Ты, невежественный человек, не понимаешь этого. Эмирь1 и правители, хоть они тираны, а все ж мусульмане».
«Хуже неверных!»
«Не боишься, Восэ?»
«Чего?»
«Быть побежденным, захваченным, убитым?» ,
«Учитель, если вы приехали, чтобы меня пугать, уговорить отказаться от восстания, то лучше вам вернуться туда, откуда приехали. Война, газават, кровопролитие — дело мужей, муллам лучше не вмешиваться».
«Ты надо мной не подшучивай, Восэ! Ты и восстание это поднимаешь, видимо, в гневе и со зла?»
«Весь народ в гневе и зол».
«Подумай хорошенько, Восэ, смотри не стань причиной пролитой напрасно невинной крови бедняков!»
«Лучше нам, беднякам, пролить ее сразу в мужественной войне, чем позволять кровожадным мангытам высасывать ее постепенно».
«Ты надеешься победить могущественного эмира и е1го беков? На что ты надеешься?»
«Прежде всего на бога, затем на мужество и рвение бедняков».
«Это — несуразица, это пустая надежда. Послушай моего совета, Восэ! Сейчас еще не поздно. Отправь стариков к правителю, или к кушбеги гиссарскому, или даже в Бухару, к самому эмиру... Проси прощения, покайся; Пусть старики пояснят, в каком положении находятся подданные, пусть просят, умоляют снизить налоги. Если ты по своей воле отпустишь людей по домам, старики тоже поручатся за тебя перед эмиром и правителями бекств. Возможно, что и тебя помилуют, и народ избавится от грозящей всем опасности, спокойно займется своими делами. Говорят, что эмир Абдул Ахад не деспот, каким был его отец, а справедливый, добросовестный человек».
«Учитель, если бы это мне посоветовал кто-либо другой, я отрубил бы ему голову, как лазутчику. Но я знаю,
вы желаете мне добра, советуете от чистого сердца, поэтому я вам отвечу. Скажите, учитель, с каких это пор вы стали верить в человечность, справедливость эмира и его подручных? Кто в прошлом году называл их тиранами бесчестными, подлецами? Разве это были не вы? Как это они вдруг сразу стали теперь честными и справедливыми? Разве не эмир Абдул Ахад дал приказ собрать недоимки за три голодных года? Разве вы, учитель, не знаете об убийстве эмирского посланца Яхшибека, о гибели тысяцкого Саидкула и иных из его солдат? Неужели вы не понимаете, что дело зашло, уже слишком далеко? Какой может быть разговор о мире, когда между нами — пролитая кровь? Теперь дело между бедняками и правителями будет решено только мечом и палкой! Я хочу показать этим деспотам, этим двуногим кровожадным хищникам, что и мы, бедняки,— люди, что и у нас есть душа, честь, что если все мы объединимся и встанем против них, то можем как следует побить, выбить им зубы!..»
Да!.. Мулла Сафар опустил тогда голову, закрыл глаза, сидел и молчал.
Восэ вспомнил, с каким смешанным, странным чувством он созвал приятелей, чтобы, расставаясь, все они оказали мулле Сафару почет. Он проводил его тогда, под лучами полуденного солнца, в Сари-Хосор. При прощании мулла, сидя на осле, поднял руки и прочел молитву за Восэ, благословил его: «Дай бог тебе победить, достигнуть желаемого! Велик аллах! Аминь!..»
...Ночь на»возвышенности Тут-и-Кози повстанцы провели спокойно. Утром Восэ и его спутники вернулись туда из Сурх-Сакау. В шатре у радостно встретившего его Назира Восэ застал гонца, только что примчавшегося от На- зима из Ховалинга. Гонец привез доброе известие: Назим одолел стражников ховалингского амлякдара Абдукаюма, захватил его в плен. Собирает пшеницу и другие трофеи, чуть позднее приедет к Восэ со своим отрядом.
Добрая весть привела не только Восэ и его друзей, но и весь огромный лагерь повстанцев в веселое возбуждение. Да и как было не радоваться: дело успешно движется, пока что повстанцы ни в чем и нигде не потерпели неудач. Вера восставших в то, что сам святой Хызр поддерживает их предводителя, еще более укрепилась.
Из Бальджуана никто не приезжал, на дорогах и тропинках никакого движения заметно не было. Это немного беспокоило Восэ? и он решил послать в разведку своего человека, притом упрекнул себя: как он оказался столь беспечным, что до сих пор не сообразил сделать этого? Тут же отправил в Бальджуан своего односельчанина Кабира.
