Он подобен седлу, накинутому на Вахш, чтобы его обуздать. Знаменитый на всю округу, он назывался Нурекским или, как мы уже сообщали раньше, Пулисангинским мостом. Он — единственная ниточка переправы, связывающая Гиссарское бекство с горными бекствами Бальджуана и Куляба. Всадник, въехавший на этот мост, ощущает, как дрожат скалистые берега от напора безумствующей глубоко внизу воды, рычащей, стремящейся вырваться из каменной западни, пенящейся и столь пугающей своим бешенством
человека, что не каждый решается глянуть с мостика вниз...
Перебравшись на правый берег, маленький отряд Восэ быстро достиг Нурека. Отсюда Восэ отправил Ризо с две праздниками вперед к Чор-Магзаку — проверить расставленные на вершинах гор наблюдательные посты, а сам остановился на отдых в подгорных садах Нурека.
Спустя час гонец, посланный Ризо с одного из постов, прискакал к Восэ с сообщением, что между Нуреком и Чор-Магзаком появился отряд конных солдат.
— Сколько их? — спросил Восэ.
— Двадцать пять — тридцать!
— Они вас заметили?
— Нет, не видали. Мы стояли на склоне, а Ризо — на вершине горы, он их увидел издали.
Лошадь гонца устала. Дав ему другую, Восэ приказал:
— Скачи к Ризо, скажи ему: пусть притаится за перевалом, пропустит солдат, даст им пройти перевал. А когда мы с этой стороны нападем на них, пусть он ударит по ним сзади.
Гонец погнал лошадь, скрылся с глаз.
Восэ расположил своих людей в двух укрытиях.
Солдаты спустились с перевала,— их было тридцать человек. Направленные Остонакулом для прикрытия и обороны Пулисаншнского моста, они спешили к Нуреку из Файзабада — высоко расположенного за перевалом городка, в котором кушбеги Гиссара любил иногда проводить лето. Как ни старался Ризо, пропуская их, остаться незамеченным, они его увидели, напали на него и, обратив в бегство, погнали к Нуреку. Здесь неожиданно для себя они наткнулись на обе засады Восэ.
В несколько минут с солдатами было кончено. Когда отряд Восэ выскочил из-за своих прикрытий, то солдаты, растерявшись, без выстрела обратились вспять и, под ударами ринувшихся на них с двух сторон конников, бежали. Преследуя обуянных паникой гиссарцев, повстанцы сбивали их с коней палками и булавами, наскакивали на вылетевших из седел...
Победа была полной и сокрушительной. Восэ захватил двенадцать лошадей, две малых пушчонки, ружья, мечи... Вот уж поистине военное счастье сопутствовало Восэ!
Быстрая и легкая победа воодушевила повстанцев. Если кто-то и сомневался до сих пор в том, что святой Хызр оказывает тайную помощь Восэ, то теперь в это поверили и жители Нурека, а потому многие из них, вооружившись крепкими палками и кинжалами, а кто л верхом, присоединились к отряду Восэ.
Две захваченные повстанцами пушечки были изготовлены как раз в Нуреке,— их здесь отлил старый, опытный мастер Барат. Вместе с пушечками захватили порох в мешочке и шесть ядер, каждое величиною с кулак. Любопытствуя, Ризо вынес пушечку на скалу, заложил в ствол ядро с порохом, поджег шнур, привязанный к длинной деревянной ручке... Внезапно ядро, пролетев шагов двести, угодив в скалистую стену, с громким треском раскололось. Вспышка пламени, дым, треск разлетающихся камней оглушили и испугали Ризо.
Переправившись обратно на левый берег, Восэ отправил всадника в Бальджуан с вестью о победе, а сам принялся разрушать мост. Топоры нурекцев в несколько минут довершили дело: бревна и доски затрещали, вместе с камнями рухнули в реку. Никакие солдаты Остонакула теперь — во всяком случае, на ближайшее время — не были страшны Восэ,— прежде чем переправиться через Вахш, им предстояло восстановить мост.
Оставив в Туткауле отряд конных и пеших повстанцев под начальством Назима и поручив ему охранять прибрежье от гиссарских солдат, которые, несомненно, появятся на другом берегу, Восэ собрался обратно в Бальджуан...
