О мешках вы написали истинную правду. Мыши действительно здорово распотрошили мешкотару. За это преступление коты уже понесли заслуженное наказание. Понесли и понесут. Да, понесут!
А вообще мы это позорное дело рассматриваем серьезно, по-деловому. Назначили тебя экспедитором — гори! Погорел — гаси себя персонально на ходу. Сам зажег, сам и гаси. Не погасишь — пеняй, неосмотрительный, на самого себя, нянек у нас нет. Взялся за дело — не вопя: трудновато, мол, тяжеловато. Мы пессимизма не признаём. Мы учреждение солидное. Доить себя, извините, мы никому не позволим. Или дерзай, или, будь ты неладен, не показывай свою мелкособственническую психологию! Мы не посмотрим, чго ты.., что ты свой, близкий. И не посчитаемся. Не кричи и не умоляй: «Братцы! Не выкачивайте— доливайте!» Врешь, выкачаем! Качнем так, что из тебя черти посыплются! У нас, слава богу, золотой порядок.
На базе шум, гам, столпотворение! Феде Вертуну мало было того, что он руку в государственное добро запустил,— он и ногами туда. А бухгалтер Ольга Ивановна осторожненько его за ногу — хвать!
— Извините! А дебет?
— Какой дебет?
— Разве вы забыли: дебет? Припоминаете, вы по латыни изучали: де-бет?
— Ах, дебет! Изучал, изучал. Припоминаю. Дебет... Припоминаю... Левая страничка бухгалтерского счета... В ту страничку заносятся наличные поступления... Припоминаю.
— Да, да! Верно. Так вот по этому дебету на ваш счет занесено: кирпич, краска, стекло, доски, ошейники...
— Какой кирпич? Ах да! Спрашивайте Семена Семеновича. Он всему голова.
— Семен Семенович сдает дела. Вам это известно?
— Известно. Вчера его половина говорила: едем в Ялту.
— Не знаю, куда он поедет. Зазнался человек, потворствовал хапугам. Сняли с работы.
Не отвертелся Вертун на сей раз. Латынь подвела.
ПО ДОРОГЕ НА ВОРСКЛУ
И говорить нечего: солнце, свежий воздух и вода—-наилучший отдых. Тем более кругом природа, краше которой и на свете нет. Чего там спорить! Нырнешь в Ворсклу и вынырнешь. Вынырнешь и снова... под воду. Поплаваешь вволю и на берег. На горячий песочек.
Ох и великое это человеческое наслаждение. Лежишь себе, солнышко тебя обогревает, ветерок ласкает... Чудо! А с каким аппетитом закусываешь на этом самом свежем воздухе. Ешь, пьешь и не замечаешь, куда оно уходит... Ну чего там скрывать: одну опрокинешь... Глянешь на природу — и вроде одной маловато...
И думаешь: чем я перед людьми провинился? Разве и я не мог нырнуть и благополучно вынырнуть? Или по живописному берегу на одной ноге проскакать?
Прямо скажу — подмывает меня. Пришло воскресенье, и я мчусь. Куда? На Ворсклу. Куда же еще?
Как на грех до речки Ворсклы ходят всего два автобуса. Только два. А желающих нырять и закусывать на природе хватает. Собирается целых пять автобусов. Верьте слову. Подошел автобус (один из двух). Я туда. А вот туда-то, оказывается, и не попадешь. Одним словом, остановка получилась, ни туда и ни сюда, то есть назад. Но без добрых людей не обходится, спасибо им.., втолкнули в автобус.
Дотолкали меня до сиденья. Сел. И сразу кто-то навалился на меня.
— Извините,— говорит,— это я. Неужели не узнаёте? Я же ваша соседка. Слава богу, что это вы здесь... Будь на вашем месте другой человек, не доехать бы мне до Ворсклы. Наверно, по дороге сбросили бы. Есть такие граждане. А вы человек, без стеснения скажу, порядочный. И терпеливый. Очень спокойно сидите. Другой бы протестовал, чуть ли не «караул» кричал бы. Спасите, мол, задавили! А если подумать — чего кричать? Чего нервы портить? Сиди и молчи, коли на Ворсклу едешь. Тем более, кричи не кричи — все равно автобус не остановится. Значит, будь благородным человеком — терпи.
Вот вы — благородный, терпеливый. Завидую вашей жене — такой вы спокойный.
Пока соседка высказывалась, я дважды покрылся седьмым потом. А она просит;
— Вы же, пожалуйста, не шевелитесь — потерпите. Сейчас я вам на другое плечо свою кошелку переставлю. И не крутитесь, а то пироги выпадут. Я вас пирогами угощу, только довезите меня до речки целою и невредимою.
Чувствую —мне на шею капает что-то.
