Я ничего не скажу тирану, ибо у меня нет ни чести, ни совести; их, полученное мною от наших дедов и отцов, наследство я продал мангы-
ту!..» Все это ты скажи им, беднякам, а потом я отпущу тебя...
Повстанцы, довольные советом Восэ, расхохотались:
— Вставай, говори!..
— На скалу!..
— Стыд и позор тебе!..
— Сними халат, тебе пойдет женское платье!..
— Поганишь чалму своего! Повяжи, проклятый, платок на голову!..
Удрученный, подавленный, жалкий Сангали стоял, не поднимая глаз. По его шее, морщинистой и дряблой, как старая высушенная овчина, струился пот...
Общее внимание в эту минуту отвлек всадник, во весь опор мчавшийся со стороны Дашт-и-Ёвона; когда он приблизился, толпа раздалась, пропустив его к Восэ. Это оказался брат Восэ, Касым, стоявший во главе повстанцев из села Бачкакон. Он был в отряде Одины, поставленном охранять дороги... Не спешиваясь, едва сдеряшвая разгоряченного коня, оп доложил Восэ, что путь в направлении к Вальджуану безопасен, его разведчики прошли до Оби- Тира и селения Хосамох, нигде не обнаружив и следа солдат. Одина остался с отрядом в верхней части села Чорбог, несет усиленную охрану.
— Хорошо, Касым! Возьми свежую лошадь, скачи обратно, скажи Одине: мы движемся.
Касым умчался, а Восэ тоже сел на коня, повел свое воинство дальше.
Сангали, найдя палку, закинул ее на плечо и пошел вслед за пешими, словно собака пастуха, идущая за стадом с опущенной головой, ни на кого не глядя...
Солнце в зените, зной, ^кара... Земля, песок, камни раскалены. На узеньких тропинках, где люди могут пройти лишь гуськом, их движущаяся цепочка растянулась на две версты. Группы всадников и пеших тянутся, то поднимаясь по крутосклоньям, то спускаясь в ущелья. Усталость сказывается, движение все замедляется. Если взглянуть со стороны, то кажется, что цепочка разорвана на многие звенья и каждое звено движется отдельно, само по себе... Поднимаются, опускаются, петляют, крутятся, вновь выпрямляются и смыкаются...
Еще два раза останавливались повстанцы на отдых. К вечеру всадники и наиболее выносливые пешеходы добрались до Чорбога, где и расположились на ночь. Другие все шли и шли, потихоньку подтягиваясь, до самого утра присоединялись к своим товарищам. Часть отставших заночевала в дороге.
В Чорбоге Восэ встретился с Одиной. Тот, помимо охраны дороги, ведущей из Ховалинга на Бальджуан, взял на себя доставку продовольствия и фуража, собирая то и другое среди населения Чорбога и окрестных селений, в основном за счет бежавших богачей и чиновников.
Утомленные повстанцы заполнили все сады и луга, все улицы этого большого селения. Их сон охраняли постовые, расставленные по приказанию Восэ.
Рано утром Восэ повернул свое ополчение на дорогу, ведущую через Сатальмуш и Джайракутал к Тут-и-Кози. Здесь он надумал стать лагерем. Нужно было собрать растянувшихся на многие версты воинов, навести дисциплину. Йадо было также дать возможность подойти поближе Назиру; он должен был повести сари-хосорских, тавиль-даринских и яхсуйских повстанцев к Бальджуану через Шахидон, Зувайр, Дара-и-Борик и соединиться с Восэ в Бун-и-Хайдаре. Дорога эта более дальняя, чем от Ховалинга, но зато проходит через места, более удобные для сражения, чем Чорбог и узкая долина реки Тира.
Тут-и-Кози — ровная возвышенность, распаханная под зерновые, расположена на середине пути между Баль- джуаном и Ховалингом. Разместив свое войско на этой возвышенности, Восэ получил возможность наблюдать за всеми окрестными дорогами тропинками.
Расставили часовых, лошадей привязали в укромном месте. Отряд стрелков, в котором было не более двадцати человек, расположился на высоте, господствующей над проходящей дорогой. Весь огромный отряд рассредоточился группами в тени деревьев — орешника, тутовника, карагача, боярышника... Вскоре здесь стало шумно, как в лагере цыган, зажглись костры, закурился дымок, закипели медные кувшины. Молодежь нарезала веток покрупнее, установила на возвышении навес, накрыла его войлоком — шатер для Восэ был готов.
После полудня Восэ отправил Назима с двадцатью всадниками и тридцатью пешими в Ховалинг.
