Но если она чувствовала себя спокойнее, цепляясь за остатки своей девичьей стыдливости, то отчего же не позволить ей это… сегодня утром по крайней мере.
— Ты дрожишь, — заметил он.
— Мне холодно.
— Конечно, холодно. Ведь твое платье совершенно мокрое.
Она ничего не ответила, только бросила на него взгляд, который красноречивее всяких слов говорил, что одежду она снимать не собирается.
— По крайней мере иди сюда и погрейся у огня. На лице ее отразилось сомнение.
— Ради Бога, Франческа, — воскликнул он, теряя терпение, — я торжественно обещаю, что не стану накидываться на тебя! По крайней мере сегодня утром, и точно не буду делать этого без твоего позволения.
Почему-то от этого щеки ее запылали еще ярче, но, видно, она еще высоко ценила его слово, так как сразу же подошла к камину и села у огня.
— Теплее стало? — спросил он, просто чтобы поддразнить ее.
—Да.
Следующие несколько минут он был занят тем, что помешивал угли кочергой и сгребал их так, чтоб огонь уж точно не погас, и лишь изредка бросал на ее профиль взгляды искоса. Затем, приметив, что выражение лица ее несколько смягчилось, он решил воспользоваться моментом и негромко сказал:
— Ты вчера так и не ответила на мой вопрос.
— Какой вопрос? — отозвалась она, не оборачиваясь.
— По-моему, я спросил тебя, не выйдешь ли ты за меня замуж.
— Нет, ты меня не спрашивал, — ответила она спокойно. — Ты довел до моего сведения, что нам следует пожениться, и сразу же принялся объяснять почему.
— В самом деле? — пробормотал он. — Какое упущение с моей стороны.
— Пожалуйста, не рассматривай мои слова как приглашение сделать мне предложение руки и сердца сейчас, — отрезала она.
— Ты хочешь заставить меня упустить такой романтический момент?
Кажется, губы ее чуть сжались, и это было похоже на сдерживаемую улыбку.
— Очень хорошо, — великодушно согласился он. — Я не стану просить тебя выйти за меня замуж. Забудем о том, что как джентльмен я просто обязан настоять на браке после того, что произошло вчера…
— Если бы ты вел себя как джентльмен, — перебила она, — то вчера бы ничего не произошло.
— Нас было двое, Франческа, — негромко напомнил он ей.
— Я знаю, — сказала она с такой горечью, что он пожалел, что затронул эту тему.
Но увы, после того как он принял решение не теребить ее больше, оказалось, что сказать ему совершенно нечего. Это не слишком лестно его характеризовало. Тем не менее он сидел молча, время от времени поправлял шерстяное одеяло, в которое было закутано его голое тело, и исподтишка поглядывал на нее, пытаясь сообразить, не холодно ли ей.
Он придержал бы язык ради того, чтобы пощадить ее чувства, но если переохлаждение действительно угрожает ее здоровью… тогда другое дело.
Но она не дрожала, и вообще непохоже было, что ей так уж холодно, она только подносила к огню разные части юбки в тщетной попытке высушить мокрую ткань. Иногда ему казалось, что она вот-вот заговорит, но всякий раз она снова закрывала рот, нервно облизывала губы и испускала тихий вздох.
А потом она вдруг, даже не обернувшись к нему, сказала:
— Я подумаю.
Он поднял брови, ожидая продолжения.
— Выходить ли за тебя замуж, — пояснила она, все так же глядя в огонь. — Но я не стану давать тебе ответ сейчас.
— Возможно, что ты уже носишь моего ребенка, — тихо сказал он.
— Я очень хорошо помню об этой возможности. — Она обхватила руками свои согнутые колени. — Я дам тебе знать, как только у меня будет ответ.
Ногти Майкла впились в ладони. Конечно, вчера он навязал ей физическую близость отчасти потому, что хотел подтолкнуть ее к идее брака — от этого некрасивого факта никуда не денешься, — но он совсем не хотел, чтобы она сразу же и зачала. Он планировал привязать ее к себе, разжигая в ней страсть, а не загоняя ее в угол посредством незапланированной беременности.
А теперь она фактически говорит ему, что выйдет за него только ради ребенка.
— Понимаю, — сказал он и сам удивился, что голос его прозвучал уж слишком спокойно, учитывая, какая ярость кипела в его крови.
Ярость, на которую он, может, и не имел морального права, однако испытывал именно это чувство, и не такой уж он был идеальный джентльмен, чтобы вести себя как ни в чем не бывало.
