Локайцы Тугая, заметив в рядах конных повстанцев Карабая и его сыновей, с такой яростью накинулись на них, что те, сразив пятерых или шестерых локайцев, были убиты.
Преследуя повстанцев, локайцы и солдаты дрались столь жестоко, что скоро отступление защитников Бальджуана стало походить на бегство. Только Восэ, Назир-. богатырь и Давлят Аюб — отважный предводитель повстанцев из прилегающих к Ховалингу селений Бумбульхо, Дусткули и Дахан-и-Шоль — вместе с отрядом смелых всадников сражались саблями и дубинками... Сдерживая натиск врага, они тоже, но весьма медленно отступали, прикрывая собой других. Обуянные страхом
беглецы в полной растерянности вступали в воду, стремясь перейти на левый берег Сурхоба. Поддерживая друг друга, падая и поднимаясь, потеряв человек тридцать — сорок, унесенных течением, люди кое-как вырвались из когтей смерти и, убежав, укрылись в ущелье.
Всадники Восэ и Назира, отступая, тоже дошли до подножия крепости и сразу кинулись в реку. И вот в этот момент локайцы помимо своей воли спасли повстанцев: привычка к грабежу взяла верх над их боевым азартом —• вместо того, чтобы преследовать переправляющегося через реку противника, они повернули к городу. Весь город в те минуты был пуст, грабить его было легко и просто.
Нестройной ордой, перегоняя, хлеща плетками, давя один другого, они ворвались в сады и улицы города, а бальджуанцам — солдатам правителя и примчавшимся с ними чиновникам — ничего другого не оставалось, как последовать за ними, в стремлении хоть что-нибудь из своего имущества уберечь от рук грабителей, а также оградить честь остававшихся в городе дочерей и жен.
Таким образом повстанцы спаслись от губительной погони. Если бы Тугай и караулбеги Давлят перешли через реку в погоне за войском Восэ, все оно, без сомнения, подверглось бы полному уничтожению.
Первое поражение очень дорого обошлось повстанцам,
В селе Нушур, под крутыми склонами ущелья Оби- Мазар, собрались эти несчастные люди — голодные, бессильные, растерянные. Многие из них, покалеченные, израненные, истекали кровью. Лица их были хмуры, омрачены отчаянием, горем, тоскою. Охватившее их всех молчание нарушали только стоны, жалобные вскрики, мольба иных о помощи. Казалось, у этих людей нет сил даже для того, чтобы произнести слово. Селение Нушур расположено в самой глубине ущелья, по его склонам, а потому на него не падают лучи солнца. Тень высоких, почти отвесно встающих гор, обступивших село, всегда лежит на его однотонно-серых домах. В этой тени лица потерпевших поражение казались еще более мрачными.
Обитатели Нушура, а также других, соседних селений — мужчины, женщины, дети — принесли повстанцам хлеб, кислое молоко, тутовое толокно, свежие и сухие фрукты. Но многие из повстанцев и смотреть не могли на еду, она стала будто поперек горла им, потерявшим в битве своих отцов, братьев, близких друзей.
Потупив взор, точно оцепенев, сидел на камне Восэ. Вокруг него расположились его друзья: Назир-богатырь, Одина, Давлят Аюб, Юсуф, Саид-Мерген, Касым, Ризо. Все молчали.
«Итак, конец? Мы побеждены? — размышлял Восэ.— Народ хочет выслушать меня, а что же я ему скажу? Куда их поведу? Правитель и его войско теперь, конечно, опьянены победой, возгордились, возможно пируют в Бальджуане? Если бы я мог сегодня же вечером налететь на Бальджуан, ночным нападением, пожалуй, сумел бы нанести поражение заспанным солдатам. Но вести этих усталых, павших духом людей конечно же невозможно! Что я не делать? Как бы то ни было, куда-то уходить надо, здесь оставаться опасно, правитель может неояшданно появиться, напасть на нас... Что же делать? Куда пойти?.. Неужели все погибло? — снова и снова задавал себе вопрос Восэ и опять утешал себя: — Нет, не все еще погибло, нам нанесли удар, но нас не победили; ведь столько людей с нами! Хорошо, что я вовремя отпустил всех пеших, до боя, велел вести их сюда, не то все они погибли бы!.. Назим стоит у Туткаула и Нурека на Вахше, ждет прихода Остонакула. Вокруг, всюду в горах, волнение: в Кулябе, Каратегине, Дарвазе народ восстал. Нет, восстание не кончено, даже усиливается день ото дня. Не надо падать духом... Но что делать сейчас? Если отправиться к Ховалингу, Сари-Хосору, Тавиль-Даре или к Хингобу, тамошние жители скажут, что Восэ потерпел поражение. Правитель не сегодня-завтра начнет преследование, будет грабить и рушить селения, мучить и истреблять народ. Вот тогда восстание действительно получит тяжелейший удар, окажется подавленным... Что же делать?..
