перса почерпнула много интересного.
— А вы не слыхали,— спросила как-то попадья за обедом, вскоре после рождества, в самый разгар подготовки приданого,— когда ее кукла обвенчается наконец с этим голоштанником? День свадьбы назначен?
— Говорят, гнедиге, не очень скоро, на Георгия.
— Э-э, а что делать! Как говорится, лишь бы девка голову повязала! Ничего не поделаешь! Сидеть и ждать — проку мало! Ей-богу, барон за ней не прикатит!.. Нашла курица купца.
— Говорят, они не останутся здесь после свадьбы.
— Как так? Неужели не откроют парикмахерскую?
— Нет, говорят, не откроют...
— Что же тогда? Уж не аптеку ли!— бросает ядовито матушка Перса.
— Нет, нет, во имя господа, ум готес вилен! Госпожа Си да говорит, что сейчас же после венчания уедут в Вену.
— Ах ты боже мой, видали аристократов? Значит, хохцайтрайзе?1
— Да нет же, гнедиге,— изучать хирургию... Знаете, у него ведь свидетельство об окончании четырех классов гимназии!
— «Чует кот в кувшине молоко, да рыло коротко!»—
1 Свадебное путешествие (нем.).
язвительно замечает матушка Перса.— А на какие средства? Разве что поп Спира за свой счет его отправит! Как же иначе?!
— Да, черта с два! Он вовсе не бедняк. Какие-то ербшафты К Есть у него деньги! Говорят, он дважды наследник.
— Может быть!.. Ну и на здоровье! — сказала попадья и надула губы.
— Госпожа Сида уверяет, что он вернется оттуда со * званием хирурга и дантиста, значит, будет цанар-цтом2, потому как у него, знаете, легкая и верная рука, и ему говорят, что грех, дескать, закапывать свой талант в этом грязном селе,— рассказывает фрау Габ-риэлла.
Тут госпожа Перса и вовсе умолкла. Должно быть, уверовала, что возможно и такое. Кроме того, сопоставив сведения, только что полученные от фрау Габриэллы, с тем, что уже слышала несколько дней тому назад, она все поняла. Тогда она разозлилась так, что не могла хладнокровно даже вспомнить об этом, а теперь слова фрау Габриэллы удивительно совпадали со словами попадьи Сиды и отлично их объясняли.
Несколько дней тому назад матушке Персе случилось обогнать, возвращаясь от заутрени, матушку Сиду, которая беседовала с гречанкой Сокой. «Ах, неужто вы решитесь отпустить дочку в люди?» — спросила Сока. «А что поделаешь,— ответила Сида,— выйдет замуж — и, как говорится, куда муж, туда и жена!» — «Ну конечно, что бы делали два цирюльника в одном селе!— заметила гречанка Сока.— Иной раз и одному-то делать нечего. А потом те, что были в солдатах, тоже, мошенники, научились брить,— вот вам и конкуренция».— «Нет, наш Шандор, если сподобит господь, брить никого не станет; слава богу, он в этом не нуждается, и так проживет!» — «А как же?» — спрашивает Сока. «Поедут в Вену, и он будет учиться хирургии и на зубного доктора!.. Вставлять зубы и челюсти... а ежели кому понадобится искусственный зуб,— произнесла госпожа Сида, сделав ударение на последних словах именно в то мгновение, когда матушка Перса с ней поравнялась,— так что под боком будет мастер, чтобы вставить!»
Вот, это достигло ушей госпожи Персы, и она тотчас
1 Наследства (нем.).
2 Зубным врачом (нем.).
ускорила шаги, чтобы больше ничего не слышать. Целый день она исходила желчью, решив, что все говорилось нарочно, с мерзким намерением задеть ее и обидеть; но сейчас удостоверилась, что это было не совсем так.
— Эх, милая моя фрау Габриэлла! Хорошо ей теперь хорохориться,— сказала, вздохнув, матушка Перса.— Ах, Чира, Чира!
