Скажу вам без всякого секрета: уважают москвичи и украинский юмор, и украинскую сатиру.
Уважают и от души смеются, слушая юмористические рассказы.
Я думаю, что от дружного смеха не у одного колла» борациониста под ложечкой засосало...
6
И где бы мы, украинские писатели, ни побывали, где бы мы ни выступали, всюду нас приветливо и душевно встречали. Приветливо и тепло провожали.
Незабываемые братские встречи! Вся Москва увлеченно аплодировала неувядаемому расцвету украинской литературы и искусства.
В этих приветливых и теплых встречах ярко выявилась нерушимая дружба украинского и русского народов, великая любовь к родной Коммунистической партии, к Советскому правительству.
Слушайте и глядите же, наши друзья, и радуйтесь! Слушайте же, и наши враги, если у вас, простите, уши не заложило..,
Говорили... И говорили, и передавали —зима будет. Ей-богу, передавали — придет зима, придет холодная. Повеет завируха, закрутит вьюга.
— Как вы — утеплились? — спрашивали.
— Утепляемся! — вы отвечали.— Когда там еще зима будет... Успеем! А может, даст бог, оно и не похолодает...
А. оно не послушало, взяло да и похолодало. Взяло да и повеяло. Да и закрутило...
Конечно, к слову будь сказано, есть еще такие завы, и помзавы, и председатели, и их заместители—умеют утепляться... Пусть в коровниках веет-повевает, зато в собственной хате уютно. Тихо-тихо и тепло. И на столе порядок. Завфермой пугает в хате мороз «обобществленной» чаркой.
Хорошо здоровенной чаркой морозяку пугать. Опрокинул — мороз не знает, куда и деваться. Тогда завфермой «сурьезно» выступает:
— Граждане! Чего вы кричите? Я уже утеплился!
Ну, пусть это мы выдумываем. Возьмем свое слово назад. Завфермой горяченькое молочко пьет, ручаемся— пьет! Пьет и председатель колхоза, пьют и его заместители.
А вы знаете, когда выдуешь крынку горячего молока — никакой мороз не страшен... Смело можешь на Марс лететь — не замерзнешь.
А ведь горяченькое молочко дают коровки. А эти коровки в коровниках и пьют, и едят, и доятся... А в коровниках дырки. Есть дырки, а есть и дырищи. Холодина по коровнику гуляет... И куда же ты ту правду денешь — молоко ветер выдувает.
Не верите? Поверьте: у кого в коровниках тепло, у того и молоко!
Так вот утепляйте сараи и коровники.
Утепляйте — не пожалеете.
«ДА ОНА, ИЗВИНИТЕ, В ЮБКЕ...»
1
Если бы, говорю, моя бабуся встала из могилы, она сразу бы меня спросила:
— Петро, а что это за химера с хвостом? Такое крылатое...
— То, бабуся, не химера. То самолет.
— А что он — сеет или пашет?
— Нет, он летает. На самое небо поднимается.
— О боже! На самое небо?! — вскрикнула бы моя бабуся.— А кто это возле него вертится?
— То вертится Катерина, Катруся... Ваша правнучка.
— А чего она там вертится? Не думает ли на небо лететь?
— Думает. Думает и полетит. Ей-богу, полетит. Ведь теперь, бабуся, женщины глубоко ныряют и высоко взлетают. Всюду женщины наравне с мужчинами и новую жизнь строят и хозяйством руководят.
— Скажи же, внучек, что это такое сделалось, что женщина и управляет и руководит?.. Изменения какие-то произошли, что ли?
— Большие изменения, бабуся, произошли. Великая Октябрьская революция вольную, счастливую дорогу женщинам открыла.
2
Первые революционные дни в нашем селе. Первое крестьянское собрание. Впервые и животрепещущий вопрос поставлен: выбрать женщину делегаткой на районное женское совещание.
На первом собрании первое удивительное решение вынесли: «Ввиду того, что в нашем селе женская сознательность еще не поднялась на должную высоту, делегаткой на женское районное совещание выбрать осведомленного в женском движении Ефима Ничипаренко...»
Прочитав решение, председательствующий сказал:
— Может, у кого будет какая-нибудь другая кандидатура, то давайте.
Пауза. Потом:
— Да какая там другая кандидатура!.. Ефим вполне подходит...
— Пусть Ефим едет. Если не так, то у него есть жена. Она ему пояснит, какие на совещании узлы развязать, а какие завязать.
А где-то от самого порога:
— Мне можно внести предложение?
— Почему же... Конечно, можно. Вносите...
— Вот я стоял-стоял, слушал-слушал, да и подумал: чтобы на женском совещании никакого недоразумения не возникло, то, пожалуй, пусть Ефим сверху штанов наденет юбку...
