— Действительно, теплая.
Но Уча уже не просил ее купаться. Ция встревожилась.
— Иди сюда, Уча, чего же ты ждешь?
— Ноги мочить неохота.
Мимо них с визгом и хохотом промчались, держась за руки, парень с девушкой и, разбрызгивая воду, шумно бултыхнулись в море. Брызги полетели на Цию.
— Что вы делаете?— вскричала Ция. Женщины стали подсмеиваться над Цией.
— Хи, промокла принцесса.
— Как бы не простудилась.
— Ха-ха-ха!
— Ты погляди, какая неженка.
— Еще бы. Даже одежду боится снять.
— Что поделаешь. Может, она...
— Т-с-с. И не говори. Т-с-с, Изольда.
— А вы на парня посмотрите, и он не раздевается.
— Может, и он...
— Ой, Изольда, не говори, пожалуйста.
— Они, видно, деревенские. Плавать не умеют.
— Ха-ха-ха! Ну, конечно. Моря им в деревню не доставишь, Сусанна...
— Ну и язычок у тебя, Лиана, только держись.
— И зачем таким море?.. Хи-хи-хи! Сидели бы себе в деревне,— хихикнула крашеная Изольда.
— Может, у нее под платьем ничего нет?
— О-хо-хо-о!
— Штанишки, видно, в деревне забыла, бывает.
— Вот-вот.
— Ну и нахохоталась я, сейчас колики начнутся. Ция показала Изольде язык.
Это еще больше развеселило женщин. Уча вспыхнул.
— Бесстыдницы! — крикнула Ция женщинам.— Выставили все свои прелести и радуются.
— Ой, умру! Вы слышали, что она сказала, а? — схватилась за живот крашеная.— Ты только посмотри на эту деревенщину, что она себе позволяет!
Ция вдруг резко нагнулась, ухватилась за подол платья и вместе с рубашкой сдернула его с себя.
Женщины от изумления разинули рты.
— Бог ты мо ! Кто бы мог подумать, что у этой деревенщины такая фигура — первой пришла в себя Сусанна.
— Как будто скульптор ее изваял,— сказала крашеная Изольда.
— Вот тебе и деревенщина! — протянула Лиана.
Ция стояла, гордо выпрямившись... Округлая линия бедер, плоский живот... Руки вызывающе уперлись в бока, правая нога чуть выдвинулась вперед. Это еще больше подчеркивало красоту и стройность ее ног. Так стояла она несколько минут, уверенная в своей красоте, окрыленная безмолвным восхищением мужчин и женщин. Она вызывающе смотрела на женщин, еще минуту назад глумившихся над ней, а теперь с нескрываемой завистью разглядывавших ее прекрасное тело.
От волнения у Учи сперло дыхание. Пораженный Цииной красотой и всеобщим восхищением, он не знал, куда деваться.
Ция заметила его состояние. Задорно откинув волосы назад, на плечи, она весело крикнула Уче:
— Чего же ты ждешь, пойдем в море!
Уча быстро скинул одежду и побежал к Ции.
— Ох, и красивая же ты! — шепнул он ей на ухо.
— Что с тобой, Уча? Ты разве впервые меня видишь? — прошептала в ответ Ция.— Погляди, сколько вокруг красивых женщин.
— Лучше тебя здесь никого нет, Ция! — воскликнул Уча.
— Тише, Уча, услышат.
— Ну и пусть слышат,— сказал Уча и повторил:— Лучше тебя нет никого на свете, Ция. Никто не сравнится с тобой, Ция. Какая же ты красивая!— И, схватив ее за руку, увлек за собой в море.
Они поплыли мощно, согласно, красиво. Руки их равномерно взлетали над водой, и тела, словно торпеды, легко неслись вперед.
Море было спокойным, ярко-голубым, сияющим. Лучи заходящего солнца золотили его гладь.
— Вот оно, море твоего солнца, Ция,— восторженно сказал Уча, все еще находясь под впечатлением ослепительной красоты Цииного тела.
— Не моего, а нашего, Уча!
— Нашего солнца, — откликнулся Уча.
— Давай плыть долго, долго, Уча.
— До самого захода солнца.
— Но солнце сядет скоро,— засмеялась Ция.— Погляди, оно уже целует море,— протянула она руку к горизонту.
— Ничего, Ция. Мы к нему как раз поспеем. Не дадим солнцу утонуть в море,— засмеялся в ответ Уча.
— Не поспеем. Оно ускользнет от нас.
И действительно, солнце быстро опускалось в море.
— Подумаешь, скоро луна его сменит, поплаваем при луне.
Они плыли к солнцу, плыли, касаясь руками друг друга. Солнце позолотило их лица, плечи, руки.
— След солнца остался на море.
— Еще бы, это ведь солнечное море.
Диск солнца наполовину опустился в воду. Небо и море сделались одного цвета.