— Какая жалость, что я пообещал не набрасываться на тебя сегодня утром! — В голосе его прозвучали опасные нотки, и он не смог сдержать хищной улыбки.
Она резко обернулась к нему.
— А то я бы мог… как это говорится? — Он задумчиво поскреб подбородок. — Способствовать окончательному решению вопроса. Или по крайней мере получить немалое удовольствие, пытаясь это сделать.
— Майкл…
— Впрочем, — перебил он ее, — если верить моим часам, — он потянулся к столу, на который положил свои карманные часы и прочие мелочи, — до полудня осталось не более пяти минут.
— Ты не посмеешь, — прошептала она.
Ему было не слишком весело, но все же он улыбнулся:
— Ты не оставила мне выбора.
— Почему? — спросила она, и он, хотя совершенно не понимал, о чем именно она его спрашивает, ответил, и к тому же вполне правдиво:
— Потому что я не могу иначе. Глаза ее расширились.
— Ты поцелуешь меня, Франческа? — спросил он. Она покачала головой.
Она была всего в полуметре от него, и оба сидели на полу. Он придвинулся ближе к ней, и когда она не попыталась убежать, сердце у него в груде так и запрыгало.
— Ты позволишь мне поцеловать тебя? — прошептал он" Она не шелохнулась. Он наклонился к ней.
— Я уже говорил, что не стану соблазнять тебя без твоего на то разрешения, — проговорил он тихо и хрипло. Ее губы были так близко от его губ.
Она по-прежнему не двигалась.
— Ты поцелуешь меня, Франческа? — спросил он снова. Она потянулась к нему.
И он понял, что теперь она — его.
Глава 19
…мне кажется, Майкл всерьез подумывает о возвращении. Он не говорит в своих письмах об этом прямо, но интуиция подсказывает мне, что именно это у него на уме. Я понимаю, что не годится мне уговаривать его уехать из Индии, где он добился таких успехов, но я думаю, что он очень соскучился по всем нам. Ну разве не замечательно было бы, если б он был с нами рядом, дома?
Из письма Хелен Стерлинг графине Килмартин, написано за девять месяцев до возвращения графа Кшшартина из Индии.
Удивительно, думала Франческа, и как это она совсем не лишилась рассудка, когда губы его коснулись ее губ. Опять Майкл сначала спросил ее позволения. Опять он дал ей возможность ускользнуть заблаговременно, отвергнуть его и сохранить между ними благоразумное расстояние.
Но опять здравый смысл ее оказался в плену тела, дыхание ее участилось, сердце заколотилось как бешеное, и у нее просто недостало сил противостоять легкой дрожи предвкушения, которая объяла ее, едва сильные руки скользнули по ее телу.
— Майкл, — шепнула она, но они оба понимали, что умоляющие нотки в ее голосе отнюдь не означали отказа. Она не просила его остановиться — она просила его продолжать и насытить ее изголодавшееся сердце, как он сделал вчера, напомнить о том прекрасном, ради чего и стоило быть женщиной, и научить ее головокружительному блаженству чувственности.
— М-м… — только и ответил он. Пальцы его проворно расстегнули пуговицы ее платья, и, хотя оно было еще мокрым и возиться с ним было непросто, он сумел снять платье в рекордно короткое время, так что она осталась в одной хлопковой сорочке, которую дождь превратил в почти прозрачное одеяние.
— Ты такая красивая, — прошептал он, не в силах оторвать взгляда от ее грудей, четко обрисовавшихся под влажной тканью. — Я не могу… я не знаю…
Он так больше ничего и не сумел сказать, чем несколько ее озадачил, и она взглянула на его лицо. А ведь это для него были не просто слова, с изумлением поняла она вдруг. Он судорожно сглатывал, и на лице его было выражение, какого она никогда не видала прежде.
— Майкл? — шепотом окликнула она его. Это был вопрос, хотя она и сама толком не понимала, о чем спрашивает.
А он уж тем более не знал, как на такой вопрос ответить. По крайней мере словами. И потому сгреб ее в охапку, и отнес на постель, и, усадив на край матраса, приготовился снять с нее рубашку.
Вот момент, когда можно остановиться, напомнила себе Франческа. Вот сейчас можно положить всему конец. Майкл желал ее, и очень сильно, это она ясно видела. Но он остановится, если она скажет хотя бы слово.
