А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Чему тут было удивляться? А он был вне себя от удивления. И всякий раз, когда он думал, что знает о ней все, что малейшая деталь ее облика и личности запечатлена навек в его памяти, что-то внутри ее вдруг мерцало, и она менялась, и он чувствовал, что влюбляется сызнова.
Никогда ему не убежать от этой женщины. Не спастись от нее и не обладать ею. Даже теперь, когда Джона больше нет, это все равно невозможно, все равно дурно. Слишком сложно все. Слишком много всего произошло. Никогда бы он не смог избавиться от чувства, что все-таки украл ее у брата.
Хуже — что он всегда желал украсть ее.
Он поспешил ей навстречу и, приблизившись, проговорил:
— Франческа! Как я рад видеть тебя!
— И я рада видеть тебя, — ответила она. Затем улыбнулась весело, и у него неожиданно возникло чувство, что она смеется над ним. Но какой смысл был показывать это? Он бы только лишний раз продемонстрировал, насколько чутко реагирует на малейшую перемену ее настроения. Так что он только спросил:
— Тебе было весело?
— Конечно. А тебе?
— Конечно.
Одна бровь ее изогнулась.
— И сейчас весело, в нынешнем уединении?
— Прости, ты о чем?
Она небрежно передернула плечами.
— Когда я видела тебя в последний раз, ты был окружен женщинами.
— Если ты видела меня, то почему не подошла и не вызволила из окружения?
— Вызволять? Зачем? — отозвалась она со смехом. — Было очевидно, что ты превесело проводишь время.
— В самом деле?
— Ну же, Майкл. — Она посмотрела на него многозначительно. — Флиртовать и обольщать — вот твой удел.
— Это что же, приказ?
— Ну не зря же тебя прозвали Веселым Повесой.
Он почувствовал, что челюсти его сжимаются все сильнее и сильнее. Ее замечание причинило ему боль, и от мысли о том, что оно задело его за живое, ему стало еще больнее.
Она внимательно вглядывалась в его лицо, так пристально, что ему стало неловко, и вдруг на ее собственном лице расплылась улыбка.
— Так тебе это не нравится, — проговорила она медленно, едва не задыхаясь от изумления. — Боже мой, так тебе это вовсе не нравится!
Выражение лица у нее было такое, словно ее только что постигло озарение библейских масштабов, но так как сам он в этой ситуации играл глупую роль, то ему ничего не оставалось, как нахмуриться.
А затем она рассмеялась, что только ухудшило дело.
— О Господи! — говорила она и даже приложила руку к животу, так распирало ее веселье. — Ты как лисица, которую гонят охотники, и тебе это не доставляет ни малейшего удовольствия. Нет, это просто бог знает что такое! После всех этих женщин, за которыми ты гонялся…
Она поняла все неверно, разумеется. Ему было совершенно все равно — навесили на него великосветские маменьки ярлык «Самый завидный жених сезона» или нет, прохода ему не дают или игнорируют. Это все следовало принимать с юмором.
Ему было совершенно все равно, что его зовут в свете Веселым Повесой. И считают никчемным обольстителем.
Но вот когда Франческа говорила то же самое…
Это жгло как кислота.
И хуже всего, что винить было некого, кроме самого себя. Он сам годами создавал себе эту репутацию, часами флиртовал с дамами и дразнил их, и старался, чтобы Франческа заметила это и не догадалась о его истинных чувствах.
А может, он делал это и ради себя тоже, потому как быть Веселым Повесой — это все-таки было занятие. Какая была альтернатива этой роли? Жалкий дурачок, безнадежно влюбленный в чужую жену. А у него, черт возьми, здорово это получалось — обольщать с первой улыбки. Лучше уж заниматься в жизни тем, что получается у тебя хорошо.
— И не говори, что я тебя не предупреждала, — заявила Франческа, страшно довольная собой.
— Не так уж плохо, когда тебя окружают красивые женщины, — заметил он в основном для того, чтобы позлить Франческу. — И еще лучше, когда это происходит без всяких усилий с твоей стороны.
Выпад его достиг цели, так как губы ее немедленно поджались.
— Не сомневаюсь, что это восхитительно, но ты не должен забываться, — резко сказала она. — Это ведь не твои обычные женщины.
— Вот не знал, что у меня есть свои обычные женщины.
— Ты прекрасно понимаешь, о чем я. Другие, может, и считают, что ты законченный распутник, но я-то тебя знаю.