— Нападешь там на крепость амлякдара,— приказал Восэ.— Если цайдешь пшеницу, деньги, мануфактуру, все привези сюда, да смотри постарайся амлякдара захватить живым!
Это было первое военное поручение, данное Назиму. Ховалинг оставался в тылу восставших; в крепости амлякдара охрана едва ли могла быть значительной. Восэ полагал, что Назим со своими людьми легко с ней справится.
Наступила звездная ночь. В лагере стоял гул от громких разговоров. Люди, не думая об опасности, болтали, шутили, смеялись, балагурили. Отовсюду доносились раскаты хохота. Растянувшись на своем чекмене, Восэ не спал. Возле спокойно похрапывал Сайд Али. Восэ прислушался к треньканью домбры,— это певец Гуль-Курбон, сидя в кругу большой группы людей у костра, настроив свой инструмент, запел новую песню, по-видимому сочиненную им же:
Под гнетом жестоких правителей Обездолены все бедняки, Погибает наша страна. Слышишь шум? То народных мстителей, Как разлив могучей реки, Низвергается с гор волна!
И потом прибавлял, как припев, песню восставших, несколько переиначенную самим певцом:
Восэ, час похода настал: В душах восторг сегодня! Неправый и правый,— на Страшный суд Всем надо выйти сегодня!..
В полном молчании слушал народ голос певца, окружив его.
Восэ тоже встал, накинул на плечи чекмень, подошел к костру. Молчал, когда его почтительно взяли под руки, усадили рядом с певцом. Тот, находя все новые слова, пел с нарастающим волнением, песня лилась свободно, как вода в роднике. Лица слушателей были серьезны, взоры устремлены вдаль или на пламя костра. Казалось, люди погрузились в глубокое раздумье и только сейчас осознали, на какое огромное, полное опасности дело они поднялись... Тронутый, Восэ поблагодарил певца:
— Будь счастлив, живи долго! Твоя песня воодушевляет, прибавляет нам силы...
Длится в спокойствии ночь. Как всегда, величественно бескрайнее, многозвездное небо. Кое-где, среди объятых тьмою лугов, на склонах гор мигают порхающие светлячки. Время от времени до слуха бодрствующих доносятся голоса караульщиков, беседующих людей, писк насекомых, конское ржанье. Сияющий челн месяца, оторвавшись от гребня горы, вплывает в просторы ночного неба. Восэ надоело слушать похрапывание Сайда Али, он забрал войлочную подстилку, вышел из шатра. Неспокойный сон, на час смеживший его веки, совсем истаял, испарился. Восэ повалился навзничь на зеленую сочную траву, перед ним снова пролетели события недавних дней — после боя под рощей у Мазар-и-Додарака...
Вот огромный костер над Сурх-Сакау. На вторую ночь после победы Восэ с друзьями добрался туда и, притащив в изобилии дров, сложив их высокой башней, поджег, выполняя обещание, данное беднякам. Пламя костра было видно далеко-далеко окрест — начиная от Бальджуана на юго-западе и кончая другой стороной кругозора — Тавиль-Дарою на северо-востоке. Его видели и в Сари-Хосоре и во всех окрестных и даже высокогорных селениях Дар- ваза. А там, где увидеть его не могли, по приказанию Восэ были расставлены посты на вершинах гор, чтобы сообщить о появлении сигнала жителям упрятанных в тесные и глубокие ущелья селений. Костер на горе Сурх-Сакау призывал всех угнетенных к восстанию. С той самой ночи к подножию Сурх-Сакау со всех сторон из дальних и ближних селений стекались повстанцы.
Какую радость испытывал Восэ, увидев прибывшего с отрядом всадников своего названого брата — богатыря Назира. Он привел в качестве конюха своего личного врага — сари-хосорского амлякдара. Бывший надменный амлякдар покорно и подобострастие исполнял каждое приказание Назира, кормил его коня, поил, скреб и седлал. Вспомнив об этом, Восэ не удержался от смеха... Дальновидный и рассудительный Назир дал очень разумный совет: прежде всего, и как можно скорее, послать человека к кулябцу Тугаю, чтобы привлечь его к себе. Что из того, что Тугай вор и разбойник? Он зол на правителя Бальджуана за то, что тот увел три тысячи локайских овец. Ничего удивительного не будет, если, горя чувством мести к Мирзо Акраму, Тугай поможет Восэ.