Но она не могла. Какие бы доводы ни приводил ее мозг в пользу благоразумия и сдержанности, губы ее способны были только на одно: тянуться к его губам, моля о поцелуе.
Она желала этого. Она желала его. Хотя и понимала, что это дурно.
Он сделал ее безнравственной теперь ей хотелось наслаждаться своей безнравственностью.
— Нет, — сказала она, и ей самой показалось, что это прозвучало грубо.
Его руки замерли.
— Я сама сниму, — сказала она.
Он поймал ее взгляд, и ей показалось, что вот сейчас она утонет в этих серебристых глубинах. В этих глазах мелькала тысяча вопросов, ни на один из которых она не готова была дать ответ. Но одно она знала твердо, даже если никогда не осмелится облечь свою мысль в слова. Если она сделает это, если пойдет на поводу у желаний своего тела, то она пойдет до конца. Она станет брать, что желает, и красть, что ей нужно, так что к концу дня — если она достаточно придет в себя и положит конец безумию хотя бы к концу дня — на счету ее будет один эротический опыт, одно испепеляющее свидание, в ходе которого командовала она сама.
Он разбудил в ней распутницу, и теперь она желала отомстить.
Рука ее легла на его грудь, и она толкнула его на постель. Он сидел и смотрел на нее сверкающими глазами, чуть приоткрыв рот, и, очевидно, глазам своим не верил.
Она отступила на шаг, наклонилась, взялась за подол сорочки и шепотом спросила:
— Ты хочешь, чтобы я ее сняла? Он кивнул.
— Тогда скажи, — потребовала она. Ей хотелось знать, окончательно он потерял дар речи или нет. И еще, способна ли она довести его до безумия, сделать рабом своих желаний так, как он вчера подчинил себе ее.
—Да, — выдохнул он. Слово это прозвучало хрипло и прерывисто.
Франческа отнюдь не была невинной девицей: она была два года замужем за мужчиной, который был молод, энергичен и полон здоровых желаний и который научил ее давать выход и ее собственным желаниям. Она умела держаться бесстыдно и знала, что это может подстегнуть ее собственную чувственность, но в ее прошлой жизни не было ничего, что могло бы подготовить ее к этому моменту, насыщенному, как электричеством, порочным восторгом, когда она стала раздеваться для Майкла.
Или к тому жару, который объял все ее существо, когда она подняла глаза на Майкла и увидела, как он смотрит на нее.
Она ощутила свою власть.
И власть эта ей понравилась.
С нарочитой медлительностью она стала поднимать подол рубашки, сначала до колен, а затем обнажая понемногу бедра.
— Так достаточно? — насмешливо спросила она со знойной полуулыбкой.
Он затряс головой, мол, нет, и потребовал:
— Еще.
Потребовал? Это ей не понравилось. И она прошептала:
— Попроси.
— Еще, — сказал он гораздо смиреннее.
Она одобрительно кивнула, но когда средоточие ее женственности должно было открыться его взорам, повернулась спиной и только тогда стянула через голову рубашку.
Она слышала, как он тяжело и часто дышит, слышала совершенно отчетливо, и почти чувствовала жар этого дыхания на своей спине. Но все не поворачивалась. Вместо того она издала ленивый, соблазнительный стон и провела руками по бокам снизу вверх — по бедрам, ягодицам и потом к груди. И хотя знала, что он не может этого видеть, сжала грудь ладонями.
Он поймет, что она делает.
И это доведет его до исступления.
Она услышала за спиной шорох, шуршание, затем скрип деревянной рамы кровати и резко скомандовала: — Не двигайся!
— Франческа! — простонал он, и голос его прозвучал много ближе. Должно быть, он сел на постели и вот-вот готов был схватить ее.
— Ляг, — сказала она грозно.
— Франческа, — снова позвал он ее, и в голосе его было нечто напоминающее отчаяние.
Это заставило ее улыбнуться.
— Ляг, — повторила она, все так же не оборачиваясь. Она слышала, как он тяжело дышит, и знала, что он не двинулся с места и не может решить, как ему поступить.
— Ляг, — сказала она в последний раз. — Если хочешь получить меня.
Мгновение продолжалась тишина, затем она услышала, как он укладывается на постели. Но она слышала и его дыхание, которое стало теперь прерывистым.
— Вот так-то, — прошептала она.
Она подразнила его еще чуть-чуть, гладя свою кожу ладонями, проводя по ней кончиками ногтей, отчего сразу бежали мурашки. И застонала.