— Неужели? — И он едва не засмеялся. Она считала, что знает его хорошо, но она не знала ничего! И никогда не узнает всей правды.
— Четыре года назад у тебя был свой кодекс поведения, — продолжала Франческа. — Ты никогда не обольщал тех, кому твои действия могли бы принести непоправимый ущерб.
— И почему же ты решила, что я начну это делать теперь?
— Ах, да я вовсе не считаю, что ты способен причинить зло намеренно, — сказала она. — Но раньше ты не общался с молодыми девицами на выданье. И не надо было опасаться, что ты сделаешь ложный шаг и погубишь одну из них.
Неясное раздражение, давно уже нараставшее в его груди, стало шириться и вскипать.
— За кого ты меня принимаешь, Франческа? — спросил он, деревенея всем телом от чего-то, что он и сам не мог толком назвать. Его приводило в бешенство, что она могла подумать о нем такое, просто в бешенство.
— Майкл…
— Ты действительно считаешь, что я настолько тупоумен, что могу нечаянно погубить репутацию молодой девицы?
Губы ее приоткрылись, потом слегка задрожали, и наконец она выговорила:
— Разумеется, я не считаю тебя тупоумным, Майкл. Но…
— Тогда безответственным? — резко спросил он.
— Нет, и не безответственным. Просто я думаю…
— Что, Франческа? — спросил он почти грубо. — Что именно ты думаешь обо мне?
— Я думаю, что ты самый замечательный человек из всех, кого я знаю, — негромко проговорила Франческа.
Черт! Вот Франческа, она всегда так — возьмет и одной фразой выбьет у человека почву из-под ног. Он не сводил с нее глаз, пытаясь сообразить, что же она хотела этим сказать.
— Я правда так думаю, — пояснила Франческа и передернула плечами. — Но кроме того, я думаю, что ты глупый, и думаю, что ты ветреный, и еще я думаю, что ты разобьешь этой весной больше сердец, чем у меня достанет сил сосчитать.
— Не твоя забота считать разбитые сердца, — проговорил он спокойно и твердо.
— Верно. — Она взглянула на него и криво усмехнулась. — Но ведь все равно дело кончится тем, что я засяду за подсчеты, не так ли?
— Это почему же?
Похоже, на это она не знала, что ответить, и тут, когда он совсем уверился, что она ничего не скажет, она прошептала:
— Потому что я не смогу удержаться.
Прошло несколько секунд. Они просто стояли рядом у стены. И внешне это выглядело так, будто они смотрят на толпы гостей. Наконец Франческа нарушила молчание:
— Тебе следует потанцевать.
— С тобой?
— Да. Один раз по крайней мере. Но ты должен потанцевать и с какой-нибудь невестой на выданье, с кем-нибудь, на ком ты можешь жениться.
На ком он может жениться! Это может быть кто угодно, кроме нее.
— Это будет сигнал — в свете сразу поймут, что ты подумываешь о браке, — добавила Франческа. И когда он ничего не ответил, спросила: — Ведь ты подумываешь о браке?
— О браке? —Да.
— Ну, если ты настаиваешь, — сказал он легкомысленно. Надо было оставаться учтивым кавалером — только так возможно было скрыть горечь, переполнявшую его душу.
— Вот Фелисити Федерингтон, — сказала Франческа, делая движение рукой в сторону очень хорошенькой юной леди, стоявшей метрах в десяти от них. — Прекрасная для тебя невеста. Очень здравомыслящая. Она не станет в тебя влюбляться.
Он посмотрел на нее сверху вниз насмешливо:
— Да, а то действительно как бы, Боже сохрани, мне не найти в браке любовь.
Губы Франчески приоткрылись, и глаза раскрылись широко-широко.
— Так ты этого хочешь? — спросила она. — Найти в браке любовь?
Похоже, эта перспектива привела ее в восторг. Она была в восторге, что он может найти себе идеальную пару.
Вот так. Его вера в высшие силы находила все больше подтверждений. Право же, столь идеальные насмешки судьбы не могли падать на его голову по воле слепого случая.
— Майкл? — окликнула его Франческа. Глаза ее так и сияли, и она явно хотела, чтобы ему досталась замечательная и прекрасная невеста.
А он хотел только одного — завопить во все горло.
— Я не понимаю, о чем ты, — сказал он ядовито. — Не имею ни малейшего представления.
— Майкл… — Вид у нее был страшно огорченный, но впервые в жизни его это не тронуло.
— Извини, — бросил он резко, — полагаю, мне пора танцевать с этой Федерингтон.