Наконец Восэ нарушил долгое молчание, задал друзьям вопрос:
— Что будем делать, друзья?
Все обратили к нему лица и снова потупили глаза. Одина сказал:
— Нужно идти в Ховалинг. Там отдохнем, наберем свежих людей. Потом ты снова зажжешь костер на вершине Сурх-Сакау, Восэ. Правитель, если и двинет на нас отряды солдат, все равно там, в горах, ничего с нами не сделает, только, как тысяцкий Комок Глины, станет метаться и в конце концов погибнет.
Но Саид-Мерген с мнением Одины не согласился:
— Нет, нельзя! С этим ничего не поделаешь, Восэ. Нужно покориться судьбе. Отпусти народ, пусть разойдется по своим селам и ущельям. А мы с тобой пойдем в Каратегин и Дарваз, а оттуда, если правитель будет нас преследовать, уйдем в Афганистан.
Шерали — один из предводителей кулябских пришельцев — ответил Саид-Мергену:
— Ваши люди пойдут к себе, в свои села и ущелья. А мы куда пойдем? В Куляб, в лапы солдат нашего правителя Абдуррахмана? Ты о нас не подумал? Ведь мы-то к вам под защиту, под крыло Восэ пришли!
Назир не удержался от упрека своему приятелю Саид- Мергену:
— Ты что, испугался? Раскаиваешься в том, что принял участие в восстании?
— При чем тут испуг, Назир? — сказал Саид-Мерген.— Дело у нас не сладилось. Что мы можем сделать теперь? Ничего! Зачем же напрасно стараться? Ничего уже не исправишь!
Юсуф и некоторые другие присоединились к мнению Саид-Мергена, и он, осмелев от поддержки, повторил:
— Надо покориться судьбе, Восэ.
— Еще неизвестно, какова эта судьба! — вскочив с места, грубо вскричал Давлят Аюб ховалингский.— Получив пощечину от противника, сразу же и убежать — малодушие, трусость! Мы мангыта несколько раз побеждали, а он нас поколотил только раз, сейчас. Так что? Если мы не можем вытерпеть и одного удара, так зачем же шли воевать, для чего восставали?
Назир-богатырь хмуро с ног до головы оглядел Саид- Мергена:
— Если б я знал, что ты, брат, такой трусливый, ни за что не поднял бы тебя из ущелья Раджабфакир.
— Ну хорошо, я трус, а ты храбрый, говори, а я послушаю! — рассердился Саид-Мерген.— Что прикажешь нам делать?
— Я согласен с мнением Одины,— глядя на Восэ, молвил Назир.— Пойдем в Ховалинг, снова подготовимся, будем продолжать дело.
В это время на повороте тропинки, вьющейся вдоль ущелья, показались трое неизвестных мужчин. Постовой привел их к Восэ. Все трое были босы, полуодеты, истерзаны. Из их объяснений выяснилось, что они — пришельцы из Куляба, остались в Бальджуане, не сумели выбраться из города вместе со своими товарищами, а позже, когда город был уже занят, все-таки выбрались. С большим интересом Восэ, его друзья, а затем и собравшиеся вокруг них повстанцы слушали то, что рассказали эти трое о положении в Бальджуане. Когда оголтелая орда локайцев Тугая растеклась по городу, занявшись грабежом, между ними и солдатами правителя вспыхнули распри, драки. Не удовлетворяясь награбленным в городе, локайцы и часть солдат кинулись в пригородные селения — тащить у жителей, что ни попало под руку.
Кончив свой рассказ, трое кулябцев умолкли.
Все смотрели на погруженного в глубокое раздумье Восэ, все ждали: что же он теперь скажет?
Восэ вдруг вскочил, яростно крикнул:
— На коней, друзья! Ризо, лошадь мне!.. Эй, народ! Кто хочет со мной — за мной! Кто не хочет — свободен, как ветер!
Но разве в этой толпе, среди тысячи восставших против насилья, нашелся бы хоть один, который по первому зову Восэ не захотел бы идти за ним? Разве не отдали эти люди свою волю во власть Восэ?