— Франческа, — прошептал он.
Руки ее скользнули к животу, еще ниже — не так глубоко, чтобы коснуться собственной плоти, не настолько она еще была безнравственна, чтобы отважиться на подобное, — но так, чтобы прикрыть ладонями холмик, и пускай он теряется в догадках, что же именно делают сейчас ее пальцы.
— О-о! — простонала она снова.
Он издал какой-то звук, горловой, дикарский, совершенно нечленораздельный. Он был почти на грани, и вряд ли удастся подразнить его дольше.
Она взглянула на него, провела языком по губам и сказала:
— Следовало бы тебе это снять. — Она бросила значительный взгляд на его бедра, еще прикрытые бельем. Он все же разделся не полностью, когда снимал мокрую одежду у камина, и теперь символ его мужественности едва не рвал ткань подштанников. — Так, наверное, очень неудобно, — добавила она с невинным видом.
Он что-то буркнул и буквально сорвал с себя подштанники.
— Вот это да! — вырвалось у Франчески. Хотя она заготовила эту реплику, намереваясь подразнить его, но вышло так, что слова полностью соответствовали ее чувствам. Он был огромный и могучий, и она поняла, что играет в опасную игру, подталкивая его к самому краю.
Но она не могла остановиться. Она упивалась своей властью над ним.
— Очень мило, — промурлыкала она, оглядывая его с головы до ног и позволяя глазу задержаться на символе его мужественности.
— Фрэнни, — сказал он, — довольно.
— Отвечай мне, Майкл, — сказала она властно. — Если ты хочешь меня, то ты меня получишь. Но командовать буду я.
— Фрэн…
— Таковы мои условия.
Он замер, затем чуть откинулся назад в знак согласия. Но не лег. Он сидел, чуть откинувшись назад, упираясь ладонями в матрас. Все мускулы его тела были напряжены, и в глазах его было какое-то хищное выражение, как у кота, готового к прыжку.
Она вдруг поняла, что он роскошен.
И он был ее, только захоти она.
И дрожь желания пробежала по ее телу.
— Что мне теперь сделать? — спросила она.
— Иди сюда, — хрипло сказал он.
— Нет еще, — сказала она и повернулась к нему в профиль. Она заметила, что взгляд его был прикован к ее напрягшимся соскам и что глаза его потемнели и язык нервно облизывает губы. И она почувствовала, что напрягается еще больше при воспоминании о том, как его язык касался ее тела. Она поднесла руку к груди, приподняла одну грудь на ладони, как бы предлагая ему восхитительный дар, и прошептала:
— Это ты хочешь?
— Ты знаешь, чего я хочу, — почти прорычал он.
— М-м… Да, знаю, — сказала она, — но разве все не кажется нам во сто крат слаще, когда приходится сначала подождать?
— Ты даже не представляешь, до какой степени. Она посмотрела на свою грудь.
— Интересно, что будет, если я сделаю… вот так. — Пальцы ее взяли сосок и стали перекатывать его. По телу ее пробежала сладостная дрожь.
— Фрэнни! — простонал Майкл. Она кинула на него быстрый взгляд. Губы его приоткрылись, глаза казались остекленевшими от страсти.
— Мне это нравится, — объявила Франческа с непритворным изумлением. Никогда прежде она не касалась своего тела так, никогда даже не думала об этом до того, как заставила Майкла стать зрителем. — Мне нравится, — сказала она снова, затем подняла вторую руку и принялась за вторую грудь и стала ласкать их одновременно, стискивая ладонями как своего рода корсетом.
— О! — простонал Майкл.
— Я и не думала, что могу так, — сказала она, выгибая спину.
— У меня это получилось бы лучше, — хрипло заметил Майкл.
— М-м… может быть, — признала она. — У тебя ведь богатый опыт, разве нет? — И она посмотрела на него с таким искушенным и благосклонным видом, как будто ей было нисколько не неприятно, что он за свою жизнь успел соблазнить десятки женщин. И что самое странное, до этого момента она всегда думала, что так оно и есть.
Но теперь…
Теперь он был ее. Он был ее, и она могла соблазнять его и наслаждаться им, и пока она может заставлять его делать то, что угодно ей, она не станет думать о тех, других женщинах. Их же не было сейчас в сторожке. Здесь была только она, и Майкл, и жар страсти, вспыхнувшей между ними.
Она приблизилась к постели, но отвела его руку, едва он потянулся к ней.
