Он пришел в порт. Долго блуждал среди ржавых конструкций, складов и навесов. Они были похожи на железные рваные сети, наброшенные на вывороченный фундамент. Натужно ревели тракторы, растаскивая завалы. Вспыхивали огоньки газорезки. На узкоколейке громыхали колеса вагонов. Саперы короткими гулкими взрывами подрывали бетонные доты. Сотни людей копошились в глубоком котловане, на разорванном моле, возле причалов, Скрипе-
ли лебедки. Ухали чугунные бабы, вгоняя в грунт толстые сваи.Вмерзнув в береговой припай, стояли неподвижно черные баржи, рудовозы, буксирные катера с навешенными у бортов автомобильными покрышками...
Чуть в стороне, среди гор развороченного щебня, уже красным дымком обволакивалась первая домна. Снег вокруг нее подтаял, обнажив покосившиеся плиты.
Переступая через разбросанные шпалы, бухты проволоки, обходя ямы с застывшим раствором, Владимир выбрался к причалу и пошел вдоль его края. Он останавливался у кораблей и спрашивал попадавшихся людей:
— С буксира «Скиф» нету?.. Может, кто служил на «Скифе»?
Встречные пожимали плечами, задумываясь, отрицательно качали головами.
Только один из них сказал Владимиру:
— Тут этих буксиров было, знаешь сколько? Половину перетопили... Зайди в диспетчерскую...
Он нашел на берегу слепленную из досок будку возле которой лежал вросший в землю корабельный якорь. Диспетчер— бородатый моряк в черном кителе, обутый в валенки с самодельными калошами из красной резины, вышел с Владимиром на крыльцо.
— Утонул «Скиф»... Еще в сорок первом накрыло его немецкой бомбой... Во-о-он видишь, мель? За ней лежит «Скиф»...
Владимир остановился у кромки льда. Холодная прозрачная волна колыхала размолотую щепу и гарь пароходных топок. Вода стучала о лед, поплескивала. В толще ее ходили смутные тени. Ветер рвал с плеч шинель, пронизывая до костей...
На работе все уже были в сборе. В захолодевшем за ночь зале окна и пол возле печки покрылись мохнатым инеем. Орешкин рубил топором одну из досок и пытался разжечь огонь, дуя на остывшие угли. Люди сидели за столами еще сонные. Снизу, с первого этажа, доносился шум — там уже собралась очередь — кто-то скандалил, кого-то не пускали... Обычная история.
Волжский водил по списку крючком протеза и называл улицы:
— ...Профессор Самойлов... Профессору надо закончить обследование Портовой... Следует сказать, он не спешит.
— У меня сапоги рваные,— отозвался профессор.— На амнях не напасешься.
— Не очень уважительная причина,— покачал головой олжский.
— Безобразие! — зашумел профессор.—Везде дают по алонам обувь... А мы точно прокаженные... Начальство о ас не беспокоится. Хоть бы лапти дали!
— Лапти в Советском Союзе уже не плетут! — отрезал олжский.— Через неделю чтобы Портовая была на столе. ачкуете, профессор.
— Наверно,— ехидно вставил Орешкин,— домой греть-я бегает.
— Провокатор! — громыхнул обиженным басом Самой-ов и замолчал.
— Та-ак,— Волжский посмотрел на примолкнувшего Орешкина.— У вас прекрасные валенки...
— Сегодня оттепель,— быстро вставил Орешкин.
— Возьмите мои галоши,— спокойно проговорил Волжский.— Мне в горисполком на совещание... Дойду в ботинках.
В зале прокатился смешок, и громче всех злорадно захохотал Самойлов.
— Иван Иванович,— начальник мастерских поискал его глазами.— Вы пойдете на Пушкинскую...
— Там я,— сказал Владимир.
— Знаю.. Вы вчера нахомутали! Дома и так и сяк — точно пьяные.
— Может быть, мне подать заявление об уходе? — спросил хмуро Владимир.— Забыл я все.
— Нет. Не надо,— перебил Волжский.— Все будет хорошо. Привыкнете... Остальным работа такая: двое идут в типографию... Там обещали обрезки. Вчера обнаружили на улице Гоголя прекрасный деревянный забор. Надо перетащить его сюда, пока не разворовали...
— Обещали дрова! — с возмущением воскликнул Самойлов.
— Обещали,— согласился Волжский.— Но их отдали в детский садик... Будете возражать?
— Что малый, что старый,— обрадованно произнес Орешкин, и Самойлов зыркнул на него испепеляющим взглядом.