— Майкл, что с тобой? — воскликнула она. — Что я такого сказала?
— Ничего, — отозвался он. — Ничего такого.
— Не надо так!
Поворачиваясь к ней, он ощутил, что его охватывает какое-то онемение. И это помогло ему снова надеть маску, и улыбнуться успокоительно, и окинуть ее своим легендарным взглядом из-под полуопущенных век. Он снова был повесой. Пусть и не таким уж веселым, но вполне светским обольстителем.
— Как — так? — И губы его изогнулись в улыбке, которая была и невинной, и снисходительной одновременно. — Ведь я делаю именно то, о чем ты просила меня. «Потанцуй с этой Федерингтон» — ведь так ты сказала? Я выполняю твои инструкции, вот и все.
— Ты на меня сердишься, — прошептала она.
— Вовсе нет. — Но они оба поняли, что тон его был слишком уж легкомысленным, слишком уж вкрадчивым. — Я просто смирился с тем, что ты, Франческа, знаешь лучше, что мне нужно. Прежде я всегда прислушивался к голосу собственной души и совести, и что мне это дало? Бог знает, что бы сейчас было, если бы я послушался тебя еще много лет назад.
Она ахнула и отстранилась от него.
— Мне надо идти, — сказала она.
— Так иди, — сказал он. Подбородок ее чуть вздернулся.
— Здесь много мужчин.
— Очень много.
— Мне надо найти себе мужа.
— Обязательно, — согласился он.
Губы ее крепко сжались, и она добавила:
— Может, я найду себе что-нибудь прямо сегодня.
Он с трудом удержался от насмешливой улыбки. Ей всегда надо было оставить за собой последнее слово.
— Очень может быть, — сказал он в ту самую секунду, когда Франческа уже решила, что разговор закончен.
И она уже отошла настолько далеко, что не могла отпустить ответную колкость. Но по тому, как она приостановилась и как напряглись ее плечи, он понял, что был услышан.
Он прислонился к стене и улыбнулся. Надо ценить незамысловатые радости жизни.
На следующий день Франческа чувствовала себя просто ужасно. Хуже того, не могла избавиться от чувства вины, хотя это Майкл говорил с ней вчера таким оскорбительным тоном.
И правда, ну что такого она сказала, что он так взвился? И какое право он имел так вести себя по отношению к ней? Она всего-навсего выразила свою радость в связи с тем, что в его намерения, возможно, входило найти в браке истинную любовь, а не проводить свои дни в презренной распущенности.
Но по-видимому, она ошиблась. Майкл провел весь этот вечер — и до, и после их разговора, — очаровывая всех дам подряд. То есть до такой степени всех подряд, что Франческа уже думала, что ей сейчас станет дурно.
Но хуже всего было то, что она никак не могла удержаться от того, чтобы вести счет его амурным победам, — точь-в-точь как она сама и предсказывала.
— Одна, две, три, — бормотала она себе под нос, глядя на то, как он покоряет троицу сестер с первой улыбки. — Четыре, пять, шесть. — И вот пали две вдовы и графиня. Это было отвратительно, а еще отвратительнее, что она не могла оторваться от этого как загипнотизированная.
К тому же время от времени он бросал на нее взгляды, эти свои насмешливые взгляды из-под полуопущенных век, и невольно закрадывалась мысль, что он прекрасно знает, чем она занята, и переходит от женщины к женщине единственно для того, чтобы дать ей возможность продолжить счет.
И зачем она сказала ему? О чем она тогда думала?
Может, она вообще в тот момент не способна была думать? Это единственное возможное объяснение. Уж во всяком случае, она не планировала это заранее — взять да и сказать ему, что не сможет удержаться, чтобы не вести счет разбитым его чарами сердцам. Негромкие слова эти сорвались с ее губ сами — прежде чем она поняла, что такая мысль появилась у нее в голове.
И даже сейчас она толком не понимала: а что, собственно, эти ее слова значили?
Что ей было за дело до того, сколько именно дам будет очаровано? Никогда раньше ее это не беспокоило.
И дальше будет только хуже. Дамы просто с ума сходили по Майклу. Если бы правила светских приличий вдруг в одночасье перевернулись с ног на голову, с неудовольствием думала Франческа, их гостиная в Килмартин-Хаусе была бы завалена цветами и на всех была бы карточка: «Скандальному Графу».