У Перы все было готово. Ему предстояло в ближайшем городе Б. рукоположение в дьяконы. Сняв хорошую и удобную квартиру, он уже отправил туда всю обстановку. Фрау Габриэлла предложила ему свои услуги в наведении уюта, ибо обладала необыкновенным вкусом и отлично умела это делать. Сюда же привезут и новобрачную, она будет жить здесь уже в качестве дьяконицы, так как Пера сразу после свадьбы станет священнослужителем. Место нравится всем, даже Меланье, которая создана для города, как уже не раз заявляла фрау Габриэлла.
Давно и страстно ожидаемый день наконец наступил. День венчания молодых — первобрачного жениха Перы Петровича и девицы Меланьи, дочери уважаемого священника Кирилла Николаевича — пришел и миновал. Отпраздновали шикарную свадьбу. Присутствовала вся местная знать. Играл даже городской оркестр, хотя не обошлось и без волынщика Совры,— правда, он дул в свою волынку больше для тех, кто находился на кухне и во дворе, нежели для тех, кто был в гостиной. Невеста была хороша, бледнее обычного, а жених — застенчивее, чем всегда. Веселье и танцы продолжались ровно столько, сколько полагается на благородной свадьбе, то есть до четырех часов дня. Потом старший сват приказал запрягать. Уселись, верней понабивались по шесть, по семь человек в повозку, и покатили к дому жениха. Подружки запели, матушка Перса заплакала, новобрачная тоже обронила слезу и вытерла ее кончикам кружевного платочка. Старший сват подал знак, свадебный поезд помчался по улицам и мгновение спустя очутился за селом. Борзые кони, шальные возницы — началась сумасшедшая, неистовая сербская гонка под гиканье. Кони несут как бешеные, женщины вскрикивают и исступленно визжат: «Ию-ю-ю-ю!» Кто-то перевернулся, кто-то вывалился. Больше всех не повезло фрау Габриэлле, которая поехала в качестве невестиной подружки (хотя это было против ее принципа, потому что она боялась гонок и называла их глупым рацким обычаем и просто «дурью») и, на свою беду, как раз попала к вознице, который любил опрокидывать встречные повозки, чего многие не могли ему простить. Года два тому назад он опрокинул одну повозку; ее хозяин, долго подкарауливавший его, чтобы отомстить, оказался здесь же и решил расквитаться за позапрошлогоднее. И случай ему представился. Проскакав за селом минут пятнадцать, он стал обгонять Габриэллину повозку и зацепил осью за ось, но не перевернул ее, а только оттолкнул в сторону. Фрау Габриэлла самозабвенно слушала любовные признания нагрузившегося асессора. И как раз в то мгновенье, когда он заявил, что готов забыть и прогнать ради нее свою законную жену, осью подцепило их повозку, и фрау Габриэлла вылетела вон, словно пуховая подушечка, став, таким образом, невинной жертвой закоренелой ненависти. Упала и растянулась, бедняжка, на земле в довольно-таки непристойном виде.
«Поглядите-ка на фрайлу, как озорничает!» — закричали из других повозок возницы-крестьяне. Габриэллин возок умчался вслед за остальными, покинув ее в канаве, господин же асессор принялся ухаживать за другой дамой, не заметив спьяну, что это уже не фрау Габриэлла! Единственным благом в этом злополучном происшествии было то, что оно случилось совсем близко от села и фрау Габриэлла могла не спеша возвратиться пешком туда, откуда столь торжественно выехала на возке. Вернулась она злая-презлая и до того разобиделась, что даже спустя неделю отказалась поехать в Б. с погачарами, отвергая решительно все извинения и оправдания, что, мол, во время такой скачки, как и заведено на свадьбах, нетрудно было и вовсе не приметить, как она выпала. «Но это явная ложь»,— возразила фрау Габриэлла, ибо она отлично видела, как Цвечкенмаерка смеялась как безумная, когда ее (Габриэллу) постигла беда. Так смеялась, что повалилась на колени господина перзекутора, а тот, как воспитанный и образованный человек, поддерживал ее, чтобы и она не выпала из повозки. Видела это не только Цвечкенмаерка, но и многие другие. Потому что много времени спустя, когда бы ни заходила речь об этой Свадьбе и об этом ее злоключении, неотесанные крестьяне смеялись, с довольным видом поглаживая свои длинные и всклокоченные мужицкие усы, и добавляли только: «А здорово она тогда! Просто красота!