...В Бальджуане дела шли неладно: окрестное население, напуганное слухами о приближении войск Остонакула, не присоединилось к повстанцам. Мало того: часть повстанцев, под предлогом необходимости заняться покосом и жатвой, оставила Бальджуан, разбрелась по долинам и селам. Назиру-богатырю удалось удержать лишь триста с небольшим человек. О положении в Кангурте никто толком не знал. Перед отъездом на Вахш Восэ отправил тайно двух своих людей в Кангурт для разведки. Они не вернулись. Назир тоже посылал человека, но и о нем ничего не было слышно. Можно было предполагать, что все эти люди были там схвачены.
Все это встревожило Восэ.
Зато порадовали его вести, услышанные им от горцев, прибывших из Куляба, Каратегина, Дарваза с тем, чтобы
присоединиться к повстанцам, захватившим Бальджуан и обратившим в бегство его правителя...
Этих людей, пополнивших войско Восэ, набралось больше пятидесяти, и все они рассказывали о волнениях и бунтах населения в их, соседствующих с Бальджуаном, бекствах. Во множестве селений крестьяне, прослышав о восстании Восэ, зашевелились, начали нападать на сборщиков налогов и других чиновников, в отдельных пунктах убили их. Повстанцы собираются в отряды, уходят в глубь горных ущелий. Однако чиновники подсылают и туда своих шпионов, которые бродят по селениям, базарам, проникают на празднества; если кто заговорит о Восэ и его восстании, то его хватают и бросают в тюрьму...
Как бы в подтверждение этих известий, с половины дня в Бальджуан стали прибывать новые группы кулябцев, муминабадцев, дарвазцев. Были с ними и конные и приехавшие верхом на ослах. Восстав в своих селениях, избив или убив амлякдаровских приспешников и чиновников, разграбив и испепелив их дома, эти люди, заполняя дороги и горные тропы, устремились сюда. Заезжие дома, чайханы и казармы в Бальджуане оказались быстро переполнены нахлынувшими в город беглецами.
Ночью караульщики привели к Восэ четверых локайцев — трех молодых и одного пожилого... Этот последний, назвавшийся Карабаем, заявил:
— Мы — из Куляба. Убежали от Тугая, пришли к тебе.
Восэ узнал его. Он приходил в селение Сурх-Сакау вместе с Тугаем. Теперь он представил Восэ трех своих сыновей — они были в возрасте от двадцати пяти до тридцати лет, крепко сложенные, сильные, но весьма уставшие и голодные. После еды и недолгого отдыха Кара- бай — худой, смуглый мужчина с редкой бородкой, небольшими серыми глазами — вновь привел к Восэ своих сыновей, и все вместе они рассказали, что Тугай, нарушив обещание, направил человека в Кангурт к Мирзо Акраму спросить его: «Если я, Тугай, приду к тебе на помощь, нападу на Восэ, что ты мне дашь?» Правитель пообещал Тугаю денег, всякого добра и должность. Тугай согласился и сейчас готовится отправиться в Кангурт в распоряжение бека Мирзо Акрама.
Карабай сказал, что поступить так, как Тугай, бесчестно, и ночью, призвав своих сыновей, бежал с ними. Он добавил: «Тугай — глава воров и разбойников, а его отец
Бутабай — старейшина кулябских локайцев. Я с сыновьями работал у Бутабая, пахал на его быках, кормил его скот. Бутабай и сын его очень нас притесняли и мучили. Даже невестку мою, молодую жену сына моего Навруза, силой отобрал у него, взяв к себе четвертой женой».
— Если примешь, мы все останемся у тебя, Восэ! — закончил Карабай.— Скажешь нам: сиди! — будем сидеть. Скажешь: иди — пойдем. Поведешь воевать — будем воевать!
На встрече с Карабаем были Одина и Назир-богатырь. Одина сказал беглецам:
— Вам нельзя доверять, вы не держите слова, не можете честно дружить с людьми!
Восэ был в нерешительности: верить ли своим нежданным гостям или нет? Не подосланы ли они шпионить?
— Если ты нам не веришь,— спросил у Одины Карабай,— то зачем приезжал от Восэ к Тугаю за помощью?
— Как мог я отказать Восэ, если он посылал меня? — ответил Одина.— Была бы моя воля, никогда бы не обратился к Тугаю!
Старый Карабай был явно обижен:
— Ты людей не знаешь! Не знаешь и клевещешь на них! Ты глупый, а потому всех локайцев меряешь на аршин Тугая, считаешь вероломными. Не знаю, как считает Восэ, за кого принимает нас. Но если и Восэ не верит нашим словам, то и говорить не о чем. Мы уйдем.