— Тише, товарищи,— попросил Волжский.— Хочу предупредить... Партийные и государственные органы требуют от нас быстрее закончить генеральный план восстановления. На путях стоят эшелоны со стройматериалами. Прибыли
полк саперов и строители. Кбе-где расчищены завалы. Участвует все население. Надо шевелиться, товарищи.
— Господи, о чем они думают? — громко вздохнул Иван Иванович.— Это же не нарисовал и построил. Нет ни геодезических отметок, ни геологии.
— Мы должны выдать документацию на центр хоть кровь из носа,— жестко, сказал Волжский.— Не будет данных — начнем от нуля. Все заново! А насчет того, кто о чем думает,— не советую... Плохо пахнет! В конце концов, мы не так бедны — есть какие-то старые фотографии, у некоторых сохранились чертежи, рисунки... Вспомните, с чего начинали?
— Надо искать чертежи,— торопливо сказал Иван Иванович.— Почему вы перестали их искать? Следует рыть день и ночь. Я знаю, я помню...
Архитекторы переглянулись, наступило неловкое молчание. Волжский мягко проговорил:
— Мы учтем это, Иван Иванович, успокойтесь...
— Вопрос можно? —один из, архитекторов поднял руку.— Два вопроса... Первый — жилье!
— Прошу,— Волжский показал пальцем вниз, на первый, зтаж.—Станьте в очередь,.. На общих основаниях.
— Второй вопрос — уже проделана большая работа... Не пора ли создать авторскую группу по генплану восстановления? В данном случае я говорю о центре и районе порта. Сохранились точечные застройки... Опираясь на них...
— Пора,— коротко сказал Волжский.— Па какое время вы рассчитываете реализацию генплана?
— Ну,— заколебался архитектор.— Я думаю... Лет на пять вперед.
— Эка хватил,— пробасил Самойлов. — На три года... Поднять кое-какие дома... Пробить несколько улиц. И то это планов на три года, а работы — на десять!
Волжский постучал крючком по столу.
— Одну минутку, товарищи. Хочу сообщить... нам предложили заняться проектом генплана на пятнадцать лет вперед. С тем, чтобы мы уже сейчас закладывали город будущий, со всеми, вытекающими условиями жизни населения— озеленением, комфортом, учреждениями сферы обслуживания....
— На сколько же лет они рассчитывают полное, восстановление? — спросил иронически Самойлов.
— В тысяча девятьсот пятьдесят пятом году,— неуверенно произнес Волжский,— вы на улицах не найдете ни одного разрушенного здания.
— Ха! — закричал в наступившей тишине Самойлов.— удеса...
Архитекторы, сидели подавленные, не глядя друг на дру-а. Только Орешкин развел руками и пробормотал:
— И в самом деле чудеса...
— Так постановило правительство,— Волжский нервно переложил папку с одного края стола на другой, старательно сдул соринки.— Продолжаем работу, товарищи... Хочу предупредить тех, кто пойдет в типографию-.. Бумагу надо клянчить. Так они обрезки не дадут. Пообещайте им что-нибудь спроектировать... Сарай или паршивенький гаражик... Ясно?
И снова повторился первый день — они ходили по раз-алинам, считали сохранившиеся стены, заглядывали в об-алившиеся подвалы. Красные кресты, как паутина, покры-али чертежи и редко-редко синие линии переплетались крестами зелеными. Оттаявшие кирпичи падали с лестничных клеток, блестело размолотое стекло, и ручьи бежали белые, молочные от растворенной извести...
Высыпавшие на руины домов жители долбили ломами слежавшиеся горы мусора, передавали из рук в руки куски. камней и складывали их в черные штабеля. Глухо гремели взрывы — взметались в воздух пыль, грязь, обломки. Взорванные саперами стены оседали на мостовые. Тракторы гусеницами крошили заледенелые холмы. Закоченевшие военнопленные гуськом тянулись по тропкам, толкая перед собой деревянные тачки...
А потом снова пустынные развороченные кварталы, знобящий холод бетонных глыб,-промерзших до инея, выступившего на их обветренных краях...
— ...Пятьдесят пятый год? — сказал Иван Иванович, когда они отдыхали у пригретой солнцем стены.— Через девять лет я еще буду...
— Вы верите, что построят?
— Не знаю,— прошептал Иван Иванович.— Но я и не надеюсь увидеть весь город... Хотя бы несколько улиц...
— А вдруг? — спросил Владимир.
Иван Иванович как-то испуганно посмотрел на Владимира робко улыбнулся и подставил ладонь под капель, падающую с карниза. Брызги забили об испачканные тушью и красками худые пальцы. Края рукава стали мокрыми.