— Если я позволю тебе коснуться одной, ты пообещаешь мне кое-что?
— Что угодно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
— Ты дрожишь, — заметил он.
— Мне холодно.
— Конечно, холодно. Ведь твое платье совершенно мокрое.
Она ничего не ответила, только бросила на него взгляд, который красноречивее всяких слов говорил, что одежду она снимать не собирается.
— По крайней мере иди сюда и погрейся у огня. На лице ее отразилось сомнение.
— Ради Бога, Франческа, — воскликнул он, теряя терпение, — я торжественно обещаю, что не стану накидываться на тебя! По крайней мере сегодня утром, и точно не буду делать этого без твоего позволения.
Почему-то от этого щеки ее запылали еще ярче, но, видно, она еще высоко ценила его слово, так как сразу же подошла к камину и села у огня.
— Теплее стало? — спросил он, просто чтобы поддразнить ее.
—Да.
Следующие несколько минут он был занят тем, что помешивал угли кочергой и сгребал их так, чтоб огонь уж точно не погас, и лишь изредка бросал на ее профиль взгляды искоса. Затем, приметив, что выражение лица ее несколько смягчилось, он решил воспользоваться моментом и негромко сказал:
— Ты вчера так и не ответила на мой вопрос.
— Какой вопрос? — отозвалась она, не оборачиваясь.
— По-моему, я спросил тебя, не выйдешь ли ты за меня замуж.
— Нет, ты меня не спрашивал, — ответила она спокойно. — Ты довел до моего сведения, что нам следует пожениться, и сразу же принялся объяснять почему.
— В самом деле? — пробормотал он. — Какое упущение с моей стороны.
— Пожалуйста, не рассматривай мои слова как приглашение сделать мне предложение руки и сердца сейчас, — отрезала она.
— Ты хочешь заставить меня упустить такой романтический момент?
Кажется, губы ее чуть сжались, и это было похоже на сдерживаемую улыбку.
— Очень хорошо, — великодушно согласился он. — Я не стану просить тебя выйти за меня замуж. Забудем о том, что как джентльмен я просто обязан настоять на браке после того, что произошло вчера…
— Если бы ты вел себя как джентльмен, — перебила она, — то вчера бы ничего не произошло.
— Нас было двое, Франческа, — негромко напомнил он ей.
— Я знаю, — сказала она с такой горечью, что он пожалел, что затронул эту тему.
Но увы, после того как он принял решение не теребить ее больше, оказалось, что сказать ему совершенно нечего. Это не слишком лестно его характеризовало. Тем не менее он сидел молча, время от времени поправлял шерстяное одеяло, в которое было закутано его голое тело, и исподтишка поглядывал на нее, пытаясь сообразить, не холодно ли ей.
Он придержал бы язык ради того, чтобы пощадить ее чувства, но если переохлаждение действительно угрожает ее здоровью… тогда другое дело.
Но она не дрожала, и вообще непохоже было, что ей так уж холодно, она только подносила к огню разные части юбки в тщетной попытке высушить мокрую ткань. Иногда ему казалось, что она вот-вот заговорит, но всякий раз она снова закрывала рот, нервно облизывала губы и испускала тихий вздох.
А потом она вдруг, даже не обернувшись к нему, сказала:
— Я подумаю.
Он поднял брови, ожидая продолжения.
— Выходить ли за тебя замуж, — пояснила она, все так же глядя в огонь. — Но я не стану давать тебе ответ сейчас.
— Возможно, что ты уже носишь моего ребенка, — тихо сказал он.
— Я очень хорошо помню об этой возможности. — Она обхватила руками свои согнутые колени. — Я дам тебе знать, как только у меня будет ответ.
Ногти Майкла впились в ладони. Конечно, вчера он навязал ей физическую близость отчасти потому, что хотел подтолкнуть ее к идее брака — от этого некрасивого факта никуда не денешься, — но он совсем не хотел, чтобы она сразу же и зачала. Он планировал привязать ее к себе, разжигая в ней страсть, а не загоняя ее в угол посредством незапланированной беременности.
А теперь она фактически говорит ему, что выйдет за него только ради ребенка.
— Понимаю, — сказал он и сам удивился, что голос его прозвучал уж слишком спокойно, учитывая, какая ярость кипела в его крови.
Ярость, на которую он, может, и не имел морального права, однако испытывал именно это чувство, и не такой уж он был идеальный джентльмен, чтобы вести себя как ни в чем не бывало.