Восэ приказал Сайду Али начать готовить повстанцев к бою — учить рубке саблями и нападению с палками. Сайд Али разделил повстанцев на группы, назначил начальников и десятских, в каждой группе предложил проводить воинские упражнения.
Поздним утром прибыл со своим отрядом Назим из Ховалинга. Его люди вели за собой караван тяжело завьюченных ослов. Двадцать один высок состоял из захваченного добра, а на двадцать втором осле сидел, скорчившись, связанный Абдукаюм — ховалингский амлякдар. На нем был грязный халат, босые ноги этого грузного, жирного человека волочились по земле. Если бы не Восэ и Назим, то крестьяне, натерпевшиеся от Абдукаюма, тут же бы его растерзали.
— Восэ, пожалей меня! — заныл пленный амлякдар, едва вцепившиеся в него повстанцы под окриком Восэ отступили.— Если я и делал плохое в своей жизни, то сегодня получил наказание сполна. Да, как следует получил! Всю дорогу меня били, везли и били. Дай бог тебе благоденствия, Восэ, отпусти меня! Какую я глупость сделал, что стал амлякдаром! Если меня не казнишь, то, клянусь, никогда не приму на себя опять эту должность. Все, что у меня есть: и пшеница, и скот, и дом,— все, все твое.
— Побудешь пока здесь, поговорим с тобой потом,— с отвращением ответил Восэ, приказав Назиму не выпускать амлякдара из-под охраны... „
Назим привез с собой сундучок со всеми документами, хранившимися в присутственном доме амлякдара. Бегло пересмотрев содержимое сундучка, Восэ обнаружил среди стародавних бумаг документы, касающиеся налогов,— расписки крестьян, список должников, тетрадки с записями взысканий, наказаний, наложенных на жителей Ховалингского тумена, копии донесений, посланных правителю Бальджуана, краткие отчеты и тому подобное. Один из полуграмотных повстанцев с трудом прочитал вслух некоторые из этих бумаг. Затем, по приказанию Восэ, все бумаги были брошены в пламя тут же разложенного костра. Огонь разбушевался вовсю, словно вместе с крестьянами торжествовал их победу.
Пшеница, привезенная из Ховалинга, была немедленно отправлена на ближние и дальние мельницы... В тот же день к шатру Восэ снова привезли муку. На два-три дня питание для всех повстанцев было обеспечено.
К вечеру из Бальджуана вернулся Кабир, насупленный, молчаливый. На вопросы Восэ отвечал как-то нехотя. Сообщил, что в Бальджуане ожидают прибытия отряда солдат из Гиссара. Как говорят люди, кушбеги Остонакул выслал этот сильный отряд под командою Раджаба, носившего высокий чин додхо. Бальджуанский правитель ждет прибытия этого отряда завтра к полудню или послезавтра к утру. А пока у бальджуанской крепости собрано около двухсот солдат бека Мирзо Акрама. Горожане знают, что повстанцы движутся на Бальджуан и стоят сейчас в. Тут-и-Кози. Об этом им сообщили приехавшие на базар крестьяне.
Кроме них бек, конечно, имеет в селениях и своих лазутчиков,— сказал Кабир.
Но о приключившемся с ним самим в Бальджуане Кабир умолчал.
А случилось вот что. Караульные, расставленные миршабом по всему городу, заметив любопытствующие взгляды Кабира, заподозрили и схватили его.
Отвели в крепость к беку. Тот приказал пытать Кабира: ведь он, по собственному его признанию, житель селения Дара-и-Мухтор — гнезда восставших. Кабира подвесили за ноги к столбу, начали пытать, заставляя признаться в шпионстве. Кабир, перепугавшись, сознался. Сказал, что Восэ его насильно втянул в мятеж и послал в разведку. А он ведь безобидный, несчастный бедняк, ему противно бунтовать. Тогда, угрожая Кабиру и запугивая, Мирзо Акрам самолично приказал ему отправиться обратно к мятежникам и из их стана сообщать ему, беку, обо всем, что там делается. «А не то,— пригрозил правитель,— не сегодня-завтра, когда бунт будет усмирен (а ты можешь быть уверен, что за этим дело не станет!) и все проклятые мятежники будут отменно наказаны, то заберем и тебя, и твою семью, и твой дом, и все имущество, жену и детей отдадим в рабство, а тебя казним!..»