Еще собрание, многолюдное, большое. Большевик-матрос Самойленко снял бескозырку:
— Товарищи, я предлагаю избрать в президиум женщину из бедного сословия Олену Деркач.
Ладур, крепенький, зажиточный хозяин:
— А что это — президиум?
— Это значит — избранные вами представители будут руководить собранием.
Молчание. Тихо. Вдруг голосина:
— Да она, извините, в юбке. Как же она будет руководить?
Снова тишина, и снова голос разорвал тишину:
— Это, значит, чтобы нами правила баба? Это же форменное издевательство!..
А молодицы — га-ла-ла:
— Какое издевательство?! Что вам юбка плохого сделала — хлеба не напекла?
А председательствующий:
— Кто за то, чтобы в президиум избрать Олену Деркач?
Женщины все «за», мужчины — нет, десять — «за», остальные — «против»:
— Чтобы я да руку за женщину поднял? Чтобы, значит, мной женщина правила? Да никогда!
Нежданно-негаданно от самой печки:
— Ну и потеха! Председательствующий:
— Позвольте? Какая потеха?
— Да как-то оно потешно... Если, говорю, мы начнем женщин во всякие президиумы выбирать, кто ж тогда нам будет борщ варить?
4
В президиум собрания избрали Олену Деркач. Пузатый Ладур:
— Царя скинули, а Олену посадили. Бабл во власть пошла. Конец света!
А по селу:
— Пойдемте посмотрим, как Олена Деркач в президиуме сидит!
— Да ну! В президиуме? Олена? Деркачиха?
— Ей-богу, Олена, ей-богу, Деркачиха. Сидит в президиуме, как королева!
5
Шли года, расцветало советское село. Расцветало и росло. Росли и люди.
В школе открытое партийное собрание. Особенное партийное собрание: впервые в нашем селе в ряды Коммунистической партии вступает женщина-крестьянка.
Председатель собрания:
— Товарищи, мы принимаем в партию женорганиза-тора села — Олену Павловну Деркач. Просим высказывать свои мысли и «за» и «против». Давайте, спрашивайте...
— Позвольте?
— Прошу.
— А разве в партию с детьми принимают? У Олепы же их четверо...
— Принимают. Кто еще просит слова?
— Я.
— Пожалуйста, говорите...
— Скажу: Олена Деркач хорошая женщина, аккуратная. Своих деток воспитывает и за чужими присматривает. Это так. Это правда. Так вот я и думаю: может, сначала пусть Петро, ее муж, вперед бы шел, а тогда уже и Олене открыть двери в партию. Ибо что ни говорите, а она таки баба. А это же дело серьезное!
Взяла слово и старейшая женщина в селе, Мокрпна Ганда:
— Люди добрые!.. И что там говорить... Олену нашу, все мы ее знаем. Знаем как облупленную. Это же она в селе переворот сделала. Издевается муж над женой, а она его за усы — не бесчинствуй! А ясли-то кто устроил? Олена! А детский садик?.. Олена наша дорогая его организовала и украсила... Так пусть наша Олена идет в славную Коммунистическую партию. Мы, женщины, всей душой за это голосуем.
6
Как в водовороте клокотала новая, социалистическая жизнь. Спустя много лет судьба забросила меня в колхоз «Завет Ленина».
Иду по чистой, ровной улице и встречаю Петра Деркача — мужа Олены Павловны.
— Здравствуйте,— говорю.— Вы как,— спрашиваю,— очутились здесь?
— Как? Разве вы не знаете?
— Не знаю.
— Да моя жена здесь председательствует. Она — председатель колхоза, а я — бригадир!
Заглянул я к своей землячке, как говорят, непрошеным гостем. Но немного ошибся, Олена Деркач встретила меня как желанного гостя, и пригласила поглядеть, как хлеба высокоурожайные колосятся, как кукуруза вверх тянется, как на щедро удобренных степях густо свекла растет.
Радуется Олена Павловна, радуются и люди, смеются и колхозные поля.
Потому что все растет, все цветет, все буйствует...
Хочется в этот раздел вставить одну интимную деталь. Пошли, сели мы под вербами компанией. Ну, известно, появилось и сальце, и чеснок, и то, о чем говорят: «Выпьем тут, на том свете не дадут...»
Предлагают Петру Деркачу чарку — отмахивается и руками и ногами.
— Капли,— говорит,— в рот не беру. На прощанье я и спрашиваю:
— Олена Павловна! Петро же вроде основательно закладывал. А вчера пригласили — отказался. Что? Н пьет водку, что ли?
А Олена Павловна шутит:
— Он же мой подчиненный... Так он не только водки, воды скоро не будет пить.