— Ты говорил мне, что и человек оставляет свой след на земле.
— Это не я говорил, я просто повторил тогда слова одного человека,— печально возразил Уча.
— Почему ты так говоришь?
— Потому что этого человека уже нет.
— Как это нет?
— Андро Гангия умер.
— Не может быть!
— Андро Гангия умер, но след его на земле остался.
Ция не переспрашивала его больше. Она понимала,
что разговор этот причиняет Уче боль. Она была вся переполнена радостью встречи, этим морем, этим солнцем, своей любовью и близостью Учи. Они были одни в этом мире, в этом море, под этим солнцем. И Уча был ее опорой, защитником. Они быстро и легко плыли к заходящему солнцу, но оно было еще далеко.
Над морем виднелся лишь краешек солнца.
— Нет, мы уже не успеем,— засмеялась Ция.— Не удастся нам поймать солнце.
— Я уже поймал свое солнце,— ответил Уча.
И вот уже не стало солнца, оно целиком погрузилось в море. Но вода была по-прежнему пронизана его лучами; полосы, лица, глаза Учи и Ции тоже были пронизаны его лучами.
— Свое солнце? — будто не понимая, о чем речь, переспросила Ция. Она хотела, страстно хотела услышать еще и еще, что она и есть его солнце.
— Да, мое солнце,— подтвердил Уча и посмотрел на Цию:— Останься со мной, Ция. Не уезжай от меня.
— А разве я не с тобой, Уча?
— Навсегда останься со мной, Ция.
— Уча, Уча...— с укором сказала Ция.— А что же я скажу отцу с матерью?
— Так и скажи, вышла, мол, замуж. Ведь мы с тобой помолвлены вроде.
— Так и сказать?— не смогла скрыть радости Ция.— Они же с горя умрут.
— От этого еще никто не умирал.
— И что же я буду делать здесь, на стройке?
— На стройке ничего.
— А где же?
— Будешь работать на опытной станции. И учиться.
— Тебе, видно, не нравится неученое солнце.
— Но учиться ведь так здорово, Ция!
— Еще бы не здорово.
— Я ведь тоже собираюсь учиться, на заочном.
— Тогда я согласна. Будем вместе учиться, Уча.
— Вместе, Ция.
— А вдруг дядя Эстате не позволит мне здесь остаться? Он сейчас, наверное, с ног сбился, по всему городу меня ищет.
— А ты не говори ему, что здесь останешься.
Уча затронул сокровенное ее желание, в котором она даже себе не смела признаться. Взволнованные этим разговором, они повернули к берегу. Ция была задумчива и встревожена. Уча с замиранием сердца ждал ее ответа.
Из воды то и дело выпрыгивали блестящие стайки рыбешек. Их чешуя матово блестела над чернеющим морем.
— Сколько здесь рыбок...— сказала Ция, чтобы отвлечься от будоражащих ее мыслей.
— В море рыбы много, Ция.
— Я и не думала, что ее так много, Уча.
Завиднелся берег.
— Может, и впрямь ничего не говорить председателю, остаться, и все?!
— Правильно, Ция,— обрадовался Уча.— Удерешь, и все.
— Удеру? Как же я это сделаю?
— Это уж моя забота.
— Стыдно удирать, Уча.
Ция хотела, чтобы Уча сказал, уверил ее, что это вовсе не стыдно.
— Ведь ты и здесь работать будешь для своего колхоза.
— Для своего колхоза? Как же так, Уча?
— Зачем сюда приехал Эстате? За саженцами, верно?
— Да, за саженцами.
— Вот ты и будешь работать в теплице. Там ведь и выращивают эти самые саженцы.
— Верно.
— Стране требуется много саженцев,— сказал Уча и широко улыбнулся.
Ция поняла Учину хитрость и тоже улыбнулась.
— Вот я и буду выращивать эти саженцы для всей страны. Много саженцев,— сказала Ция.
— Это замечательно, Ция, много, много саженцев.
— А где я буду жить, Уча?
— Поживешь пока в общежитии опытной станции. А там, глядишь, и Коратский массив осушим, землю нам дадут, дом свой поставим.
— Свой дом?
— Вот именно. И дворик у нас свой будет.
— А вдруг не возьмут меня на опытную станцию? Что тогда?
— Ну, такого цитрусовода, как ты, с руками оторвут. Вот посмотришь.
— А откуда им знать, какой я цитрусовод?
— Не волнуйся, знают. Еще как знают. Там директором у них отличный дядька. Он тебя знает.
— Откуда же он меня знает?
— Знает, и все.
— Как же он может меня знать?
Уча не ответил.
— Помнишь свое обещание, Ция?
— Какое обещание, Уча?
— «Какое, какое»... Ведь ты обещала осушенную землю в золотой сад превратить. Скоро придется тебе свое обещание выполнять, Ция, скоро.