До полусмерти запуганный крестьянин согласился. Ему приказали: если он считает себя мусульманином пусть даст клятву, что никому не расскажет о свидании с беком. А за каждое известие, принесенное или посланное им, он станет получать деньги и вещи... Таким образом, клятва Связала богобоязненному Кабиру язык. И все же, в глубине души, Кабир хотел остаться верным Восэ, не предавать его, а как-нибудь выкрутиться из скверной истории, в какую невольно попал.
Весть о посылке Остонакулом сильного отряда солдат правителю Бальджуана встревожила Восэ. Он решил отправиться походом на Бальджуан этой же ночью, пока гиссарские солдаты не успели прийти на помощь Мирзо Акраму. Чтобы ускорить движение повстанцев к Бальджуану, велел Назиру-богатырю немедленно со своей частью повстанцев выйти по другой дороге и не позднее завтрашнего утра прибыть к долине Сурхоба, куда прямой дорогою со своей половиной повстанцев придет Восэ,— там оба части войска повстанцев соединятся...
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Змеевидная тропинка вьется между Тут-и-Кози и Бальджуаном. Бесконечные извивы превращают одну версту в две, один «камень» в два «камня». Она бежит над многими незаметными селениями и спускается в ущелье к водам Тира. В этом узком и тесном ущелье она, соревнуясь с капризной речкой, извиваясь, торопится добежать до сжатой горами долины, по какой низвергается, замкнутая в теснины, могучая река Сурхоб.
За три ночных часа эта тропинка вывела спешившего с повстанцами Восэ к речной долине. Как только Тир, вырвавшись из одноименного с речкой ущелья, сливается с водами такой же речки Гармак, они, уже вместе» широким потоком врезав свое русло в долину Сурхоба,. впадают в его мутно-красные, насыщенные глинами воды.
В долине Сурхоба, в низовье Хайдарской запруды, стоят несколько столетних тутовников, в немощной старости склонивших могучие стволы и не имеющих силы распрямить свои ветви. Эти дряхлеющие деревья похожи на группу странников, уставших с дороги. Это место называется Тут-и-буни-Хайдар. Прильнувшие к скалам огромные камни, окружающие группу деревьев, при свете звезд представляются стадом ослов, прилегших отдохнуть в ночной тени.
Восэ со своими, повстанцами остановился под тутовниками. Поспешный трехчасовой переход утомил нашагавшихся по камням людей. Многие, отстав в пути, еще не дошли. Приказав остановиться здесь на отдых, Восэ «стал поджидать отставших и Назира с его частью воинства. Люди спустились к реке, умылись в ее холодной быстроструйной воде, расположились группами, занялись едой,— хлеба и тутового толокна оставалось уже немного.
По двое, по трое подходили отставшие, другие = главным образом больные и старики — не пришли, задержались в окрестных селениях. Среди повстанцев оказались и струсившие,— они попрятались в пещерах, в укромных уголках гор.
Рано утром из ущелья Раджаб-факир с пятьюстами повстанцами спустился Назир вместе с его знакомым Сайд Мергеном, присоединившим к отряду поднятых им крестьян этого ущелья.
Восэ и Назир обнялись и, положив руки друг другу на плечи, постояли так, словно давно не виделись. Им надо было вдвоем обдумать, как устранить надвигавшуюся опасность. Из предосторожности, опасаясь неожиданного нападения Мирзо Акрама, Восэ направил в засаду чуть выше селения Сар-и-Мазар выделенных в отдельный отряд повстанцев, вооруженных берданками и охотничьими самопалами. Начальником над ними был назначен Сайд Мерген. В случае появления солдат стрелки должны были задержать их выстрелами.
День прозрел и осветил ущелье. В двух верстах вниз, по правому берегу Сурхоба, на бугре высилась обнаженная и грозная крепость правителя Бальджуана. Как бы храня свою тайну, она была угрожающе молчалива и спокойна. Напротив крепости, на левом берегу реки, у входа в ущелье Баймуш, по которому в долину выбегают воды реки Ховалинг, в том месте, где эти воды вливаются в Сурхоб, видна сумрачная рощица — в ней над широкими кронами карагачей покачиваются засохшие верхушки платанов. Это и есть то священное место, с котором уже знаком читатель,—мазар святого Бальджуана... Узкое, длинное
село Сар-и-Мазар начинается от гробницы святого и, карабкаясь по склонам подножия высоких горных отрогов, доходит до группы тутовников Тут-и-буни-Хайдар. А напротив этого места, приютившего тысячный отряд повстанцев, на правом берегу, строго посередине между Тут-и-буни-Хайдаром и бальджуанскою крепостью, в объятиях красноцветных круч и оврагов, ютится местечко Сур-хакои.
