– Оставь меня, мерзавец! – приказала она. Сердце буквально рвалось у нее из груди, багровая краска заливала лицо. К этому гиганту, державшему ее в плену и унижавшему своими поучениями, она испытывала какое-то двойственное чувство, которое в эту минуту приняла сгоряча за острую ненависть. И уж конечно, если бы только могла, она бы его убила. – Кало, я тебя ненавижу! – крикнула она ему в лицо.– А я тебя уважаю, – улыбка сменилась выражением непреклонной суровости. Он стиснул зубы, на скулах заиграли желваки. – Я уважаю тебя, потому что ты из рода Монреале, а я питаю глубокую признательность к твоей семье. – Он разжал пальцы и выпустил ее руку.– И все? – лукаво спросила она. Теперь она не только поставила его на место, но и восстановила свое превосходство.– Ты нанесла вред всем, Аннализа, – впервые, обращаясь к ней, он назвал ее по имени. – Ты причинила боль отцу. И себе самой.– А тебе? – дерзко и вызывающе спросила она.Первый луч солнца позолотил стены комнаты.– Я не в счет, – прошептал он с тайной грустью в голосе. – Я здесь только для того, чтобы тебя защитить.– От кого? – дразнила она его, пользуясь своим преимуществом.– Есть вещи, которые словами не объяснишь, – рассудительно произнес он. – Я не за тем сюда пришел, чтобы с тобой разговаривать. Я хочу, чтобы ты и этот американец все рассказали барону. Избавьте меня от неблагодарной роли доносчика.Ветер принес в комнату запах полей, и Аннализа поежилась.– Неужели ты способен унизиться до такой степени? – спросила она, глядя на него с презрением.– Только если бы меня вынудили, – смутился он.– Да тебе-то что за дело? – вновь атаковала она.На сильном и мужественном лице юноши проступила глубокая печаль.– Я тебя защищаю ради имени, которое ты носишь, – тяжело вздохнув, ответил он.– Ты меня любишь, Кало, – прошептала Аннализа, внезапно осененная вспыхнувшей, как молния, догадкой.– Ты с ума сошла! – воскликнул он, обороняясь изо всех сил.– Мой верный рыцарь меня любит, – сказала она, обволакивая его бархатистым взглядом своих сумрачных глаз. – Мой воин меня любит и мучается от ревности.Она протянула руки к лицу Кало и потянулась губами к его губам. Его непомерная сила влекла ее, как еще несколько часов назад привлекало обаяние американца, только на сей раз это было сознательное чувство, зародившееся при свете дня, а не мимолетная страсть, перегоревшая за одну ночь, чувство, которого она не смогла распознать раньше, потому что предмет его был слишком близко, прямо у нее перед глазами.Кало отстранил ее от себя и сильно ударил по одной щеке, потом по другой. Лицо Аннализы вспыхнуло огнем, но она не посмела ответить. Он схватил ее за плечи и, глядя ей прямо в глаза, сказал:– Ты выйдешь замуж за Филипа Джеймса Брайана-младшего, майора армии Соединенных Штатов.Произнеся эти слова, прозвучавшие для нее приговором, светловолосый великан вышел из комнаты. ШЕЛКОВЫЙ ПЛАТОК Отзвуки торжественной музыки еще отдавались в золотых мозаичных сводах, подчеркивая их величавую высоту, когда Аннализа и Филип преклонили колени перед главным алтарем кафедрального собора, чтобы соединиться в супружестве.Американец и принцесса Изгро оказались правы: припертый к стенке барон вынужден был дать согласие на брак. Ноябрь шел к концу, солнце уже не палило по-летнему. Сицилия была освобождена, и американцы, переправившись через Мессинский пролив, продвигались вверх по голенищу «сапога» Шутливое название Италии.
