Приходилось постоянно с кем-то разговаривать, выдумывать остроумные и интересные замечания в разговоре с людьми, которые забывали ее имя, как только отходили от нее. Единственное, чего ей хотелось, – это оказаться опять дома в своем старом халате, свернуться клубочком на диване и почитать книжку или посмотреть старый фильм по телевизору.
– Джо был бы рад, – сказала Энни.
Лорел вдруг стало очень обидно. «С каких пор ты стала разбираться в том, что нравится Джо?» – хотелось спросить ей.
Но она знала, что Энни сказала это из лучших побуждений. Разве за все эти годы она хоть раз намекнула на то, что она была для Джо больше, чем друг.
– Я знаю, что он был бы рад, – спокойно ответила Лорел. На самом деле она даже предложила, чтобы он пошел без нее или вместе с тетей Долли.
– Так ты подумаешь об этом?
– Хорошо. Я подумаю об этом. – Так было проще. Спорить с Энни было все равно что стараться разрешить одну из китайских головоломок с веревками – чем сильнее ты тянул за нее, тем туже она затягивалась на твоем пальце. – Стой прямо, чтобы я могла подровнять подол.
Она воткнула еще несколько булавок и выпрямилась:
– Ну, иди посмотри. Зеркало в спальне, но обещай, что не будешь смотреть вокруг. В комнате беспорядок. Я даже не убрала кровать.
На самом деле беспорядок был во всем доме. На давно не чищенном ковре валялись игрушки Адама, подушки были обсыпаны крошками хлеба, а откидной стол был весь испачкан липкими кругами от стоявших на нем стаканов сока. Со времени вчерашнего возвращения из ресторана Джо она не хотела ничего делать, только спать. Энни не сдвинулась с места.
– Меня не беспокоит неубранная кровать, – сказала она строго. – Меня беспокоишь ты, Лорел, ты выглядишь ужасно. В чем дело?
Лорел чувствовала себя так, как будто к ее ногам и рукам были привязаны мешки с песком. Она так устала. Как могла она даже думать о том, чтобы рассказать обо всем Энни?
– Ничего, – сказала она как можно оживленнее. – Я задремала перед тем, как ты пришла. Поэтому кровать и не убрана.
Энни пристально посмотрела на нее:
– Ты больна… или?
– Ты хочешь сказать, не беременна ли я? – перебила ее Лорел.
– Да или нет?
Лорел глубоко вздохнула и выпалила:
– По правде сказать, это было бы чудом… Какое-то мгновение Энни стояла молча. Она, казалось, была потрясена.
Затем она спросила:
– Что происходит между тобой и Джо?
– Ничего такого, что нельзя было бы поправить. – Лорел хмыкнула. – Послушай, ты хочешь кофе или чего-нибудь еще? Вчера я испекла банановый хлеб… думаю, там еще немного осталось.
Не обращая внимания на предложение, Энни опустилась в кресло-качалку около камина, ее платье собралось сверкающими складками, а булавки торчали из материала, как крошечные антенны. Она не сводила глаз с лица Лорел.
– Ты хочешь рассказать мне что-нибудь?
– Да нет.
– Вы что, ссоритесь с Джо?
– Нет… совсем нет. Послушай, давай поговорим о чем-нибудь другом. Честно говоря, мне вовсе не нравится, когда меня допрашивают.
– Ты выглядишь усталой.
– Я же тебе сказала, что я устала.
– Может, он что-то сделал?
Лорел казалось, что она держится руками за край крутого обрыва и постепенно ее руки разжимаются. Было бы очень просто отпустить руки и упасть прямо в объятия Энни и позволить ей успокоить себя. Но нет, лучше этого не делать…
– Я рада, что тебе нравится платье, – сказала она весело. – Я не была уверена, что получится хорошо. Бархат труднее шить, чем шелк. Нужно подгонять ворс, швы морщатся. Не знаю, сколько раз мне пришлось переделывать левый шов. А уж молния…
– Джо любит тебя, – настаивала Энни. – Ты должна помнить об этом.
– Почему я грустная? Но мне так больше нравится, а тебе нет? – Но она больше не могла сдерживаться и разрыдалась. – Энни, у него роман.
Она рассказала Энни о женщине в ресторане, о том, как все ужасно… о том, что ей хотелось умереть. Даже сейчас, говоря об этом, она чувствовала как при каждом слове у нее внутри все сжимается. Она посмотрела вниз на подушечку с булавками и иголками в форме сердца, которую держала в рука и подумала, какой глупой и сентиментальной она сейчас выглядела. Она начала смеяться, но слезы катились по ее щекам.