Лучи солнца, еще невидимые повстанцам, уже заиграли на стенах и башнях крепости. И тогда на одной из стен стали заметны силуэты трех-четырех человек. Это Мирзо Акрам и его чиновники разглядывали повстанцев в бинокль.
Со стороны Сурхакона появились четыре всадника без оружия. Можно было разглядеть белую чалму одного из Зоркий глаз охотника Назира узнал владельца этой чалмы.
— Хаджи Якуб, богослов, преподаватель медресе! — сказал Назир.
«Почтенный хаджи Якуб всегда появляется там, где нужны совет или наставления! — подумал Восэ.— Не надумал ли бек кончить дело миром? 'Может быть, не хочет воевать, хочет уступить повстанцам, удовлетворить наши требования?»
Но это было не так. И задача у Якуба была другая. Гиссарские солдаты еще не прибыли в Бальджуан, правитель ожидал их часа через два. Еще не были готовы к бою и локайцы, которых бек уговорил принять участие в подавлении мятежа,— они только что собрались на верхней речной террасе, в селе Туркон, считающемся частью города Бальджуана... Приближающиеся к Восэ четыре всадника во главе с Якубом, явно посланные для переговоров, должны были по поручению бека тянуть время. Наученный Остонакулом, Мирзо Акрам намеревался собрать побольше сил, окружить все ущелье, сразу напасть на повстанцев и уничтожить их.
Люди Восэ молча, с любопытством встретили представителей бека. Те, перейдя реку, остановились неподалеку от повстанцев. С хаджи Якубом прибыли пожилой приближенный бека и два почтенных старика, жители города, известные местному населению.
— Восэ! — громко обратился хаджи Якуб к вождю
повстанцев.— Властительный правитель спрашивает: зачем вы пришли?
Восэ неторопливо поднялся с камня и, заложив обе ладони за пояс, сказал:
— Конечно, не для прогулки.
Какая у вас цель?
—^ Наша цель...— начал Восэ, немного подумал и обратился к народу: — Кто ответит?
Это его обращение было неожиданным как для представителей Мирзо Акрама, так и для всех здесь собравшихся. Воцарилось молчание.
Встал Назир.
Я отвечу! — сказал он и, повернувшись к прибывшим, насмешливо проговорил: — Разве бек все еще сидит в крепости? Ведь подданные давно уже свергли его с поста. Вы, достопочтенный, идите и скажите ему: пусть убирается вон отсюда. И поскбрей!
Дерзкий, открыто мятежный ответ Назира сразу же определил тон дальнейших переговоров. Смепыщвый Сайд Али высоким тоненьким голоском сказал Назиру:
— Ты, Назир, спрашиваешь: «Разве бёк все еще сидит в крепости?» А ты того не знаешь, что, когда мы уволили правителя с его поста, эмир тоже уволил его, тогда Мирзо Акрам решил ублаготворить эмира и преподнес ему в подарок свою дочь. Вот почему эмир пока все еще оставил его в должности!
Громкий хохот раздался в ответ на этот выпад. Правильно говорится: «Нет тайны, какая не стала бы явной»,— история с преподношением эмиру Мирзо Акрамом своей дочери давно уже повсюду передавалась из уст в уста.
Посланцы правителя еще не пришли в себя от дружно- то хохота, как вдруг некий шутник, сидя задом наперед на осле, выехал из толпы. Одетый в халат, с накрученной на голову чалмою, он подражал правителю важными жестами, а другой шутник, представляя его слугу, заостренной палкой подгонял осла, приговаривая: «Г-ха, г-ха!» «Правитель» кричал на него, повторяя: «Эй, ясаул, вот уже, две недели еду и никак не доеду до Бухары!» А «ясаул» в ответ: «Да как же вы до Бухары доедете, великопочтенней- ший, осел-то ваш повернулся мордою к Бадахшану, туда едет!» «Правитель» с руганью закричал: «Эй, дурак, у осла лицо к Бадахшану, да у меня-то к Бухаре! Кто выехал в путешествие: я или осел?»
И снова хохот, шум, гам...
Повстанцы забыли про усталость от долгого пути, и про опасность, угрожавшую им. Казалось, развернув во вою ширь знамя восстания, народ тем самым сразу и окончательно прервал все нити покорности и подчинения своим правителям, отдался на волю судьбы. Люди считали себя свободными от каких бы то ни было обязанностей. Надо полагать, власть им стала казаться бессильной, так впечатлили удачи последних дней: и позорное бегство бека во время смуты в Ховалинге, и гибель диванбеги Яхши-бека, и разгром тысяцкого Саидкула возле Мазар-и-Дода-рака.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
«Хуже неверных!»