— А куда вы уйдете? — вступил в разговор Назир.— Если вы вернетесь в Куляб, Тугай сдерет с вас шкуру!
— Лучше лишиться шкуры, чем выслушивать клевету! — быстро ответил Навруз, старший сын Карабая.
— Хорошо! — сказал Восэ.— Оставайтесь с нами.
Глядя в землю, нервно мигая, встревоженный Восэ
думал о том, что если разбойник Тугай со своими головорезами отправится на помощь правителю, то силы Мирзо Акрама существенно увеличатся и борьба с ним окажется намного трудней.
Каково было положение в лагере правителя, все еще оставалось неизвестным. Восэ надеялся на приход хоть одного из посланных им в Кангурт, но никто из них до утра не возвратился.
На заре один из часовых прискакал в крепость и разбудил Восэ:
— Восэ! Из Кангурта идет большое войско!..
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Правитель Бальджуанского бекства Мирзо Акрам считал двадцать четвертое зуль-када тысяча триста четвертого года хиджры — день, когда он потерпел поражение в битве с Восэ на берегу Сурхоба,— самым тяжелым, самым злосчастным и роковым в своей жизни. Спасаясь бегством в Кангурт, въезжая в маленькую крепость амлякдара этого городка, он заливался горючими слезами, «Увы, судьба моя стала темной, опозорен я!» — плакался он на груди своего друга — амлякдара Кангурта.
Хаджи Якуб, судья Шахобиддин, бай Алайк-бахш плакали вместе с ним: в те времена не считалось постыдным плакать, и начальники в тяжелые для них дни лили слезы ручьями, так как этим доказывали свою покорность богу, крепость веры и чистоту души. Остальные собравшиеся в Кангурте должностные лица и богачи хоть и не лили слез, но пребывали в состоянии не менее. Ведь их семьи, усадьбы и замки, сады, все имущество остались в Бальджуане, оказались в руках «этих разбойников, голодранцев, босяков проклятых!». Вдобавок ко всем огорчениям и бедствиям, они испытывали стыд за поражение, за бегство, стыд перед людьми, перед каждым, большим и малым, перед всем народом. А еще и страх — липкий страх ответственности перед эмиром!
Все они не смели открыто взглянуть в лицо жителям Кангурта, глазевшим на них всюду по улицам, и не удивительно, что бай Алайк-бахш, делясь своим настроением с хаджи Якубом, то и дело повторял: «Положение у нас хуже собачьего, достойный!»
В крепости правитель напустился на своего караулбеги Давлята:
— Это ты виноват, ты! Где ты был, почему опоздал, не пришел на помощь додхо Раджабу и Аллаяр'у, когда они дрались с бунтовщиками? Почему это ты спокойненько отправился к Тут-и-буни-Хайдар?
Давлят, которому лекарь перевязывал раненую ногу, виновато произнес:
— Я хотел ударить по Восэ с тылу! Виноват Аллаяр, да будет милостив к нему сам бог. Опоздал он! Если бы он подошел вовремя на подмогу к Раджабу, восставшие были бы побеждены, разбежались бы, а я их всех перебил бы на пути бегства.
Ты хотел, чтоб тебе барана подали уже зажаренным в большом котле? — упрекнул Давлята правитель.— Сначала пусть другие дерутся, обратят Восэ в бегство, а ты нападешь потом?
И Мирзо Акрам, стремясь высказать свою тоску и сожаление, вызванные гибелью несчастного Раджаба, произнес немало пышных фраз по поводу «павшего за веру и за повелителя мусульман» военачальника, но не преминул и его кольнуть тем, что он задержался за мазаром, не вышел сразу на повстанцев, не преследовал их, дал возможность Восэ собраться с силами, кинуться в атаку:
— Маслодельщик! А обманул додхо, одурачил его!
Раджаб был мертв и потому не мог возразить правителю. Мирзо Акрам обвинял всех, кроме себя.
Солдаты, охранники, локайцы убитого Аллаяра разместились в чайных заведениях Кангурта. Начальники сидели до поздней ночи в гостином зале крепости. Все искали виновника поражения, упрекали один другого, обеляя себя. И все вместе дружно проклинали судьбу.
Потом стали рассуждать: что же все-таки делать?
Каждый говорил то, что приходило ему на ум. После долгих шумных споров и препирательств пришли к решению: немедленно отправить правителям Куляба и Гиссара послания, и просить у них помощи.
