Но если нет греха, то кто же тогда пастырь? Кто – как не чиновник, как не тысячи чиновников? Поэтому пастору считал Юрку как бы сверкающей в кромешной тьме звездой, чей свет, однако, немного отклонился в сторону. Следовало бы изучить, отчего это божественное светило сбилось с пути истинного, – и тут, по мнению пастора, нужно было не столько карать, сколько поучать, наставлять, увещевать.Чиновник, вдоволь наслушавшись пасторских рассуждений, сказал:– Мне кажется, что Юрка слегка скудоумен.– Правильно, – подтвердил пастор, – умом слаб, но в вере силен. Это и есть чудесное знамение времени.Однако у чиновника были свои соображения; исходя из них, он и намеревался действовать в отношении Юрки. Чиновник интересовался не тем, кем человек считает себя, по кем является на деле. Поэтому, снова взявшись за Юрку, он сказал:– Ты говорил пастору, что ты, мол, Нечистый. Дурака ты валяешь или действительно веришь в это?– Чего там еще верить.– И что твоя старуха была из бесовского рода?– А то откуда же?– Знаешь, Юрка, я тебе советую: брось дурачиться и скажи, кто ты, где получил свой паспорт и кто его подделал.– Я же сказал пастору.– Стало быть, Петр или ангел?– А то кто же?– И ты в это веришь?– Вроде бы так.– Неужели тебе так-таки и не понять, что это невозможно?! – воскликнул чиновник. – Неба ведь не существует, есть голубой воздух, и только. Как же ты к Петру на небеса попал, раз небес нет?– Кто не верит, для того и нет, – спокойно возразил Юрка. – Откуда им быть-то, если не веришь.– Проваливай в ад со своей верой! – закричал чиновник и хотел было продолжать в том же духе, но Юрка опередил его, сказав:– И пойду, вот только сперва спасение души обрету.– Спасения захотел? Затем, чтобы в преисподнюю отправиться? – разошелся чиновник. – Ты думаешь, о чем говоришь?– Чего же тут думать?– Ведь спасенные вознесутся на небеса, если они вообще куда-нибудь попадут!– А не в рай, так в ад, – сказал Юрка.– Если нет рая, так и ада нет.– Ад есть.– Ты бывал там?– Оттуда-то я и пришел в образе человека, чтобы обрести блаженство.«Опять старая песня!» – в сердцах подумал чиновник и помолчал, обдумывая, с чего бы начать. Он перепробовал разные уловки, но все они так или иначе приводили к одному и тому же: небо, ад, Петр, ангел. Только и услышал он нового, что Юрка долгое время работал у Антса. Тут у чиновника появилась надежда: авось будет за что ухватиться. Главное – разделаться бы пристойным образом со всей этой кутерьмой, ибо в сущности совершенно безразлично, кто этот пентюх и откуда он раздобыл себе документ.Но Антса чиновничье горе только позабавило.– С ним надо умеючи, с понятием, – сказал он, обещав заняться Юркой, и выразил надежду, что вскоре внесет в дело ясность.– Странно, – пробурчал чиновник, – подходить с понятием к тому, кто сам ничего не понимает.– Поэтому тем, кто воспитывает людей да руководит ими, и надо учиться выращивать скотинку, учиться помыкать ею. А мы точно мясники – первым делом накручивай быку хвост, – заключил Антс.Оставшись наедине с Юркой, Антс спросил, что у него за напасть с чиновниками?– Не верят они никому, а потому ни шиша не понимают, – уверенно ответил Юрка.– Это оттого, что ты правду говоришь, – объяснил Антс.– Что же мне делать? – недоумевающе спросил Юрка.– Врать надо.– Неужели тогда поверят и поймут?– Сразу же.– Но врать я не умею.– Учиться надо. Что же ты за человек, коли не умеешь врать?– Я спасения души ищу, а разве тут ложь пособит?– Почему бы и нет, ежели врать как полагается…– Научи же меня, Антс, врать как полагается!Антс научил. Научил потому, что привязался к Юрке, как к домашнему скоту. Своими словами эта скотинка вырыла себе яму, откуда не может выбраться собственными силами и разумением. Так или иначе, а надо поспешить ей на помощь.– Ты говорил пастору: я, мол, Нечистый… – начал было Антс свое вступление; но Юрка дерзко перебил его:– Я и есть.– Не важно. Главное – не говори об этом и не будь тем, кто ты есть, потому что человек никогда не должен быть по-настоящему самим собою. Каждый день человеку надо переделывать себя по-новому, надо рождаться заново, чтобы приспосабливаться и к окружающему и к обстоятельствам.– Да ведь я не родился, а просто так пришел.