О завтрашнем дне она побеспокоится завтра. Сейчас ей хотелось только убежать от своих проблем.
Мужество — незаслуженно возвеличенная добродетель. Теперь она знала это точно.
Она еще не решила, куда ей отправиться; да куда угодно — подойдет любое место, где шансы наткнуться на Майкла будут не слишком велики.
И тут, когда она уже успела отшагать с добрый час, вдруг — потому, разумеется, что никакие вышние силы никогда уже больше не станут благоприятствовать такой, как она, в ее начинаниях, — начал накрапывать дождь, очень быстро превратившийся в самый настоящий ливень. Франческа, решив переждать дождь, спряталась под ветвями раскидистого дерева; минут двадцать она переминалась с ноги на ногу и наконец уселась прямо на влажную землю — уж Бог с ним, с платьем.
В таком положении и нашел ее Майкл почти два часа спустя.
Боже, и как это ей не пришло в голову, что он станет искать ее?! Вот так всегда с мужчинами — всякий раз, когда рассчитываешь, что они станут вести себя как бессердечные эгоисты, они возьмут и опрокинут все расчеты.
— Для меня под деревом местечко найдется? — крикнул он, стараясь перекрыть шум дождя.
— Для тебя и твоей лошади — нет! — ворчливо отозвалась Франческа.
—Что?
— Нет! — завопила она.
Он и не подумал слушать ее, разумеется, а втиснулся вместе с лошадью в ее укрытие и, спешившись, небрежно привязал поводья к ветке.
— Господи, Франческа, — начал он без всяких предисловий, — какого черта ты здесь делаешь?
— И тебе тоже доброе утро, — буркнула она.
— Ты хоть понимаешь, сколько я ищу тебя?
— Да ровно столько, сколько я сижу под этим деревом, надо полагать, — парировала она. Наверно, следовало бы радоваться его появлению. Говоря по совести, и ее изрядно замерзшим конечностям не терпелось скорее оказаться дома, но прочие части по-прежнему были в скверном расположении духа и желали перечить просто ради того, чтобы… ну, перечить.
Ничто не приводит женщину в такое скверное расположение духа, как приступ самоуничижения.
Хотя, подумала она, он-то ведь тоже вел себя небезупречно во время вчерашнего половодья чувств. Если он расценил ее вчерашние панические извинения после происшествия в Розовой гостиной как полное отпущение его вины, то он здорово ошибся.
— Ну, поехали, — сказал он бодро.
Она упорно смотрела куда-то поверх его плеча.
— Кажется, дождь стихает понемногу.
— Неужели?
— Мне совсем не холодно, — солгала она.
— О Господи, Франческа! — воскликнул он, потеряв терпение. — Можешь ненавидеть меня сколько хочешь, только не веди себя как последняя дура.
— Этот совет несколько запоздал, — прошептала она едва слышно.
— Может быть, — отозвался он, что доказывало, что слух у него отменно острый, — но я страшно замерз и хочу скорей домой. Можешь думать что хочешь, но в данный момент предметом моих желаний являешься вовсе не ты, а чашка горячего чаю.
Казалось бы, это заявление должно было успокоить ее, однако она почувствовала сильнейшее желание швырнуть ему в голову камнем потяжелее.
Но тут, возможно, в знак того, что душа ее все же не обречена гореть в адском пламени, дождь действительно стал стихать, то есть он не прекратился, но стих настолько, что она с долей уверенности заявила:
— Мне совсем не холодно. Вот скоро и солнце выйдет.
— И что ты собираешься тогда делать? Встанешь посреди поля и будешь ждать часов пять-шесть, пока платье высохнет? Или тебе больше по душе заработать хорошее воспаление легких?
Она посмотрела ему прямо в глаза, в первый раз, и сказала:
— Ты ужасный человек. Он засмеялся:
— Ну вот, первые искренние слова — за все утро.
— Неужели ты не понимаешь, что я хочу побыть одна?
— Неужели ты не понимаешь, что я не хочу, чтобы у тебя развилась пневмония? Залезай в седло, Франческа, — приказал он, как ей подумалось, тем же тоном, каким он командовал солдатами во Франции. — Вот когда приедем домой, можешь запираться в своей спальне сколько душе угодно — хоть две недели там сиди! А сейчас поехали. Хватит мокнуть под дождем.
Звучало это соблазнительно, однако она была вне себя от досады, так как он был совершенно прав, а ей страшно не хотелось, чтобы он оказался прав хоть в чем-то. Тем более она начала понимать, что не сумеет она за две недели оправиться от того, что произошло вчера вечером.