Письмоводитель правителя сочинил послание. Мирзо Акрам поставил под ним свою подпись, но сделал это весьма неохотно, зная, что если кушбеги Гиссара и правитель Куляба пришлют солдат, то те разграбят весь бальджуанский край и, конечно, казну бекства и потом, когда придет победа, припишут ее себе, сочтут Мирзо Акрама обязанным им. Если даже он останется на своем посту в должности правителя, то во весь свой век не рассчитается с ними. Но другого выхода он не видел: послание в оба адреса необходимо было отправить. Гонцы вскочили на отборных коней, помчались в Гиссар и Куляб.
Два дня прошли в ожидании ответов. На третий день ответ пришел из Гиссара и из Куляба: на помощь «властительному правителю для избиения вероломных мятежных изменников» и захвата Бальджуана солдаты будут присланы. Но когда именно их пошлют — осталось неизвестным: ни кушбеги Гиссара, ни правитель Куляба об этом ничего не сообщили...
В тот же самый день в Кангурт прибыл с двумястами
всадниками Тугай. Кулябский разбойник, хваля свою предстоящую «славную работу», занялся изложением своих условий правителю.
Тот не обрадовался приезду Тугая: ведь солдаты из Гиссара еще не прибыли, а Тугая с оравой его головорезов и их коней надо кормить!
Но когда в тот же день появился Кабир с письмом, прибытие Тугая оказалось очень кстати, и недовольство правителя сменилось радостью. Кабир привез известие о расстройстве в рядах мятежников в Бальджуане. Эта новость возвещала Мирзо Акраму, что он может, не дожидаясь помощи правителей Гиссара и Куляба, самостоятельно идти походом на Бальджуан.
Шпион рассказал, как он сумел выбраться из Бальджуана, и этот рассказ доставил большое удовольствие правителю и его подручным. Кабир ночыо вышел из мазара святого, прошел по возвышенности, на которой расположен «Сад правителя», обманул постовых и спустился по горным тропинкам к большой кангуртской дороге. Он гнал свою лошадь верст двадцать с лишним — три «камня» — по этой дороге. За свои старания Кабир получил от правителя новый парчовый халат и пару сапог, какие надевают чиновники в торжественных случаях.
Мирзо Акрама охватило одно желание — самостоятельно, без помощи войск Остонакула и кулябского правителя, отвоевать Бальджуан. Удачный исход операции восстановил бы его честь и превосходство.
В ожидании помощи от соседних правителей, Мирзо Акрам не сидел сложа руки. Распавшийся было отряд ему удалось собрать, солдат снабдить оружием, кроме того, пополнить их ряды более чем двумя сотнями пеших и всадников из числа сельских охранников и чиновников, кангуртских баев и их слуг.
С этими силами правитель в полночь выступил походом на Бальджуан. Ему хотелось достичь города на рассвете, когда Восэ и его люди еще будут спать,— неожиданное нападение сулило Мирзо Акраму победу.
...Постовой сообщил Восэ о появлении врага. Впервые Восэ растерялся. Он не был готов к этому бою, и времени совсем не оставалось.
И все же надо было принять бой! Восэ поспешно собрал двести всадников и примерно столько же пеших повстанцев. Не дожидаясь остальных, поручив Назиру и Одине собрать их, Восэ выступил навстречу врагу...
Обе стороны встретились в трех верстах от Бальджуана, у селения Хуроб. На открытой месте солдаты правителя дали залп, убив и ранив несколько конных и пеших повстанцев. Вслед за этим локайцы Тугая справа и всадники правителя слева, обнажив сабли, с криком и гиканьем помчались в атаку. Ряды повстанцев смешались, разъединились, многие из них. Назир и Одина все еще не появлялись. Всадники Восэ могли бы, отступив, выйти из-под удара врага, по тогда пешие были бы уничтожены. Поэтому Восэ приказал отступать пешим, а сам с конниками остался прикрывать отступающих, оказывая врагу сопротивление. Но у противника всадников было раза в три больше. Восэ понял: если даже Назир и Одина подойдут, то повстанцам все равно не устоять перед натиском врага. Он приказал Ризо поспешить к Назиру, передать: пусть быстро переправит через реку всех пеших вместе с пришельцами из Куляба и Муминабада, отведет их к ущелью Оби-Мазар.
Когда Ризо прискакал к подножию бальджуанской крепости, Назир и Одина, собравшие около полутораста всадников и более тысячи пеших, уже выходили из города. Получив приказ Восэ, Назир предоставил Одине отвести пеших к ущелью Оби-Мазар, а сам во главе всадников помчался на выручку Восэ.