– В таком случае, чтобы стать настоящим человеком, изволь рождайся ныне же! Если ты действительно Нечистый и хочешь в ад, то сложи руки и смотри на небо. Если у тебя в теле медвежья силища, как это, впрочем, и на самом деле, то говори, что сила-де от нерушимой веры и от упования на господа. Спалишь своего батрака – говори, что батрак сам себя сжег; если убьешь свою бабу – говори, что она сама себя извела из-за Юлиных близнецов.– Я свою бабу не убивал.– Не о том речь. Я сказал: «если убьешь».– А если я не убивал, как тогда? Сказать, что убил?– Конечно, коли хочешь спасти Юлу ради ее двойняшек.– Ну, а коли и Юла не убивала, тогда что мне говорить?– Ничего. Молчи да горюй по бабе, хоть сам про себя и рад, что отделался от нее. А теперь заруби себе на носу, что я тебе скажу. Ты пришел прямиком из ада…– Прямиком.– Про то больше никому ни слова. Ежели спросят, почему ты раньше об этом болтал, отвечай: должно быть, потому, что медведя ножом забил, а тот тебе бок ободрал. Говори, что ребра из-под мяса наружу лезли, – с того, мол, и ад и все прочее. А к этому сразу добавляй, что тайком перебрался из России и что там кто-то огрел тебя по голове – ну, скажем, бутылкой с самогоном, гирей или колом, вообще чем-нибудь твердым и тяжелым. Паспорт у тебя тоже из России, а не от Петра и не от ангела, понял? От Петра отрекайся, как и он сам отрекся от господа; говори, что и не видел его, ничего о нем не слышал и ничего вообще знать не знаешь. То же самое говори и об ангеле, который вручил тебе паспорт. А спросят, почему ты имя Петра поминал, отвечай, что был-де в России такой Петр – не то поп, не то кузнец. Отчего из России удрал? Соври, что церкви там закрыли и ты за душу свою испугался. Сюда, мол, перебрался ради спасения своей души, ибо здесь церкви есть, да еще новые каждый день строятся, а стало быть – и блаженство здесь. Спросят: почему раньше правду скрывал? А потому что боялся, отвечай: пошлют-де обратно в Россию, где ни церквей, ни блаженства. Будешь этак вот говорить, все умные люди – а умным себя всякий мнит – подумают: ага, мол, значит Россия и есть тот самый ад, о котором ты раньше болтал, а Петр – ну, из полиции кто-нибудь или пограничник.– Кто же тогда ангел?– Петра нет, так и ангел ни к чему.– А что с паспортом будет?– Говори: купил, и все тут; купил у жида, нынче это в моде насчет жидов. И что другое тоже можешь на них валить. А спросят так, что ответить не сумеешь, говори: не помню, – и добавляй: баба-де моя помнила, да умерла. Жить не могла из-за этой самой памяти. И не забывай одного: чем меньше болтать будешь, тем лучше, ибо люди понимают слова большей частью неверно. Они и молчание, глядишь, поймут иначе, да все же это пореже случается. Поэтому чем меньше слов, тем лучше. А вот о спасении своей души можешь толковать сколько влезет, никто твои речи всерьез не примет.– Сам-то я принимаю.– Не беда, что принимаешь, – другие поймут, что все это для приличия. Нынче в спасение души верить – что в руку сморкаться, тот же срам.– А я сморкаюсь.– И я тоже, – согласился Антс – Да не все такие избранные, как мы с тобой. Спасения и я жажду, как и ты, да не все-то его хотят. Нынче весь мир в одно верит: чем в земном пекле жарче, тем к раю ближе. Вот и поддают жару народам, и большим и малым…От беседы с Антсом у Юрки голова кругом пошла. Разве упомнишь все это? Но он быстро успокоился, вспомнив главный Антсов наказ: не сумеешь ответить, говори: не помню; баба помнила, да с того и померла. Теперь и к чиновнику смело идти можно; к тому же Антс обещал замолвить словечко, растолковать – как и что. У чиновника, когда к нему зашел Юрка, на лице играла улыбка, и он весьма любезно сказал:– В прошлый раз мы дела до конца так и не довели. Сегодня авось лучше поймем друг друга. Итак, во-первых: может быть, ты скажешь, где паспорт раздобыл?– Купил.– У кого?– У жида.– У Петра, что ли?– Не помню.– Тот раз ты сказал, что у Петра.– То был другой Петр.– Какой еще другой?– Не то поп, не то кузнец.– У него и купил паспорт?– Паспорт у жида куплен.– Петр ведь – жид.– Такого Петра не знаю, не помню.– А запомнился тебе какой?– Да вот поп или кузнец.– Ничего не понимаю, – сказал чиновник. – Ты утверждаешь, что купил паспорт у жида, а вчера сказал, что его зовут Петром. Дальше: у Петра ты свой паспорт купил или нет?