Действительно, Назир это хорошо придумал,-Восэ это и в голову не пришло. Выбрав бачкаконца Одину, Восэ сразу же отправил его в Куляб к Тугаю. На следующее
же утро Одина вернулся к Восэ вместе с Тугаем и самыми бесшабашными его сотоварищами: бесстрашный предводитель конокрадов явился для переговоров. После небольшого спора Тугай согласился прибыть в Бальджуан в день нападения на город, привести с собой от двухсот до трехсот соплеменников, но при условии: получить от Восэ половину трофеев — зерна, денег, скота, какие будут захвачены в Бальджуане.
Восэ было задумался, но Назир посоветовал ему: «Согласись, нас много, а локайцев у Тугая мало. Бог даст, захватим Бальджуан, тогда возьмем Тугая в узду, дадим ему соответственно числу его людей и их заслугам, а грабить нас не дадим ему!»
Восэ согласился. Тугай уехал.
Еще одно предложение сделал Назир, какое никому другому не пришло на ум. Он собрал вокруг костра народ, вынул из мешка новый белый чекмень, кушак и меч, вскочил на большой камень и обратился к восставшим:
— Мусульмане! Бедняки! Раз мы восстали, нам нужен предводитель, военачальник, повелевающий походом. Наш предводитель — Восэ! Что вы на это скажете?
Люди единодушно, с криком, шумом поддержали Назира, одобрили сделанное им предложение.
— Аминь! — провел руками по лицу Назир, и все последовали его примеру.— Правителя Мирзо Акрама больше не признаем, лишаем его чина и власти. Отныне наш правитель, которому безоговорочно подчиняемся все мы,— Восэ!
Под веселый и одобрительный шум собравшихся Назир надел на Восэ чекмень, опоясал его кушаком, подвесил к кушаку меч.
«Правитель? — посмеялся Восэ. — Прости меня бог! Правитель — маслодел, бедный крестьянин, собиратель валежника!.. Ну и дела творит этот Назир!»
Поступок Назира удивил его названого брата, зато следующая задумка Назира обрадовала Восэ. Они сидели в доме одного из жителей подгорного селения Сурх-Сакау, в гостином домике, и болтали о том о сем.
— Твоя семья — жена, дети — в Карамушаке? А как они поживают?
— Даже не знаю. Времени и случая проведать не было.
— Соскучился?
Ничего, брат, не поделаешь.
— Хорошая женщина Аноргуль. Умница, скромная, приветливая и ласковая. Благодари бога, замечательная жена тебе, брат, досталась. Ах, была б у меня жена, хоть немного похожая на Аноргуль. Помнишь, как вы вдвоем убежали из Дарваза, как она тебя выручила, спасла в Шахидоне?
— Если бы ты не помог, не поручился бы амлякдару и судье, плохо мне было бы!
— Ты должен быть благодарен Аноргуль. Она не побоялась ни отца, ни чиновников, ни солдат, держалась за тебя, пока не высвободила.
— Это вы оба спасли меня.
— А потом она оказалась такой женой, что все мы тебе завидуем. Я еще тогда по всему ее поведению понял, что она будет хорошей женой. Твое богатство дороже всякого золота. За такую жену, если случится, можно и жизнью пожертвовать... Послушай-ка, Восэ,— перебил свои похвалы Назир,— я вижу, ты очень соскучился по жене и детям. Давай вставай, садись на коня и скачи в Карамушак, повидайся с ними и возвращайся. Я останусь здесь за тебя.
Сердце Восэ затрепетало от радости. Но вправе ли он оставить отряд? Впрочем, на несколько часов, на :ночь, пока отряд стоит у подножия Сурх-Сакау! Обстановка благоприятствует, Назир храбр, умен и предусмотрителен.
— Давай, давай, не теряй времени, вставай! — торопил Назир.
Настаивать, торопить, однако, не требовалось,— Восэ вместе со своим братом Касымом, Ризо и четырьмя близкими повстанцами помчались в Карамушак.
Полтора «камня» неровной горной дороги до этого селения преодолели за два часа. Радости Аноргуль, Гулизор, Хасана и Даулята не было предела. Касым тоже был счастлив увидеться с молодой женой и ребенком. Хозяева дома — родственники Восэ: старик со старухой, их сын и сноха — все занялись приготовлением угощения, хлопотали возле котлов.
Восэ заметил, что его дочь Гулизор все время была какой-то беспокойной, растерянной. Тут только вспомнил, что в кругу приехавших сидит Ризо, о чувствах которого
к Гулизор он знал. После подвига, совершенного Ризо в битве у Мазар-и-Додарака, Восэ еще больше полюбил юношу.