Тут целой жизни не хватит!
— Майкл, — прошептала она в надежде, что в душе его есть место жалости по отношению к дрожащим и жалким особам женского пола, — я просто не могу быть с тобой сейчас.
— И двадцать минут не можешь? Здесь ехать всего ничего, — отрезал он. И без дальнейших разговоров рывком поднял ее на ноги, подхватил за талию и посадил в седло.
— Майкл! — взвизгнула она.
— Вчера вечером ты произносила мое имя совсем не таким тоном, — сухо заметил он.
Она отвесила ему пощечину.
— Что ж, это мне по заслугам, — сказал он, не без труда втискиваясь в седло позади нее, так что она фактически оказалась сидящей у него на коленях, — но и тебя следовало бы высечь за твою глупость.
Она так и ахнула.
— Если ты ожидала, что я упаду перед тобой на колени и стану умолять о прощении, — сказал он, почти касаясь губами ее уха, — то зачем ты как последняя дура выбежала под дождь?
— Когда я выбежала, дождя еще не было, — с детским упорством продолжала перечить она, но тут у нее вырвалось негромкое «Ох!», так как он пришпорил лошадь.
И после этого ее тревожило только одно: что ей совершенно не за что держаться, кроме как за его ноги.
Ну и еще рука его так крепко сжимала ее грудную клетку, и так высоко, что грудь практически лежала на его руке.
Не говоря уже о том, что сидела она, плотно угнездившись между его ног, упираясь как раз в…
Впрочем, сейчас он наверняка совсем холодный и сникший — хоть какой-то прок от этого дождя! Эта мысль очень помогла ей в борьбе с собственным предательским телом.
Правда, она-видела его вчера. Подумать только, она видела Майкла во всем блеске его мужской красы.
Тут и таилась главная опасность. Потому что такие выражения, как «во всем блеске его мужской красы», употребляются обыкновенно в ироническом смысле, с сарказмом и кривой ухмылкой.
Но Майклу это выражение подходило идеально в самом прямом смысле.
Или Майкл соответствовал ему.
Тогда-то она и потеряла остатки рассудка.
Они ехали в полной тишине, вернее, не говоря ни слова. Потому что Франческа отчетливо слышала другие звуки, куда более опасные и исполненные значения. Каждый его вдох и выдох над самым ее ухом, и даже биение его сердца за своей спиной. И тут…
— Черт!
— Что такое? — спросила она, пытаясь извернуться в седле так, чтобы заглянуть ему в лицо.
— Феликс захромал, — буркнул он, спрыгивая на землю.
— Это серьезно? — спросила она, без пререканий позволяя снять себя с седла.
— С ним будет все нормально, — отозвался Майкл. Он стал на колени, чтобы ощупать переднюю ногу мерина. Дождь лил пуще прежнего. Колени Майкла погружались все глубже в жидкую грязь — брюки его были безвозвратно погублены. — Но нас двоих он не свезет. Боюсь, даже тебя одну не выдержит. — Он встал, окинул взглядом горизонт, соображая, в какой именно части угодий они сейчас находятся. — Придется идти к сторожке садовника, — сказал он, нетерпеливым движением откидывая мокрые волосы со лба. Волосы сразу же упали ему на глаза снова.
— Сторожка садовника? — переспросила Франческа, хотя она прекрасно знала, о чем он говорил. Это было маленькое строеньице, в одну комнату, необитаемое с тех самых пор, как нынешний садовник, жена которого родила двойню, перебрался в домик побольше по другую сторону замка. — А домой пойти нельзя? — спросила она нервно. Ей вовсе не улыбалась перспектива остаться с ним один на один в маленькой уютной сторожке, где, кажется, имелась даже довольно большая кровать.
— До дома пешком добираться не меньше часа, — отозвался он мрачно. — А буря-то расходится.
Он был прав, черт возьми! Небо стало какого-то странного зеленоватого оттенка, и этот же отблеск лежал на тучах, что предвещало грозу нешуточной силы.
— Хорошо, — сказала она, стараясь подавить снедавшую ее тревогу. Она и сама не знала, что пугает ее —со больше — что гроза застигнет их в чистом поле или что она окажется в сторожке вместе с Майклом.
— Если припустить бегом, то мы будем в сторожке через несколько минут, — сказал Майкл. — Вернее, ты будешь. Мне придется вести Феликса — я не знаю, как быстро он сможет идти.