Вот уже и берег. А на берегу сгрудились встревоженные купальщики, обеспокоенные их долгим отсутствием.
— А мы уже спасателей собирались звать.
— Мы думали, вы уже не выплывете.
— Они как дельфины плавают, море им нипочем.
— Еще бы, видно, на море выросли.
Ция тяжело дышала, грудь ее ходила ходуном.
— Почему вы так-далеко заплыли, почему?!— укоризненно отчитывала их крашеная.
Я солнце поймать хотел, — ответил Уча. Поймать солнце? удивилась Изольда. Вот именно Ну и что же, поймал?
— А как же. Вот оно мое солнце.
Ция стояла, как прежде, гордая и счастливая.
Солнце тут же сменилось луной, яркой, полной, сияющей, как солнце.
Берег моря и само море были освещены словно днем.
Ция и Уча босиком шли по песку. Обувь они держали в руках. Время от времени к ногам их ластилась белопенная, ласковая волна.
Пена переливалась тысячами пузырьков. Пузырьки поочередно лопались, исчезали, уходили в песок.
Они крепко держались за руки и шли, ничего вокруг не замечая. Они не слышали тихих вздохов моря, не чувствовали, что давно уже шагают по белой кромке пены. И все это потому, что никогда еще не были они так близки к счастью.
Одежда, надетая на мокрое, прилипала к телу, но они и этого не ощущали.
Уча тихонько напевал песню о Цире и розе.
А Ция перебирала в памяти бурные события сегодняшнего дня — все, что она увидела, услышала, пережила. Все это обрушилось на нее нежданно-негаданно: встреча с Учей, море, народ на пляже, издевки и восхищение женщин, Учино предложение, эта негромкая песня.
Никогда еще в ее жизни не случалось столько всего за день. Словно сегодня она заново родилась на свет и воспринимала все первозданно и изумленно. Как долго ждала она этого, дня! И как прекрасно прошел он! Рядом с ней шагал Уча, крепко держа ее руку и касаясь плечом ее плеча. Он пел лишь для нее одной и радовался только ей одной. Так вот и шли они к директору опытной станции.
— Ты про меня поешь, Уча?
— А про кого же еще.
— А может, про Циру?
— Ты моя Цира и ты моя роза.
Вновь запел Уча, но Ция прервала его:
— А вдруг директор не захочет взять меня на работу? Что мне тогда делать? Как же я останусь здесь, с тобой? Домой я уже не поеду. Я с тобой хочу!
— Ну и оставайся со мной. Когда директор узнает, почему ты остаешься, он наверняка примет тебя на работу, вот увидишь.
— А что ты ему скажешь, почему я осталась?
— Скажу, что мы решили новые побеги пустить.
— Так прямо и скажешь?
— Так и скажу.
— Нашел что говорить!— счастливо рассмеялась Ция.
Они остановились у самой кромки белой пены, повернулись лицом друг к другу и робко заглянули друг другу в глаза. Обувь упала на гальку.
— Уча...— изменившимся голосом прошептала Ция и крепко сжала его руки.— Нас увидят, Уча.
Белая пена шипела на песке, а легкая волна медленно раскачивала их обувь.
— Не надо, Уча.
Тела их внезапно отяжелели, и они опустились на белую пену, даже не замечая, что волна уже далеко отнесла их обувь. Уча обнял Цию за плечи и крепко прижал к груди.
Ция, словно осиновый лист, трепетала в его сильных руках.
— Уча...
Уча прильнул к ее губам.
Ция оттолкнула его руками... Вырвалась. И тут же пожалела об этом. Потом вскочила на ноги и понеслась по белой полосе прибоя. Уча бросился за ней.
Ция мчалась во весь дух, почти не касаясь земли ногами. Сверкали в лунном свете ее ноги.
Следом за ней несся Уча.
— Ция, Ция!
А Ция все бежала и бежала. Сверкали в лунном свете ее круглые коленки.
Позабыв про обувь, не чувствуя, что совершенно намокли, самозабвенно продолжали они свой неудержимый бег. Не разбирая дороги, мчались они, и фонтаны брызг взлетали из-под быстрых их ног. Насквозь промокшие, босые неслись они к опытной станции, чтобы поспеть до ухода ее директора Гванд- жи Букиа...
— Ция, Ция! Подожди меня, Ция. Постой, Ция!
Но Ция не слышала. Она бежала все быстрей и быстрей, опьяненная счастьем и первым поцелуем.
Уча знал, что Гванджи Букиа обычно допоздна засиживается в лаборатории станции, но ведь может случиться, что именно сегодня он уйдет пораньше.
Ция остановилась, не зная, куда бежать.
Уча нагнал ее.
— Мы не успеем. Директор, наверное, ушел...
— Это ты во всем виноват, Уча.