С прибытием Назира на поле боя сопротивление повстанцев стало более ожесточенным, но все же сил их было гораздо меньше, чем у врага, и они вынуждены были отступить, потеряв более ста человек убитыми и ранеными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
человека, что не каждый решается глянуть с мостика вниз...
Перебравшись на правый берег, маленький отряд Восэ быстро достиг Нурека. Отсюда Восэ отправил Ризо с две праздниками вперед к Чор-Магзаку — проверить расставленные на вершинах гор наблюдательные посты, а сам остановился на отдых в подгорных садах Нурека.
Спустя час гонец, посланный Ризо с одного из постов, прискакал к Восэ с сообщением, что между Нуреком и Чор-Магзаком появился отряд конных солдат.
— Сколько их? — спросил Восэ.
— Двадцать пять — тридцать!
— Они вас заметили?
— Нет, не видали. Мы стояли на склоне, а Ризо — на вершине горы, он их увидел издали.
Лошадь гонца устала. Дав ему другую, Восэ приказал:
— Скачи к Ризо, скажи ему: пусть притаится за перевалом, пропустит солдат, даст им пройти перевал. А когда мы с этой стороны нападем на них, пусть он ударит по ним сзади.
Гонец погнал лошадь, скрылся с глаз.
Восэ расположил своих людей в двух укрытиях.
Солдаты спустились с перевала,— их было тридцать человек. Направленные Остонакулом для прикрытия и обороны Пулисаншнского моста, они спешили к Нуреку из Файзабада — высоко расположенного за перевалом городка, в котором кушбеги Гиссара любил иногда проводить лето. Как ни старался Ризо, пропуская их, остаться незамеченным, они его увидели, напали на него и, обратив в бегство, погнали к Нуреку. Здесь неожиданно для себя они наткнулись на обе засады Восэ.
В несколько минут с солдатами было кончено. Когда отряд Восэ выскочил из-за своих прикрытий, то солдаты, растерявшись, без выстрела обратились вспять и, под ударами ринувшихся на них с двух сторон конников, бежали. Преследуя обуянных паникой гиссарцев, повстанцы сбивали их с коней палками и булавами, наскакивали на вылетевших из седел...
Победа была полной и сокрушительной. Восэ захватил двенадцать лошадей, две малых пушчонки, ружья, мечи... Вот уж поистине военное счастье сопутствовало Восэ!
Быстрая и легкая победа воодушевила повстанцев. Если кто-то и сомневался до сих пор в том, что святой Хызр оказывает тайную помощь Восэ, то теперь в это поверили и жители Нурека, а потому многие из них, вооружившись крепкими палками и кинжалами, а кто л верхом, присоединились к отряду Восэ.
Две захваченные повстанцами пушечки были изготовлены как раз в Нуреке,— их здесь отлил старый, опытный мастер Барат. Вместе с пушечками захватили порох в мешочке и шесть ядер, каждое величиною с кулак. Любопытствуя, Ризо вынес пушечку на скалу, заложил в ствол ядро с порохом, поджег шнур, привязанный к длинной деревянной ручке... Внезапно ядро, пролетев шагов двести, угодив в скалистую стену, с громким треском раскололось. Вспышка пламени, дым, треск разлетающихся камней оглушили и испугали Ризо.
Переправившись обратно на левый берег, Восэ отправил всадника в Бальджуан с вестью о победе, а сам принялся разрушать мост. Топоры нурекцев в несколько минут довершили дело: бревна и доски затрещали, вместе с камнями рухнули в реку. Никакие солдаты Остонакула теперь — во всяком случае, на ближайшее время — не были страшны Восэ,— прежде чем переправиться через Вахш, им предстояло восстановить мост.
Оставив в Туткауле отряд конных и пеших повстанцев под начальством Назима и поручив ему охранять прибрежье от гиссарских солдат, которые, несомненно, появятся на другом берегу, Восэ собрался обратно в Бальджуан...
...В Бальджуане дела шли неладно: окрестное население, напуганное слухами о приближении войск Остонакула, не присоединилось к повстанцам. Мало того: часть повстанцев, под предлогом необходимости заняться покосом и жатвой, оставила Бальджуан, разбрелась по долинам и селам. Назиру-богатырю удалось удержать лишь триста с небольшим человек. О положении в Кангурте никто толком не знал. Перед отъездом на Вахш Восэ отправил тайно двух своих людей в Кангурт для разведки. Они не вернулись. Назир тоже посылал человека, но и о нем ничего не было слышно. Можно было предполагать, что все эти люди были там схвачены.