Теперь она уже не могла остановиться. Ее охватила паника. Через мгновение Энни бросится к ней. Ей очень не хотелось этого. Энни сумеет задушить те немногие остатки гордости, которые у нее еще остались.
Но Энни не двигалась. Она продолжала сидеть как каменная. А затем начала смеяться.
Лорел вскинула голову, как будто ей дали пощечину.
Но в этот момент Энни подошла к ней, стараясь успокоить:
– Боже, ты так меня напугала Я думала… – Она схватила руку сестры и крепко сжала ее. – Лорел, дорогая, ты все неправильно поняла. У Джо нет романа. Та женщина, которую ты видела, это та самая женщина о которой мне говорил Джо, – она психолог. Он рассказал мне всю историю о том, что его отец больше не может ладить с медсестрой… и Найоми, так, мне кажется, ее зовут, считает, что надо поместить отца в дом престарелых. Конечно, это ужасно, что надо отправлять Маркуса в дом для престарелых. Ты представляешь, что чувствует Джо? Должно быть, Найоми старалась успокоить его, разве ты не понимаешь?
«Да… – вдруг подумала Лорел. – Все проще простого».
У Джо нет романа с другой женщиной… все гораздо хуже. Он предал ее. Джо… Джо принял это важное решение о своем отце… и ни разу ничего не сказал ей об этом… и все рассказал не ей, своей жена а Энни.
«Все время с самого начала Джо и Энни».
Теперь Энни изменилась в лице, ее оливково-желтое лицо побледнело. Она схватила Лорел так, что ее ногти впились в кожу и начала трясти ее:
– Лорел, что случилось? Ты белая как смерть. Боже, ты ведь не думаешь, что я стану тебя обманывать, когда дело касается таких вещей? Неужели ты думаешь, что я сочинила все это, чтобы успокоить тебя?
– Нет, конечна я этого не думаю.
Казалось, что голос Лорел доносится откуда-то издалека с какой-то далекой горной вершины, и звучит на фоне других звуков, становящихся все время более и более четкими. Она слышала как в соседней комнате Адам своим звонким, высоким голосом напевал, немного фальшивя: «О, можешь ли ты сказать мне… можешь ли ты сказать мне, как добраться до Сэзам-стрит», как где-то не далеко от окна дятел долбит тутовое дерево и на камине ритмично тикают часы.
– Лорел… в чем дело? – Голос Энни звучал испуганно.
Лорел повернулась, движения ее были очень неуклюжи, как будто ее кто-то дергал за веревочки, ее движения были похожи на движения кукол, которых она видела в детстве на представлениях Эда Салливана.
Она пристально смотрела на Энни, как будто никогда ее раньше не видела. Она чувствовала, как все у нее внутри опустилось и на нее нахлынула целая лавина любви, горя, печали и отвращения.
– В тебе, – крикнула Лорел очень громко, чтобы перекричать шум, стоявший у нее в ушах. – Ты виновата.
Энни приложила руку к губам:
– Что?
– Ты сидишь и улыбаешься так, как будто я должна радоваться. – Она сделала шаг назад нога у нее подвернулась, и она почувствовала острую боль. Она смотрела на Энни. – Как ты можешь? Как ты можешь так притворяться, когда мы обе знаем, что он хочет тебя? Имей хоть совесть признаться в этом. И ты тоже хочешь его. Не потому ли ты все эти годы водишь за нос Эммета? Перестань играть в благородство, признайся в этом. – Она почувствовала, что не может остановиться. – Признайся, что хочешь заполучить его для себя.
В комнате воцарилось гробовое молчание. Лорел стояла на краю пропасти и вся дрожала.
– Мамочка!
Лорел вскочила, как будто ее ударили. Она посмотрела на Адама, стоящего на нижней ступени лестницы, на нем была старая рубашка Джо, рукава были завернуты, перед рубашки был испачкан краской. В одной руке он держал кисточку. Его огромные глаза были испуганны. «Боже! Как долго он здесь стоял? Что он слышал?»
Она хотела подбежать к нему, расцеловать, успокоить, но не могла двинуться. Она, казалось, прилипла к полу, в то время как Энни, в переливающемся бархатном платье с болтающейся подпушкой и сверкающими в тусклом свете булавками, стремительно пересекла комнату, как яркая птица, и схватила Адама за руку:
– Боже, посмотри на себя. Я думаю, больше краски попало на рубашку, чем на бумагу. Ты не хочешь показать мне, что ты сделал? Мне очень хочется посмотреть. – Она тоже была расстроена, голос ее дрожал, но она старалась скрыть это. Она оберегала Адама, как когда-то оберегала Лорел.