Толпа, еще несколько минут назад унылая и пассивная, воспламенилась мгновенно. Усталости будто и не бывало. Те, у кого были лошади, кинулись к ним, вскочили в седла. Те, у кого были только палки, схватились за них так, словно это было самое грозное оружие...
Толпа сразу стала сплоченным отрядом, и отряд этот бодро, решительно двинулся вслед за Восэ.
К концу дня, уже в темноте, дошли до выхода из ущелья, остановились. Восэ с несколькими спутниками прошел вперед к берегу реки. Оба берега были спокойны. Нарушаемая только монотонным шумом воды, тишина царствовала здесь, журчанье и лепет струй лишь углубляли впечатление полного, всеохватного покоя.
По ту сторону реки, в городе, не было никакого движения, не виднелось ни единого огонька, город казался вымершим.
Но вот донесся едва слышный голос муэдзина, призывавшего к ночной молитве, только звук этого голоса свидетельствовал о том, что в городе есть люди и жизнь. Призыв кончился, и снова воцарилась глубокая тишина.
Оставив на берегу постовых, Восэ вернулся к повстанцам, отдал приказ двигаться. Все тронулись в путь.
Повстанцы были уверены, чью им предстоит, не выдавая себя, в темноте быстро перейти реку, напасть на город и крепость. Но Восэ повернул их по берегу Сурхоба к югу. Приказал — без звука, спокойно идти вдоль течения, а сам быстро опередил их и возник перед ними только километра через два, там, где заросли тала и густые деревья вплотную подступали к реке.
Здесь, под защитой деревьев, он остановил повстанцев и стал переводить всех через реку. За час все благополучно перешли на правый берег. Людям казалось ясным, что теперь по широкой правобережной дороге их повернут обратно и Восэ поведет их в ночную атаку на город. Но он молча повел их в прежнем направлении, на юг,— не к Бальджуану, а к Кангурту.
Мысль о том, чтобы вместо ночного нападения на Бальджуан двигаться к Кангурту, пришла Восэ тогда, когда он один, выйдя на берег Сурхоба, вглядывался в кромешную тьму и вслушивался в слабо доносившийся призыв муэдзина. Ему показалось рискованным начинать дело, не зная действительного положения в городе и крепости, не имея представления о силах противника. А вот Кангурт в эту ночь был наверняка пуст, все солдаты, которые собирались в нем,— теперь в Бальджуане, поэтому взять Кангурт будет легко. А взятие этого городка поднимет дух повстанцев, привлечет местное население к борьбе на стороне Восэ. Кроме того: если случится так, что наместник Гиссара Остонакул двинет свое войско на Бальджуан и ему удастся преодолеть Вахш, а затем сломить оставленный там заслоном отряд Назима, то всем гиссарцам непременно придется на пути к Бальджуану пройти Кангурт. Вот тут-то Остонакул в этом случае и напорется неожиданно на укрепившиеся и вдохновленные успехом силы повстанцев и, вполне вероятно, подвергнется разгрому.. А Мирзо Акрам. . да пусть он теперь управляется со своими разбойниками — локайцами Тугая! Как только Тугай насытится грабежами и насилием, он тотчас вернется в Куляб. В Бальджуане же местное население, выведенное из терпения, но до времени покорное своему правителю, выйдет из повиновения, восстанет, и тогда — если Восэ суждено успешно закончить поход на Кангурт — нанести поражение Мирзо Акраму и скинуть его с поста
правителя окажется не так уж трудно. Обо всем этом Восэ поведал друзьям на пути к Кангурту. Те пришли в восхищение от плана своего предводителя и, свернув от реки по тропе к перевалу Кок, двигались на Кангурт ускоренным маршем, полные веры в победу.
По дороге, возле села Кара-Камиш, Восэ приказал Ризо с двадцатью спутниками держать направление дальше на запад — к Вахшу, в Туткаул.
— Гоните лошадей, нигде не останавливайтесь,— наказал он Ризо,— пока не сомкнётесь с Назимом. Скажи ему: «Восэ приказал, если прибудут гиссарцы, дерись с ними, насколько хватит сил. Хитростью, любою уловкой не пускай их через реку! О появлении гиссарцев немедленно извести меня!»
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
На берегу Вахша, у подходов к бывшему пурекскому мосту, Назим расставил двенадцать часовых, а сам с остальными людьми вернулся в Туткаул, расположенный, как мы уже знаем, не доезжая Нурека, на левом берегу реки, в. ущелье и по склонам поднимающихся над высокой скалистой террасой гор. Правый берег настолько каменист и обрывист, скалистая стена ущелья вздымается в небеса столь круто, что люди под нею не живут — на правобережье нет ни одного дома. Но река здесь, еще не достигнув теснины Пуль-и-Сангина, течет сравнительно спокойно.