Когда сидели на веранде вокруг скатерти с угощением, * Восэ вдруг велел Хасану позвать Ризо. Гулизор встала, вышла, спряталась за занавеской. Отец ничего ей не сказал, но когда Ризо, скромно и будто стыдясь, сел за угощение, он произнес очень серьезно, торжественно и громко, чтобы Гулизор за занавеской слышала:
—- Аноргуль! Я обручаю нашу дочь Гулизор и Ризо. Будьте вы все свидетелями. Если суждено мне вернуться с войны живым-здоровым и вместе с Ризо, возьму его в зятья. Если мне не суждено будет вернуться, то Гулизор выйдет за него замуж 'Сама. Аминь!
Аноргуль, хозяева дома и гости, услышав неожиданное решение Восэ, вслед за ним огладили, по обычаю, свои лица руками.
— Разломи хлеб,—сказал своему старому родственнику Восэ,— как велит при помолвке обычай.
Старик взял тонкую лепешку и разделил ее на четыре части.
Никто не был удивлен этой внезапной помолвкой: ведь Восэ приехал с места сражения, времени для медлительных обрядов у него не было.
Ризо, не в силах скрыть безудержную, охватившую его радость, сидел, низко опустив голову, покраснев, со стеснительной улыбкой. Из комнаты не доносилось ни звука: очевидно, Гулизор также была охвачена радостью и волнением; во всяком случае, отец и мать ее в этом не сомневались...
Невестка хозяина постелила себе, Гулизор и ее мало- .летним братьям в беседке на дворе, предоставив мужу спать вместе с мужчинами в гостином домике. Конечно, всю ночь Гулизор не могла заснуть и была уверена, что Ризо тоже — там, в полусотне шагов от нее,— не спит. Ризо и в самом деле не спал, расхаживал босиком по двору за стеной гостиного домика.
В середине ночи, когда тьма стала непроглядной, Гулизор, убедившись, чью все вокруг крепко спят, потихоньку встала и на цыпочках подошла к двери гостиного домика. Восэ спал чутко, услышав скрип двери, проснулся, приглядевшись, увидел на фоне звездного неба силуэт дочери, понял, что у нее свидание с Ризо. Он удивился: когда и как успели они сговориться? Решил не обращать внимания, натянул на себя одеяло, чтобы опять заснуть: «Пусть поговорят, пусть дадут слово верности друг другу, попрощаются: ведь они теперь жених и невеста!»
А Гулизор за дверью постояла, прислушиваясь, услышала шорох шагов, узнала Ризо. Они не сговаривались, их толкнуло друг к другу тайное желание сердец.
— Ризо, милый, это я, Гулизор...
Ризо схватил девушку в свои крепкие объятия,, и горячие поцелуи заменили им все слова, все звуки мира, все, все на свете. Они чувствовали только теплоту тел друг друга, задыхались от счастья... Их привел в себя кашель старика хозяина, нарушивший тишину ночи. Гулизор потихоньку высвободилась из объятий Ризо, слегка толкнула его, давая понять, что свидание надо закончить. Крепкое рукопожатие было их обещанием верности на всю жизнь...
В селении Сурх-Сакау Восэ поджидал его самаркандский знакомец мулла Сафар. Беспокоясь о Восэ, понимая, какая смертельная опасность угрожает ему в затеянном деле, Сафар приехал сюда, чтобы предостережениями и советами заставить друга свернуть с избранного страшного пути... Уговоры муллы Сафара не помогли, ничто не могло заставить Восэ изменить его решение. Теперь, когда восстание началось, Восэ все же чувствовал к этому человеку уважение и признательность. Он не мог забыть добро, оказанное бескорыстным и честным Сафаром ему и Назиру в те два месяца, какие они провели в самаркандской келье и какие связали всех троих крепкой дружбой. Она опиралась на общность мнения о господстве мангытских эмиров, на ненависть к правителям и чиновникам, ко всем мучителям народа.
Проснувшись на рассвете, Восэ долго раздумывал о начатом им великом и грозном деле. Вновь и вновь во всех подробностях вспоминал последний перед началом восстания разговор с муллою Сафаром в этом же гостином домике, в селении Сурх-Сакау, тогда, когда костер на вершине горы еще не горел, когда можно было решать: поднимать ли весь народ на восстание или отказаться от риска пойти на кровопролитие.
Сейчас Восэ мысленно повторил тогдашнюю беседу с муллою Сафаром:
«Восэ, ты знаешь, я ведь считаю тебя за своего брата,
очень люблю тебя. Ты один из тех редких людей, какие нравятся мне. Поэтому я очень беспокоюсь за дело, которым ты сейчас увлечен. Расскажи мне, что это ты делаешь, а?»
«Это—восстание, это — газават, дорогой учитель!»