. Барон Джузеппе Сайева покинул палаццо в Пьяцца-Армерине и перебрался вместе с семьей на виллу Сан-Лоренцо вблизи Палермо, ближе к морю и апельсиновым рощам.Барон дал согласие с большой неохотой, скрепя сердце: Джузеппе Сайева пребывал в твердом убеждении, что американец – не пара его дочери. Но раз уж пришлось принять столь тяжко давшееся ему решение, ритуал бракосочетания должен был быть достоин семейства Монреале.Подвенечное платье Аннализы стало для принцессы Изгро настоящей головной болью. В другое время она бросилась бы на шею нежной подруге Коко, и они вместе пересмотрели бы сотни моделей, чтобы выбрать туалет, достойный невесты.Сицилия была освобождена, но вся остальная Европа еще была охвачена кошмаром войны. Коко Шанель продолжала работать, несмотря на нацистскую оккупацию, однако о путешествии в Париж не могло быть и речи. Но, с другой стороны, в Палермо не существовало портнихи, способной удовлетворить высоким запросам принцессы. В последний момент, в пожарном порядке, было найдено гениально простое решение: юная баронесса наденет подвенечный наряд своей матери, подлинный шедевр из небеленого шелка, созданный Уортом в 1923 году, отличавшийся классической простотой линий и украшенный брошью с изумрудами в форме трилистника. Массивная брошь удерживала на уровне талии массу мягких складок, ниспадающих до щиколотки.Аннализа выглядела в нем настоящей королевой. Два пажа в белом несли за ней шестиметровый шлейф. Ослепительная бриллиантовая диадема украшала ее гордую голову, она сжимала в руках букет флердоранжа. Медленным, плавным шагом, опираясь на руку отца, одетого во фрак, она шла к алтарю.Собор был огромен. Аннализа беспокойно вглядывалась в византийские лики, смотревшие на нее со старинных мозаик центрального нефа. Словно впервые она отчетливо увидела жестокий драматизм эпизодов из Ветхого Завета, представлявшихся ей до сих пор всего лишь гармоничным живописным пятном, ласкающим взгляд.Теперь же из нарядного многоцветья выступили сцены искушения Адама и Евы, ослушавшихся господа и совершивших первый смертный грех, изгоняемых из земного рая в своей грешной наготе. Потом преступление Каина и пролитая кровь Авеля, вопиющая об отмщении. Зачем понадобились художнику именно эти трагические реминисценции для росписи храма, где совершались бракосочетания стольких поколений семьи Монреале? Растроганные и восхищенные лица простых прихожан, осознание важности и торжественности происходящего, читавшееся во взглядах приглашенных, не могли ее утешить. Грандиозные декорации из цветов и серебра в зыбком свете сотен свечей нагоняли на нее смертную тоску.Она увидела Филипа в парадном мундире, лощеного красавца, будто сошедшего с киноэкрана, ожидавшего ее у алтаря, и ей стало страшно: вот сейчас, за один краткий миг произойдет непоправимое, одно слово решит ее судьбу.Ей не хватало чего-то, не хватало кого-то. Она подняла глаза к фигуре Христа в круглой нише центральной абсиды собора и, увидев завораживающий взгляд Спасителя, его вдохновенное лицо и выразительный жест, вспомнила другие знакомые черты, магнетическую силу другого взгляда. Дерзостность сопоставления на миг приковала ее к месту, но она тотчас подумала, что ее слабая воля не в силах противостоять образу Кало, то и дело всплывавшему в сознании, полном горьких и запоздалых сожалений.Она искала его глазами среди собравшихся, прекрасно зная, что не найдет, потому что Калоджеро Косты среди них не было, он исчез два дня назад, и Аннализе так и не удалось узнать, где он. Увидев, как он уезжает на «Бугатти» барона, она в гневе решила, что он, наверное, собирается навестить Стеллину Патерно, и ей захотелось плакать. Даже сейчас воспоминание об этом заставило ее вздрогнуть. И тотчас же ее заботливо и любовно поддержала рука отца.– Я думаю, со всеми девушками такое бывает в день свадьбы, – прошептал он ей на ухо. – Смелее, девочка моя.