«Не боишься, Восэ?»
«Чего?»
«Быть побежденным, захваченным, убитым?» ,
«Учитель, если вы приехали, чтобы меня пугать, уговорить отказаться от восстания, то лучше вам вернуться туда, откуда приехали. Война, газават, кровопролитие — дело мужей, муллам лучше не вмешиваться».
«Ты надо мной не подшучивай, Восэ! Ты и восстание это поднимаешь, видимо, в гневе и со зла?»
«Весь народ в гневе и зол».
«Подумай хорошенько, Восэ, смотри не стань причиной пролитой напрасно невинной крови бедняков!»
«Лучше нам, беднякам, пролить ее сразу в мужественной войне, чем позволять кровожадным мангытам высасывать ее постепенно».
«Ты надеешься победить могущественного эмира и е1го беков? На что ты надеешься?»
«Прежде всего на бога, затем на мужество и рвение бедняков».
«Это — несуразица, это пустая надежда. Послушай моего совета, Восэ! Сейчас еще не поздно. Отправь стариков к правителю, или к кушбеги гиссарскому, или даже в Бухару, к самому эмиру... Проси прощения, покайся; Пусть старики пояснят, в каком положении находятся подданные, пусть просят, умоляют снизить налоги. Если ты по своей воле отпустишь людей по домам, старики тоже поручатся за тебя перед эмиром и правителями бекств. Возможно, что и тебя помилуют, и народ избавится от грозящей всем опасности, спокойно займется своими делами. Говорят, что эмир Абдул Ахад не деспот, каким был его отец, а справедливый, добросовестный человек».
«Учитель, если бы это мне посоветовал кто-либо другой, я отрубил бы ему голову, как лазутчику. Но я знаю,
вы желаете мне добра, советуете от чистого сердца, поэтому я вам отвечу. Скажите, учитель, с каких это пор вы стали верить в человечность, справедливость эмира и его подручных? Кто в прошлом году называл их тиранами бесчестными, подлецами? Разве это были не вы? Как это они вдруг сразу стали теперь честными и справедливыми? Разве не эмир Абдул Ахад дал приказ собрать недоимки за три голодных года? Разве вы, учитель, не знаете об убийстве эмирского посланца Яхшибека, о гибели тысяцкого Саидкула и иных из его солдат? Неужели вы не понимаете, что дело зашло, уже слишком далеко? Какой может быть разговор о мире, когда между нами — пролитая кровь? Теперь дело между бедняками и правителями будет решено только мечом и палкой! Я хочу показать этим деспотам, этим двуногим кровожадным хищникам, что и мы, бедняки,— люди, что и у нас есть душа, честь, что если все мы объединимся и встанем против них, то можем как следует побить, выбить им зубы!..»
Да!.. Мулла Сафар опустил тогда голову, закрыл глаза, сидел и молчал.
Восэ вспомнил, с каким смешанным, странным чувством он созвал приятелей, чтобы, расставаясь, все они оказали мулле Сафару почет. Он проводил его тогда, под лучами полуденного солнца, в Сари-Хосор. При прощании мулла, сидя на осле, поднял руки и прочел молитву за Восэ, благословил его: «Дай бог тебе победить, достигнуть желаемого! Велик аллах! Аминь!..»
...Ночь на»возвышенности Тут-и-Кози повстанцы провели спокойно. Утром Восэ и его спутники вернулись туда из Сурх-Сакау. В шатре у радостно встретившего его Назира Восэ застал гонца, только что примчавшегося от На- зима из Ховалинга. Гонец привез доброе известие: Назим одолел стражников ховалингского амлякдара Абдукаюма, захватил его в плен. Собирает пшеницу и другие трофеи, чуть позднее приедет к Восэ со своим отрядом.
Добрая весть привела не только Восэ и его друзей, но и весь огромный лагерь повстанцев в веселое возбуждение. Да и как было не радоваться: дело успешно движется, пока что повстанцы ни в чем и нигде не потерпели неудач. Вера восставших в то, что сам святой Хызр поддерживает их предводителя, еще более укрепилась.
Из Бальджуана никто не приезжал, на дорогах и тропинках никакого движения заметно не было. Это немного беспокоило Восэ? и он решил послать в разведку своего человека, притом упрекнул себя: как он оказался столь беспечным, что до сих пор не сообразил сделать этого? Тут же отправил в Бальджуан своего односельчанина Кабира.