«Газават бывает, когда воюют с неверными за веру и шариат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
ту!..» Все это ты скажи им, беднякам, а потом я отпущу тебя...
Повстанцы, довольные советом Восэ, расхохотались:
— Вставай, говори!..
— На скалу!..
— Стыд и позор тебе!..
— Сними халат, тебе пойдет женское платье!..
— Поганишь чалму своего! Повяжи, проклятый, платок на голову!..
Удрученный, подавленный, жалкий Сангали стоял, не поднимая глаз. По его шее, морщинистой и дряблой, как старая высушенная овчина, струился пот...
Общее внимание в эту минуту отвлек всадник, во весь опор мчавшийся со стороны Дашт-и-Ёвона; когда он приблизился, толпа раздалась, пропустив его к Восэ. Это оказался брат Восэ, Касым, стоявший во главе повстанцев из села Бачкакон. Он был в отряде Одины, поставленном охранять дороги... Не спешиваясь, едва сдеряшвая разгоряченного коня, оп доложил Восэ, что путь в направлении к Вальджуану безопасен, его разведчики прошли до Оби- Тира и селения Хосамох, нигде не обнаружив и следа солдат. Одина остался с отрядом в верхней части села Чорбог, несет усиленную охрану.
— Хорошо, Касым! Возьми свежую лошадь, скачи обратно, скажи Одине: мы движемся.
Касым умчался, а Восэ тоже сел на коня, повел свое воинство дальше.
Сангали, найдя палку, закинул ее на плечо и пошел вслед за пешими, словно собака пастуха, идущая за стадом с опущенной головой, ни на кого не глядя...
Солнце в зените, зной, ^кара... Земля, песок, камни раскалены. На узеньких тропинках, где люди могут пройти лишь гуськом, их движущаяся цепочка растянулась на две версты. Группы всадников и пеших тянутся, то поднимаясь по крутосклоньям, то спускаясь в ущелья. Усталость сказывается, движение все замедляется. Если взглянуть со стороны, то кажется, что цепочка разорвана на многие звенья и каждое звено движется отдельно, само по себе... Поднимаются, опускаются, петляют, крутятся, вновь выпрямляются и смыкаются...
Еще два раза останавливались повстанцы на отдых. К вечеру всадники и наиболее выносливые пешеходы добрались до Чорбога, где и расположились на ночь. Другие все шли и шли, потихоньку подтягиваясь, до самого утра присоединялись к своим товарищам. Часть отставших заночевала в дороге.
В Чорбоге Восэ встретился с Одиной. Тот, помимо охраны дороги, ведущей из Ховалинга на Бальджуан, взял на себя доставку продовольствия и фуража, собирая то и другое среди населения Чорбога и окрестных селений, в основном за счет бежавших богачей и чиновников.
Утомленные повстанцы заполнили все сады и луга, все улицы этого большого селения. Их сон охраняли постовые, расставленные по приказанию Восэ.
Рано утром Восэ повернул свое ополчение на дорогу, ведущую через Сатальмуш и Джайракутал к Тут-и-Кози. Здесь он надумал стать лагерем. Нужно было собрать растянувшихся на многие версты воинов, навести дисциплину. Йадо было также дать возможность подойти поближе Назиру; он должен был повести сари-хосорских, тавиль-даринских и яхсуйских повстанцев к Бальджуану через Шахидон, Зувайр, Дара-и-Борик и соединиться с Восэ в Бун-и-Хайдаре. Дорога эта более дальняя, чем от Ховалинга, но зато проходит через места, более удобные для сражения, чем Чорбог и узкая долина реки Тира.
Тут-и-Кози — ровная возвышенность, распаханная под зерновые, расположена на середине пути между Баль- джуаном и Ховалингом. Разместив свое войско на этой возвышенности, Восэ получил возможность наблюдать за всеми окрестными дорогами тропинками.
Расставили часовых, лошадей привязали в укромном месте. Отряд стрелков, в котором было не более двадцати человек, расположился на высоте, господствующей над проходящей дорогой. Весь огромный отряд рассредоточился группами в тени деревьев — орешника, тутовника, карагача, боярышника... Вскоре здесь стало шумно, как в лагере цыган, зажглись костры, закурился дымок, закипели медные кувшины. Молодежь нарезала веток покрупнее, установила на возвышении навес, накрыла его войлоком — шатер для Восэ был готов.
После полудня Восэ отправил Назима с двадцатью всадниками и тридцатью пешими в Ховалинг.
— Нападешь там на крепость амлякдара,— приказал Восэ.— Если цайдешь пшеницу, деньги, мануфактуру, все привези сюда, да смотри постарайся амлякдара захватить живым!