В голосе старого барона слышались воспоминания, пробуждаемые звуками органа, мозаичной росписью собора, осознанием великой перемены, на пороге которой стояла его дочь, но прежде всего подвенечным нарядом работы Уорта с изумрудной брошью. После перерыва в девятнадцать лет повторялся неизменный, освященный веками ритуал. Но со дня смерти его жены Клары в доме барона Монреале не было разговора о женитьбе; хотя возможность сделать подходящую партию представлялась бесчисленное множество раз, он и слышать об этом не хотел. Продолжить традицию предстояло Аннализе, которая в своем великолепном подвенечном платье была поразительно похожа на мать. У нее был такой же нежный взгляд и та же пленительная улыбка. Отец и дочь обменялись взглядами, обоим показалось, что они понимают состояние души друг друга, хотя на деле ни он, ни она не догадывались о глубинных причинах объединявшего их душевного волнения. Аннализа с благодарностью улыбнулась отцу, и он ответил ласковой улыбкой. Они достигли алтаря, где их уже дожидался Филип.Девушка выслушала наставление епископа и ответила «да» на вопрос, соединявший ее на всю жизнь с этим военным, напоминавшим голливудского киногероя. Она произнесла свое «да» с подобающим случаю достоинством, не сводя глаз с византийского лика Христа, напоминавшего ей воинственное лицо древнего норманнского рыцаря. * * * Восьмицилиндровый сливочного цвета «Мерседес-700» 1930 года выпуска с откидным верхом возглавил кортеж роскошных автомобилей – тут были и «Роллс-Ройс», и «Престон-Таккер», и «Ланчия», и «Изотта-Фраскини», – направлявшийся в Монделло, местечко, неподалеку от которого, в окружении апельсиновых садов, была расположена вилла Сан-Лоренцо, шедевр неоклассического стиля, к счастью, не поврежденный войной.– Трилистник, сарацинская башня и красавица жена, – сказал Филип Аннализе, сидевшей рядом с ним в машине, указывая на вытисненный на темной коже сидений великолепного автомобиля, украшенного гирляндами флердоранжа, герб баронов Монреале.– Фил… Дорогой… – Она была тронута изъявлениями нежности со стороны человека, обычно скупого на слова и комплименты.– Каждый раз в твоей улыбке я вижу новый рассвет, – продолжал Филип.Аннализа не сумела подавить рыданий.– Ты не должен так говорить, – умоляюще произнесла она, понимая, что не заслуживает этих слов. Сердце ее было далеко, ей хотелось бы, чтобы другой находился сейчас рядом с ней, тот, желанный, с его непомерной силой и угрюмой синевой чистых и добрых глаз, тот, которого она полюбила.– Я люблю тебя, – сказал Филип.Аннализа запечатлела горячий поцелуй благодарности на его руке.– Позволь мне выйти, Фил, – сказала она, когда лакей распахнул дверцу машины.С моря дул легкий, почти весенний бриз. Друзья и родственники окружили молодоженов, осыпая их улыбками и поздравлениями. На парадной лестнице виллы выстроились слуги в зеленых с золотым позументом ливреях, надетых по случаю торжественного события. Светило нежаркое ноябрьское солнце, теплый воздух, напоенный запахами моря и апельсиновых рощ, наполнился веселым праздничным гомоном.Вдруг раздались мощные, пронзительные автомобильные гудки, принадлежавшие, казалось, многотонному тягачу. И в самом деле из-за поворота, скрытого апельсиновыми посадками, показался огромный грузовик, продвигавшийся с вошедшей в поговорку грацией того самого слона в посудной лавке. Нелепое явление нарушило безупречно подготовленный ход праздника. Аннализа стала смущенно и растерянно озираться, только Филип продолжал улыбаться как ни в чем не бывало.– Что это значит? – сердито спросила она, раздосадованная появлением механического динозавра.Не говоря ни слова, американец взял ее под руку и заставил подойти поближе к тягачу.Несколько человек установили стальной трап, стенки прицепа открылись, как крышка волшебной шкатулки, и из чрева грузовика выкатился серебристый «Роллс-Фантом-IV», перевязанный белой шелковой лентой с пышным бантом на радиаторе, прямо поверх венчающей его фигурки ангела, отлитой из чистого серебра.