Отвесная правобережная стена, столь гладкая, что кажется отполированной человеческими руками, тянется над Вахшем, в направлении к Нуреку, почти две версты, а там ущелье сжимается в узкую горловину, заставляющую реку хрипеть, клокотать, рваться из удушающей ее узости до самого раструба, где ущелье расширяется вновь и где на правобережье скалистые стены гор отступают, давая место полукруглой долине и приютившемуся в ней большому селению Нурек. За ним горы снова смыкаются. Вахш вновь входит в узость...
Большая дорога из Гиссарской долины в Бальджуан и в Куляб, миновав горные перевалы и Нурек, проходит вдоль селения Туткаул по береговой террасе, и потому все прохожие останавливаются в сельской чайной выпить зеленого чаю, передохнуть на утомительном пути.
Сразу после того, как Восэ назначил Назима амлякдаром Туткаула, сей неиспытанный в руководстве людьми и невоздержанный человек вдруг стал высокомерным и надменным, поведением, жестами, манерою говорить уподобившимся своему свергнутому предшественнику. Казалось, Назим сознательно подражает набравшимся павлиньей важности чиновникам Ховалинга и Бальджуана. Люди заметили это и, втайне посмеиваясь над своим еще недавно полуголодным, всегда оборванным земляком, подмигивали друг другу, подмечая проделки впавшего в важность приятеля.
В молодости, когда Назим был еще холостым, он любил азартные игры — в «камни», в «бараньи позвонки» и другие. Конечно, играл он тогда втихомолку, ибо амлякдары, старейшины, старосты подвергали наказаниям игроков, порою превращавшихся в неисправных плательщиков податей и налогов... Даже после женитьбы на тощей Зевар, не в силах избавиться от застарелой привычки. Назим за пазухой или за сыромятными голенищами носил игральные кости или меченые камешки. Кончалось чаще всего тем, что, проиграв одежду, или козленка, или меру пшеницы, он подвергался колким и ядовитым уколам жены. На некоторое время ее попреки действовали. Назим бросал недостойное занятие. Спустя несколько дней, однако, все повторялось, и сварливая Зевар устраивала супругу нудные и длительные скандалы. Бывало, правда, и так, что взъярившийся муж изрядно лупил ее. Но она не сдавалась, будучи одной из тех женщин, о которых говорят: «Ударь ее оземь, она вспрыгнет на небо!»
С друзьями и приятелями Назим неизменно был приветлив и весел, искренен, любил услужить им, не жалел для них ничего, душу готов был отдать. Восэ любил в нем это качество и потому дружил с ним. Пара быков, на которых они совместно пахали землю, углубляла эту дружбу. Признавая Восэ умнее и сильнее себя, Назим во всем слушался его, беспрекословно выполнял все его указания.
По приказу Назима на берегу реки собрались все мужчины—жители села Туткаул. Назим, в черном чекмене, затянутом инкрустированным серебром поясом, с подвешенным к нему мечом, важно и надменно, с выражением крайней суровости в лице, восседал на шкуре барса. Друзья его стояли вокруг, опираясь на ружья или дубинки. Юноша подавал ему в зеленоватой чашке чай. Крутя
черные, подковой изогнутые усы, водя зрачками больших навыкате глаз, он говорил собравшимся:
— Теперь я ваш амлякдар. И вы повинуйтесь мне, подданные! Чтобы на реке не было и в помине никаких мостов! Правитель бекства у нас теперь свой человек — Восэ, его визирь — мудрый Назир-богатырь. Сам Хызр благопокровительственно взглянул на Восэ, и теперь никто ничего не может с ним сделать — ни эмир, ни любая чиновная знать! Он тысяцкого Саидкула — Комок Глины убил! Додхо Раджаба убил! Караулбеги Давлята убил. Аллаяра — локайского старейшину — убил. Если кушбеги придет сюда, Восэ убьет и кушбеги. Сам эмир из Бухары придет со ста тысячами воинов, он тоже не одолеет Восэ! А вы помогайте, друзья! Дайте Восэ воинов, продуктов, приготовьте фураж! Бог милостив, богатырь Восэ захватит и Куляб, и Каратегин, и Дарваз, и Локайский край, и Гиссар! Он дойдет до самой Бухары и вонзит свой бунчук в острие Большого минарета бухарского. Если вы мужи — идите в бой! Восэ объявил поход, не оставайтесь вне священной войны, мусульмане!