Этого фрау Габриэлла не могла забыть и возненавидела и Цвечкенмаерку, и попадью Персу, и всю ее семью.
—- О-о-о! Бедная фрау Габриэлла! Бедняжка!
— Вот у кого ей следовало бы побывать да поучиться, дряни этакой, как надо оплакивать супруга и повелителя. У меня, знаете, это выходило так удачно и к месту, что на другой день я сама, сама себе удивлялась, хвалила себя и превозносила за то, что была такой трауриг1. Знаете, иной раз мне это удивительно удается!!
Фрау Габриэлла готова была продолжать рассказ о своем горе, но суеверная попадья прервала ее, переведя разговор на другое,— и фрау Габриэлла снова принялась за шитье.
Работа приближалась к концу. Чего-чего только не было изготовлено! Просто не решаюсь перечислять — опасаюсь, что мне никто не поверит, да и глава стала бы походить на прейскурант торгового дома, если бы удалось перечислить всю эту уйму вещей. Никогда, должно быть, ни одна поповна не получала такого приданого, как Спирина Юла. Одному только господу богу ведомо, сколько потребуется для него подвод. Недаром матушка Си да трудилась дни и ночи, приготовляя все в таком количестве, что в первые двадцать лет молодоженам не придется покупать ни одной самой мельчайшей вещицы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
попадьи Сиды. Между тем уважаемые читатели, доверявшие до сих пор лишь автору и никому другому, прекрасно знают, что все это просто-напросто выдумки и что события развивались совсем по-иному. Между попами установился, правда, ничтожный и жалкий status quo ante1, но попадьи его не приняли, и не приняли по вполне понятным причинам. Матушка Перса, страстно мечтавшая о близком и столь желанном часе справедливого возмездия, узнав, как все обернулось, была сражена словно громом, и рана, нанесенная ее душе, все еще кровоточила. Как же можно было требовать, чтобы она протянула свою или приняла протянутую для примирения руку, даже если ее направлял сам преосвященнейший! Какими только словами не обзывала она в гневе своем владыку! Поп Чира убежал от страха в дальнюю, третью комнату, услыхав кощунственные речи разгневанной попадьи, которые, по тем же мотивам, умышленно опустил автор. Страшные слова! Счастье, что их никто больше не слышал и что сказаны они во второй половине просвещенного девятнадцатого столетия, когда не свирепствует инквизиция и не предают анафеме. А будь они высказаны против католического епископа в эпоху, скажем, папы Иннокентия или Урбана, матушку Персу постигла бы, несомненно, участь Орлеанской девы.
А госпожа Сида, в свою очередь, кинулась из одной крайности в другую. До возвращения попов она была миролюбива и мягка как воск, но едва узнав, чем кончилось дело, сразу же воспряла духом и почувствовала, что петля больше не сдавливает ей шею. Устыдившись своего прежнего страха, она, казалось, решила расквитаться за переживания последних нескольких дней. Вот почему и Сида не хотела и слышать ни о каком примирении, хотя была самого лучшего мнения о владыке, который пожелал, чтобы мир, установленный между попами, воцарился и в их семьях. Это внезапное счастье вернуло ей былую храбрость и сварливость. Перса ненавидела Сиду, а Сида не выносила Персу, к тому же обе торопились как можно лучше снарядить своих невест.
На другое же утро, чуть забрезжило, матушка Перса договорилась с мужем, что помолвка состоится в следующее воскресенье, а после рождества — свадьба. Хотя бы так поквитаться с Сидой за то, что та обскакала ее со
Положение, существовавшее до (войны) (лат.).