— Не обращайте внимания,— ласково поясняет соседка.— Возьмите рушничок. Вытирайте шею. Это— компот. Наварила я, значит, компоту, налила в горшочек, а когда меня в автобус вносили, какой-то дядя рот разинул, не замечает, что у меня в кошелке горшочек, и надавил на него. Это непременно из горшочка компот капает. А может, и ситро. И ничего удивительного — потечет, если оттуда и отсюда нажимают. Я вам до того благодарна, такое вам спасибо, что на вас капает, а вы молчите... Только благодаря вашей чуткости я доберусь до Ворсклы и в прохладной воде искупаюсь...
На предпоследней остановке я вздохнул свободнеез соседка переставила свои узелки и кошелку кому-то на ноги. Тот завопил:
— Гражданка! Вы на мою ногу свою кошелку поставили.
— Извиняйте, дедушка, неправду вы говорите. Кошелка стоит на моей ноге.
— А ну потрогайте. Чья нога? Моя или ваша?
— А какая же это ваша? Неужели же я своей ноги не узнаю? Я со своей ногой пятьдесят три года не расстаюсь.
Женщина рядом возмутилась:
— Что же это на свете делается? Не могут разобраться, где чья нога!
Но тут послышалось:
— Ворскла.
Я бросился к киоску: выпить холодной воды. Хоть полстакана. Мне ответили убедительно и резонно:
— Идите на речку. Ныряйте! На дне такая холодная вода, даже лед не потребуется.
МОСТИКИ И ДОРОЖЕНЬКИ
Хорошая, прекрасная дорога — большак! Едешь— одна красота! Никто тебя ни возом, ни автомашиной не зацепит. Ровная-ровная дорога, как струна.
— Э,— скажете БЫ,— то ж большак! Шлях — куда ваше дело! Вы попробуйте под вербочками, вот по той крутой дороге, проехать. Вот это штука! Ты влево — ямки! Ты вправо — пни! Ну хоть на аэроплане лети!
— Дядя Ефим, так можно же те ямки лопаткой заровнять... Да одним заходом и пенечки посбивать!
— Такое скажете... Чтобы это я да бежал с лопатой? Нашли меньшого — Ефима! И зачем бы это я туда бежал! Если мне и придется раз в год за снопами по той дороге поехать, так из-за этого первым и беги? Пусть кум Свирид бежит первым — он в тех канавах на троицу ночевал...
Поговорили вот так с дядей Ефимом, запрягли коровок — серую и палевую — и поехали той дорожкой за снопами. Приехали, наложили пару копен, набросили веревку на рога, сами забрались на воз, трубку в зубы — и:
Съезжает дядя Ефим с горы, съезжает по неровной и размытой дороге. С воза не слазит, а, посасывая трубку, посматривает по сторонам да все:
— Цоб, цоб!.. А ну, опрокинется или не опрокинется? Куда же вы это поворачиваете? Цобе! Все-таки опрокинется... Да цабе! Цабе!.. Ей-богу же, опрокинется.
И — опрокинулся.
— А чтоб тебе!.. Все же моя правда — опрокинулся-таки... Вот вам и кум! Тяжело ему выбежать с лопатой и заровнять.
Посетовав на кума, дядя Ефим слезает с воза. Хотя,
правда, не слез... а сполз-Схватил в сердцах веревку и повел коровок дальше,
А дальше — сухой пенек. Ведет мимо пня — из
1 Цабе — направо, вправо.
2 Ц о б — налево, влево.
— Цоб!.. Цабе!.. А ну, зацепится или не зацепится? Цоб, цоб!.. Ей-богу, зацепится! Вот чтобы мне до дому не доехать — зацепится!
Вдруг ось — хрясь! Зацепилась...
— Чтобы тебе добра не было! Чтобы тебе пути не было!.. Какая же это чертяка вот тут пенек поставила? А чтоб ему! Какая ось добротная была, а треснула!
В самую рань, еще до рассвета, я видел, как дядя Ефим с кумом Свиридом шли. Не с пустыми руками шли, на плечах и лопаты несли.
ДОМАШНЕЕ ВОСПИТАНИЕ
Какая радость — наши дети! Веселая и звонкая ра дость. Любуются, утешаются родители: чудесная смена растет. Но нечего греха таить, порой родители дают сво им деткам не очень-то хорошее домашнее воспитание.
Начинается это обучение с маленького, игривого:
— Покажи маме фигу!..
— Учи, учи на свою голову! Иди сюда, доченька... Прыг, доченька, прыг! Не слушай' папу, маму слушай... Мама цаца, а папа бяка... Плюнь на папку... Ткни папке в глаз... Вот любимая доченька, мамина доченька... Она уже умеет папе в глаза ткнуть. И маме ткнешь? Ой-ой! Мама боится....
Игривая забава заканчивается невесело:
— Ив кого он, вот гакой чертенок, уродился? Слыха ли — сегодня чуть глаз не выколол. И кто его научил? У нас такого и в роду не водилось!..
Отец и свою характеристику дает:
— Вот видите!.. Носи его, учи его, а он, вишь, к чему приноровился — в лицо плевать! Вот и желай ему добра! Ведь он только на ноги поднялся. А что из него выйдет, когда подрастет?