– Нет, у жида.– Но Петр-то ведь жид?– Жид, да не тот.– Не тот, так какой же?– Забыл.– Что забыл?– Как зовут, забыл.– Так ты не помнишь имени того жида, у которого ты купил паспорт?– Не помню. Баба помнила, да померла.– Так, так, теперь понятней стало. Ну, а где же тот жид проживал?– Забыл.– И в какой стране он жил, тоже не помнишь?– В России.– Ты вместе с бабой из России ушел?– Вроде бы так.– Почему же ты сразу не сказал?– По голове хватили, поэтому.– Кто хватил?– Не помню.– Где хватили?– Тоже не помню. Баба моя помнила, да с того и померла.– Но ведь ты все-таки помнишь, где это было, – тут или в России.– В России.– Почему ж ты убрался оттуда?– Хотел обрести блаженство.– А в России его нет?– Там церкви позакрывали.– Откуда же ты знал, что тут церкви открыты?– Не помню. Баба, может, помнила, да померла.– Стало быть, ты вместе с бабой сюда за блаженством пожаловал?– Ага!– А почему ты раньше про Петра и про ад поминал?– Боялся, что обратно в Россию ушлют.– Поэтому и сделал из России ад?– Вроде бы так.Чиновник удовлетворенно потер руки, немного подумал и сказал:– Вот видишь, Юрка, дело не так уж плохо. Сейчас ты уже совсем по-человечески заговорил. Меня еще одна вещь интересует: имя твое на фальшивом паспорте – настоящее или нет?– Там ведь написано: Юрка.– Написано, верно! А в России тебя тоже так звали?– Не помню. Баба помнила.– Русский язык знаешь?– Не помню.Чиновник заговорил по-русски, но Юрка не ответил.– На каком же языке ты говорил в России?– Известно, на каком.– Значит, на родном?– Вроде бы так.Путем различных перекрестных вопросов чиновнику удалось настолько разобраться в Юркином деле, что он смог сообщить начальству следующее: налицо переход границы с фальшивым паспортом. Сомнение вызывал лишь один пункт: если Юрка действительно проживал в России, то может ли он совершенно не знать русского языка? А если он понимал по-русски, то мог ли совсем позабыть этот язык из-за того, что его помял медведь или ударили по голове каким-то твердым и тяжелым предметом?На первую половину этого вопроса давался без долгих рассуждений положительный ответ: известно, что у нас имеется немало русских, которые живут здесь весь свой век, а местного языка все-таки не знают. Почему бы и в России не обойтись этим языком одному из наших земляков, если его имя Юрка и он так силен, что борется с медведями.Вторая половина вопроса оказалась сложнее. Разрешить ее, не запросив мнения американских специалистов, не решались. Казалось, конечно, немного странным, что Юркино дело приобрело такой размах, но причины к тому были, ибо Америку знали как страну, где сильных людей чаще всего любят колотить по голове, и притом до тех пор, пока они вконец не лишаются рассудка. Даже Европа шлет туда тех своих сынов, кто посильнее, с кем ей самой не управиться, чтобы их там оглушили. Таким образом, именно в Америке должны были лучше всего знать: может ли в результате потери рассудка последовать и потеря памяти.Однако американцы отправили в Англию каблограмму с просьбой запросить у нас: чем именно Юрку хватили по голове – твердым или мягким предметом? Если твердым, то они, мол, не располагают опытом, ибо глушат своих граждан, а также и чужих, добровольно на это согласившихся, только мягкими предметами. Не оставалось ничего иного, как прибегнуть к собственным специалистам.При осмотре Юрки выяснилось, что, по всей видимости, его все-таки ударили по голове чем-то твердым: или дважды одним и тем же предметом с одинаковой же силой, или единожды, но чем-то раздвоенным, что обусловило появление на темени, вернее – на макушке, двух совершенно тождественных повреждений. Нелегко было определить, повредил ли удар черепную коробку, или только вызвал сотрясение, ибо в области повреждения образовались две костные мозоли, два нароста, какие иногда можно видеть на ногах у лошадей.Профан легко бы принял эти бугры за некое подобие рогов. Когда Юрку спросили, болят ли иногда эти бугорки, он ответил, что они зудят перед дождем или бурей. Из этого заключили о неестественном возникновении бугорков, иначе почему бы им зудеть накануне естественного явления.