Закончив свою речь, Назим обратился к Мамату — туткаульцу, принимавшему участие в восстании:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Преследуя повстанцев, локайцы и солдаты дрались столь жестоко, что скоро отступление защитников Бальджуана стало походить на бегство. Только Восэ, Назир-. богатырь и Давлят Аюб — отважный предводитель повстанцев из прилегающих к Ховалингу селений Бумбульхо, Дусткули и Дахан-и-Шоль — вместе с отрядом смелых всадников сражались саблями и дубинками... Сдерживая натиск врага, они тоже, но весьма медленно отступали, прикрывая собой других. Обуянные страхом
беглецы в полной растерянности вступали в воду, стремясь перейти на левый берег Сурхоба. Поддерживая друг друга, падая и поднимаясь, потеряв человек тридцать — сорок, унесенных течением, люди кое-как вырвались из когтей смерти и, убежав, укрылись в ущелье.
Всадники Восэ и Назира, отступая, тоже дошли до подножия крепости и сразу кинулись в реку. И вот в этот момент локайцы помимо своей воли спасли повстанцев: привычка к грабежу взяла верх над их боевым азартом —• вместо того, чтобы преследовать переправляющегося через реку противника, они повернули к городу. Весь город в те минуты был пуст, грабить его было легко и просто.
Нестройной ордой, перегоняя, хлеща плетками, давя один другого, они ворвались в сады и улицы города, а бальджуанцам — солдатам правителя и примчавшимся с ними чиновникам — ничего другого не оставалось, как последовать за ними, в стремлении хоть что-нибудь из своего имущества уберечь от рук грабителей, а также оградить честь остававшихся в городе дочерей и жен.
Таким образом повстанцы спаслись от губительной погони. Если бы Тугай и караулбеги Давлят перешли через реку в погоне за войском Восэ, все оно, без сомнения, подверглось бы полному уничтожению.
Первое поражение очень дорого обошлось повстанцам,
В селе Нушур, под крутыми склонами ущелья Оби- Мазар, собрались эти несчастные люди — голодные, бессильные, растерянные. Многие из них, покалеченные, израненные, истекали кровью. Лица их были хмуры, омрачены отчаянием, горем, тоскою. Охватившее их всех молчание нарушали только стоны, жалобные вскрики, мольба иных о помощи. Казалось, у этих людей нет сил даже для того, чтобы произнести слово. Селение Нушур расположено в самой глубине ущелья, по его склонам, а потому на него не падают лучи солнца. Тень высоких, почти отвесно встающих гор, обступивших село, всегда лежит на его однотонно-серых домах. В этой тени лица потерпевших поражение казались еще более мрачными.
Обитатели Нушура, а также других, соседних селений — мужчины, женщины, дети — принесли повстанцам хлеб, кислое молоко, тутовое толокно, свежие и сухие фрукты. Но многие из повстанцев и смотреть не могли на еду, она стала будто поперек горла им, потерявшим в битве своих отцов, братьев, близких друзей.
Потупив взор, точно оцепенев, сидел на камне Восэ. Вокруг него расположились его друзья: Назир-богатырь, Одина, Давлят Аюб, Юсуф, Саид-Мерген, Касым, Ризо. Все молчали.
«Итак, конец? Мы побеждены? — размышлял Восэ.— Народ хочет выслушать меня, а что же я ему скажу? Куда их поведу? Правитель и его войско теперь, конечно, опьянены победой, возгордились, возможно пируют в Бальджуане? Если бы я мог сегодня же вечером налететь на Бальджуан, ночным нападением, пожалуй, сумел бы нанести поражение заспанным солдатам. Но вести этих усталых, павших духом людей конечно же невозможно! Что я не делать? Как бы то ни было, куда-то уходить надо, здесь оставаться опасно, правитель может неояшданно появиться, напасть на нас... Что же делать? Куда пойти?.. Неужели все погибло? — снова и снова задавал себе вопрос Восэ и опять утешал себя: — Нет, не все еще погибло, нам нанесли удар, но нас не победили; ведь столько людей с нами! Хорошо, что я вовремя отпустил всех пеших, до боя, велел вести их сюда, не то все они погибли бы!.. Назим стоит у Туткаула и Нурека на Вахше, ждет прихода Остонакула. Вокруг, всюду в горах, волнение: в Кулябе, Каратегине, Дарвазе народ восстал. Нет, восстание не кончено, даже усиливается день ото дня. Не надо падать духом... Но что делать сейчас? Если отправиться к Ховалингу, Сари-Хосору, Тавиль-Даре или к Хингобу, тамошние жители скажут, что Восэ потерпел поражение. Правитель не сегодня-завтра начнет преследование, будет грабить и рушить селения, мучить и истреблять народ. Вот тогда восстание действительно получит тяжелейший удар, окажется подавленным... Что же делать?..