сговором и обручением. На том и порешили и сразу принялись усиленно готовить приданое и невестины дары, чему немало содействовала фрау Габриэлла.
Фрау Габриэлла была создана для подобных услуг, а самым приятным было то, что ее не приходилось просить дважды. Случалось, что она являлась и незваной. Целые дни она проводила в чужих домах. Встретит, бывало, кого-нибудь на улице, остановит и скажет: «Ради бога, ум готес вилен, госпожа (или милая, в зависимости от того, к кому обращалась), что вы сделали с этим прелестным ребенком (или фрайлицей)? Где были ваши глаза? Только взгляните, какие у нее лицо, фигурка и манеры,— вылитая принцесса; а теперь посмотрите, где талия у этого платья! Ай-яй-яй! Просто тряпка с карнавала, а фрайлица настоящая принцесса!— И примется посреди улицы приводить в порядок и одергивать изуродованную принцессу.— Да кто ей шил?.. Как, неужто та? Почему вы ей отдали, когда все на свете знают, что она не умеет шить? Уф, уф! Обязательно придется прийти и поправить; вот увидите, как будет сидеть, когда я это сделаю!» Тщетно отнекивается мамаша: дескать, не беспокойтесь, пожалуйста. Габриэлла только кричит: «Ах нет, нет! Наин, найн! Непременно, во что бы то ни стало! А там воля ваша — дадите столько, сколько найдете нужным. Я как заупрямлюсь, то и за безделицу работаю,— просто не выношу, чтобы в селе, где я живу и шью, такая красивая девушка (целует ее) носила такое безобразное, ун-пасент1 платье! Перестаньте, пожалуйста! О Езус-Ма-рия! Со шенес кинд унд со, со...2 А-а-а! Просто несчастье! Вот видите, фрайлица уже плачет!» — тараторит Габриэлла, указывая на девушку, которая, после того как ей «открыли глаза», в отчаянии оглядывает себя. «Успокойтесь, фрайлица, не вы первая, которую милая мамочка загубила и сделала несчастной из-за такой псе вдо портнихи! Ах, бросьте вы, ради бога... горе и только!» — сыплет она и отправляется дальше. А на следующий день, этак перед завтраком, сунет в кошелку двое ножниц, большие и маленькие, наперсток, еще кой-какие швейные принадлежности и отправляется куда обещала. И с тем, что другая могла бы выполнить в полдня, она возится день, полтора. Там же и обедает и ужинает, хотят этого хозяева или не хотят. Ничего не поделаешь! Не
1 Неприличное (нем.).
2 Такое красивое дитя и так, так... (искаженное нем.)
очень-то она церемонится, не ждет, чтобы приглашали?! как говорится, дважды; вот почему соседи и не помнят случая, чтобы зимой, а тем более летом в ее доме дымилась труба. Приглашенная таким манером, она оставалась обедать. Летом она больше всего любила цвечкен кнедле1, а зимой грундбирн нудле2. Когда эти блюда бывают на столе, она, по собственному выражению, не знает меры: наложит себе в тарелку столько, что не видит своего визави, ест, похваливает и уверяет, будто только здесь, в этом доме, и умеют готовить настоящие цвечкен кнедле и грундбирн нудле, почему она и не может удержаться. Впрочем, она ухитрялась каким-то образом устроиться так, что в конце концов становилась необходимой во многих домах. Поначалу, правда, хозяйки ворчали и терпеть ее не могли, но мало-помалу к ней привыкали и начинали даже удивляться, если она долго не появлялась. «Давненько что-то не видать фрау Габ-риэллы! Что с ней такое, куда эта женщина, прости господи, запропастилась?» — спросит кто-нибудь из домашних. Привык к такому образу жизни и ее «пинчик» — маленькая, вертлявая пакостная собачонка с голубым бантом на шее. В ненастье пинчик сидел по целым дням на подоконнике и облаивал прохожих; в хорошую погоду хозяйка иногда брала его собой, но чаще притаскивала ему обед на дом, ибо многие не выносили, чтобы собака ела из тарелки, а умница пинчик был так воспитан, что не желал подбирать с пола (как его деревенские собратья), а ел только из белой фаянсовой тарелки. Никто не мог оценить это существо, кроме фрау Габриэллы, потому что все держали больших и косматых — рыжих, черных и разных других собак. «Вот завели бы таких пинчиков, как у меня,— частенько замечала фрау Габри-элла,— и штрафов не пришлось бы платить за разорванные дороцы да кабаницы. «Пинчили, пинчили!» — говорю я своей собачке, а он, паршивец этакий, только обнюхивает, чихает и хвостом повиливает».