Восэ приказал Сайду Али начать готовить повстанцев к бою — учить рубке саблями и нападению с палками. Сайд Али разделил повстанцев на группы, назначил начальников и десятских, в каждой группе предложил проводить воинские упражнения.
Поздним утром прибыл со своим отрядом Назим из Ховалинга. Его люди вели за собой караван тяжело завьюченных ослов. Двадцать один высок состоял из захваченного добра, а на двадцать втором осле сидел, скорчившись, связанный Абдукаюм — ховалингский амлякдар. На нем был грязный халат, босые ноги этого грузного, жирного человека волочились по земле. Если бы не Восэ и Назим, то крестьяне, натерпевшиеся от Абдукаюма, тут же бы его растерзали.
— Восэ, пожалей меня! — заныл пленный амлякдар, едва вцепившиеся в него повстанцы под окриком Восэ отступили.— Если я и делал плохое в своей жизни, то сегодня получил наказание сполна. Да, как следует получил! Всю дорогу меня били, везли и били. Дай бог тебе благоденствия, Восэ, отпусти меня! Какую я глупость сделал, что стал амлякдаром! Если меня не казнишь, то, клянусь, никогда не приму на себя опять эту должность. Все, что у меня есть: и пшеница, и скот, и дом,— все, все твое.
— Побудешь пока здесь, поговорим с тобой потом,— с отвращением ответил Восэ, приказав Назиму не выпускать амлякдара из-под охраны... „
Назим привез с собой сундучок со всеми документами, хранившимися в присутственном доме амлякдара. Бегло пересмотрев содержимое сундучка, Восэ обнаружил среди стародавних бумаг документы, касающиеся налогов,— расписки крестьян, список должников, тетрадки с записями взысканий, наказаний, наложенных на жителей Ховалингского тумена, копии донесений, посланных правителю Бальджуана, краткие отчеты и тому подобное. Один из полуграмотных повстанцев с трудом прочитал вслух некоторые из этих бумаг. Затем, по приказанию Восэ, все бумаги были брошены в пламя тут же разложенного костра. Огонь разбушевался вовсю, словно вместе с крестьянами торжествовал их победу.
Пшеница, привезенная из Ховалинга, была немедленно отправлена на ближние и дальние мельницы... В тот же день к шатру Восэ снова привезли муку. На два-три дня питание для всех повстанцев было обеспечено.
К вечеру из Бальджуана вернулся Кабир, насупленный, молчаливый. На вопросы Восэ отвечал как-то нехотя. Сообщил, что в Бальджуане ожидают прибытия отряда солдат из Гиссара. Как говорят люди, кушбеги Остонакул выслал этот сильный отряд под командою Раджаба, носившего высокий чин додхо. Бальджуанский правитель ждет прибытия этого отряда завтра к полудню или послезавтра к утру. А пока у бальджуанской крепости собрано около двухсот солдат бека Мирзо Акрама. Горожане знают, что повстанцы движутся на Бальджуан и стоят сейчас в. Тут-и-Кози. Об этом им сообщили приехавшие на базар крестьяне.
Кроме них бек, конечно, имеет в селениях и своих лазутчиков,— сказал Кабир.
Но о приключившемся с ним самим в Бальджуане Кабир умолчал.
А случилось вот что. Караульные, расставленные миршабом по всему городу, заметив любопытствующие взгляды Кабира, заподозрили и схватили его.
Отвели в крепость к беку. Тот приказал пытать Кабира: ведь он, по собственному его признанию, житель селения Дара-и-Мухтор — гнезда восставших. Кабира подвесили за ноги к столбу, начали пытать, заставляя признаться в шпионстве. Кабир, перепугавшись, сознался. Сказал, что Восэ его насильно втянул в мятеж и послал в разведку. А он ведь безобидный, несчастный бедняк, ему противно бунтовать. Тогда, угрожая Кабиру и запугивая, Мирзо Акрам самолично приказал ему отправиться обратно к мятежникам и из их стана сообщать ему, беку, обо всем, что там делается. «А не то,— пригрозил правитель,— не сегодня-завтра, когда бунт будет усмирен (а ты можешь быть уверен, что за этим дело не станет!) и все проклятые мятежники будут отменно наказаны, то заберем и тебя, и твою семью, и твой дом, и все имущество, жену и детей отдадим в рабство, а тебя казним!..»
До полусмерти запуганный крестьянин согласился. Ему приказали: если он считает себя мусульманином пусть даст клятву, что никому не расскажет о свидании с беком. А за каждое известие, принесенное или посланное им, он станет получать деньги и вещи... Таким образом, клятва Связала богобоязненному Кабиру язык. И все же, в глубине души, Кабир хотел остаться верным Восэ, не предавать его, а как-нибудь выкрутиться из скверной истории, в какую невольно попал.