С возрастом ребенка расширяется и прикладное воспитание:
— Попугай, сынок, отца! Пугай, Вася, пугай! Вот так — гр-р!..
Испугали отца. Упал отец на пол.
Переняв чудные штуковины, детки стаскивают с кровати подушки, одеяла, натягивают в хате палатку и просят отца:
— Папа, вот видишь — шалаш! Мы спрячемся в середине, а ты бегай вокруг и лай. Только громко-громко, чтобы нам страшно было...
Порой домашнее воспитание безрассудно сочетают с чаркой:
— На, сынок, опрокинь. Для примера хватани грамм двадцать.
— Вы видели, чему он детей учит? Да в своем ли ты уме? Сам пьешь, гуляешь, да еще и сына приучаешь!
— Пей, сынок, пей! Это отец дает. Глотай!
Сынок опрокидывает, морщится, чихает... Слезы из глаз катятся.
— Вот видишь, сынок, какая она противная? Вот так и я страдаю. Глотнешь — словно дегтя хватанешь, А мать думает, что я мед пью!..
Веселая наука кончается невесело:
— Ты еще молод отца учить! Какую привычку взял: «Дай, отец, на сто грамм!» Молоко на губах не обсохло, а ему сто грамм! Я тебе таких сто грамм покажу — в двери не попадешь!
— Отец! Давайте это дело замнем. Вы же сами меня учили: «Потяни, Васюня!» А Васюня, какой разговор, тянет. Отец дает!
Здесь бы можно было и точку поставить. Не будем точки ставить. Пусть родители поставят. На то они и родители!,.
ТАНЦЕВАЛЬНАЯ КАКОФОНИЯ
Какие у пас выросли музыкальные и вокальные та-» ланты! Пречудесные. А танцоры! Боже мой! Как пойдут танцевать, как топнут, как топнут, да еще с прибаутками;
В1д Полтави до Хорола Черевички попорола...
Куда ваше дело! Даже мать сыра земли усмехается.
Мастерски танцуют.
Пусть по струнам ударит диканьская троистая — не усидишь. Ей-богу, не усидишь и не устоишь. То правая, то левая нога только дрыг-дрыг... Трясет и молодого, под брасывает и старого.
А какие чудесные песни поют на нашей Советской Украине!
Запоют решетиловские вышивальщицы «Киевский вальс» или «Шахтерочку». Или, или... Или «У нас кучерявь..».
Что и говорить,— очаровательны и народные и современные советские песни. Слушаешь — и душа радуется, и сердце тает. Умеют советские композиторы очаровать душу людскую. Что умеют, то умеют.
Недавно мне довелось побывать на колхозном празднике.
Праздник обычный. Передовой доярке стукнуло двадцать лет.
Вот доярки, телятницы, свинарки и устроили товарищескую вечеринку. Наварили, напекли и это все печеное и вареное на коллективный стол снесли. Хлопцы и свою долю в сумке принесли.
Прихватили и бубен, скрипку, гармонь.
Пропели за столом «Правда, д1вчино, правда рибчи но...», а потом казачка лихо станцевали.., А за казач ком — метелицу.
Танцевали молодые, а затем пошли вприсядку и старые.
1 Троистая — оркестр, состоящий из трех музыкальных инструментов: скрипки, бубна и цимбал»
Хорошо танцевать гуртом!
К чему мы все это ведем? А ведем мы вас к танцплощадке.
Скажем, подошли и смотрим — стоит столб. На столбе— громкоговоритель. Возле столба танцы...
Танцуют под радиоло-громкоговорительную музыку... Что-то гремит, ухает, скрипит...
Говорят, это модернизированный танец — «ковбойская коза-дереза». Чтобы ты, значит, танцевал и разные фигуры ногами и рогами выделывал...
Танцплощадка небольшая, огорожена железяками. Ей-ей, напоминает загон...
Вот, значит, туда, в середину, и впускают желающих потанцевать.
Плата за вход скромненькая — тридцать копеек с носа. Шестнадцать тебе лет или пятнадцать — безразлично. Гони тридцать! Перешел ты в пятый класс или не перешел, давай тридцать — и пожалуйста, залетай.
Аудитория — молодежь. Есть совсем юные, а есть и подростки.
Заходит в эту танцевальную ограду девушка и ищет пары. Ждет, с кем бы потанцевать.
Подходит юноша — ростом бог не обидел. В стиляжной пижаме, в узеньких синеньких брючках, подходит к девчонке:
— Детка, сбацаем?
Начинают стильно «бацать». Черт его побери!
Вот выказывали чудеса — и руками, и ногами...
Изгибались и выгибались... «Джентльмен» то приседал, то ястребом взмывал вверх. У бедной девушки под самыми облаками ножки дрожали...
Глянешь и подумаешь: где же та краса людская?
А вот те... Те, что на голове длинные хвосты носят. И крутят здесь, и вертят...
Вы спрашиваете, чем крутят, чем вертят?..
Да тем же самым, о чем и вы подумали.