— Какая жалость, что я пообещал не набрасываться на тебя сегодня утром! — В голосе его прозвучали опасные нотки, и он не смог сдержать хищной улыбки.
Она резко обернулась к нему.
— А то я бы мог… как это говорится? — Он задумчиво поскреб подбородок. — Способствовать окончательному решению вопроса. Или по крайней мере получить немалое удовольствие, пытаясь это сделать.
— Майкл…
— Впрочем, — перебил он ее, — если верить моим часам, — он потянулся к столу, на который положил свои карманные часы и прочие мелочи, — до полудня осталось не более пяти минут.
— Ты не посмеешь, — прошептала она.
Ему было не слишком весело, но все же он улыбнулся:
— Ты не оставила мне выбора.
— Почему? — спросила она, и он, хотя совершенно не понимал, о чем именно она его спрашивает, ответил, и к тому же вполне правдиво:
— Потому что я не могу иначе. Глаза ее расширились.
— Ты поцелуешь меня, Франческа? — спросил он. Она покачала головой.
Она была всего в полуметре от него, и оба сидели на полу. Он придвинулся ближе к ней, и когда она не попыталась убежать, сердце у него в груде так и запрыгало.
— Ты позволишь мне поцеловать тебя? — прошептал он" Она не шелохнулась. Он наклонился к ней.
— Я уже говорил, что не стану соблазнять тебя без твоего на то разрешения, — проговорил он тихо и хрипло. Ее губы были так близко от его губ.
Она по-прежнему не двигалась.
— Ты поцелуешь меня, Франческа? — спросил он снова. Она потянулась к нему.
И он понял, что теперь она — его.
Глава 19
…мне кажется, Майкл всерьез подумывает о возвращении. Он не говорит в своих письмах об этом прямо, но интуиция подсказывает мне, что именно это у него на уме. Я понимаю, что не годится мне уговаривать его уехать из Индии, где он добился таких успехов, но я думаю, что он очень соскучился по всем нам. Ну разве не замечательно было бы, если б он был с нами рядом, дома?
Из письма Хелен Стерлинг графине Килмартин, написано за девять месяцев до возвращения графа Кшшартина из Индии.
Удивительно, думала Франческа, и как это она совсем не лишилась рассудка, когда губы его коснулись ее губ. Опять Майкл сначала спросил ее позволения. Опять он дал ей возможность ускользнуть заблаговременно, отвергнуть его и сохранить между ними благоразумное расстояние.
Но опять здравый смысл ее оказался в плену тела, дыхание ее участилось, сердце заколотилось как бешеное, и у нее просто недостало сил противостоять легкой дрожи предвкушения, которая объяла ее, едва сильные руки скользнули по ее телу.
— Майкл, — шепнула она, но они оба понимали, что умоляющие нотки в ее голосе отнюдь не означали отказа. Она не просила его остановиться — она просила его продолжать и насытить ее изголодавшееся сердце, как он сделал вчера, напомнить о том прекрасном, ради чего и стоило быть женщиной, и научить ее головокружительному блаженству чувственности.
— М-м… — только и ответил он. Пальцы его проворно расстегнули пуговицы ее платья, и, хотя оно было еще мокрым и возиться с ним было непросто, он сумел снять платье в рекордно короткое время, так что она осталась в одной хлопковой сорочке, которую дождь превратил в почти прозрачное одеяние.
— Ты такая красивая, — прошептал он, не в силах оторвать взгляда от ее грудей, четко обрисовавшихся под влажной тканью. — Я не могу… я не знаю…
Он так больше ничего и не сумел сказать, чем несколько ее озадачил, и она взглянула на его лицо. А ведь это для него были не просто слова, с изумлением поняла она вдруг. Он судорожно сглатывал, и на лице его было выражение, какого она никогда не видала прежде.
— Майкл? — шепотом окликнула она его. Это был вопрос, хотя она и сама толком не понимала, о чем спрашивает.
А он уж тем более не знал, как на такой вопрос ответить. По крайней мере словами. И потому сгреб ее в охапку, и отнес на постель, и, усадив на край матраса, приготовился снять с нее рубашку.
Вот момент, когда можно остановиться, напомнила себе Франческа. Вот сейчас можно положить всему конец. Майкл желал ее, и очень сильно, это она ясно видела. Но он остановится, если она скажет хотя бы слово.
Но она не могла. Какие бы доводы ни приводил ее мозг в пользу благоразумия и сдержанности, губы ее способны были только на одно: тянуться к его губам, моля о поцелуе.