Весть о посылке Остонакулом сильного отряда солдат правителю Бальджуана встревожила Восэ. Он решил отправиться походом на Бальджуан этой же ночью, пока гиссарские солдаты не успели прийти на помощь Мирзо Акраму. Чтобы ускорить движение повстанцев к Бальджуану, велел Назиру-богатырю немедленно со своей частью повстанцев выйти по другой дороге и не позднее завтрашнего утра прибыть к долине Сурхоба, куда прямой дорогою со своей половиной повстанцев придет Восэ,— там оба части войска повстанцев соединятся...
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Змеевидная тропинка вьется между Тут-и-Кози и Бальджуаном. Бесконечные извивы превращают одну версту в две, один «камень» в два «камня». Она бежит над многими незаметными селениями и спускается в ущелье к водам Тира. В этом узком и тесном ущелье она, соревнуясь с капризной речкой, извиваясь, торопится добежать до сжатой горами долины, по какой низвергается, замкнутая в теснины, могучая река Сурхоб.
За три ночных часа эта тропинка вывела спешившего с повстанцами Восэ к речной долине. Как только Тир, вырвавшись из одноименного с речкой ущелья, сливается с водами такой же речки Гармак, они, уже вместе» широким потоком врезав свое русло в долину Сурхоба,. впадают в его мутно-красные, насыщенные глинами воды.
В долине Сурхоба, в низовье Хайдарской запруды, стоят несколько столетних тутовников, в немощной старости склонивших могучие стволы и не имеющих силы распрямить свои ветви. Эти дряхлеющие деревья похожи на группу странников, уставших с дороги. Это место называется Тут-и-буни-Хайдар. Прильнувшие к скалам огромные камни, окружающие группу деревьев, при свете звезд представляются стадом ослов, прилегших отдохнуть в ночной тени.
Восэ со своими, повстанцами остановился под тутовниками. Поспешный трехчасовой переход утомил нашагавшихся по камням людей. Многие, отстав в пути, еще не дошли. Приказав остановиться здесь на отдых, Восэ «стал поджидать отставших и Назира с его частью воинства. Люди спустились к реке, умылись в ее холодной быстроструйной воде, расположились группами, занялись едой,— хлеба и тутового толокна оставалось уже немного.
По двое, по трое подходили отставшие, другие = главным образом больные и старики — не пришли, задержались в окрестных селениях. Среди повстанцев оказались и струсившие,— они попрятались в пещерах, в укромных уголках гор.
Рано утром из ущелья Раджаб-факир с пятьюстами повстанцами спустился Назир вместе с его знакомым Сайд Мергеном, присоединившим к отряду поднятых им крестьян этого ущелья.
Восэ и Назир обнялись и, положив руки друг другу на плечи, постояли так, словно давно не виделись. Им надо было вдвоем обдумать, как устранить надвигавшуюся опасность. Из предосторожности, опасаясь неожиданного нападения Мирзо Акрама, Восэ направил в засаду чуть выше селения Сар-и-Мазар выделенных в отдельный отряд повстанцев, вооруженных берданками и охотничьими самопалами. Начальником над ними был назначен Сайд Мерген. В случае появления солдат стрелки должны были задержать их выстрелами.
День прозрел и осветил ущелье. В двух верстах вниз, по правому берегу Сурхоба, на бугре высилась обнаженная и грозная крепость правителя Бальджуана. Как бы храня свою тайну, она была угрожающе молчалива и спокойна. Напротив крепости, на левом берегу реки, у входа в ущелье Баймуш, по которому в долину выбегают воды реки Ховалинг, в том месте, где эти воды вливаются в Сурхоб, видна сумрачная рощица — в ней над широкими кронами карагачей покачиваются засохшие верхушки платанов. Это и есть то священное место, с котором уже знаком читатель,—мазар святого Бальджуана... Узкое, длинное
село Сар-и-Мазар начинается от гробницы святого и, карабкаясь по склонам подножия высоких горных отрогов, доходит до группы тутовников Тут-и-буни-Хайдар. А напротив этого места, приютившего тысячный отряд повстанцев, на правом берегу, строго посередине между Тут-и-буни-Хайдаром и бальджуанскою крепостью, в объятиях красноцветных круч и оврагов, ютится местечко Сур-хакои.