Это было первое военное поручение, данное Назиму. Ховалинг оставался в тылу восставших; в крепости амлякдара охрана едва ли могла быть значительной. Восэ полагал, что Назим со своими людьми легко с ней справится.
Наступила звездная ночь. В лагере стоял гул от громких разговоров. Люди, не думая об опасности, болтали, шутили, смеялись, балагурили. Отовсюду доносились раскаты хохота. Растянувшись на своем чекмене, Восэ не спал. Возле спокойно похрапывал Сайд Али. Восэ прислушался к треньканью домбры,— это певец Гуль-Курбон, сидя в кругу большой группы людей у костра, настроив свой инструмент, запел новую песню, по-видимому сочиненную им же:
Под гнетом жестоких правителей Обездолены все бедняки, Погибает наша страна. Слышишь шум? То народных мстителей, Как разлив могучей реки, Низвергается с гор волна!
И потом прибавлял, как припев, песню восставших, несколько переиначенную самим певцом:
Восэ, час похода настал: В душах восторг сегодня! Неправый и правый,— на Страшный суд Всем надо выйти сегодня!..
В полном молчании слушал народ голос певца, окружив его.
Восэ тоже встал, накинул на плечи чекмень, подошел к костру. Молчал, когда его почтительно взяли под руки, усадили рядом с певцом. Тот, находя все новые слова, пел с нарастающим волнением, песня лилась свободно, как вода в роднике. Лица слушателей были серьезны, взоры устремлены вдаль или на пламя костра. Казалось, люди погрузились в глубокое раздумье и только сейчас осознали, на какое огромное, полное опасности дело они поднялись... Тронутый, Восэ поблагодарил певца:
— Будь счастлив, живи долго! Твоя песня воодушевляет, прибавляет нам силы...
Длится в спокойствии ночь. Как всегда, величественно бескрайнее, многозвездное небо. Кое-где, среди объятых тьмою лугов, на склонах гор мигают порхающие светлячки. Время от времени до слуха бодрствующих доносятся голоса караульщиков, беседующих людей, писк насекомых, конское ржанье. Сияющий челн месяца, оторвавшись от гребня горы, вплывает в просторы ночного неба. Восэ надоело слушать похрапывание Сайда Али, он забрал войлочную подстилку, вышел из шатра. Неспокойный сон, на час смеживший его веки, совсем истаял, испарился. Восэ повалился навзничь на зеленую сочную траву, перед ним снова пролетели события недавних дней — после боя под рощей у Мазар-и-Додарака...
Вот огромный костер над Сурх-Сакау. На вторую ночь после победы Восэ с друзьями добрался туда и, притащив в изобилии дров, сложив их высокой башней, поджег, выполняя обещание, данное беднякам. Пламя костра было видно далеко-далеко окрест — начиная от Бальджуана на юго-западе и кончая другой стороной кругозора — Тавиль-Дарою на северо-востоке. Его видели и в Сари-Хосоре и во всех окрестных и даже высокогорных селениях Дар- ваза. А там, где увидеть его не могли, по приказанию Восэ были расставлены посты на вершинах гор, чтобы сообщить о появлении сигнала жителям упрятанных в тесные и глубокие ущелья селений. Костер на горе Сурх-Сакау призывал всех угнетенных к восстанию. С той самой ночи к подножию Сурх-Сакау со всех сторон из дальних и ближних селений стекались повстанцы.
Какую радость испытывал Восэ, увидев прибывшего с отрядом всадников своего названого брата — богатыря Назира. Он привел в качестве конюха своего личного врага — сари-хосорского амлякдара. Бывший надменный амлякдар покорно и подобострастие исполнял каждое приказание Назира, кормил его коня, поил, скреб и седлал. Вспомнив об этом, Восэ не удержался от смеха... Дальновидный и рассудительный Назир дал очень разумный совет: прежде всего, и как можно скорее, послать человека к кулябцу Тугаю, чтобы привлечь его к себе. Что из того, что Тугай вор и разбойник? Он зол на правителя Бальджуана за то, что тот увел три тысячи локайских овец. Ничего удивительного не будет, если, горя чувством мести к Мирзо Акраму, Тугай поможет Восэ.
Действительно, Назир это хорошо придумал,-Восэ это и в голову не пришло. Выбрав бачкаконца Одину, Восэ сразу же отправил его в Куляб к Тугаю. На следующее
же утро Одина вернулся к Восэ вместе с Тугаем и самыми бесшабашными его сотоварищами: бесстрашный предводитель конокрадов явился для переговоров. После небольшого спора Тугай согласился прибыть в Бальджуан в день нападения на город, привести с собой от двухсот до трехсот соплеменников, но при условии: получить от Восэ половину трофеев — зерна, денег, скота, какие будут захвачены в Бальджуане.