Она желала этого. Она желала его. Хотя и понимала, что это дурно.
Он сделал ее безнравственной теперь ей хотелось наслаждаться своей безнравственностью.
— Нет, — сказала она, и ей самой показалось, что это прозвучало грубо.
Его руки замерли.
— Я сама сниму, — сказала она.
Он поймал ее взгляд, и ей показалось, что вот сейчас она утонет в этих серебристых глубинах. В этих глазах мелькала тысяча вопросов, ни на один из которых она не готова была дать ответ. Но одно она знала твердо, даже если никогда не осмелится облечь свою мысль в слова. Если она сделает это, если пойдет на поводу у желаний своего тела, то она пойдет до конца. Она станет брать, что желает, и красть, что ей нужно, так что к концу дня — если она достаточно придет в себя и положит конец безумию хотя бы к концу дня — на счету ее будет один эротический опыт, одно испепеляющее свидание, в ходе которого командовала она сама.
Он разбудил в ней распутницу, и теперь она желала отомстить.
Рука ее легла на его грудь, и она толкнула его на постель. Он сидел и смотрел на нее сверкающими глазами, чуть приоткрыв рот, и, очевидно, глазам своим не верил.
Она отступила на шаг, наклонилась, взялась за подол сорочки и шепотом спросила:
— Ты хочешь, чтобы я ее сняла? Он кивнул.
— Тогда скажи, — потребовала она. Ей хотелось знать, окончательно он потерял дар речи или нет. И еще, способна ли она довести его до безумия, сделать рабом своих желаний так, как он вчера подчинил себе ее.
—Да, — выдохнул он. Слово это прозвучало хрипло и прерывисто.
Франческа отнюдь не была невинной девицей: она была два года замужем за мужчиной, который был молод, энергичен и полон здоровых желаний и который научил ее давать выход и ее собственным желаниям. Она умела держаться бесстыдно и знала, что это может подстегнуть ее собственную чувственность, но в ее прошлой жизни не было ничего, что могло бы подготовить ее к этому моменту, насыщенному, как электричеством, порочным восторгом, когда она стала раздеваться для Майкла.
Или к тому жару, который объял все ее существо, когда она подняла глаза на Майкла и увидела, как он смотрит на нее.
Она ощутила свою власть.
И власть эта ей понравилась.
С нарочитой медлительностью она стала поднимать подол рубашки, сначала до колен, а затем обнажая понемногу бедра.
— Так достаточно? — насмешливо спросила она со знойной полуулыбкой.
Он затряс головой, мол, нет, и потребовал:
— Еще.
Потребовал? Это ей не понравилось. И она прошептала:
— Попроси.
— Еще, — сказал он гораздо смиреннее.
Она одобрительно кивнула, но когда средоточие ее женственности должно было открыться его взорам, повернулась спиной и только тогда стянула через голову рубашку.
Она слышала, как он тяжело и часто дышит, слышала совершенно отчетливо, и почти чувствовала жар этого дыхания на своей спине. Но все не поворачивалась. Вместо того она издала ленивый, соблазнительный стон и провела руками по бокам снизу вверх — по бедрам, ягодицам и потом к груди. И хотя знала, что он не может этого видеть, сжала грудь ладонями.
Он поймет, что она делает.
И это доведет его до исступления.
Она услышала за спиной шорох, шуршание, затем скрип деревянной рамы кровати и резко скомандовала: — Не двигайся!
— Франческа! — простонал он, и голос его прозвучал много ближе. Должно быть, он сел на постели и вот-вот готов был схватить ее.
— Ляг, — сказала она грозно.
— Франческа, — снова позвал он ее, и в голосе его было нечто напоминающее отчаяние.
Это заставило ее улыбнуться.
— Ляг, — повторила она, все так же не оборачиваясь. Она слышала, как он тяжело дышит, и знала, что он не двинулся с места и не может решить, как ему поступить.
— Ляг, — сказала она в последний раз. — Если хочешь получить меня.
Мгновение продолжалась тишина, затем она услышала, как он укладывается на постели. Но она слышала и его дыхание, которое стало теперь прерывистым.
— Вот так-то, — прошептала она.
Она подразнила его еще чуть-чуть, гладя свою кожу ладонями, проводя по ней кончиками ногтей, отчего сразу бежали мурашки. И застонала.
— Франческа, — прошептал он.