— Во время оккупации,— проговорил он,— были люди, которые в это время верили... Они собирались и работали над городом... Сегодня немцы здание взорвут, а завтра оно
уже стоит на макете... Макет они делали из бумаги... Подбирали к дому чертежи. Люди сохраняли многие чертежи.
— Где же они теперь?
— Не знаю,— с горечью произнес Иван Иванович.— Все пропали... Меня тогда контузило. Я вышел из подвала, и началась облава. Пришлось бежать... Но уже город взрывали планомерно, по графику.
— А дальше?
— Длинная история... Они все исчезли. Их завалило камнями... Меня подобрали добрые люди.
— Вы хоть кому-нибудь об этом рассказывали?
— Да. Страшное 'было время... Мертвые дома и опухшие люди. Одержимые идеей будущего города... Многие этому не верят.
— Неужели так было?
— Я живой свидетель,— усмехнулся Иван Иванович,— единственный...
— И все-таки,— вздохнул Владимир,— в это трудно поверить...
— Я понимаю,— кивнул головой Иван Иванович.
Он вытер о пальто руки и пошел к развалинам, ступая по шатким камням...
«Да, он больной человек,— подумал Владимир.— Жалко его. Он талантливый архитектор, об этом все говорят... Но война его сломила. Ему надо лечиться. Он совсем слабый... Я ничем ему не могу помочь. Он, весь в прошлом. И это помешательство из-за архива и чертежей... Уже два раза копали в местах, которые он указывал...»
У громадного здания, словно вдавленного в землю, Иван Иванович остановился.
— Вот то место,— сказал он.— Где-то в этих подвалах лежат чертежи... Там целая сеть подвалов, и трудно ориентироваться с поверхности. Дома взлетали один за другим... Надо было спасать чертежи и весь архив... Я представляю, как люди тащили мешки, пока на них не обрушились своды... Куда они свернули? Наверно, ушли в канализационные коллекторы. Вы знаете, что это за развалины? Хотите знать, что такое фашизм в чистейшем виде? — неожиданно спросил Иван Иванович, когда они шли мимо упавших перекрытий.
— Библиотека? — проговорил Владимир.
Вчера он был. там, набрел неожиданно на разрушенную коробку бывшей городской библиотеки. На пустыре стоял железобетонный каркас, покосившийся, высокий, весь просвечивающийся, точно громадная клетка- из тавровых ба-
лок. В середине коробки темнел глубокий подвал. Перекрытие выгорело, и открылось множество больших помещений, вдоль стен которых тянулись покореженные стеллажи. Обуглившиеся книги были похожи на черные рубчатые бревна — книги не сгорали дотла, пламя объедало их со всех сторон, в сплошной толще бумаги выжигало дыры, впадины и затухало, оставив на железных полках покрытые гарью угольные брусья. В одном месте, в углу библиотеки, они возвышались до осколков лепного потолка зала, который чудом держался на ржавой арматуре. Ноги по щиколотку уходили в мокрый пепел и грязь.
Владимира удивило, что здесь были люди. Они одиноко копались у стеллажей, кухонными ножами осторожно выковыривали слипшиеся от жара пламени книги. Складывали их на тележки, прикрывая брезентом.
— Здесь было два миллиона экземпляров,— сказала Владимиру женщина, когда он подошел к ней.— Вы недавно в городе?.. В Горпроекте? Я там многих знаю... Немцы все сожгли, сами видите. Сначала мы ночью таскали книги но домам. Особенно ценные. Осенью немцы стали книгами мостить улицу. Здесь плохая дорога. Машины буксовали. Тогда солдаты шли в библиотеку и тащили книги. Таким образом загатили метров пятьдесят... В грязь летели ценные рукописи, манускрипты...
Женщина подвела Владимира к стене и показала могильный холм с обычным фанерным обелиском. Дождь и снег уже смыли фиолетовую надпись.
— В городе были подпольщики,—продолжала она, посиневшими от холода руками поправляя обвалившуюся землю.— Не можем достать хороший кусок гранита, а фанера гниет... Скоро осыплется... Подпольщики... В лесах — партизаны. Решено было спасти самое важное. Повезло, конечно. Секретарь горкома оказался бывшим словесником... Они произвели совершенно неожиданный налет. Два часа держали здание в своих руках. Вывезли шесть подвод особого фонда. Пятеро наших погибло.
Женщина подула на черные от сажи руки, согревая их, сунула под мышки. Она внимательно оглядела остов здания, строго взглянула на Владимира.