Училась женщина и выучилась. И мужа хорошему делу обучила,
7
Еще один раздел об этой милой, славной крестьянке.
Раскрываю газету, читаю: «Кандидатом в депутаты Верховного Совета УССР избиратели выдвинули Деркач Олену Павловну».
Выдвинули и единогласно избрали депутатом украинского советского парламента.
Какая это большая радость! Как высоко выросла советская женщина!
ВЕСНА - ВСЕНАРОДНАЯ КРАСА!
Весна!.. Чарующая, душистая весна! Давайте кратенько проанализируем — кто и как весенние дни встречает и как их воспринимает.
Первый наш герой — это рецензент-оптимист. Рецензент-оптимист радостно весну встречает, с. подъемом. От его рецензии всегда веет искренним оптимизмом. Он вдохновенно пишет:
«Книга новелл «Весна пришла» воистину дышит нежным дыханием весны. Каждая страничка читателя радует цветами — петушками, любистками, васильками.
Читатель может радоваться: на книжную полку прорвалась в самом деле солнечно-весенне-цветочно-душистая книга.
Разве это не творческое достижение: в каждой новелле синеют синие степные васильки! И не только синеют, но и зеленеют, буйно растут и расцветают. Давно мы таких любимых цветов не нюхали. Спасибо автору, он в своих многотиражных новеллах от души призывает — нюхайте! Сам понюхал — дай соседу, пусть и он в новеллистическую прозу нос воткнет и нюхает.
Это наши рецензентские розы, но мы должны автору подсунуть и литературоведческие тернии!.. Зачем автор в розовые цветы сунул лохматый стебель донника?
Донник, как известно, растение негативное. Лучше бы уж пусть в новелле «Коло млына, коло броду» рос молочай. Молочай начали употреблять от куриной слепоты...
...Завершая нашу доступную и школьному возрасту литературную монографию, говорим: книгу повелел «Ведена пришла» можно читать не только дома, на кушетке, или в Парке культуры и отдыха, но и лежа на мягкой, шелковистой траве.
Положив книгу под голову, требовательный читатель, озаренный весенним солнцем, начнет мечтать. О, наш дотошный читатель умеет мечтать и знает, о чем мечтать!..
Удобно положив голову на книгу весенних новелл, читатель долго и терпеливо будет мечтать о тех досадно пропущенных компонентах, которые, к большому сожалению, автор не раскрыл в книге «Весна пришла».
...Другой наш не менее славный герой — это рецензент-пессимист. Рецензент такого теоретического направления свою рецензию начинает так:
«Взяли мы в руки только что изданную, скажем яснее, весомую книгу «Весна пришла». Взяли, говорим, в руки п, стиснув зубы, прочитали до конца. Подчеркиваем, терпеливо читали и, не станем лукавить, сопели, кряхтели и грустно качали головой. Качали и возмущались: «Караул!» Право же в книге не слышно современной бурной весны! Не видно и современного весеннего искрометного смеха.
Смех есть, но он вселился в самого автора. Если же у автора есть жена, то и она зычно засмеется и со смехом скажет: «Как я рада, что и тебе, мой родненький, улыбнулась счастливая тиражная весна!»
Что же касается авторовой тещи, то мы уверены: современная подкованная теща в данном случае не согнет своей монолитной поясницы и не станет надувать свои розово-красные губы, а реально и правдиво вымолвит: «Вы меня проблемой «Весна пришла» не агитируйте. Сама вижу, не ослепла».
...Третья наша персона — бюрократ. Не тот бюрократ, что стандартно и нудно бубнит: «Выходи! Заходи! Закрой! Открой!»
Нет,, не такого бюрократика мы на свет весенний вытаскиваем.
Мы вам рекомендуем бюрократа вежливого, тактичного, въедливого и учтивого, который говорит:
— Голубчик! Конечно, я сам вижу, что весна пришла в нашу институцию. Пташки летают, поют. Сирень под окнами растет, цветет. Но, мой ты дорогуша, мой ты миленький, не попрекай, принеси мне вот такусенькую справочку: «Сим и этим удостоверяется, что, согласно природным условиям, в наш город действительно заглянула весна. Что подписью и печатью удостоверяется...» Вот и все, мое золотко.
Так этот, простите, корректный администратор зазвал к себе в кабинет всех сотрудников и сказал:
— Я вас, товарищи, пригласил на интимный весенний разговор. Какая-то,— прости, господи, что так говорю,— невежа подсунула мне на подпись химеру.
Доверяя подчиненным работникам нашего высокоуважаемого учреждения, я с ходу тот химерный вымысел подмахнул. Сочинённая бумажка пошла в главк. Возвращая эту лучезарную писанину, главк приказал — протирайте весной глаза.