Бросив через плечо быстрый резкий взгляд на Лорел, Энни повела Адама вверх по лестнице. Лорел какое-то время смотрела им вслед, затем села на диван. Ей очень хотелось заплакать, но она решила, что ни за что не станет этого делать.
29
«Вольво» Джо свернул на маленькую дорожку, покрытую толстым слоем опавших листьев, в свете его фар ярко сияли зеленые кусты, растущие вдоль гаража. Он увидел, что свет был только в комнате наверху, все остальные окна были темными. Было около полуночи.
Лорел и Адам, наверное, давно спят. И ему тоже очень хотелось спать. Боже, каким тяжелым был вечер. Заказы шли один за другим, и все работали сверхурочно. Посудомойщик так устал, что не заметил, как вода залила пол в кухне. А в это время наверху пьяная мужская компания из двадцати восьми выпускников Йельского университета кидалась булочками друг в друга. Чтобы они ничего не сломали, ему пришлось отправить двух официантов с нижнего этажа наверх, хотя внизу все тоже зашивались… а потом, когда уже подали десерт, появились еще восемь приятелей жениха и потребовали, чтобы их накормили. И всю эту неделю он каждый день бегал туда-обратно с Мортон-стрит на угол Третьей авеню и Восемьдесят второй улицы, где строилось новое помещение «Домика Джо». Несмотря на то что меню уже были отпечатаны, а официанты наняты, казалось, что намеченное на декабрь открытие не состоится. Чем больше он вкалывал, тем больше появлялось дел. Кухонное оборудование не было доставлено вовремя. Водопроводчик испарился. Потом его главному повару Хорхе пришлось драть глотку, стараясь объяснить по-испански все городскому инспектору, надеясь, что пузатый инспектор, настоящий бруклинец, по фамилии Ярецки, поймет его. Но тот только повторял: «Да, да, приятель, три нарушения закона».
Но ни одна из проблем в ресторане не могла сравниться с тем, что ожидало его завтра: в два часа у него была встреча в Центре Святого Франциска. И затем ему предстояло сделать то, что он откладывал вот уже в течение нескольких дней, ему надо было сказать Лорел об отце. Она обожает Маркуса и, возможно, будет настаивать на том, чтобы они взяли старика к себе, а он, как последний негодяй, скажет нет. Боже, какая будет передряга.
Джо вышел из машины и пошел по узкой бетонной дорожке вдоль дома. Он вдруг успокоился и почувствовал себя менее усталым. Ощущая холодное колючее прикосновение ночного воздуха на щеках, он видел, как пар клубится у него изо рта. Несмотря на темноту, он легко нашел дорогу к задней двери, ведущей в кухню. И затем, посмотрев вверх, понял, почему все так хорошо видно, – огромный оранжевый круг луны примостился на крыше, как огромная тыква во время праздника Канун дня всех Святых. Вдохнув, он почувствовал резкий запах огня в камине и приятный запах еды, вспомнил о покрытой фольгой тарелке, наверняка оставленной греться в микроволновой печке.
И все же он чувствовал, что здесь что-то не так. И вдруг понял… Обычно в такие дни, когда он должен был прийти поздно, Лорел оставляла включенным свет на маленьком деревянном крылечке, на котором он стоял. Сейчас света не было.
Неужели она забыла? Нет, это мало вероятна Она могла забыть о чем угодно, но только не об этом. А если бы они с Адамом пошли в «Бургер Кинг» или, скажем, посмотреть кукольный мультфильм, то давно бы вернулись.
Неужели с ней что-нибудь случилось? Он вспомнил, как в прошлом году в это же время, когда Лорел была на пятом месяце беременности, встав рано утром и войдя в ванную, увидел распростертую на полу Лорел, всю в крови. Это была кровь их ребенка. Позже в больнице им сказали, что это была девочка. И другие малыши, которых не стало еще до того, как он привык к мысли, что Лорел беременна. Но в тот раз… было известно, что у Лорел именно девочка… Даже сейчас он почувствовал, что на глаза у него навернулись слезы. Он ощутил грусть и в то же время облегчение. Что было бы, если бы он не нашел Лорел вовремя. Если бы она истекла кровью прежде, чем он доставил ее в больницу.
Она могла умереть.