Постоял я минут двадцать, каюсь. Всю ночь черти снились.
Снилась какофония...
А какая же у нас чудесная музыка! Какие прекрасные народные танцы! А где они? Нет их на танцплощадках!
БЫ ТАК ПРЯТАЛ, КАК Я ПРЯТАЛ...»
В каждом населенном пункте есть почта, а на каждой почте есть сберкасса.
Факт
Так вот, едем мы в хорошем автобусе и по хорошей дороге. Асфальтированной, по той, что через Диканьку проходит. Едем — радуемся. Радуемся потому, что бога теем. Беседуем.
— Все у нас есть,— говорит симпатичный сосед.—• Зайдите в любую хату — одно удовольствие. И радио, и электрика. И всякие шкафы, шифоньеры... И диваны, и стулья, и столы... Не стесняются люди, есть что и на стол поставить. Белый хлеб на стол подают. Конечно, есть что и к хлебу подать. И уж извините, не без того, как говорят: «Эх! Да оно бы и не мешало!..»
В дороге как в дороге. Всякие разговоры бывают — кто и что приобрел, кто и что продавал и куда деньги спрятал.
Одна тетенька советовала:
— Лучше всего деньги прятать за пазухой. Никакому бесу и в голову не придет, что именно там открылся филиал сберкассы...
Другая тетенька тайничок устроила в самом надежном месте.
— Прячьте,— говорит,— ниже ложечки. Ни один черт туда не залезет.
— Залазят, кума! Ей-богу, босяк и там нащупает. Вот послушайте меня, старуху. Послушайте да и подумайте. Откормили мы подсвинка. Хорошего поросенка вырастили! Повезли в Гадяч и продали. Сегодня пошел четвертый месяц, как продали. Мой Ефим и говорит: «Явдоха, отнеси деньги на почту и положи в сберкассу!» — «Отстань, говорю, не болтай черт знает что! Вот где у меня касса!» Взяла, завернула деньги в тряпочку, закрутила узелком и веревочкой привязала ниже ложечки. Затянулась, извините, даже дышать тяжело стало. На зеленой неделе собрались мы да и поехали с дочкой снова-таки в Гадяч, на базар. Модельные туфли покупать. И что я, дурочка, хотя бы половину денег не сдала в сберкассу? Как будто в то время на меня что то нашло. Не сдала—• вот и все. Так с полным узелком и поехала. Хожу по базару— да лап! Хожу — да хвать!—ощупываю, на месте ли деньги. А какой-то жулик и заметил. Кружит возле меня и кружит. «Чтоб ты, думаю, кругом света закружился». Ходил он, ходил, да как рванет за веревочку — пропал поросенок! Из души выхватил... Рванул, сатанюка, думала, что и пуп оторвет...
— Ох, голубонька, правда ваша! Правда, нащупают, окаянные. Нащупают и найдут! Старший сын из Донбасса раз и второй присылал мне деньги, да продала я то то, то се. Меньшенький, Петька, и просит: «Мама, займи— отдам!» — «Зачем тебе, сын, деньги? — «Куплю, говорит, вот то, что чихает...» — «Вот то, спрашиваю, что бегает и рычит?.. Не дам, говорю. Будешь мне во дворе кур пугать!» Не дала и не дала. Узлом завязала, в валенок запихнула и спрятала на печке под дерюгой. Кто же, думаю, будет летом валенки надевать? А он, нет на него погибели, взял и залез в валенок,— залез не ногой, а рукой! Спрятала баба в валенок на свою голову!..
— Слушайте-ка, вчера на рассвете моя сваха появилась на пороге да на весь двор как закричит: «Люди добрые! Спасайте! Телка из кувшина выпрыгнула!»
— Тю!.. Из кувшина?
— Хоть тюкайте, хоть удивляйтесь, а я вам сущую правду говорю. Продала сваха телку. Хорошая телка была, в теле. Свахе бы те деньги и отнести в сберкассу. Так нет — положила в кувшин. Запихала и поставила в погребок, между сметаной и молоком. А он, видать, распроклятый, вынюхивал сметану, а нанюхал телку.., За хвост — да наутек.
Симпатичный сосед отозвался:
— А я, чтобы никаких сомнений не было, чуть только копейка завелась — туда ее, в сберкассу. Чтобы не случилось, как с тем: «Ты бы так прятал, как я прятал,.,»
Так мы и говорим:
— Храните деньги в сберкассе. Удобно, надежно, выгодно!
Петру Иосифовичу Колеснику ~~ с почтением.
Полтавскую галушку так просто не проглотишь. Ели мы галушки — как бы вам сказать — молитвенно.
Что это была за церемония такая, спрашиваете?
А вот какая: наварит, бывало, нам, мама галушек в казане, садимся мы вокруг стола и жмем. Жали так — острую палочку загоняли в галушку, а ложкой хлебали юшку.
Казан облепляло подходящее звено — четырнадцать ртов.