– Королевская колесница для королевы моего сердца! – с детским энтузиазмом провозгласил Филип. Гости, после минутного замешательства, зааплодировали.Аннализа от изумления открыла рот. Появление большой игрушки разбудило в ней впечатлительного ребенка, готового и к улыбке, и к слезам.– Какое чудо! – воскликнула она, принимаясь развязывать громадный бант.В парадном салоне виллы Сан-Лоренцо уже стояли четыре широких стола, предназначенные для демонстрации свадебных подарков. Некоторые из них по ценности, безусловно, превосходили «Роллс-Ройс», например, небольшое полотно Антонелло да Мессины с изображением Христа Спасителя, подарок семьи Бельмонте.Аннализу потрясла не столько сама машина, сколько театральность жеста. К тому же она представила себе, каких трудов, должно быть, стоила Филипу доставка автомобиля из Англии на Сицилию.– Знал бы я, что такое возможно, – вздохнул барон, – попросил бы шофера заехать на Оксфорд-стрит к моему портному. Мои костюмы все больше ветшают.Признательность барона Монреале наполнила сердце Филипа гордостью.– Я с удовольствием помогу вам решить эту проблему, – ответил он, искренне надеясь, что требования тестя не пойдут дальше этой милой шутки.На стеклах автомобиля красовалась гравировка, изображавшая миниатюрный герб баронов Монреале, сиденья были обиты белой замшей, в машине имелся радиоприемник и маленький бар. Аннализа, забыв о смущении, обняла и расцеловала его, сказав себе, что Филип, без сомнения, лучший муж, о каком только может мечтать женщина.Даже сам барон, хотя его слегка покоробила шумная и чисто по-американски безвкусная мизансцена, не смог не оценить широты и щедрости жеста, безусловно свидетельствующего о пламенной любви.– Чем же мне отплатить за эту сказку? – спросила Аннализа с самой обворожительной улыбкой.– Расскажи мне другую, еще более прекрасную, – его взгляд горел любовью и желанием.– Я не умею рассказывать сказки, – она уверенно и умело вела игру.– Мы их вместе придумаем, – предложил Фил, убедившись, что никто из посторонних их не слышит.– Что может быть лучше! – искренне обрадовалась она. Вся охваченная мгновенным порывом влечения и нежности к нему, она хотела бы не упускать минутного очарования и сохранить его навсегда.– Давай сбежим, – прошептал он ей на ухо. – Я буду твоим шофером. У нас заказан номер в гостинице «Вилла Иджея». Поехали!Его голос, дыхание, все его тело были пронизаны желанием.После той первой июльской ночи в Пьяцца-Армерине они еще ни разу не оставались наедине. Как и предсказывала Аннализа, барон воздвиг между молодыми людьми непроходимую стену. Потом Филипа перевели в Неаполь, где ему пришлось нетерпеливо ждать свадьбы и медового месяца. В дальнейшем ему предстоял перевод в столицу.Аннализа тоже с нетерпением дожидалась возможности остаться с ним наедине. Она пребывала в положении человека, охваченного странным недугом, время от времени испытывающего некие загадочные симптомы и вынужденного ожидать результатов лабораторных анализов и клинических исследований, которые прояснили бы истинное состояние его здоровья.Она была уверена, что уж на этот раз в его объятиях вознесется в рай и в ее мозгу вспыхнет мириадами искр ослепительный фейерверк. Ведь Фил был красив, внимателен, полон обаяния, улыбался как победитель, и речь его звучала музыкой. Ее опять взволновала и увлекла его искренняя нежность, а теперь к этому добавилось восхищение его фантазией при выборе подарка и немалыми возможностями, проявленными при его доставке.Ей очень хотелось немедленно забраться в «Роллс-Ройс» и отправиться на «Виллу Иджея».– У нас есть обязанности перед гостями, Фил, – стала оправдываться она. – Обед и все остальное. Мы не сможем остаться наедине раньше ночи.