Лучи солнца, еще невидимые повстанцам, уже заиграли на стенах и башнях крепости. И тогда на одной из стен стали заметны силуэты трех-четырех человек. Это Мирзо Акрам и его чиновники разглядывали повстанцев в бинокль.
Со стороны Сурхакона появились четыре всадника без оружия. Можно было разглядеть белую чалму одного из Зоркий глаз охотника Назира узнал владельца этой чалмы.
— Хаджи Якуб, богослов, преподаватель медресе! — сказал Назир.
«Почтенный хаджи Якуб всегда появляется там, где нужны совет или наставления! — подумал Восэ.— Не надумал ли бек кончить дело миром? 'Может быть, не хочет воевать, хочет уступить повстанцам, удовлетворить наши требования?»
Но это было не так. И задача у Якуба была другая. Гиссарские солдаты еще не прибыли в Бальджуан, правитель ожидал их часа через два. Еще не были готовы к бою и локайцы, которых бек уговорил принять участие в подавлении мятежа,— они только что собрались на верхней речной террасе, в селе Туркон, считающемся частью города Бальджуана... Приближающиеся к Восэ четыре всадника во главе с Якубом, явно посланные для переговоров, должны были по поручению бека тянуть время. Наученный Остонакулом, Мирзо Акрам намеревался собрать побольше сил, окружить все ущелье, сразу напасть на повстанцев и уничтожить их.
Люди Восэ молча, с любопытством встретили представителей бека. Те, перейдя реку, остановились неподалеку от повстанцев. С хаджи Якубом прибыли пожилой приближенный бека и два почтенных старика, жители города, известные местному населению.
— Восэ! — громко обратился хаджи Якуб к вождю
повстанцев.— Властительный правитель спрашивает: зачем вы пришли?
Восэ неторопливо поднялся с камня и, заложив обе ладони за пояс, сказал:
— Конечно, не для прогулки.
Какая у вас цель?
—^ Наша цель...— начал Восэ, немного подумал и обратился к народу: — Кто ответит?
Это его обращение было неожиданным как для представителей Мирзо Акрама, так и для всех здесь собравшихся. Воцарилось молчание.
Встал Назир.
Я отвечу! — сказал он и, повернувшись к прибывшим, насмешливо проговорил: — Разве бек все еще сидит в крепости? Ведь подданные давно уже свергли его с поста. Вы, достопочтенный, идите и скажите ему: пусть убирается вон отсюда. И поскбрей!
Дерзкий, открыто мятежный ответ Назира сразу же определил тон дальнейших переговоров. Смепыщвый Сайд Али высоким тоненьким голоском сказал Назиру:
— Ты, Назир, спрашиваешь: «Разве бёк все еще сидит в крепости?» А ты того не знаешь, что, когда мы уволили правителя с его поста, эмир тоже уволил его, тогда Мирзо Акрам решил ублаготворить эмира и преподнес ему в подарок свою дочь. Вот почему эмир пока все еще оставил его в должности!
Громкий хохот раздался в ответ на этот выпад. Правильно говорится: «Нет тайны, какая не стала бы явной»,— история с преподношением эмиру Мирзо Акрамом своей дочери давно уже повсюду передавалась из уст в уста.
Посланцы правителя еще не пришли в себя от дружно- то хохота, как вдруг некий шутник, сидя задом наперед на осле, выехал из толпы. Одетый в халат, с накрученной на голову чалмою, он подражал правителю важными жестами, а другой шутник, представляя его слугу, заостренной палкой подгонял осла, приговаривая: «Г-ха, г-ха!» «Правитель» кричал на него, повторяя: «Эй, ясаул, вот уже, две недели еду и никак не доеду до Бухары!» А «ясаул» в ответ: «Да как же вы до Бухары доедете, великопочтенней- ший, осел-то ваш повернулся мордою к Бадахшану, туда едет!» «Правитель» с руганью закричал: «Эй, дурак, у осла лицо к Бадахшану, да у меня-то к Бухаре! Кто выехал в путешествие: я или осел?»
И снова хохот, шум, гам...
Повстанцы забыли про усталость от долгого пути, и про опасность, угрожавшую им. Казалось, развернув во вою ширь знамя восстания, народ тем самым сразу и окончательно прервал все нити покорности и подчинения своим правителям, отдался на волю судьбы. Люди считали себя свободными от каких бы то ни было обязанностей. Надо полагать, власть им стала казаться бессильной, так впечатлили удачи последних дней: и позорное бегство бека во время смуты в Ховалинге, и гибель диванбеги Яхши-бека, и разгром тысяцкого Саидкула возле Мазар-и-Дода-рака.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49