Все это встревожило Восэ.
Зато порадовали его вести, услышанные им от горцев, прибывших из Куляба, Каратегина, Дарваза с тем, чтобы
присоединиться к повстанцам, захватившим Бальджуан и обратившим в бегство его правителя...
Этих людей, пополнивших войско Восэ, набралось больше пятидесяти, и все они рассказывали о волнениях и бунтах населения в их, соседствующих с Бальджуаном, бекствах. Во множестве селений крестьяне, прослышав о восстании Восэ, зашевелились, начали нападать на сборщиков налогов и других чиновников, в отдельных пунктах убили их. Повстанцы собираются в отряды, уходят в глубь горных ущелий. Однако чиновники подсылают и туда своих шпионов, которые бродят по селениям, базарам, проникают на празднества; если кто заговорит о Восэ и его восстании, то его хватают и бросают в тюрьму...
Как бы в подтверждение этих известий, с половины дня в Бальджуан стали прибывать новые группы кулябцев, муминабадцев, дарвазцев. Были с ними и конные и приехавшие верхом на ослах. Восстав в своих селениях, избив или убив амлякдаровских приспешников и чиновников, разграбив и испепелив их дома, эти люди, заполняя дороги и горные тропы, устремились сюда. Заезжие дома, чайханы и казармы в Бальджуане оказались быстро переполнены нахлынувшими в город беглецами.
Ночью караульщики привели к Восэ четверых локайцев — трех молодых и одного пожилого... Этот последний, назвавшийся Карабаем, заявил:
— Мы — из Куляба. Убежали от Тугая, пришли к тебе.
Восэ узнал его. Он приходил в селение Сурх-Сакау вместе с Тугаем. Теперь он представил Восэ трех своих сыновей — они были в возрасте от двадцати пяти до тридцати лет, крепко сложенные, сильные, но весьма уставшие и голодные. После еды и недолгого отдыха Кара- бай — худой, смуглый мужчина с редкой бородкой, небольшими серыми глазами — вновь привел к Восэ своих сыновей, и все вместе они рассказали, что Тугай, нарушив обещание, направил человека в Кангурт к Мирзо Акраму спросить его: «Если я, Тугай, приду к тебе на помощь, нападу на Восэ, что ты мне дашь?» Правитель пообещал Тугаю денег, всякого добра и должность. Тугай согласился и сейчас готовится отправиться в Кангурт в распоряжение бека Мирзо Акрама.
Карабай сказал, что поступить так, как Тугай, бесчестно, и ночью, призвав своих сыновей, бежал с ними. Он добавил: «Тугай — глава воров и разбойников, а его отец
Бутабай — старейшина кулябских локайцев. Я с сыновьями работал у Бутабая, пахал на его быках, кормил его скот. Бутабай и сын его очень нас притесняли и мучили. Даже невестку мою, молодую жену сына моего Навруза, силой отобрал у него, взяв к себе четвертой женой».
— Если примешь, мы все останемся у тебя, Восэ! — закончил Карабай.— Скажешь нам: сиди! — будем сидеть. Скажешь: иди — пойдем. Поведешь воевать — будем воевать!
На встрече с Карабаем были Одина и Назир-богатырь. Одина сказал беглецам:
— Вам нельзя доверять, вы не держите слова, не можете честно дружить с людьми!
Восэ был в нерешительности: верить ли своим нежданным гостям или нет? Не подосланы ли они шпионить?
— Если ты нам не веришь,— спросил у Одины Карабай,— то зачем приезжал от Восэ к Тугаю за помощью?
— Как мог я отказать Восэ, если он посылал меня? — ответил Одина.— Была бы моя воля, никогда бы не обратился к Тугаю!
Старый Карабай был явно обижен:
— Ты людей не знаешь! Не знаешь и клевещешь на них! Ты глупый, а потому всех локайцев меряешь на аршин Тугая, считаешь вероломными. Не знаю, как считает Восэ, за кого принимает нас. Но если и Восэ не верит нашим словам, то и говорить не о чем. Мы уйдем.
— А куда вы уйдете? — вступил в разговор Назир.— Если вы вернетесь в Куляб, Тугай сдерет с вас шкуру!
— Лучше лишиться шкуры, чем выслушивать клевету! — быстро ответил Навруз, старший сын Карабая.
— Хорошо! — сказал Восэ.— Оставайтесь с нами.