Парадом командовал отец. Он брал в руки самодельную деревянную ложку и этим хлестким инструментом очень проворных к галушкам приводил в сознание, про-филактично по очереди щелкая и хлопая по голове.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
А вообще мы это позорное дело рассматриваем серьезно, по-деловому. Назначили тебя экспедитором — гори! Погорел — гаси себя персонально на ходу. Сам зажег, сам и гаси. Не погасишь — пеняй, неосмотрительный, на самого себя, нянек у нас нет. Взялся за дело — не вопя: трудновато, мол, тяжеловато. Мы пессимизма не признаём. Мы учреждение солидное. Доить себя, извините, мы никому не позволим. Или дерзай, или, будь ты неладен, не показывай свою мелкособственническую психологию! Мы не посмотрим, чго ты.., что ты свой, близкий. И не посчитаемся. Не кричи и не умоляй: «Братцы! Не выкачивайте— доливайте!» Врешь, выкачаем! Качнем так, что из тебя черти посыплются! У нас, слава богу, золотой порядок.
На базе шум, гам, столпотворение! Феде Вертуну мало было того, что он руку в государственное добро запустил,— он и ногами туда. А бухгалтер Ольга Ивановна осторожненько его за ногу — хвать!
— Извините! А дебет?
— Какой дебет?
— Разве вы забыли: дебет? Припоминаете, вы по латыни изучали: де-бет?
— Ах, дебет! Изучал, изучал. Припоминаю. Дебет... Припоминаю... Левая страничка бухгалтерского счета... В ту страничку заносятся наличные поступления... Припоминаю.
— Да, да! Верно. Так вот по этому дебету на ваш счет занесено: кирпич, краска, стекло, доски, ошейники...
— Какой кирпич? Ах да! Спрашивайте Семена Семеновича. Он всему голова.
— Семен Семенович сдает дела. Вам это известно?
— Известно. Вчера его половина говорила: едем в Ялту.
— Не знаю, куда он поедет. Зазнался человек, потворствовал хапугам. Сняли с работы.
Не отвертелся Вертун на сей раз. Латынь подвела.
ПО ДОРОГЕ НА ВОРСКЛУ
И говорить нечего: солнце, свежий воздух и вода—-наилучший отдых. Тем более кругом природа, краше которой и на свете нет. Чего там спорить! Нырнешь в Ворсклу и вынырнешь. Вынырнешь и снова... под воду. Поплаваешь вволю и на берег. На горячий песочек.
Ох и великое это человеческое наслаждение. Лежишь себе, солнышко тебя обогревает, ветерок ласкает... Чудо! А с каким аппетитом закусываешь на этом самом свежем воздухе. Ешь, пьешь и не замечаешь, куда оно уходит... Ну чего там скрывать: одну опрокинешь... Глянешь на природу — и вроде одной маловато...
И думаешь: чем я перед людьми провинился? Разве и я не мог нырнуть и благополучно вынырнуть? Или по живописному берегу на одной ноге проскакать?
Прямо скажу — подмывает меня. Пришло воскресенье, и я мчусь. Куда? На Ворсклу. Куда же еще?
Как на грех до речки Ворсклы ходят всего два автобуса. Только два. А желающих нырять и закусывать на природе хватает. Собирается целых пять автобусов. Верьте слову. Подошел автобус (один из двух). Я туда. А вот туда-то, оказывается, и не попадешь. Одним словом, остановка получилась, ни туда и ни сюда, то есть назад. Но без добрых людей не обходится, спасибо им.., втолкнули в автобус.
Дотолкали меня до сиденья. Сел. И сразу кто-то навалился на меня.
— Извините,— говорит,— это я. Неужели не узнаёте? Я же ваша соседка. Слава богу, что это вы здесь... Будь на вашем месте другой человек, не доехать бы мне до Ворсклы. Наверно, по дороге сбросили бы. Есть такие граждане. А вы человек, без стеснения скажу, порядочный. И терпеливый. Очень спокойно сидите. Другой бы протестовал, чуть ли не «караул» кричал бы. Спасите, мол, задавили! А если подумать — чего кричать? Чего нервы портить? Сиди и молчи, коли на Ворсклу едешь. Тем более, кричи не кричи — все равно автобус не остановится. Значит, будь благородным человеком — терпи.
Вот вы — благородный, терпеливый. Завидую вашей жене — такой вы спокойный.
Пока соседка высказывалась, я дважды покрылся седьмым потом. А она просит;
— Вы же, пожалуйста, не шевелитесь — потерпите. Сейчас я вам на другое плечо свою кошелку переставлю. И не крутитесь, а то пироги выпадут. Я вас пирогами угощу, только довезите меня до речки целою и невредимою.
Чувствую —мне на шею капает что-то.
— Не обращайте внимания,— ласково поясняет соседка.— Возьмите рушничок. Вытирайте шею. Это— компот. Наварила я, значит, компоту, налила в горшочек, а когда меня в автобус вносили, какой-то дядя рот разинул, не замечает, что у меня в кошелке горшочек, и надавил на него. Это непременно из горшочка компот капает. А может, и ситро. И ничего удивительного — потечет, если оттуда и отсюда нажимают. Я вам до того благодарна, такое вам спасибо, что на вас капает, а вы молчите... Только благодаря вашей чуткости я доберусь до Ворсклы и в прохладной воде искупаюсь...