Но сейчас Лорел не была беременна. Тем не менее, войдя в дом, он почувствовал, как все у него внутри напряглось и непонятное беспокойство охватило его. В темном маленьком помещении рядом с кухней, используемом как прачечная, он ощутил запах порошков и чистого белья и чуть успокоился. Ему очень хотелось позвать Лорел, но он сдержался. Наверное, они с Адамом крепко спят.
Он быстро прошел в кухню. Грязная посуда стояла на столе, валялись скомканные салфетки и остатки хлеба. Даже фиалки на подоконнике казались поникшими и неухоженными. Это было не похоже на Лорел… обычно, когда он приходил домой, все в кухне было безукоризненно. Она так гордилась этим домом и говорила что любит заниматься теми пустяковыми делами, которые ненавидит большинство женщин: протирать мебель, пылесосить, вытирать каждую безделушку. Она не разрешала ему нанять домработницу. Она любила делать все сама. И кроме того, она утверждала что работа по дому помогает ей отвлечься от работы над иллюстрациями.
Он прошел в столовую, в которой стоял круглый дубовый стол и резной буфет, уставленный не прекрасным фарфором, а мексиканской керамикой в ярких, сочных тонах и любимыми безделушками Лорел, которые Ривка называла «цацками», – здесь были стоявшие друг за другом в линию бронзовые слоники, каждый из которых был меньше другого, неуклюжие глиняные фигурки животных, сделанные Адамом, причудливо разрисованная русская шкатулка два оловянных подсвечника копилка в форме собаки, махавшей хвостом, когда в нее опускали монетку, и маленькая корзиночка, заполненная яркими стеклянными шариками. На узком пространстве стены слева от двери в лунном свете он ясно видел красиво раскрашенные японские веера: один старинный, сделанный из кости и кружева, и несколько других в форме перевернутой слезинки.
Да, это был дом Лорел. Он жил здесь, но это был ее дом, ее творение. Он вдруг осознал, что никогда раньше не замечал, каким он был уютным. Каждый вечер, возвращаясь домой после изнурительного рабочего дня, он испытывал несказанное блаженство, как будто влезал в теплую, мягкую кровать.
Везде он чувствовал присутствие Лорел.
Что-то мучило его… что-то, что он забыл… Затем он вспомнил, какой измученной она казалась вчера вечером. Она сказала, что просто устала, но ему показалось, что она что-то скрывала. Но он не стал допытываться.
Джо быстро поднялся по лестнице, переступая через две ступеньки и в то же время стараясь не шуметь. Дойдя до второго этажа, он заглянул в открытую дверь комнаты Адама. В неярком желтом свете ночного светильника в форме утенка Дональда он увидел спящего Адама; одеяло сбилось, и он лежал у края кровати, свернувшись клубочком и посасывая палец. Джо чуть успокоился. Вот видишь? Если бы что-нибудь случилось с Лорел, разве Адам лежал бы сейчас здесь в пижаме и спокойно спал?
Он подошел на цыпочках к кровати и по привычке проверил пижаму Адама Все сухо. Слава тебе, Господи, за дела твои. Год назад в течение какого-то времени Адам был мокрым каждый день. Потом он начал вставать ночью сам, чтобы пописать. Он помнил, что Лорел безропотно переносила это несчастье Адама и, несмотря на лишнюю стирку, ни разу не пожаловалась.
Джо опять почувствовал щемящую боль в животе О Боже, как это случилось? Он старался изо всех сил сохранить свои отношения с Лорел. Но это было все равно что бежать по песку, он все время шел слишком медленно, а может, он слишком старался?
Да, конечно, он не любил Лорел, когда женился на ней. Он был околдован, очарован. Потребовалось время, чтобы появилось то глубокое чувство, которое он испытывал к ней сейчас.
Он вспомнил Лорел в тот день, когда сразу после рождения Адама попросил ее выйти за него замуж и когда она спросила его: «Джо, ты любишь меня?» Ему показалось, что она своими ясными голубыми глазами видит все, что творится у него внутри.
– Конечно да, – ответил он, стараясь не видеть испуганного требовательного взгляда ее голубых, как небо, глаз.
– Но не так, – сказала она ему сердито, – не так, как ты любил меня, когда я была ребенком. Я имею в виду сейчас. Если бы не было Адама… и… – он видел движение мускулов на ее шее, когда она вдохнула воздух, – не было бы Энни. Ты любишь меня?
Джо, мечущийся между правдой и ложью, которая была ложью только наполовину, взял ее за руку и сказал то, что ей хотелось услышать:
– Я люблю тебя. Без Адама, без кого-нибудь еще.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69