Восэ было задумался, но Назир посоветовал ему: «Согласись, нас много, а локайцев у Тугая мало. Бог даст, захватим Бальджуан, тогда возьмем Тугая в узду, дадим ему соответственно числу его людей и их заслугам, а грабить нас не дадим ему!»
Восэ согласился. Тугай уехал.
Еще одно предложение сделал Назир, какое никому другому не пришло на ум. Он собрал вокруг костра народ, вынул из мешка новый белый чекмень, кушак и меч, вскочил на большой камень и обратился к восставшим:
— Мусульмане! Бедняки! Раз мы восстали, нам нужен предводитель, военачальник, повелевающий походом. Наш предводитель — Восэ! Что вы на это скажете?
Люди единодушно, с криком, шумом поддержали Назира, одобрили сделанное им предложение.
— Аминь! — провел руками по лицу Назир, и все последовали его примеру.— Правителя Мирзо Акрама больше не признаем, лишаем его чина и власти. Отныне наш правитель, которому безоговорочно подчиняемся все мы,— Восэ!
Под веселый и одобрительный шум собравшихся Назир надел на Восэ чекмень, опоясал его кушаком, подвесил к кушаку меч.
«Правитель? — посмеялся Восэ. — Прости меня бог! Правитель — маслодел, бедный крестьянин, собиратель валежника!.. Ну и дела творит этот Назир!»
Поступок Назира удивил его названого брата, зато следующая задумка Назира обрадовала Восэ. Они сидели в доме одного из жителей подгорного селения Сурх-Сакау, в гостином домике, и болтали о том о сем.
— Твоя семья — жена, дети — в Карамушаке? А как они поживают?
— Даже не знаю. Времени и случая проведать не было.
— Соскучился?
Ничего, брат, не поделаешь.
— Хорошая женщина Аноргуль. Умница, скромная, приветливая и ласковая. Благодари бога, замечательная жена тебе, брат, досталась. Ах, была б у меня жена, хоть немного похожая на Аноргуль. Помнишь, как вы вдвоем убежали из Дарваза, как она тебя выручила, спасла в Шахидоне?
— Если бы ты не помог, не поручился бы амлякдару и судье, плохо мне было бы!
— Ты должен быть благодарен Аноргуль. Она не побоялась ни отца, ни чиновников, ни солдат, держалась за тебя, пока не высвободила.
— Это вы оба спасли меня.
— А потом она оказалась такой женой, что все мы тебе завидуем. Я еще тогда по всему ее поведению понял, что она будет хорошей женой. Твое богатство дороже всякого золота. За такую жену, если случится, можно и жизнью пожертвовать... Послушай-ка, Восэ,— перебил свои похвалы Назир,— я вижу, ты очень соскучился по жене и детям. Давай вставай, садись на коня и скачи в Карамушак, повидайся с ними и возвращайся. Я останусь здесь за тебя.
Сердце Восэ затрепетало от радости. Но вправе ли он оставить отряд? Впрочем, на несколько часов, на :ночь, пока отряд стоит у подножия Сурх-Сакау! Обстановка благоприятствует, Назир храбр, умен и предусмотрителен.
— Давай, давай, не теряй времени, вставай! — торопил Назир.
Настаивать, торопить, однако, не требовалось,— Восэ вместе со своим братом Касымом, Ризо и четырьмя близкими повстанцами помчались в Карамушак.
Полтора «камня» неровной горной дороги до этого селения преодолели за два часа. Радости Аноргуль, Гулизор, Хасана и Даулята не было предела. Касым тоже был счастлив увидеться с молодой женой и ребенком. Хозяева дома — родственники Восэ: старик со старухой, их сын и сноха — все занялись приготовлением угощения, хлопотали возле котлов.
Восэ заметил, что его дочь Гулизор все время была какой-то беспокойной, растерянной. Тут только вспомнил, что в кругу приехавших сидит Ризо, о чувствах которого
к Гулизор он знал. После подвига, совершенного Ризо в битве у Мазар-и-Додарака, Восэ еще больше полюбил юношу.