На предпоследней остановке я вздохнул свободнеез соседка переставила свои узелки и кошелку кому-то на ноги. Тот завопил:
— Гражданка! Вы на мою ногу свою кошелку поставили.
— Извиняйте, дедушка, неправду вы говорите. Кошелка стоит на моей ноге.
— А ну потрогайте. Чья нога? Моя или ваша?
— А какая же это ваша? Неужели же я своей ноги не узнаю? Я со своей ногой пятьдесят три года не расстаюсь.
Женщина рядом возмутилась:
— Что же это на свете делается? Не могут разобраться, где чья нога!
Но тут послышалось:
— Ворскла.
Я бросился к киоску: выпить холодной воды. Хоть полстакана. Мне ответили убедительно и резонно:
— Идите на речку. Ныряйте! На дне такая холодная вода, даже лед не потребуется.
МОСТИКИ И ДОРОЖЕНЬКИ
Хорошая, прекрасная дорога — большак! Едешь— одна красота! Никто тебя ни возом, ни автомашиной не зацепит. Ровная-ровная дорога, как струна.
— Э,— скажете БЫ,— то ж большак! Шлях — куда ваше дело! Вы попробуйте под вербочками, вот по той крутой дороге, проехать. Вот это штука! Ты влево — ямки! Ты вправо — пни! Ну хоть на аэроплане лети!
— Дядя Ефим, так можно же те ямки лопаткой заровнять... Да одним заходом и пенечки посбивать!
— Такое скажете... Чтобы это я да бежал с лопатой? Нашли меньшого — Ефима! И зачем бы это я туда бежал! Если мне и придется раз в год за снопами по той дороге поехать, так из-за этого первым и беги? Пусть кум Свирид бежит первым — он в тех канавах на троицу ночевал...
Поговорили вот так с дядей Ефимом, запрягли коровок — серую и палевую — и поехали той дорожкой за снопами. Приехали, наложили пару копен, набросили веревку на рога, сами забрались на воз, трубку в зубы — и:
Съезжает дядя Ефим с горы, съезжает по неровной и размытой дороге. С воза не слазит, а, посасывая трубку, посматривает по сторонам да все:
— Цоб, цоб!.. А ну, опрокинется или не опрокинется? Куда же вы это поворачиваете? Цобе! Все-таки опрокинется... Да цабе! Цабе!.. Ей-богу же, опрокинется.
И — опрокинулся.
— А чтоб тебе!.. Все же моя правда — опрокинулся-таки... Вот вам и кум! Тяжело ему выбежать с лопатой и заровнять.
Посетовав на кума, дядя Ефим слезает с воза. Хотя,
правда, не слез... а сполз-Схватил в сердцах веревку и повел коровок дальше,
А дальше — сухой пенек. Ведет мимо пня — из
1 Цабе — направо, вправо.
2 Ц о б — налево, влево.
— Цоб!.. Цабе!.. А ну, зацепится или не зацепится? Цоб, цоб!.. Ей-богу, зацепится! Вот чтобы мне до дому не доехать — зацепится!
Вдруг ось — хрясь! Зацепилась...
— Чтобы тебе добра не было! Чтобы тебе пути не было!.. Какая же это чертяка вот тут пенек поставила? А чтоб ему! Какая ось добротная была, а треснула!
В самую рань, еще до рассвета, я видел, как дядя Ефим с кумом Свиридом шли. Не с пустыми руками шли, на плечах и лопаты несли.
ДОМАШНЕЕ ВОСПИТАНИЕ
Какая радость — наши дети! Веселая и звонкая ра дость. Любуются, утешаются родители: чудесная смена растет. Но нечего греха таить, порой родители дают сво им деткам не очень-то хорошее домашнее воспитание.
Начинается это обучение с маленького, игривого:
— Покажи маме фигу!..
— Учи, учи на свою голову! Иди сюда, доченька... Прыг, доченька, прыг! Не слушай' папу, маму слушай... Мама цаца, а папа бяка... Плюнь на папку... Ткни папке в глаз... Вот любимая доченька, мамина доченька... Она уже умеет папе в глаза ткнуть. И маме ткнешь? Ой-ой! Мама боится....
Игривая забава заканчивается невесело:
— Ив кого он, вот гакой чертенок, уродился? Слыха ли — сегодня чуть глаз не выколол. И кто его научил? У нас такого и в роду не водилось!..
Отец и свою характеристику дает:
— Вот видите!.. Носи его, учи его, а он, вишь, к чему приноровился — в лицо плевать! Вот и желай ему добра! Ведь он только на ноги поднялся. А что из него выйдет, когда подрастет?
С возрастом ребенка расширяется и прикладное воспитание:
— Попугай, сынок, отца! Пугай, Вася, пугай! Вот так — гр-р!..