Глядя в землю, нервно мигая, встревоженный Восэ
думал о том, что если разбойник Тугай со своими головорезами отправится на помощь правителю, то силы Мирзо Акрама существенно увеличатся и борьба с ним окажется намного трудней.
Каково было положение в лагере правителя, все еще оставалось неизвестным. Восэ надеялся на приход хоть одного из посланных им в Кангурт, но никто из них до утра не возвратился.
На заре один из часовых прискакал в крепость и разбудил Восэ:
— Восэ! Из Кангурта идет большое войско!..
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Правитель Бальджуанского бекства Мирзо Акрам считал двадцать четвертое зуль-када тысяча триста четвертого года хиджры — день, когда он потерпел поражение в битве с Восэ на берегу Сурхоба,— самым тяжелым, самым злосчастным и роковым в своей жизни. Спасаясь бегством в Кангурт, въезжая в маленькую крепость амлякдара этого городка, он заливался горючими слезами, «Увы, судьба моя стала темной, опозорен я!» — плакался он на груди своего друга — амлякдара Кангурта.
Хаджи Якуб, судья Шахобиддин, бай Алайк-бахш плакали вместе с ним: в те времена не считалось постыдным плакать, и начальники в тяжелые для них дни лили слезы ручьями, так как этим доказывали свою покорность богу, крепость веры и чистоту души. Остальные собравшиеся в Кангурте должностные лица и богачи хоть и не лили слез, но пребывали в состоянии не менее. Ведь их семьи, усадьбы и замки, сады, все имущество остались в Бальджуане, оказались в руках «этих разбойников, голодранцев, босяков проклятых!». Вдобавок ко всем огорчениям и бедствиям, они испытывали стыд за поражение, за бегство, стыд перед людьми, перед каждым, большим и малым, перед всем народом. А еще и страх — липкий страх ответственности перед эмиром!
Все они не смели открыто взглянуть в лицо жителям Кангурта, глазевшим на них всюду по улицам, и не удивительно, что бай Алайк-бахш, делясь своим настроением с хаджи Якубом, то и дело повторял: «Положение у нас хуже собачьего, достойный!»
В крепости правитель напустился на своего караулбеги Давлята:
— Это ты виноват, ты! Где ты был, почему опоздал, не пришел на помощь додхо Раджабу и Аллаяр'у, когда они дрались с бунтовщиками? Почему это ты спокойненько отправился к Тут-и-буни-Хайдар?
Давлят, которому лекарь перевязывал раненую ногу, виновато произнес:
— Я хотел ударить по Восэ с тылу! Виноват Аллаяр, да будет милостив к нему сам бог. Опоздал он! Если бы он подошел вовремя на подмогу к Раджабу, восставшие были бы побеждены, разбежались бы, а я их всех перебил бы на пути бегства.
Ты хотел, чтоб тебе барана подали уже зажаренным в большом котле? — упрекнул Давлята правитель.— Сначала пусть другие дерутся, обратят Восэ в бегство, а ты нападешь потом?
И Мирзо Акрам, стремясь высказать свою тоску и сожаление, вызванные гибелью несчастного Раджаба, произнес немало пышных фраз по поводу «павшего за веру и за повелителя мусульман» военачальника, но не преминул и его кольнуть тем, что он задержался за мазаром, не вышел сразу на повстанцев, не преследовал их, дал возможность Восэ собраться с силами, кинуться в атаку:
— Маслодельщик! А обманул додхо, одурачил его!
Раджаб был мертв и потому не мог возразить правителю. Мирзо Акрам обвинял всех, кроме себя.
Солдаты, охранники, локайцы убитого Аллаяра разместились в чайных заведениях Кангурта. Начальники сидели до поздней ночи в гостином зале крепости. Все искали виновника поражения, упрекали один другого, обеляя себя. И все вместе дружно проклинали судьбу.
Потом стали рассуждать: что же все-таки делать?
Каждый говорил то, что приходило ему на ум. После долгих шумных споров и препирательств пришли к решению: немедленно отправить правителям Куляба и Гиссара послания, и просить у них помощи.
Письмоводитель правителя сочинил послание. Мирзо Акрам поставил под ним свою подпись, но сделал это весьма неохотно, зная, что если кушбеги Гиссара и правитель Куляба пришлют солдат, то те разграбят весь бальджуанский край и, конечно, казну бекства и потом, когда придет победа, припишут ее себе, сочтут Мирзо Акрама обязанным им. Если даже он останется на своем посту в должности правителя, то во весь свой век не рассчитается с ними. Но другого выхода он не видел: послание в оба адреса необходимо было отправить. Гонцы вскочили на отборных коней, помчались в Гиссар и Куляб.