Да и так все будет ужасно. Сегодня ее весь день будут допекать визитеры, уж это точно. Все лондонские дамы явятся сегодня к ней в надежде, что Майкл случайно заглянет в гостиную. Придется терпеть бесконечные расспросы, намеки и…
— Боже правый! — И она остановилась на пороге гостиной, глазам своим не веря. — Что же это такое?
Цветы. Множество цветов.
Бред, проникший в действительность. Неужели и в самом деле правила светского тона были перевернуты сегодня ночью с ног на голову, а ей просто забыли сообщить?
Фиалки, ирисы, маргаритки. Завозные тюльпаны. Оранжерейные орхидеи. И розы. Повсюду розы. Всех цветов и оттенков. Аромат их просто подавлял.
— Пристли! — громко позвала Франческа и тут только заметила, что дворецкий был здесь же, в противоположном конце гостиной: ставил на стол высокую вазу с львиным зевом. — Что это за цветы?
Дворецкий еще чуть подвинул вазу, повернул последний розоватый стебель так, чтобы цветы не были обращены к стене, затем повернулся и подошел к ней:
— Цветы прислали вам, миледи. Франческа часто-часто заморгала.
— Мне?
— Именно вам. Не желаете ли прочесть карточки? Я оставил каждую возле соответствующего букета, чтобы вы знали, кто что прислал.
— А! — Это было все, что она смогла вымолвить. Она стояла, прижав ладошку к приоткрывшемуся рту, переводила взгляд с букета на букет и чувствовала себя дурочкой.
— Если желаете, — продолжал Пристли, — я могу вынуть все карточки из букетов и на обороте каждой написать, какому именно букету она соответствует. Тогда ваше сиятельство сможет просмотреть все карточки сразу. — Когда Франческа ничего не ответила на это, он предложил: — Может, ваше сиятельство желает просмотреть карточки за своим письменным столом? Я могу принести их вашему сиятельству в кабинет.
— Нет-нет, — поспешила остановить его Франческа. Она все еще была в полной растерянности. Ведь она вдова! А значит, мужчины не могут присылать ей цветы. Или могут?
— Миледи?
— Я… я… — Она повернулась к Пристли, чопорно выпрямляя спину и пытаясь вернуть себе ясность мысли. Хотя бы относительную. — Я просто… э-э… взгляну на них… — И она обратилась к ближайшему букету, изящно составленному из синих гиацинтов и ветвей стефанотиса. «Они бледнеют в сравнении с вашими глазами» — было написано на карточке. И подпись — маркиз Честер.
— О-о! — протянула Франческа. Супруга лорда Честера скончалась два года назад. Было общеизвестно, что маркиз подыскивает себе новую.
Едва в силах совладать со странным, кружащим голову чувством, которое поднималось в ее душе, Франческа медленно шла от букета к букету и брала карточки, стараясь не выказать своего энтузиазма на глазах у дворецкого.
— Интересно, от кого этот? — проговорила она с напускной небрежностью.
Сонет. Шекспировский, если ей не изменяет память. Подписано — виконт Тревелстэм.
Тревелстэм? Но они встречались всего раз. Он был молод, очень красив, и про него говорили, что папаша его промотал большую часть фамильного состояния.
Так что новому виконту волей-неволей придется жениться на богатой невесте. Так все говорили.
— Боже правый!
Франческа оглянулась и увидела Джанет, остановившуюся у двери.
— Что же это такое? — удивилась ее свекровь.
— По-моему, я, войдя в гостиную, сказала то же самое, слово в слово. — Франческа передала Джанет две карточки и внимательно следила за лицом свекрови, пока та читала аккуратно написанные строчки.
Джанет потеряла своего единственного ребенка со смертью Джона. Как она отреагирует на известие о том, что отныне за Франческой будут ухаживать мужчины?
— Батюшки! — сказала Джанет, поднимая глаза на нее. — Да ты, похоже, будешь у нас «несравненной» этого сезона.
— Ну что за глупости, — сказала Франческа, краснея. Краснея? Боже правый! Да что же с ней такое происходит? Она никогда прежде не краснела. Она не краснела, даже когда только начала выходить в свет, в свой первый сезон, когда она и в самом деле заслужила титул «несравненной». — Для этого я слишком стара, — пролепетала она.
— Очевидно, нет, — заметила Джанет.
— И еще в прихожей остались цветы, — вставил Пристли. Джанет обернулась к Франческе:
— Ты уже просмотрела все карточки?
— Нет еще. Но полагаю…
— Что они все примерно одинаковы? Франческа кивнула.
— Тебе все это неприятно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33