Испугали отца. Упал отец на пол.
Переняв чудные штуковины, детки стаскивают с кровати подушки, одеяла, натягивают в хате палатку и просят отца:
— Папа, вот видишь — шалаш! Мы спрячемся в середине, а ты бегай вокруг и лай. Только громко-громко, чтобы нам страшно было...
Порой домашнее воспитание безрассудно сочетают с чаркой:
— На, сынок, опрокинь. Для примера хватани грамм двадцать.
— Вы видели, чему он детей учит? Да в своем ли ты уме? Сам пьешь, гуляешь, да еще и сына приучаешь!
— Пей, сынок, пей! Это отец дает. Глотай!
Сынок опрокидывает, морщится, чихает... Слезы из глаз катятся.
— Вот видишь, сынок, какая она противная? Вот так и я страдаю. Глотнешь — словно дегтя хватанешь, А мать думает, что я мед пью!..
Веселая наука кончается невесело:
— Ты еще молод отца учить! Какую привычку взял: «Дай, отец, на сто грамм!» Молоко на губах не обсохло, а ему сто грамм! Я тебе таких сто грамм покажу — в двери не попадешь!
— Отец! Давайте это дело замнем. Вы же сами меня учили: «Потяни, Васюня!» А Васюня, какой разговор, тянет. Отец дает!
Здесь бы можно было и точку поставить. Не будем точки ставить. Пусть родители поставят. На то они и родители!,.
ТАНЦЕВАЛЬНАЯ КАКОФОНИЯ
Какие у пас выросли музыкальные и вокальные та-» ланты! Пречудесные. А танцоры! Боже мой! Как пойдут танцевать, как топнут, как топнут, да еще с прибаутками;
В1д Полтави до Хорола Черевички попорола...
Куда ваше дело! Даже мать сыра земли усмехается.
Мастерски танцуют.
Пусть по струнам ударит диканьская троистая — не усидишь. Ей-богу, не усидишь и не устоишь. То правая, то левая нога только дрыг-дрыг... Трясет и молодого, под брасывает и старого.
А какие чудесные песни поют на нашей Советской Украине!
Запоют решетиловские вышивальщицы «Киевский вальс» или «Шахтерочку». Или, или... Или «У нас кучерявь..».
Что и говорить,— очаровательны и народные и современные советские песни. Слушаешь — и душа радуется, и сердце тает. Умеют советские композиторы очаровать душу людскую. Что умеют, то умеют.
Недавно мне довелось побывать на колхозном празднике.
Праздник обычный. Передовой доярке стукнуло двадцать лет.
Вот доярки, телятницы, свинарки и устроили товарищескую вечеринку. Наварили, напекли и это все печеное и вареное на коллективный стол снесли. Хлопцы и свою долю в сумке принесли.
Прихватили и бубен, скрипку, гармонь.
Пропели за столом «Правда, д1вчино, правда рибчи но...», а потом казачка лихо станцевали.., А за казач ком — метелицу.
Танцевали молодые, а затем пошли вприсядку и старые.
1 Троистая — оркестр, состоящий из трех музыкальных инструментов: скрипки, бубна и цимбал»
Хорошо танцевать гуртом!
К чему мы все это ведем? А ведем мы вас к танцплощадке.
Скажем, подошли и смотрим — стоит столб. На столбе— громкоговоритель. Возле столба танцы...
Танцуют под радиоло-громкоговорительную музыку... Что-то гремит, ухает, скрипит...
Говорят, это модернизированный танец — «ковбойская коза-дереза». Чтобы ты, значит, танцевал и разные фигуры ногами и рогами выделывал...
Танцплощадка небольшая, огорожена железяками. Ей-ей, напоминает загон...
Вот, значит, туда, в середину, и впускают желающих потанцевать.
Плата за вход скромненькая — тридцать копеек с носа. Шестнадцать тебе лет или пятнадцать — безразлично. Гони тридцать! Перешел ты в пятый класс или не перешел, давай тридцать — и пожалуйста, залетай.
Аудитория — молодежь. Есть совсем юные, а есть и подростки.
Заходит в эту танцевальную ограду девушка и ищет пары. Ждет, с кем бы потанцевать.
Подходит юноша — ростом бог не обидел. В стиляжной пижаме, в узеньких синеньких брючках, подходит к девчонке:
— Детка, сбацаем?
Начинают стильно «бацать». Черт его побери!
Вот выказывали чудеса — и руками, и ногами...
Изгибались и выгибались... «Джентльмен» то приседал, то ястребом взмывал вверх. У бедной девушки под самыми облаками ножки дрожали...
Глянешь и подумаешь: где же та краса людская?
А вот те... Те, что на голове длинные хвосты носят. И крутят здесь, и вертят...
Вы спрашиваете, чем крутят, чем вертят?..
Да тем же самым, о чем и вы подумали.
Постоял я минут двадцать, каюсь. Всю ночь черти снились.
Снилась какофония...