Когда сидели на веранде вокруг скатерти с угощением, * Восэ вдруг велел Хасану позвать Ризо. Гулизор встала, вышла, спряталась за занавеской. Отец ничего ей не сказал, но когда Ризо, скромно и будто стыдясь, сел за угощение, он произнес очень серьезно, торжественно и громко, чтобы Гулизор за занавеской слышала:
—- Аноргуль! Я обручаю нашу дочь Гулизор и Ризо. Будьте вы все свидетелями. Если суждено мне вернуться с войны живым-здоровым и вместе с Ризо, возьму его в зятья. Если мне не суждено будет вернуться, то Гулизор выйдет за него замуж 'Сама. Аминь!
Аноргуль, хозяева дома и гости, услышав неожиданное решение Восэ, вслед за ним огладили, по обычаю, свои лица руками.
— Разломи хлеб,—сказал своему старому родственнику Восэ,— как велит при помолвке обычай.
Старик взял тонкую лепешку и разделил ее на четыре части.
Никто не был удивлен этой внезапной помолвкой: ведь Восэ приехал с места сражения, времени для медлительных обрядов у него не было.
Ризо, не в силах скрыть безудержную, охватившую его радость, сидел, низко опустив голову, покраснев, со стеснительной улыбкой. Из комнаты не доносилось ни звука: очевидно, Гулизор также была охвачена радостью и волнением; во всяком случае, отец и мать ее в этом не сомневались...
Невестка хозяина постелила себе, Гулизор и ее мало- .летним братьям в беседке на дворе, предоставив мужу спать вместе с мужчинами в гостином домике. Конечно, всю ночь Гулизор не могла заснуть и была уверена, что Ризо тоже — там, в полусотне шагов от нее,— не спит. Ризо и в самом деле не спал, расхаживал босиком по двору за стеной гостиного домика.
В середине ночи, когда тьма стала непроглядной, Гулизор, убедившись, чью все вокруг крепко спят, потихоньку встала и на цыпочках подошла к двери гостиного домика. Восэ спал чутко, услышав скрип двери, проснулся, приглядевшись, увидел на фоне звездного неба силуэт дочери, понял, что у нее свидание с Ризо. Он удивился: когда и как успели они сговориться? Решил не обращать внимания, натянул на себя одеяло, чтобы опять заснуть: «Пусть поговорят, пусть дадут слово верности друг другу, попрощаются: ведь они теперь жених и невеста!»
А Гулизор за дверью постояла, прислушиваясь, услышала шорох шагов, узнала Ризо. Они не сговаривались, их толкнуло друг к другу тайное желание сердец.
— Ризо, милый, это я, Гулизор...
Ризо схватил девушку в свои крепкие объятия,, и горячие поцелуи заменили им все слова, все звуки мира, все, все на свете. Они чувствовали только теплоту тел друг друга, задыхались от счастья... Их привел в себя кашель старика хозяина, нарушивший тишину ночи. Гулизор потихоньку высвободилась из объятий Ризо, слегка толкнула его, давая понять, что свидание надо закончить. Крепкое рукопожатие было их обещанием верности на всю жизнь...
В селении Сурх-Сакау Восэ поджидал его самаркандский знакомец мулла Сафар. Беспокоясь о Восэ, понимая, какая смертельная опасность угрожает ему в затеянном деле, Сафар приехал сюда, чтобы предостережениями и советами заставить друга свернуть с избранного страшного пути... Уговоры муллы Сафара не помогли, ничто не могло заставить Восэ изменить его решение. Теперь, когда восстание началось, Восэ все же чувствовал к этому человеку уважение и признательность. Он не мог забыть добро, оказанное бескорыстным и честным Сафаром ему и Назиру в те два месяца, какие они провели в самаркандской келье и какие связали всех троих крепкой дружбой. Она опиралась на общность мнения о господстве мангытских эмиров, на ненависть к правителям и чиновникам, ко всем мучителям народа.
Проснувшись на рассвете, Восэ долго раздумывал о начатом им великом и грозном деле. Вновь и вновь во всех подробностях вспоминал последний перед началом восстания разговор с муллою Сафаром в этом же гостином домике, в селении Сурх-Сакау, тогда, когда костер на вершине горы еще не горел, когда можно было решать: поднимать ли весь народ на восстание или отказаться от риска пойти на кровопролитие.
Сейчас Восэ мысленно повторил тогдашнюю беседу с муллою Сафаром:
«Восэ, ты знаешь, я ведь считаю тебя за своего брата,
очень люблю тебя. Ты один из тех редких людей, какие нравятся мне. Поэтому я очень беспокоюсь за дело, которым ты сейчас увлечен. Расскажи мне, что это ты делаешь, а?»
«Это—восстание, это — газават, дорогой учитель!»
«Газават бывает, когда воюют с неверными за веру и шариат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49