– Видит бог, я сделал все, что мог, – засмеялся он.Последовала бесконечная череда объятий и поздравлений, затем торжественный проход по всем парадным залам виллы и свадебный обед.Джузеппе Сайева хмурился больше обычного, чтобы не подать виду, что он растроган, а принцесса Изгро непрерывно лила слезы. Слышался неумолчный гул голосов, раздавались пожелания счастья и тосты.Аннализа была весела и беспечна. Только когда солнце стало садиться, у нее опять появилось ощущение пустоты. Она была предметом всеобщего восхищения и зависти, казалось бы, ей не о чем было грустить. Но Кало не было рядом.Она огляделась по сторонам, ища его, однако верный товарищ ее детских игр по-прежнему отсутствовал.– Я что-то не вижу Кало, тетя Роза, – сказала она, с трудом пробравшись к принцессе Изгро.– Кало, говоришь? – рассеянно пробормотала принцесса и вдруг хлопнула себя по лбу. – Во всей этой суете у меня совершенно вылетело из головы.– Что вылетело? – слова крестной насторожили Аннализу.– Подарок, – она обвела комнату большими черными глазами, словно пытаясь вспомнить, куда его сунула.– Какой подарок? – Аннализа почувствовала, как кровь пульсирует у нее в висках.– Подарок Кало. Он передал мне подарок для тебя, но я припоминаю, что это был какой-то пустяк, – она провела рукой по лбу, чтобы решительно выбросить из головы мысль, явно не стоящую внимания.– Где он? Что это? – нетерпеливо набросилась на нее Аннализа, даже не пытаясь скрыть свое возбуждение.– Что это, мне неизвестно. Могу тебе сказать, что он остался у меня в комнате, – принцесса снисходительно улыбнулась детскому капризу крестницы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
. Барон Джузеппе Сайева покинул палаццо в Пьяцца-Армерине и перебрался вместе с семьей на виллу Сан-Лоренцо вблизи Палермо, ближе к морю и апельсиновым рощам.Барон дал согласие с большой неохотой, скрепя сердце: Джузеппе Сайева пребывал в твердом убеждении, что американец – не пара его дочери. Но раз уж пришлось принять столь тяжко давшееся ему решение, ритуал бракосочетания должен был быть достоин семейства Монреале.Подвенечное платье Аннализы стало для принцессы Изгро настоящей головной болью. В другое время она бросилась бы на шею нежной подруге Коко, и они вместе пересмотрели бы сотни моделей, чтобы выбрать туалет, достойный невесты.Сицилия была освобождена, но вся остальная Европа еще была охвачена кошмаром войны. Коко Шанель продолжала работать, несмотря на нацистскую оккупацию, однако о путешествии в Париж не могло быть и речи. Но, с другой стороны, в Палермо не существовало портнихи, способной удовлетворить высоким запросам принцессы. В последний момент, в пожарном порядке, было найдено гениально простое решение: юная баронесса наденет подвенечный наряд своей матери, подлинный шедевр из небеленого шелка, созданный Уортом в 1923 году, отличавшийся классической простотой линий и украшенный брошью с изумрудами в форме трилистника. Массивная брошь удерживала на уровне талии массу мягких складок, ниспадающих до щиколотки.Аннализа выглядела в нем настоящей королевой. Два пажа в белом несли за ней шестиметровый шлейф. Ослепительная бриллиантовая диадема украшала ее гордую голову, она сжимала в руках букет флердоранжа. Медленным, плавным шагом, опираясь на руку отца, одетого во фрак, она шла к алтарю.Собор был огромен. Аннализа беспокойно вглядывалась в византийские лики, смотревшие на нее со старинных мозаик центрального нефа. Словно впервые она отчетливо увидела жестокий драматизм эпизодов из Ветхого Завета, представлявшихся ей до сих пор всего лишь гармоничным живописным пятном, ласкающим взгляд.