Руки ее скользнули к животу, еще ниже — не так глубоко, чтобы коснуться собственной плоти, не настолько она еще была безнравственна, чтобы отважиться на подобное, — но так, чтобы прикрыть ладонями холмик, и пускай он теряется в догадках, что же именно делают сейчас ее пальцы.
— О-о! — простонала она снова.
Он издал какой-то звук, горловой, дикарский, совершенно нечленораздельный. Он был почти на грани, и вряд ли удастся подразнить его дольше.
Она взглянула на него, провела языком по губам и сказала:
— Следовало бы тебе это снять. — Она бросила значительный взгляд на его бедра, еще прикрытые бельем. Он все же разделся не полностью, когда снимал мокрую одежду у камина, и теперь символ его мужественности едва не рвал ткань подштанников. — Так, наверное, очень неудобно, — добавила она с невинным видом.
Он что-то буркнул и буквально сорвал с себя подштанники.
— Вот это да! — вырвалось у Франчески. Хотя она заготовила эту реплику, намереваясь подразнить его, но вышло так, что слова полностью соответствовали ее чувствам. Он был огромный и могучий, и она поняла, что играет в опасную игру, подталкивая его к самому краю.
Но она не могла остановиться. Она упивалась своей властью над ним.
— Очень мило, — промурлыкала она, оглядывая его с головы до ног и позволяя глазу задержаться на символе его мужественности.
— Фрэнни, — сказал он, — довольно.
— Отвечай мне, Майкл, — сказала она властно. — Если ты хочешь меня, то ты меня получишь. Но командовать буду я.
— Фрэн…
— Таковы мои условия.
Он замер, затем чуть откинулся назад в знак согласия. Но не лег. Он сидел, чуть откинувшись назад, упираясь ладонями в матрас. Все мускулы его тела были напряжены, и в глазах его было какое-то хищное выражение, как у кота, готового к прыжку.
Она вдруг поняла, что он роскошен.
И он был ее, только захоти она.
И дрожь желания пробежала по ее телу.
— Что мне теперь сделать? — спросила она.
— Иди сюда, — хрипло сказал он.
— Нет еще, — сказала она и повернулась к нему в профиль. Она заметила, что взгляд его был прикован к ее напрягшимся соскам и что глаза его потемнели и язык нервно облизывает губы. И она почувствовала, что напрягается еще больше при воспоминании о том, как его язык касался ее тела. Она поднесла руку к груди, приподняла одну грудь на ладони, как бы предлагая ему восхитительный дар, и прошептала:
— Это ты хочешь?
— Ты знаешь, чего я хочу, — почти прорычал он.
— М-м… Да, знаю, — сказала она, — но разве все не кажется нам во сто крат слаще, когда приходится сначала подождать?
— Ты даже не представляешь, до какой степени. Она посмотрела на свою грудь.
— Интересно, что будет, если я сделаю… вот так. — Пальцы ее взяли сосок и стали перекатывать его. По телу ее пробежала сладостная дрожь.
— Фрэнни! — простонал Майкл. Она кинула на него быстрый взгляд. Губы его приоткрылись, глаза казались остекленевшими от страсти.
— Мне это нравится, — объявила Франческа с непритворным изумлением. Никогда прежде она не касалась своего тела так, никогда даже не думала об этом до того, как заставила Майкла стать зрителем. — Мне нравится, — сказала она снова, затем подняла вторую руку и принялась за вторую грудь и стала ласкать их одновременно, стискивая ладонями как своего рода корсетом.
— О! — простонал Майкл.
— Я и не думала, что могу так, — сказала она, выгибая спину.
— У меня это получилось бы лучше, — хрипло заметил Майкл.
— М-м… может быть, — признала она. — У тебя ведь богатый опыт, разве нет? — И она посмотрела на него с таким искушенным и благосклонным видом, как будто ей было нисколько не неприятно, что он за свою жизнь успел соблазнить десятки женщин. И что самое странное, до этого момента она всегда думала, что так оно и есть.
Но теперь…
Теперь он был ее. Он был ее, и она могла соблазнять его и наслаждаться им, и пока она может заставлять его делать то, что угодно ей, она не станет думать о тех, других женщинах. Их же не было сейчас в сторожке. Здесь была только она, и Майкл, и жар страсти, вспыхнувшей между ними.
Она приблизилась к постели, но отвела его руку, едва он потянулся к ней.
— Если я позволю тебе коснуться одной, ты пообещаешь мне кое-что?
— Что угодно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33