Наконец Восэ нарушил долгое молчание, задал друзьям вопрос:
— Что будем делать, друзья?
Все обратили к нему лица и снова потупили глаза. Одина сказал:
— Нужно идти в Ховалинг. Там отдохнем, наберем свежих людей. Потом ты снова зажжешь костер на вершине Сурх-Сакау, Восэ. Правитель, если и двинет на нас отряды солдат, все равно там, в горах, ничего с нами не сделает, только, как тысяцкий Комок Глины, станет метаться и в конце концов погибнет.
Но Саид-Мерген с мнением Одины не согласился:
— Нет, нельзя! С этим ничего не поделаешь, Восэ. Нужно покориться судьбе. Отпусти народ, пусть разойдется по своим селам и ущельям. А мы с тобой пойдем в Каратегин и Дарваз, а оттуда, если правитель будет нас преследовать, уйдем в Афганистан.
Шерали — один из предводителей кулябских пришельцев — ответил Саид-Мергену:
— Ваши люди пойдут к себе, в свои села и ущелья. А мы куда пойдем? В Куляб, в лапы солдат нашего правителя Абдуррахмана? Ты о нас не подумал? Ведь мы-то к вам под защиту, под крыло Восэ пришли!
Назир не удержался от упрека своему приятелю Саид- Мергену:
— Ты что, испугался? Раскаиваешься в том, что принял участие в восстании?
— При чем тут испуг, Назир? — сказал Саид-Мерген.— Дело у нас не сладилось. Что мы можем сделать теперь? Ничего! Зачем же напрасно стараться? Ничего уже не исправишь!
Юсуф и некоторые другие присоединились к мнению Саид-Мергена, и он, осмелев от поддержки, повторил:
— Надо покориться судьбе, Восэ.
— Еще неизвестно, какова эта судьба! — вскочив с места, грубо вскричал Давлят Аюб ховалингский.— Получив пощечину от противника, сразу же и убежать — малодушие, трусость! Мы мангыта несколько раз побеждали, а он нас поколотил только раз, сейчас. Так что? Если мы не можем вытерпеть и одного удара, так зачем же шли воевать, для чего восставали?
Назир-богатырь хмуро с ног до головы оглядел Саид- Мергена:
— Если б я знал, что ты, брат, такой трусливый, ни за что не поднял бы тебя из ущелья Раджабфакир.
— Ну хорошо, я трус, а ты храбрый, говори, а я послушаю! — рассердился Саид-Мерген.— Что прикажешь нам делать?
— Я согласен с мнением Одины,— глядя на Восэ, молвил Назир.— Пойдем в Ховалинг, снова подготовимся, будем продолжать дело.
В это время на повороте тропинки, вьющейся вдоль ущелья, показались трое неизвестных мужчин. Постовой привел их к Восэ. Все трое были босы, полуодеты, истерзаны. Из их объяснений выяснилось, что они — пришельцы из Куляба, остались в Бальджуане, не сумели выбраться из города вместе со своими товарищами, а позже, когда город был уже занят, все-таки выбрались. С большим интересом Восэ, его друзья, а затем и собравшиеся вокруг них повстанцы слушали то, что рассказали эти трое о положении в Бальджуане. Когда оголтелая орда локайцев Тугая растеклась по городу, занявшись грабежом, между ними и солдатами правителя вспыхнули распри, драки. Не удовлетворяясь награбленным в городе, локайцы и часть солдат кинулись в пригородные селения — тащить у жителей, что ни попало под руку.
Кончив свой рассказ, трое кулябцев умолкли.
Все смотрели на погруженного в глубокое раздумье Восэ, все ждали: что же он теперь скажет?
Восэ вдруг вскочил, яростно крикнул:
— На коней, друзья! Ризо, лошадь мне!.. Эй, народ! Кто хочет со мной — за мной! Кто не хочет — свободен, как ветер!
Но разве в этой толпе, среди тысячи восставших против насилья, нашелся бы хоть один, который по первому зову Восэ не захотел бы идти за ним? Разве не отдали эти люди свою волю во власть Восэ?
Толпа, еще несколько минут назад унылая и пассивная, воспламенилась мгновенно. Усталости будто и не бывало. Те, у кого были лошади, кинулись к ним, вскочили в седла. Те, у кого были только палки, схватились за них так, словно это было самое грозное оружие...