Совсем другого склада был ее кот, так называемый «Гер Катер»3. Он никак не мог примириться с таким укладом, ибо, как и все его родичи, любил тихую, спокойную жизнь и был домоседом. Поэтому, окрепнув и став, что называется, на ноги, кот немедленно покинул фрау
1 Род пирожков со сливами.
2 Мучное изделие с начинкой из картофеля.
3 Господин Кот (нем.).
Габриэллу (хотя это и не присуще кошачьей породе: всем известно, что кошки в силу своего консерватизма привязываются к месту рождения) и прижился в другом доме, где все им довольны и хвалят как старательного члена семьи, который не норовит прожить на даровщинку, а честно зарабатывает свой кусок хлеба. Сделавшись там бабушкиным любимцем, Гер Катер больше и знать не желает ни фрау Габриэллы, ни ее авантюристического образа жизни. Он посиживает себе спокойно на лавке и, жмурясь, мурлычет. Только когда услышит, что в кухне рубят секачом мясо, он кидается туда, а потом снова возвращается на лавку к своей покровительнице — доброй старушке — и продолжает прерванное мурлыканье.
Но раз уже зашла речь о продолжении прерванного мурлыканья, продолжим и мы наше прерванное повествование. Итак, фрау Габриэлла в те дни чаще всего посещала дом отца Чиры. Там она помогала, там обедала и домой уходила только после ужина. Из частных бесед с нею матушка Перса почерпнула много интересного.
— А вы не слыхали,— спросила как-то попадья за обедом, вскоре после рождества, в самый разгар подготовки приданого,— когда ее кукла обвенчается наконец с этим голоштанником? День свадьбы назначен?
— Говорят, гнедиге, не очень скоро, на Георгия.
— Э-э, а что делать! Как говорится, лишь бы девка голову повязала! Ничего не поделаешь! Сидеть и ждать — проку мало! Ей-богу, барон за ней не прикатит!.. Нашла курица купца.
— Говорят, они не останутся здесь после свадьбы.
— Как так? Неужели не откроют парикмахерскую?
— Нет, говорят, не откроют...
— Что же тогда? Уж не аптеку ли!— бросает ядовито матушка Перса.
— Нет, нет, во имя господа, ум готес вилен! Госпожа Си да говорит, что сейчас же после венчания уедут в Вену.
— Ах ты боже мой, видали аристократов? Значит, хохцайтрайзе?1
— Да нет же, гнедиге,— изучать хирургию... Знаете, у него ведь свидетельство об окончании четырех классов гимназии!
— «Чует кот в кувшине молоко, да рыло коротко!»—
1 Свадебное путешествие (нем.).
язвительно замечает матушка Перса.— А на какие средства? Разве что поп Спира за свой счет его отправит! Как же иначе?!
— Да, черта с два! Он вовсе не бедняк. Какие-то ербшафты К Есть у него деньги! Говорят, он дважды наследник.
— Может быть!.. Ну и на здоровье! — сказала попадья и надула губы.
— Госпожа Сида уверяет, что он вернется оттуда со * званием хирурга и дантиста, значит, будет цанар-цтом2, потому как у него, знаете, легкая и верная рука, и ему говорят, что грех, дескать, закапывать свой талант в этом грязном селе,— рассказывает фрау Габ-риэлла.