— Виноват, еще как виноват.
— Нашел время целоваться...— Ция не могла простить себе, что оттолкнула Учу.
— Я не хотел, Ция, честное слово, не хотел. Но не смог удержаться.
— Ах, ты еще и не хотел?— насупила брови Ция.
— Это ты не хотела.
— Кто это тебе сказал, что не хотела?— озорно, громко расхохоталась Ция. Она едва переводила дыхание, но смех ее был веселым и заразительным.
Уча тоже расхохотался облегченно и весело.
— Почему же ты от меня сбежала?— спросил Уча.
— А ты почему меня не догнал?
— Ты летела словно ветер, тебя догонишь, как же!
— А ты должен был догнать!
И они побежали снова, бежали по грязи, по лужам, не чуя под собой земли. Ноги уже подламывались, сердца готовы были выскочить из груди, а они все бежали. Добежав до опытной станции, они остановились.
— Не ушел еще Гванджи Букиа,— с облегчением выдохнул Уча.— Видишь вон то освещенное окно? Там и находится лаборатория.
У железных ворот опытной станции стоял грузовик Эста- те Парцвания.
— Я погибла, эта наша машина,— воскликнула Ция.— Дядя Эстате меня, наверное, здесь ищет. Может, он у директора? Я не пойду.
Председатель сидел в машине, тяжело навалясь на дверцу. Мощный храп сотрясал его тяжелое тело. Храп этот заставил вздрогнуть насторожившихся Цию и Учу.
Эстате Парцвания был самым известным председателем колхоза в районе. С первого дня основания колхоза «Солнце Одиши» он был неизменным его руководителем. День и ночь трудился он не покладая рук. Но стоило ему лишь присесть, чтобы перевести дух, как он тут же засыпал, и храп его был слышен на всю округу. Тогда, хоть из пушек над ухом пали, добудиться его было невозможно.
— Вот и хорошо, обрадовалась Ция, заслышав председательский храп, и побежала к машине
— Чичико тоже спит, — шепотом сообщила она Уче.— Оба спят как убитые, видно, обыскались меня.— Она тихонько обошла машину.
Шофер был такой высокий, что в кабине ему приходилось сидеть согнувшись в три погибели. Теперь он спал, свесив голову набок.
Ция подошла к нему на цыпочках и осторожно коснулась пальцами его губ:
— Чичико!
Шофер мгновенно проснулся. Он неловко мотнул головой, с трудом распрямился и выглянул в окошко. Увидев Цию, он хотел было рассердиться, но его длинное лошадиное лицо помимо воли расплылось в довольной улыбке.
— Слава богу, явилась барышня,— стараясь придать строгость своему голосу, пробурчал он.
— Что случилось, Чичи?— ласково спросила его Ция.
— Она еще спрашивает, что случилось,— громко начал шофер, но Ция вновь коснулась пальцем его губ.
Уча стоял за спиной Ции. Заметив его, Чичико не утерпел и грозно отвел от себя Циин палец.
— Вот, оказывается, с кем ты прошлялась весь день! — процедил он сквозь зубы.— Мы тут с ног сбились, весь город обшарили, душа из нас вон, а тебе хоть бы хны.
— Тише, Чичи, прошу тебя, тише! — просила Ция.
— А ты меня не учи, не то заору,— пригрозил Чичи.
— Нет, ты не будешь кричать, Чичи. Прошу тебя. Ты же мой золотой Чичи, ведь правда? Золотко мое.
— Твое золотко за спиной твоей прячется,— зыркнул он глазами на Учу.— Как заору!
Ция знала, что Чичи не станет орать. Она провела рукой по его щеке.
— Чичи! У тебя же доброе сердце, Чичи. Ты же мой Чичи.
— Никакой я не твой и никакой не Чичи. Чичико меня звать, ясно?
— Нет. Ты для меня всегда будешь Чичи. Мой добрый и хороший Чичи.— Ция вновь погладила его по щеке.
Чичико совершенно размяк, но пытался сохранить металл в голосе.
— Не надо меня гладить. Ничего ты этим не добьешься.
— Я остаюсь здесь, Чичи.
— Что-о-о?
— Я здесь, говорю, остаюсь.
— С этим золотцем, да?— с угрозой спросил Чичико и смерил Учу недобрым взглядом.
— Да, Чичи.
— Ну, теперь я заору, как пить дать заору, и не пытайся удержать меня, не поможет. — Чичико резко распахнул
дверцу машины, выпростал из нее свое длинное тело и выпрямился во весь свой громадный рост. Голова его оказалась вровень с крышей кабины.
Уча захлопал глазами от изумления — как могла уместиться в кабине эта верста?
При своем громадном росте Чичико был неправдоподобно худ, но необычайно силен. Меняя камеры, он мог приподнять свою машину и подставить под нее домкрат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42