— За книги... Вы это понимаете?.. Что-то в этом есть от Джордано Бруно. Не так ли? Здесь никто не лежит. Просто на. этом месте их убили. Тела немцы куда-то увезли. Но мы найдем.
Ветер дул с моря, и даже теперь, спустя столько времени, копоть, как черный снег, косо летела с балок каркаса,плясала в воздухе, оседая на серой шинели Владимира крупинками гари...
— Я знаю о библиотеке,— сказал Иван Иванович. Он долго вел Владимира между зданиями, пока они не оказались у небольшой площади. Здесь стояли малоэтажные старые дома, длинный, со взломанными досками забор окружал ее со всех сторон. Они нырнули в дыру и очутились на каменной брусчатке. Кругом валялись ржавые куски железа и какие-то деревянные ящики.
— Читай,— проговорил Иван Иванович, подводя к ним Владимира. Тот наклонился и с трудом разглядел черные, как клеймо, готические буквы:.
«ГЕРМАНИЯ»
— А теперь смотри, что это? — Иван Иванович показал на ржавую приземистую машину с высокой башней.
Владимир обошел ее, увидел ограждающие железные листы, кованую цепь, клубок тросов и многотонную чушку, отлитую из чугуна.
— Я думаю,— сказал Владимир,—это паровой копер.... Вот чугунная баба.
— Ты прав,— кивнул головой Иван Иванович.— Теперь представь, что она работает день и ночь. Пыхтят клапана. Грохочут цепи. Со страшной силой падает чушка... И так день и ночь, день и ночь не переставая... А вокруг полумертвый город... Ты оглянись. Ты видишь? Они свозили это со всего города, с каждой улицы. На своих громадных пятнистых грузовиках. Вырывали из домов балконные решетки. Распиливали автогеном литые ворота. Крошили^на куски чаши фонтанов... Жестокая страшная машина разрушения. Обнаженный символ фашизма и насилия. Ломали двадцать четыре часа в сутки. За время оккупации она сожрала десятки тонн угля. Эшелоны отвозили эти ящики с металлом
в Германию, а там из него лили снаряды и делали такие же машины... Орудие разрушения порождало себе подобное, поглощая творение рук человеческих. Это ее пища. Она питалась деликатесами — кружевом парковых скамеек, вол-щебством неповторимых узоров, единственных в своей красоте.
...Владимир слышит скрежет металла. В клубах едкого пара взлетает чугунная баба. Под ударами дрожит земля.
Ревущие дизели вываливают из кузовов бронзовые разломы скульптур, летят на брусчатку вырванные со штырями ворота. Ахает, бухает чугунный молот. В поршнях си-
пит перегретый пар..В майках, голые по пояс солдаты, вытирая пот скомканными носовыми платками, бегом волокут железные узоры, швыряют на гремящую наковальню позеленевшую медь разбитых витражей... На сломанной шее экскаватора по собачьи клацает клыкастая челюсть. Она хватает обломки и сыплет их на гору — высокую, как террикон, и звенящую от подножия до вершины. Крошево колоколов, расплюснутые грифоны, штакетник скверов, кованые решетки, перекрученные ударом, скомканные и разорванные, словно жестяные... Пятна масла проступают на горячих боках машины. Взвивается чугунная баба. Падает, кромсая железо... Падает... Падает... Гудит земля, трескается камень брусчатки. Качаются стены домов, проседая па глубоких фундаментах...
— ...Она жрала день и ночь,— с ненавистью торопливо говорит Иван Иванович.— День и ночь... Не останавливаясь! Пока ей не сунули в пасть гранату. Она взорвалась! Ей вырвало бок, и внутренности вывалились на булыжник. Она сдыхала под шипением пара, корчилась в судорогах — падали цепи, лопались стальные тросы, и к ней нельзя было подойти. Ошпаренные солдаты не могли вытащить из огня покалеченных и убитых... Они тоже сдыхали и напрасно звали на помощь... Я видел это, ты понимаешь? Она горела на моих глазах; Я был счастлив.
Он замолчал. Смотрел на ржавую тушу машины зло, сузив веки и стаснув побелевшие губы. Ненависть еще лежала в морщинах его лица, делая его жестким и серым.
Владимир заглянул в копер. Оттуда дохнуло гнилью, плесенью и мокрым железом, которое разъедала ядовитая ржавчина, но стальные балки, поддерживающие башню, еще держали тяжелый остов...
ИЗ ПИСЬМА ЛЕШИ ВЛАДИМИРУ
«...Это, конечно, смехота, но Домна на базаре гадала на тебя. Цыганка кинула карты, и выпала тебе'дальняя дорога, неприятности и казенный дом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29