Тут госпожа Перса и вовсе умолкла. Должно быть, уверовала, что возможно и такое. Кроме того, сопоставив сведения, только что полученные от фрау Габриэллы, с тем, что уже слышала несколько дней тому назад, она все поняла. Тогда она разозлилась так, что не могла хладнокровно даже вспомнить об этом, а теперь слова фрау Габриэллы удивительно совпадали со словами попадьи Сиды и отлично их объясняли.
Несколько дней тому назад матушке Персе случилось обогнать, возвращаясь от заутрени, матушку Сиду, которая беседовала с гречанкой Сокой. «Ах, неужто вы решитесь отпустить дочку в люди?» — спросила Сока. «А что поделаешь,— ответила Сида,— выйдет замуж — и, как говорится, куда муж, туда и жена!» — «Ну конечно, что бы делали два цирюльника в одном селе!— заметила гречанка Сока.— Иной раз и одному-то делать нечего. А потом те, что были в солдатах, тоже, мошенники, научились брить,— вот вам и конкуренция».— «Нет, наш Шандор, если сподобит господь, брить никого не станет; слава богу, он в этом не нуждается, и так проживет!» — «А как же?» — спрашивает Сока. «Поедут в Вену, и он будет учиться хирургии и на зубного доктора!.. Вставлять зубы и челюсти... а ежели кому понадобится искусственный зуб,— произнесла госпожа Сида, сделав ударение на последних словах именно в то мгновение, когда матушка Перса с ней поравнялась,— так что под боком будет мастер, чтобы вставить!»
Вот, это достигло ушей госпожи Персы, и она тотчас
1 Наследства (нем.).
2 Зубным врачом (нем.).
ускорила шаги, чтобы больше ничего не слышать. Целый день она исходила желчью, решив, что все говорилось нарочно, с мерзким намерением задеть ее и обидеть; но сейчас удостоверилась, что это было не совсем так.
— Эх, милая моя фрау Габриэлла! Хорошо ей теперь хорохориться,— сказала, вздохнув, матушка Перса.— Ах, Чира, Чира!
У Перы все было готово. Ему предстояло в ближайшем городе Б. рукоположение в дьяконы. Сняв хорошую и удобную квартиру, он уже отправил туда всю обстановку. Фрау Габриэлла предложила ему свои услуги в наведении уюта, ибо обладала необыкновенным вкусом и отлично умела это делать. Сюда же привезут и новобрачную, она будет жить здесь уже в качестве дьяконицы, так как Пера сразу после свадьбы станет священнослужителем. Место нравится всем, даже Меланье, которая создана для города, как уже не раз заявляла фрау Габриэлла.
Давно и страстно ожидаемый день наконец наступил. День венчания молодых — первобрачного жениха Перы Петровича и девицы Меланьи, дочери уважаемого священника Кирилла Николаевича — пришел и миновал. Отпраздновали шикарную свадьбу. Присутствовала вся местная знать. Играл даже городской оркестр, хотя не обошлось и без волынщика Совры,— правда, он дул в свою волынку больше для тех, кто находился на кухне и во дворе, нежели для тех, кто был в гостиной. Невеста была хороша, бледнее обычного, а жених — застенчивее, чем всегда. Веселье и танцы продолжались ровно столько, сколько полагается на благородной свадьбе, то есть до четырех часов дня. Потом старший сват приказал запрягать. Уселись, верней понабивались по шесть, по семь человек в повозку, и покатили к дому жениха. Подружки запели, матушка Перса заплакала, новобрачная тоже обронила слезу и вытерла ее кончикам кружевного платочка. Старший сват подал знак, свадебный поезд помчался по улицам и мгновение спустя очутился за селом. Борзые кони, шальные возницы — началась сумасшедшая, неистовая сербская гонка под гиканье. Кони несут как бешеные, женщины вскрикивают и исступленно визжат: «Ию-ю-ю-ю!» Кто-то перевернулся, кто-то вывалился. Больше всех не повезло фрау Габриэлле, которая поехала в качестве невестиной подружки (хотя это было против ее принципа, потому что она боялась гонок и называла их глупым рацким обычаем и просто «дурью») и, на свою беду, как раз попала к вознице, который любил опрокидывать встречные повозки, чего многие не могли ему простить. Года два тому назад он опрокинул одну повозку; ее хозяин, долго подкарауливавший его, чтобы отомстить, оказался здесь же и решил расквитаться за позапрошлогоднее. И случай ему представился. Проскакав за селом минут пятнадцать, он стал обгонять Габриэллину повозку и зацепил осью за ось, но не перевернул ее, а только оттолкнул в сторону. Фрау Габриэлла самозабвенно слушала любовные признания нагрузившегося асессора. И как раз в то мгновенье, когда он заявил, что готов забыть и прогнать ради нее свою законную жену, осью подцепило их повозку, и фрау Габриэлла вылетела вон, словно пуховая подушечка, став, таким образом, невинной жертвой закоренелой ненависти. Упала и растянулась, бедняжка, на земле в довольно-таки непристойном виде.
«Поглядите-ка на фрайлу, как озорничает!» — закричали из других повозок возницы-крестьяне. Габриэллин возок умчался вслед за остальными, покинув ее в канаве, господин же асессор принялся ухаживать за другой дамой, не заметив спьяну, что это уже не фрау Габриэлла! Единственным благом в этом злополучном происшествии было то, что оно случилось совсем близко от села и фрау Габриэлла могла не спеша возвратиться пешком туда, откуда столь торжественно выехала на возке. Вернулась она злая-презлая и до того разобиделась, что даже спустя неделю отказалась поехать в Б. с погачарами, отвергая решительно все извинения и оправдания, что, мол, во время такой скачки, как и заведено на свадьбах, нетрудно было и вовсе не приметить, как она выпала. «Но это явная ложь»,— возразила фрау Габриэлла, ибо она отлично видела, как Цвечкенмаерка смеялась как безумная, когда ее (Габриэллу) постигла беда. Так смеялась, что повалилась на колени господина перзекутора, а тот, как воспитанный и образованный человек, поддерживал ее, чтобы и она не выпала из повозки. Видела это не только Цвечкенмаерка, но и многие другие. Потому что много времени спустя, когда бы ни заходила речь об этой Свадьбе и об этом ее злоключении, неотесанные крестьяне смеялись, с довольным видом поглаживая свои длинные и всклокоченные мужицкие усы, и добавляли только: «А здорово она тогда! Просто красота!
Этого фрау Габриэлла не могла забыть и возненавидела и Цвечкенмаерку, и попадью Персу, и всю ее семью.
—- О-о-о! Бедная фрау Габриэлла! Бедняжка!
— Вот у кого ей следовало бы побывать да поучиться, дряни этакой, как надо оплакивать супруга и повелителя. У меня, знаете, это выходило так удачно и к месту, что на другой день я сама, сама себе удивлялась, хвалила себя и превозносила за то, что была такой трауриг1. Знаете, иной раз мне это удивительно удается!!
Фрау Габриэлла готова была продолжать рассказ о своем горе, но суеверная попадья прервала ее, переведя разговор на другое,— и фрау Габриэлла снова принялась за шитье.
Работа приближалась к концу. Чего-чего только не было изготовлено! Просто не решаюсь перечислять — опасаюсь, что мне никто не поверит, да и глава стала бы походить на прейскурант торгового дома, если бы удалось перечислить всю эту уйму вещей. Никогда, должно быть, ни одна поповна не получала такого приданого, как Спирина Юла. Одному только господу богу ведомо, сколько потребуется для него подвод. Недаром матушка Си да трудилась дни и ночи, приготовляя все в таком количестве, что в первые двадцать лет молодоженам не придется покупать ни одной самой мельчайшей вещицы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32