Обо всем этом сообщили в Англию, оттуда послали каблограмму в Америку. В части происхождения костных мозолей американцы согласились с нашими экспертами: Юрку, вероятно, ударили по голове чем-то твердым, ибо они, американцы, оглушающие человека мягкими предметами, ни разу не замечали появления наростов на темени или на макушке, на скулах или на подбородке. Из Америки сообщили в Англию, что дело это не их компетенции и что, может быть, Европа, которая является страной старшей по культуре, сама-де лучше разберется в повреждениях черепа.В результате обмена каблограммами и переписки у нас пришли к выводу, что в вопросе черепной травмы на свете нет лучших знатоков, чем наши. И если до сих пор такой потери памяти, как случай с Юркой, забывшим русский язык (конечно, при том условии, что он некогда его знал и потому мог забыть), не замечалось, то все же самый факт был признан возможным и правдоподобным. При этом выражалась надежда, что такие представляющие научный интерес случаи повторятся и подтвердят высказанные предположения.Дело приковало внимание не только специалистов. Высказывались и многие общественные деятели. Особо следует упомянуть здесь о мнении, согласно которому у нас в данном случае налицо удивительный пример того, насколько велик у человека голос крови в отношении родного языка. Человек может забыть все, даже свое имя, но родной язык пламенеет в его душе, словно жар-птица. Это мнение было тем обоснованней, что оно исходило от человека, который дома разговаривал со своей женой и детьми всегда на иностранном языке.Итак, наиболее правдоподобной и вероятной оказалась та версия, что Юрка явился из России, где его ударили по голове чем-то твердым, и что он хочет обрести блаженство. Чиновник забрал у Юрки фальшивый паспорт и выписал ему новый, но точь-в-точь с прежними данными, ибо новых взять было неоткуда; сам Юрка ведь ничего не помнил, не больше знали и другие, а тот, кто мог знать и помнить, – умер. Вручая Юрке новое удостоверение личности, чиновник удовлетворенно сказал:– Так, стало быть, делу конец, и в кармане у тебя настоящий паспорт.– Имя-то прежнее – Юрка?– Конечно.– Я думал… если что неправильно, так…– Эх, Юрка, неужели ты полагаешь, что всякий раз легко сказать, где правда, а где ложь, и что это настолько важно знать?– Вроде бы нет, – убежденно ответил Юрка.– Я тоже так думаю. Увидишь Антса, поблагодари его, – он во время вразумил тебя. Не то таскали бы тебя до самого страшного суда. Глава восьмая За долгое время Юрке только однажды удалось попасть домой, повидать жену и детей. Он понадеялся было найти дома покой от общественных треволнений, но все вдруг обернулось иначе.– Старик, – таинственно сказала ему Юла, – подумай, экая беда с нашими двойняшками: у них рога растут!– Не мели вздор, – молвил Юрка так спокойно, словно он либо ждал этого, либо ему было обо всем известно.– Правда, правда, – подтвердила Юла, – уже бугорочки есть.– Не иной ли какой изъян?– Какое там иной – рога, да и все. Ребята говорили – зудят.– Ну что ж, проживут и с рогами, были бы в кармане верные документы, – рассудил Юрка.Но Юлу рога мальчиков со дня на день озадачивали все больше и больше. Она никак не могла успокоиться и пошла к акушерке. Однако та ничего путного не сказала, и Юла отправилась к фельдшеру, у которого была деревянная нога и один-единственный глаз, да и то полуслепой.Фельдшер сказал, что ему надо повидать хоть одного из мальчиков и собственноручно пощупать рога, – иначе он, мол, ничего не может сказать. Когда же Юла привела ребенка к фельдшеру, он решил, что надо осмотреть и другого, – а то долго ли ошибиться. Пришлось Юле еще раз тащиться к фельдшеру, на этот раз с тем мальчиком, что сперва оставался дома. Но фельдшер, внимательно прощупав голову у другого ребенка, пришел к заключению, что по-настоящему разобраться во всем этом можно, лишь имея перед собой сразу обоих мальчиков и сравнивая их рожки, ибо лишь то познание правильно, которое основывается на сравнении. И Юла снова пришла к фельдшеру, на этот раз с обоими близнецами, чтобы налицо одновременно были все четыре появившихся у них рога. Тщательно сравнив головы мальчуганов, фельдшер осведомился у Юлы, сколько им лет, и, узнав сколько, поинтересовался, есть ли у Юлы еще дети – мальчики или девочки, и какого возраста.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25