А какая же у нас чудесная музыка! Какие прекрасные народные танцы! А где они? Нет их на танцплощадках!
БЫ ТАК ПРЯТАЛ, КАК Я ПРЯТАЛ...»
В каждом населенном пункте есть почта, а на каждой почте есть сберкасса.
Факт
Так вот, едем мы в хорошем автобусе и по хорошей дороге. Асфальтированной, по той, что через Диканьку проходит. Едем — радуемся. Радуемся потому, что бога теем. Беседуем.
— Все у нас есть,— говорит симпатичный сосед.—• Зайдите в любую хату — одно удовольствие. И радио, и электрика. И всякие шкафы, шифоньеры... И диваны, и стулья, и столы... Не стесняются люди, есть что и на стол поставить. Белый хлеб на стол подают. Конечно, есть что и к хлебу подать. И уж извините, не без того, как говорят: «Эх! Да оно бы и не мешало!..»
В дороге как в дороге. Всякие разговоры бывают — кто и что приобрел, кто и что продавал и куда деньги спрятал.
Одна тетенька советовала:
— Лучше всего деньги прятать за пазухой. Никакому бесу и в голову не придет, что именно там открылся филиал сберкассы...
Другая тетенька тайничок устроила в самом надежном месте.
— Прячьте,— говорит,— ниже ложечки. Ни один черт туда не залезет.
— Залазят, кума! Ей-богу, босяк и там нащупает. Вот послушайте меня, старуху. Послушайте да и подумайте. Откормили мы подсвинка. Хорошего поросенка вырастили! Повезли в Гадяч и продали. Сегодня пошел четвертый месяц, как продали. Мой Ефим и говорит: «Явдоха, отнеси деньги на почту и положи в сберкассу!» — «Отстань, говорю, не болтай черт знает что! Вот где у меня касса!» Взяла, завернула деньги в тряпочку, закрутила узелком и веревочкой привязала ниже ложечки. Затянулась, извините, даже дышать тяжело стало. На зеленой неделе собрались мы да и поехали с дочкой снова-таки в Гадяч, на базар. Модельные туфли покупать. И что я, дурочка, хотя бы половину денег не сдала в сберкассу? Как будто в то время на меня что то нашло. Не сдала—• вот и все. Так с полным узелком и поехала. Хожу по базару— да лап! Хожу — да хвать!—ощупываю, на месте ли деньги. А какой-то жулик и заметил. Кружит возле меня и кружит. «Чтоб ты, думаю, кругом света закружился». Ходил он, ходил, да как рванет за веревочку — пропал поросенок! Из души выхватил... Рванул, сатанюка, думала, что и пуп оторвет...
— Ох, голубонька, правда ваша! Правда, нащупают, окаянные. Нащупают и найдут! Старший сын из Донбасса раз и второй присылал мне деньги, да продала я то то, то се. Меньшенький, Петька, и просит: «Мама, займи— отдам!» — «Зачем тебе, сын, деньги? — «Куплю, говорит, вот то, что чихает...» — «Вот то, спрашиваю, что бегает и рычит?.. Не дам, говорю. Будешь мне во дворе кур пугать!» Не дала и не дала. Узлом завязала, в валенок запихнула и спрятала на печке под дерюгой. Кто же, думаю, будет летом валенки надевать? А он, нет на него погибели, взял и залез в валенок,— залез не ногой, а рукой! Спрятала баба в валенок на свою голову!..
— Слушайте-ка, вчера на рассвете моя сваха появилась на пороге да на весь двор как закричит: «Люди добрые! Спасайте! Телка из кувшина выпрыгнула!»
— Тю!.. Из кувшина?
— Хоть тюкайте, хоть удивляйтесь, а я вам сущую правду говорю. Продала сваха телку. Хорошая телка была, в теле. Свахе бы те деньги и отнести в сберкассу. Так нет — положила в кувшин. Запихала и поставила в погребок, между сметаной и молоком. А он, видать, распроклятый, вынюхивал сметану, а нанюхал телку.., За хвост — да наутек.
Симпатичный сосед отозвался:
— А я, чтобы никаких сомнений не было, чуть только копейка завелась — туда ее, в сберкассу. Чтобы не случилось, как с тем: «Ты бы так прятал, как я прятал,.,»
Так мы и говорим:
— Храните деньги в сберкассе. Удобно, надежно, выгодно!
Петру Иосифовичу Колеснику ~~ с почтением.
Полтавскую галушку так просто не проглотишь. Ели мы галушки — как бы вам сказать — молитвенно.
Что это была за церемония такая, спрашиваете?
А вот какая: наварит, бывало, нам, мама галушек в казане, садимся мы вокруг стола и жмем. Жали так — острую палочку загоняли в галушку, а ложкой хлебали юшку.
Казан облепляло подходящее звено — четырнадцать ртов.
Парадом командовал отец. Он брал в руки самодельную деревянную ложку и этим хлестким инструментом очень проворных к галушкам приводил в сознание, про-филактично по очереди щелкая и хлопая по голове.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27