Толпа сразу стала сплоченным отрядом, и отряд этот бодро, решительно двинулся вслед за Восэ.
К концу дня, уже в темноте, дошли до выхода из ущелья, остановились. Восэ с несколькими спутниками прошел вперед к берегу реки. Оба берега были спокойны. Нарушаемая только монотонным шумом воды, тишина царствовала здесь, журчанье и лепет струй лишь углубляли впечатление полного, всеохватного покоя.
По ту сторону реки, в городе, не было никакого движения, не виднелось ни единого огонька, город казался вымершим.
Но вот донесся едва слышный голос муэдзина, призывавшего к ночной молитве, только звук этого голоса свидетельствовал о том, что в городе есть люди и жизнь. Призыв кончился, и снова воцарилась глубокая тишина.
Оставив на берегу постовых, Восэ вернулся к повстанцам, отдал приказ двигаться. Все тронулись в путь.
Повстанцы были уверены, чью им предстоит, не выдавая себя, в темноте быстро перейти реку, напасть на город и крепость. Но Восэ повернул их по берегу Сурхоба к югу. Приказал — без звука, спокойно идти вдоль течения, а сам быстро опередил их и возник перед ними только километра через два, там, где заросли тала и густые деревья вплотную подступали к реке.
Здесь, под защитой деревьев, он остановил повстанцев и стал переводить всех через реку. За час все благополучно перешли на правый берег. Людям казалось ясным, что теперь по широкой правобережной дороге их повернут обратно и Восэ поведет их в ночную атаку на город. Но он молча повел их в прежнем направлении, на юг,— не к Бальджуану, а к Кангурту.
Мысль о том, чтобы вместо ночного нападения на Бальджуан двигаться к Кангурту, пришла Восэ тогда, когда он один, выйдя на берег Сурхоба, вглядывался в кромешную тьму и вслушивался в слабо доносившийся призыв муэдзина. Ему показалось рискованным начинать дело, не зная действительного положения в городе и крепости, не имея представления о силах противника. А вот Кангурт в эту ночь был наверняка пуст, все солдаты, которые собирались в нем,— теперь в Бальджуане, поэтому взять Кангурт будет легко. А взятие этого городка поднимет дух повстанцев, привлечет местное население к борьбе на стороне Восэ. Кроме того: если случится так, что наместник Гиссара Остонакул двинет свое войско на Бальджуан и ему удастся преодолеть Вахш, а затем сломить оставленный там заслоном отряд Назима, то всем гиссарцам непременно придется на пути к Бальджуану пройти Кангурт. Вот тут-то Остонакул в этом случае и напорется неожиданно на укрепившиеся и вдохновленные успехом силы повстанцев и, вполне вероятно, подвергнется разгрому.. А Мирзо Акрам. . да пусть он теперь управляется со своими разбойниками — локайцами Тугая! Как только Тугай насытится грабежами и насилием, он тотчас вернется в Куляб. В Бальджуане же местное население, выведенное из терпения, но до времени покорное своему правителю, выйдет из повиновения, восстанет, и тогда — если Восэ суждено успешно закончить поход на Кангурт — нанести поражение Мирзо Акраму и скинуть его с поста
правителя окажется не так уж трудно. Обо всем этом Восэ поведал друзьям на пути к Кангурту. Те пришли в восхищение от плана своего предводителя и, свернув от реки по тропе к перевалу Кок, двигались на Кангурт ускоренным маршем, полные веры в победу.
По дороге, возле села Кара-Камиш, Восэ приказал Ризо с двадцатью спутниками держать направление дальше на запад — к Вахшу, в Туткаул.
— Гоните лошадей, нигде не останавливайтесь,— наказал он Ризо,— пока не сомкнётесь с Назимом. Скажи ему: «Восэ приказал, если прибудут гиссарцы, дерись с ними, насколько хватит сил. Хитростью, любою уловкой не пускай их через реку! О появлении гиссарцев немедленно извести меня!»
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
На берегу Вахша, у подходов к бывшему пурекскому мосту, Назим расставил двенадцать часовых, а сам с остальными людьми вернулся в Туткаул, расположенный, как мы уже знаем, не доезжая Нурека, на левом берегу реки, в. ущелье и по склонам поднимающихся над высокой скалистой террасой гор. Правый берег настолько каменист и обрывист, скалистая стена ущелья вздымается в небеса столь круто, что люди под нею не живут — на правобережье нет ни одного дома. Но река здесь, еще не достигнув теснины Пуль-и-Сангина, течет сравнительно спокойно.