Франческа прищурилась:
— Ты, случайно, не сам все это подстроил, а?
Он обернулся к ней — глаза его метали молнии. И, словно сочувствуя ему, небо расколол ослепительный разряд.
— Извини, — торопливо сказала она. Есть обвинения, которые никогда не следует предъявлять английскому джентльмену, и прежде всего обвинение в том, что он способен намеренно покалечить животное. По какой бы то ни было причине. — Прости меня, пожалуйста, — добавила она как раз тогда, когда от раската грома содрогнулась земля. — Мне правда жаль.
— Ты знаешь, как добраться до сторожки? — крикнул он сквозь завывания бури.
Она кивнула.
— Сумеешь разжечь огонь к моему приходу?
— Попробую.
— Тогда беги. Постарайся согреться. Я скоро буду.
И она побежала, сама толком не зная, бежит ли она к сторожке или убегает от Майкла.
Хотя какое это имело значение, если он шел вслед за ней?
Но во время бега, когда болели ноги и не хватало дыхания, ответ на этот вопрос не казался ей таким уж важным. Усталость брала свое, да и дождь лупил все сильнее в лицо. Ей казалось, что так и надо, что она того и заслуживает.
И как ни неприятно было это признавать, возможно, так оно и было.
Когда Майкл толкнул наконец калитку сторожки садовника, он был промокший до костей и дрожал всем телом. Добраться с Феликсом до сторожки оказалось труднее, чем он предполагал, а потом пришлось искать мерину какое-нибудь укрытие — нельзя же было оставить охромевшее животное просто под деревом в такую грозу. В конце концов ему удалось соорудить из бывшего курятника какое-то подобие стойла, но в результате к дверям сторожки он подошел с ободранными до крови руками и в сапогах, перемазанных вонючей дрянью, которую, увы, даже такой дождь не мог смыть.
Франческа стояла на коленях у камина и пыталась разжечь огонь, судя по ее гневному бормотанию, безуспешно.
— Боже праведный! — воскликнула она. — Что с тобой приключилось?
— Надо же было укрыть от непогоды и Феликса, — объяснил он сердито. — Пришлось построить ему стойло.
— Прямо голыми руками?
— Ничего другого в моем распоряжении не было. Она бросила тревожный взгляд за окно.
— Но с ним ничего не случится?
— Надеюсь, — отозвался Майкл, усаживаясь на табуретку и стягивая с себя сапоги. — Хоть что-то надо было сделать для бедняги.
— Конечно, — согласилась она, и тут же на лице ее появилось испуганное выражение, она так и подскочила, воскликнув: — А с тобой-то ничего не случится?
Вообще-то приятно было слышать, что она так о нем тревожится, вот только он понятия не имел, отчего она так всполошилась, и вежливо осведомился:
— Прости, я не понял — ты о чем?
— О малярии, — ответила она нервно. — Ты же весь промок, а приступ у тебя только закончился. Мне вовсе не хочется, чтобы ты… — Она смолкла, откашлялась и расправила плечи. — Моя обеспокоенность вовсе не означает, что я настроена более благодушно, чем час назад, но мне очень не хотелось бы, чтобы болезнь вернулась,
У него мелькнула мысль, что можно было бы солгать и воспользоваться ее сочувствием, но вместо того он ответил коротко:
— С малярией все не так.
— Ты уверен?
— Вполне. Простуда не вызывает эту болезнь.
— А-а. — Некоторое время она обдумывала эту информацию. — Что ж, в таком случае… — Она не договорила и сердито поджала губы. — В таком случае ладно, можешь продолжать, — закончила она наконец.
Майкл шутовски козырнул ей, после чего вновь взглянул на свои сапоги. Он стянул наконец и второй, затем осторожно поднял оба сапога и поставил у двери.
— Смотри не трогай их, — предупредил он рассеянно и подошел к камину. — Они очень грязные.
— У меня огонь разжечь не получилось, — сказала она. Она все еще с неловким видом топталась возле камина. — Извини. Боюсь, опыта у меня в этом отношении маловато. А вот сухие дрова я сумела найти. — И она указала на решетку, где лежали два полена.
Он принялся разжигать огонь. Расцарапанные руки саднило, но ему эта боль даже доставляла своеобразное удовлетворение. Чепуха, в сущности, а все же она отвлекала его от мыслей о женщине, стоявшей за его спиной.
Женщина была в гневе.