Теперь же из нарядного многоцветья выступили сцены искушения Адама и Евы, ослушавшихся господа и совершивших первый смертный грех, изгоняемых из земного рая в своей грешной наготе. Потом преступление Каина и пролитая кровь Авеля, вопиющая об отмщении. Зачем понадобились художнику именно эти трагические реминисценции для росписи храма, где совершались бракосочетания стольких поколений семьи Монреале? Растроганные и восхищенные лица простых прихожан, осознание важности и торжественности происходящего, читавшееся во взглядах приглашенных, не могли ее утешить. Грандиозные декорации из цветов и серебра в зыбком свете сотен свечей нагоняли на нее смертную тоску.Она увидела Филипа в парадном мундире, лощеного красавца, будто сошедшего с киноэкрана, ожидавшего ее у алтаря, и ей стало страшно: вот сейчас, за один краткий миг произойдет непоправимое, одно слово решит ее судьбу.Ей не хватало чего-то, не хватало кого-то. Она подняла глаза к фигуре Христа в круглой нише центральной абсиды собора и, увидев завораживающий взгляд Спасителя, его вдохновенное лицо и выразительный жест, вспомнила другие знакомые черты, магнетическую силу другого взгляда. Дерзостность сопоставления на миг приковала ее к месту, но она тотчас подумала, что ее слабая воля не в силах противостоять образу Кало, то и дело всплывавшему в сознании, полном горьких и запоздалых сожалений.Она искала его глазами среди собравшихся, прекрасно зная, что не найдет, потому что Калоджеро Косты среди них не было, он исчез два дня назад, и Аннализе так и не удалось узнать, где он. Увидев, как он уезжает на «Бугатти» барона, она в гневе решила, что он, наверное, собирается навестить Стеллину Патерно, и ей захотелось плакать. Даже сейчас воспоминание об этом заставило ее вздрогнуть. И тотчас же ее заботливо и любовно поддержала рука отца.– Я думаю, со всеми девушками такое бывает в день свадьбы, – прошептал он ей на ухо. – Смелее, девочка моя.В голосе старого барона слышались воспоминания, пробуждаемые звуками органа, мозаичной росписью собора, осознанием великой перемены, на пороге которой стояла его дочь, но прежде всего подвенечным нарядом работы Уорта с изумрудной брошью. После перерыва в девятнадцать лет повторялся неизменный, освященный веками ритуал. Но со дня смерти его жены Клары в доме барона Монреале не было разговора о женитьбе; хотя возможность сделать подходящую партию представлялась бесчисленное множество раз, он и слышать об этом не хотел. Продолжить традицию предстояло Аннализе, которая в своем великолепном подвенечном платье была поразительно похожа на мать. У нее был такой же нежный взгляд и та же пленительная улыбка. Отец и дочь обменялись взглядами, обоим показалось, что они понимают состояние души друг друга, хотя на деле ни он, ни она не догадывались о глубинных причинах объединявшего их душевного волнения. Аннализа с благодарностью улыбнулась отцу, и он ответил ласковой улыбкой. Они достигли алтаря, где их уже дожидался Филип.Девушка выслушала наставление епископа и ответила «да» на вопрос, соединявший ее на всю жизнь с этим военным, напоминавшим голливудского киногероя. Она произнесла свое «да» с подобающим случаю достоинством, не сводя глаз с византийского лика Христа, напоминавшего ей воинственное лицо древнего норманнского рыцаря. * * * Восьмицилиндровый сливочного цвета «Мерседес-700» 1930 года выпуска с откидным верхом возглавил кортеж роскошных автомобилей – тут были и «Роллс-Ройс», и «Престон-Таккер», и «Ланчия», и «Изотта-Фраскини», – направлявшийся в Монделло, местечко, неподалеку от которого, в окружении апельсиновых садов, была расположена вилла Сан-Лоренцо, шедевр неоклассического стиля, к счастью, не поврежденный войной.– Трилистник, сарацинская башня и красавица жена, – сказал Филип Аннализе, сидевшей рядом с ним в машине, указывая на вытисненный на темной коже сидений великолепного автомобиля, украшенного гирляндами флердоранжа, герб баронов Монреале.