Давайте, товарищи, коллективно протирать. Прошу выслушать, какую каверзную фокусенцию мне подсунули. Слушайте:
«Весенние нормы и лимиты на вежливость и корректность.
§ i. Поцелуи. Поцелуи квалифицировать как подсобную работу. Как осушка забоя. Разряд — третий.
§ 2. На весенние поцелуи установить такие лимиты: а) жену целовать каждый день; б) любимую девушку — раз до киносеанса и дважды после киносеанса; в) бухгалтера— во время выдачи аванса; г) директора — тогда, когда он подпишет приказ о премиях.
§ 3. Просим планово-экономический отдел главка утвердить установленные нормативы».
Слыхали? Все слыхали? Прошу в дальнейшем мне весенних шуток на подпись не давать. Я вас больше не задерживаю.
...Четвертый образ — образ симпатичный. Парень, которому уже пошел двадцатый год. У него весенние глаза и кудрявые волосы.
Он идет и поет. Что-то радостное навевает ему весенний ветерок. Подошел к дому — и условно щеколдой: док-цок-цок...
А со двора мужской голос:
— Чего бы это я ночью железякой стучал? А? И зачем это под заборами слоняться? А?
А скромный парень несмело:
— Дядя, весна же!..
— Ну и что из того, что весна? Надя давно уже спит.
— Ну и пусть спит. Я разве что... Я же ничего... Я разве... Весна, а я иду и думаю: «Дай проведаю Надю, Может, думаю, Надя и не спит». А разве Надя ваша?
— А ты такой глупенький, вроде и не знаешь? А чья же? Моя дочка. А ты кто?
— Да мы с Надийкой на одном заводе работаем и в одном цехе. Ей-богу, правду говорю. Спросите Надю.
— Так, говоришь, весна?
— Эге ж, дядя, весна. Звезды как чудесно на небе сияют. Соловушка — тьох-тьох — поет.
— Ну, раз говоришь — в одном цехе работаете, и звезды сияют, и соловьи поют, то заходи.
Ох и ох!.. Что только весна красна с людьми не выделывает?!
У меня сосед токарь, Андреем звать. Молодой, красивый и высокий. Ей-ей, чтобы вам не соврать — великан.
Как-то мы в воскресенье собрались пойти в лес. Пригласили Андрея.
Пора отправляться — нет Андрея. Сюда-туда — нет. И вдруг слышим — новость. Маленькая, чернявенькая Варя великана к речке Ворскле за руку увела.
Скажем по секрету: высокий Андрей очень любил маленькую Варю.
Вот она его, как теленка, к воде и повела.
Что значит — весна!
* * *
Известно, всем и всяким шальным и бешеным трудовая цветущая весна в нос колет. Скачут, прыгают, бесятся:
— Весна идет!.. Весна цветет!.. А кто позволил, чтобы весна шла, чтобы весна цвела? Я же не позволял!
А весна — весна красна — шла и идет, идет и любимыми народными цветами расцветает.
Потому что весна — всенародная краса!
* * *
Было бы непростительно, если бы я не вспомнил, как встречает весну мой уважаемый сосед, старый рабочий Мефодий Коваль. Он говорит:
—- Моя весна — мой завод!
— Мефодий Осипович!— спрашиваю.— Разве вы еще работаете? Вам же, наверное, годочков — ого-го!
— Да это верно — ого-го! Я — пенсионер! Но тянет на завод. Советы молодым даю. Прихожу на завод и всегда чувствую радостную трудовую весну.
Великую правду сказал рабочий Мефодий Коваль. Все мы любим и горячо приветствуем светлую, трудовую первомайскую весну.
ВОТ ТАК — ПЕРЕСЕЯЛ, А ВОТ ТАК - НЕДОСЕЯЛ
i
Спрашивают меня, как я работаю и над чем работаю.
Отвечаю — чаще всего я работаю по утрам. Встаю, умываюсь, обуваюсь и одеваюсь.
К столу сажусь одетым.
Пробовал писать раздетым — ничего путного не выходит. Творческий тонус падает.
— Почему творческий тонус падает? — допытываются.— Ведь вас же никто по голой спине не хлещет?
Разумеется, никто по спине не бьет и не хлещет. Допекает другое — холодина щиплет за пятки.
Спасая пятки, я их искусственно подогреваю. Открываю окно и начинаю спортивно прыгать. Прыгаю — даже до косяков достаю.
Прекрасно. Чудесно. И дышится тогда хорошо, и пишется легко. «Отогретый», окрепший, сажусь, беру перо в руки, кладу перед собой чистый лист бумаги и начинаю мыслить...
Сижу и думаю. Бывает, часа два-три думаю и думаю, а чистый лист бумаги лежит чист-чистехонек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27