Отвесная правобережная стена, столь гладкая, что кажется отполированной человеческими руками, тянется над Вахшем, в направлении к Нуреку, почти две версты, а там ущелье сжимается в узкую горловину, заставляющую реку хрипеть, клокотать, рваться из удушающей ее узости до самого раструба, где ущелье расширяется вновь и где на правобережье скалистые стены гор отступают, давая место полукруглой долине и приютившемуся в ней большому селению Нурек. За ним горы снова смыкаются. Вахш вновь входит в узость...
Большая дорога из Гиссарской долины в Бальджуан и в Куляб, миновав горные перевалы и Нурек, проходит вдоль селения Туткаул по береговой террасе, и потому все прохожие останавливаются в сельской чайной выпить зеленого чаю, передохнуть на утомительном пути.
Сразу после того, как Восэ назначил Назима амлякдаром Туткаула, сей неиспытанный в руководстве людьми и невоздержанный человек вдруг стал высокомерным и надменным, поведением, жестами, манерою говорить уподобившимся своему свергнутому предшественнику. Казалось, Назим сознательно подражает набравшимся павлиньей важности чиновникам Ховалинга и Бальджуана. Люди заметили это и, втайне посмеиваясь над своим еще недавно полуголодным, всегда оборванным земляком, подмигивали друг другу, подмечая проделки впавшего в важность приятеля.
В молодости, когда Назим был еще холостым, он любил азартные игры — в «камни», в «бараньи позвонки» и другие. Конечно, играл он тогда втихомолку, ибо амлякдары, старейшины, старосты подвергали наказаниям игроков, порою превращавшихся в неисправных плательщиков податей и налогов... Даже после женитьбы на тощей Зевар, не в силах избавиться от застарелой привычки. Назим за пазухой или за сыромятными голенищами носил игральные кости или меченые камешки. Кончалось чаще всего тем, что, проиграв одежду, или козленка, или меру пшеницы, он подвергался колким и ядовитым уколам жены. На некоторое время ее попреки действовали. Назим бросал недостойное занятие. Спустя несколько дней, однако, все повторялось, и сварливая Зевар устраивала супругу нудные и длительные скандалы. Бывало, правда, и так, что взъярившийся муж изрядно лупил ее. Но она не сдавалась, будучи одной из тех женщин, о которых говорят: «Ударь ее оземь, она вспрыгнет на небо!»
С друзьями и приятелями Назим неизменно был приветлив и весел, искренен, любил услужить им, не жалел для них ничего, душу готов был отдать. Восэ любил в нем это качество и потому дружил с ним. Пара быков, на которых они совместно пахали землю, углубляла эту дружбу. Признавая Восэ умнее и сильнее себя, Назим во всем слушался его, беспрекословно выполнял все его указания.
По приказу Назима на берегу реки собрались все мужчины—жители села Туткаул. Назим, в черном чекмене, затянутом инкрустированным серебром поясом, с подвешенным к нему мечом, важно и надменно, с выражением крайней суровости в лице, восседал на шкуре барса. Друзья его стояли вокруг, опираясь на ружья или дубинки. Юноша подавал ему в зеленоватой чашке чай. Крутя
черные, подковой изогнутые усы, водя зрачками больших навыкате глаз, он говорил собравшимся:
— Теперь я ваш амлякдар. И вы повинуйтесь мне, подданные! Чтобы на реке не было и в помине никаких мостов! Правитель бекства у нас теперь свой человек — Восэ, его визирь — мудрый Назир-богатырь. Сам Хызр благопокровительственно взглянул на Восэ, и теперь никто ничего не может с ним сделать — ни эмир, ни любая чиновная знать! Он тысяцкого Саидкула — Комок Глины убил! Додхо Раджаба убил! Караулбеги Давлята убил. Аллаяра — локайского старейшину — убил. Если кушбеги придет сюда, Восэ убьет и кушбеги. Сам эмир из Бухары придет со ста тысячами воинов, он тоже не одолеет Восэ! А вы помогайте, друзья! Дайте Восэ воинов, продуктов, приготовьте фураж! Бог милостив, богатырь Восэ захватит и Куляб, и Каратегин, и Дарваз, и Локайский край, и Гиссар! Он дойдет до самой Бухары и вонзит свой бунчук в острие Большого минарета бухарского. Если вы мужи — идите в бой! Восэ объявил поход, не оставайтесь вне священной войны, мусульмане!
Закончив свою речь, Назим обратился к Мамату — туткаульцу, принимавшему участие в восстании:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49