Два дня прошли в ожидании ответов. На третий день ответ пришел из Гиссара и из Куляба: на помощь «властительному правителю для избиения вероломных мятежных изменников» и захвата Бальджуана солдаты будут присланы. Но когда именно их пошлют — осталось неизвестным: ни кушбеги Гиссара, ни правитель Куляба об этом ничего не сообщили...
В тот же самый день в Кангурт прибыл с двумястами
всадниками Тугай. Кулябский разбойник, хваля свою предстоящую «славную работу», занялся изложением своих условий правителю.
Тот не обрадовался приезду Тугая: ведь солдаты из Гиссара еще не прибыли, а Тугая с оравой его головорезов и их коней надо кормить!
Но когда в тот же день появился Кабир с письмом, прибытие Тугая оказалось очень кстати, и недовольство правителя сменилось радостью. Кабир привез известие о расстройстве в рядах мятежников в Бальджуане. Эта новость возвещала Мирзо Акраму, что он может, не дожидаясь помощи правителей Гиссара и Куляба, самостоятельно идти походом на Бальджуан.
Шпион рассказал, как он сумел выбраться из Бальджуана, и этот рассказ доставил большое удовольствие правителю и его подручным. Кабир ночыо вышел из мазара святого, прошел по возвышенности, на которой расположен «Сад правителя», обманул постовых и спустился по горным тропинкам к большой кангуртской дороге. Он гнал свою лошадь верст двадцать с лишним — три «камня» — по этой дороге. За свои старания Кабир получил от правителя новый парчовый халат и пару сапог, какие надевают чиновники в торжественных случаях.
Мирзо Акрама охватило одно желание — самостоятельно, без помощи войск Остонакула и кулябского правителя, отвоевать Бальджуан. Удачный исход операции восстановил бы его честь и превосходство.
В ожидании помощи от соседних правителей, Мирзо Акрам не сидел сложа руки. Распавшийся было отряд ему удалось собрать, солдат снабдить оружием, кроме того, пополнить их ряды более чем двумя сотнями пеших и всадников из числа сельских охранников и чиновников, кангуртских баев и их слуг.
С этими силами правитель в полночь выступил походом на Бальджуан. Ему хотелось достичь города на рассвете, когда Восэ и его люди еще будут спать,— неожиданное нападение сулило Мирзо Акраму победу.
...Постовой сообщил Восэ о появлении врага. Впервые Восэ растерялся. Он не был готов к этому бою, и времени совсем не оставалось.
И все же надо было принять бой! Восэ поспешно собрал двести всадников и примерно столько же пеших повстанцев. Не дожидаясь остальных, поручив Назиру и Одине собрать их, Восэ выступил навстречу врагу...
Обе стороны встретились в трех верстах от Бальджуана, у селения Хуроб. На открытой месте солдаты правителя дали залп, убив и ранив несколько конных и пеших повстанцев. Вслед за этим локайцы Тугая справа и всадники правителя слева, обнажив сабли, с криком и гиканьем помчались в атаку. Ряды повстанцев смешались, разъединились, многие из них. Назир и Одина все еще не появлялись. Всадники Восэ могли бы, отступив, выйти из-под удара врага, по тогда пешие были бы уничтожены. Поэтому Восэ приказал отступать пешим, а сам с конниками остался прикрывать отступающих, оказывая врагу сопротивление. Но у противника всадников было раза в три больше. Восэ понял: если даже Назир и Одина подойдут, то повстанцам все равно не устоять перед натиском врага. Он приказал Ризо поспешить к Назиру, передать: пусть быстро переправит через реку всех пеших вместе с пришельцами из Куляба и Муминабада, отведет их к ущелью Оби-Мазар.
Когда Ризо прискакал к подножию бальджуанской крепости, Назир и Одина, собравшие около полутораста всадников и более тысячи пеших, уже выходили из города. Получив приказ Восэ, Назир предоставил Одине отвести пеших к ущелью Оби-Мазар, а сам во главе всадников помчался на выручку Восэ.
С прибытием Назира на поле боя сопротивление повстанцев стало более ожесточенным, но все же сил их было гораздо меньше, чем у врага, и они вынуждены были отступить, потеряв более ста человек убитыми и ранеными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49