– Фил… Дорогой… – Она была тронута изъявлениями нежности со стороны человека, обычно скупого на слова и комплименты.– Каждый раз в твоей улыбке я вижу новый рассвет, – продолжал Филип.Аннализа не сумела подавить рыданий.– Ты не должен так говорить, – умоляюще произнесла она, понимая, что не заслуживает этих слов. Сердце ее было далеко, ей хотелось бы, чтобы другой находился сейчас рядом с ней, тот, желанный, с его непомерной силой и угрюмой синевой чистых и добрых глаз, тот, которого она полюбила.– Я люблю тебя, – сказал Филип.Аннализа запечатлела горячий поцелуй благодарности на его руке.– Позволь мне выйти, Фил, – сказала она, когда лакей распахнул дверцу машины.С моря дул легкий, почти весенний бриз. Друзья и родственники окружили молодоженов, осыпая их улыбками и поздравлениями. На парадной лестнице виллы выстроились слуги в зеленых с золотым позументом ливреях, надетых по случаю торжественного события. Светило нежаркое ноябрьское солнце, теплый воздух, напоенный запахами моря и апельсиновых рощ, наполнился веселым праздничным гомоном.Вдруг раздались мощные, пронзительные автомобильные гудки, принадлежавшие, казалось, многотонному тягачу. И в самом деле из-за поворота, скрытого апельсиновыми посадками, показался огромный грузовик, продвигавшийся с вошедшей в поговорку грацией того самого слона в посудной лавке. Нелепое явление нарушило безупречно подготовленный ход праздника. Аннализа стала смущенно и растерянно озираться, только Филип продолжал улыбаться как ни в чем не бывало.– Что это значит? – сердито спросила она, раздосадованная появлением механического динозавра.Не говоря ни слова, американец взял ее под руку и заставил подойти поближе к тягачу.Несколько человек установили стальной трап, стенки прицепа открылись, как крышка волшебной шкатулки, и из чрева грузовика выкатился серебристый «Роллс-Фантом-IV», перевязанный белой шелковой лентой с пышным бантом на радиаторе, прямо поверх венчающей его фигурки ангела, отлитой из чистого серебра.– Королевская колесница для королевы моего сердца! – с детским энтузиазмом провозгласил Филип. Гости, после минутного замешательства, зааплодировали.Аннализа от изумления открыла рот. Появление большой игрушки разбудило в ней впечатлительного ребенка, готового и к улыбке, и к слезам.– Какое чудо! – воскликнула она, принимаясь развязывать громадный бант.В парадном салоне виллы Сан-Лоренцо уже стояли четыре широких стола, предназначенные для демонстрации свадебных подарков. Некоторые из них по ценности, безусловно, превосходили «Роллс-Ройс», например, небольшое полотно Антонелло да Мессины с изображением Христа Спасителя, подарок семьи Бельмонте.Аннализу потрясла не столько сама машина, сколько театральность жеста. К тому же она представила себе, каких трудов, должно быть, стоила Филипу доставка автомобиля из Англии на Сицилию.– Знал бы я, что такое возможно, – вздохнул барон, – попросил бы шофера заехать на Оксфорд-стрит к моему портному. Мои костюмы все больше ветшают.Признательность барона Монреале наполнила сердце Филипа гордостью.– Я с удовольствием помогу вам решить эту проблему, – ответил он, искренне надеясь, что требования тестя не пойдут дальше этой милой шутки.На стеклах автомобиля красовалась гравировка, изображавшая миниатюрный герб баронов Монреале, сиденья были обиты белой замшей, в машине имелся радиоприемник и маленький бар. Аннализа, забыв о смущении, обняла и расцеловала его, сказав себе, что Филип, без сомнения, лучший муж, о каком только может мечтать женщина.Даже сам барон, хотя его слегка покоробила шумная и чисто по-американски безвкусная мизансцена, не смог не оценить широты и щедрости жеста, безусловно свидетельствующего о пламенной любви.