Этого и следовало ожидать. Он и ожидал ее гнева, вот только не думал, что это так сильно уязвит его гордость, так ранит его — честно говоря, в самое сердце. Он с самого начала понимал, что не станет она осыпать его признаниями в вечной любви после одного-единственного страстного свидания, а все же глупая надежда на такой исход жила в его душе.
Ну кто бы мог подумать, что после стольких лет безнравственной жизни он останется таким неисправимым романтиком?
Но Франческа смягчится — в этом он был совершенно уверен. У нее не было иного выхода. Она оказалась скомпрометирована, и довольно серьезно, думал он с изрядной долей удовлетворения. И хоть она не была девицей, все же это много значило для такой принципиальной женщины, как Франческа.
Надо было только решить — ждать ли, пока гнев Франчески пройдет сам собой, или подстегивать ее и давить на нее, пока она не примет эту ситуацию как неизбежную? Второй путь предполагал синяки и шишки, да и попотеть придется изрядно, но зато, как ему казалось, скорее сулил успех.
Если же оставить ее в покое, она вполне может прийти к выводу, что весь эпизод следует предать забвению, а может, и вправду сумеет убедить себя, что ничего не было.
— Загорелось наконец? — раздался ее голос с другого конца комнаты.
Он раздувал огонь еще несколько секунд, и только когда оранжевые язычки пламени принялись лизать поленья, с облегчением вздохнул и ответил:
— Придется последить за ним еще чуть-чуть, но скоро разгорится как следует.
— Хорошо, — только и ответила она. В поисках безопасного места она уперлась в кровать и остановилась. — Я буду здесь.
Он криво усмехнулся. Сторожка состояла из одной комнаты, так куда же ей было еще деться?
— А ты, — продолжала она тоном строгой наставницы, — можешь оставаться там.
Он посмотрел на угол, куда указывал ее палец, и насмешливо протянул:
— В самом деле?
— Думаю, так будет лучше. Он пожал плечами:
— Хорошо.
— Хорошо?
— Хорошо. — Он встал и принялся стягивать с себя одежду.
— Что ты делаешь? — ахнула она.
Он, продолжая стоять к ней спиной, усмехнулся и небрежно бросил через плечо:
— Остаюсь в своем углу.
— Ты же раздеваешься! — воскликнула она, ухитрившись вложить в свои слова и возмущение, и надменность.
— И тебе советую сделать то же, — отозвался он и нахмурился, приметив кровавое пятно на своей рубашке. Черт, ну и исцарапал же он себе руки!
— И не подумаю, — сказала Франческа.
— Держи-ка! — И он швырнул ей свою рубашку. Она вскрикнула, когда рубашка упала ей на грудь, что доставило ему немалое удовольствие.
— Майкл! — И рубашка полетела к нему обратно.
— Извини, — сказал он без особого раскаяния. — Я думал, моя рубашка пригодится тебе в качестве полотенца.
— Немедленно надень рубашку! — процедила она.
— Чтоб я стал мерзнуть в мокрой рубашке? — И он надменно поднял бровь. — Малярия малярией, а схватить простуду мне вовсе не улыбается. Кроме того, ты это все уже видела. — Она ахнула. И он добавил: — Впрочем, постой. Прошу прощения — вчера я успел снять только штаны, верно?
— Убирайся! — прошипела она тихо и яростно.
Он только хохотнул и кивнул головой на окно, в которое барабанил дождь.
— Не выйдет, Франческа. Боюсь, тебе не избавиться от моего общества.
И, словно в подтверждение его слов, сторожка содрогнулась до основания при новом ударе грома.
— Если хочешь, можешь отвернуться, — добавил Майкл любезно. И, видя, что глаза ее расширились от изумления, пояснил: — Я собираюсь снять штаны.
Она сердито фыркнула, но отвернулась.
— И встань с постели, — крикнул он, стягивая с себя мокрую одежду, — ты одеяло промочишь!
Какое-то мгновение он был уверен, что она еще плотнее усядется на постели, просто из упрямства, но здравый смысл возобладал, и она встала — даже сняла одеяло с постели и встряхнула его, чтобы не осталось ни капли воды.
Он подошел к постели — всего-то было четыре шага — и взял себе другое одеяло. Это было потоньше того, что досталось ей, но сойдет и такое.
— Я прикрыл наготу! — крикнул он, вернувшись в свой угол.
Она повернулась. Медленно и открыв на всякий случай только один глаз.
Майкл с трудом сдержал желание укоризненно покачать головой. Право же, такие предосторожности казались более чем запоздалыми, учитывая, что имело место вчера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33