– Чем же мне отплатить за эту сказку? – спросила Аннализа с самой обворожительной улыбкой.– Расскажи мне другую, еще более прекрасную, – его взгляд горел любовью и желанием.– Я не умею рассказывать сказки, – она уверенно и умело вела игру.– Мы их вместе придумаем, – предложил Фил, убедившись, что никто из посторонних их не слышит.– Что может быть лучше! – искренне обрадовалась она. Вся охваченная мгновенным порывом влечения и нежности к нему, она хотела бы не упускать минутного очарования и сохранить его навсегда.– Давай сбежим, – прошептал он ей на ухо. – Я буду твоим шофером. У нас заказан номер в гостинице «Вилла Иджея». Поехали!Его голос, дыхание, все его тело были пронизаны желанием.После той первой июльской ночи в Пьяцца-Армерине они еще ни разу не оставались наедине. Как и предсказывала Аннализа, барон воздвиг между молодыми людьми непроходимую стену. Потом Филипа перевели в Неаполь, где ему пришлось нетерпеливо ждать свадьбы и медового месяца. В дальнейшем ему предстоял перевод в столицу.Аннализа тоже с нетерпением дожидалась возможности остаться с ним наедине. Она пребывала в положении человека, охваченного странным недугом, время от времени испытывающего некие загадочные симптомы и вынужденного ожидать результатов лабораторных анализов и клинических исследований, которые прояснили бы истинное состояние его здоровья.Она была уверена, что уж на этот раз в его объятиях вознесется в рай и в ее мозгу вспыхнет мириадами искр ослепительный фейерверк. Ведь Фил был красив, внимателен, полон обаяния, улыбался как победитель, и речь его звучала музыкой. Ее опять взволновала и увлекла его искренняя нежность, а теперь к этому добавилось восхищение его фантазией при выборе подарка и немалыми возможностями, проявленными при его доставке.Ей очень хотелось немедленно забраться в «Роллс-Ройс» и отправиться на «Виллу Иджея».– У нас есть обязанности перед гостями, Фил, – стала оправдываться она. – Обед и все остальное. Мы не сможем остаться наедине раньше ночи.– Видит бог, я сделал все, что мог, – засмеялся он.Последовала бесконечная череда объятий и поздравлений, затем торжественный проход по всем парадным залам виллы и свадебный обед.Джузеппе Сайева хмурился больше обычного, чтобы не подать виду, что он растроган, а принцесса Изгро непрерывно лила слезы. Слышался неумолчный гул голосов, раздавались пожелания счастья и тосты.Аннализа была весела и беспечна. Только когда солнце стало садиться, у нее опять появилось ощущение пустоты. Она была предметом всеобщего восхищения и зависти, казалось бы, ей не о чем было грустить. Но Кало не было рядом.Она огляделась по сторонам, ища его, однако верный товарищ ее детских игр по-прежнему отсутствовал.– Я что-то не вижу Кало, тетя Роза, – сказала она, с трудом пробравшись к принцессе Изгро.– Кало, говоришь? – рассеянно пробормотала принцесса и вдруг хлопнула себя по лбу. – Во всей этой суете у меня совершенно вылетело из головы.– Что вылетело? – слова крестной насторожили Аннализу.– Подарок, – она обвела комнату большими черными глазами, словно пытаясь вспомнить, куда его сунула.– Какой подарок? – Аннализа почувствовала, как кровь пульсирует у нее в висках.– Подарок Кало. Он передал мне подарок для тебя, но я припоминаю, что это был какой-то пустяк, – она провела рукой по лбу, чтобы решительно выбросить из головы мысль, явно не стоящую внимания.– Где он? Что это? – нетерпеливо набросилась на нее Аннализа, даже не пытаясь скрыть свое возбуждение.– Что это, мне неизвестно. Могу тебе сказать, что он остался у меня в комнате, – принцесса снисходительно улыбнулась детскому капризу крестницы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52