– Если я соглашусь выйти за него, то и вы пообещайте выполнить мое условие.
– Что? Я берусь выполнить ваше самое заветное желание, а вы осмеливаетесь ставить мне условия?
– Да, мое условие заставит вас держаться за жизнь, чтобы его выполнить, – объяснила Шарлотта. – Иначе вы сойдете в могилу только потому, что ваш доктор сочтет вас неизлечимым. В Лондоне никто и не догадывается, как вы на самом деле мягки и уступчивы.
– Да вы настоящая мегера! Итак, каково же ваше условие?
– Если вы найдете мне мужа – такого, чтобы пришелся мне по душе, – я стану женой, а вы должны стать настоящим отцом.
– Уверяю вас, я ничуть не хуже своего собственного родителя, а может быть, даже лучше, потому что хоть не ору на своих детей.
– Но вы наверняка могли бы, если бы знали их имена.
– Нет, вы даже хуже мегеры! – заявил герцог. – Пожалуй, только чудо поможет выдать вас замуж.
– Теперь вам придется бросить привычку лежать в постели и научиться по крайней мере сидеть, – возразила Шарлотта. – Иначе как вы собираетесь найти мне мужа?
Вильерс с грустью посмотрел на нее:
– Когда возвращается лихорадка, у меня просто нет выбора.
– Но я не могу окончательно загубить свою репутацию, посещая ваш дом. Посудите сами, какой порядочный человек женится на женщине, с которой встретится в вашем присутствии да еще в вашей спальне?
– Разумная мысль, – пробормотал герцог. – Полагаю, вы хотите сказать, что я должен встать с постели?
– Видите ли… – заколебалась Шарлотта.
– Я всегда считал, что генералами нужно назначать женщин, – сонно проговорил герцог и закрыл глаза. Решив, что его сморила усталость, Шарлотта положила Библию в ридикюль и уже собралась осторожно выйти из комнаты, как вдруг Вильерс вновь открыл глаза и сказал: – Большой рождественский прием, вот что нам нужно.
– Спите, спите, – поспешно сказала девушка, – у вас усталый вид.
– Если нас пригласят куда-нибудь на рождественский прием, – продолжал Вильерс, – вы сможете прочесть мне хоть весь Ветхий Завет, и никто даже не заподозрит о наших своеобразных взаимоотношениях. Я займусь этим вопросом завтра утром, а сейчас извините, я очень устал, но, как ни странно, не от своей лихорадки. Вы просто творите чудеса, мисс Шарлотта, как бы вас ни звали на самом деле.
Шарлотта не нашлась, что ответить, и только неопределенно хмыкнула.
В коридоре ее ждал верный Финчли.
– Думаю, герцог погрузился в здоровый сон, – прошептала она. – Я не заметила признаков лихорадки.
– Хвала Господу! – пробормотал камердинер, и от радости его глаза наполнились слезами. – Извозчик уже ждет вас, мисс Шарлотта.
Глава 35
– Ну и что ты теперь собираешься делать? – сердито воскликнула Поппи, когда за Элси и остальными закрылась дверь. – Как мне теперь привести себя в порядок перед сном, не говоря уже о ванне? Я не могу спать с облепленными пудрой волосами!
– Неужели ты каждый вечер моешь голову?
– Разумеется!
– А мне казалось, что дамы ради сохранения своих роскошных причесок спят по ночам на специальных подставках. Я ведь никогда не видел тебя с распущенными волосами, даже в спальне.
– Конечно, не видел.
– Но почему? – Флетч подошел к жене сзади и стал трогать растрепанные волосы. – Даже когда ты надевала пеньюар, волосы у тебя всегда были зачесаны наверх. Я решил, что ты не распускаешь их на ночь.
– Просто после твоих посещений я еще раз принимала ванну, и горничная распускала мне волосы. Ой, что ты делаешь?! – испуганно воскликнула Поппи.
Флетч вел себя как-то странно – зачем-то трогал ее растрепанные волосы… Конечно, он пообещал отказаться от интимных отношений, но кто знает… Они остались совершенно одни, рядом не было даже горничной, которая могла бы помочь с ванной, не было вообще никакой прислуги женского пола.
– Я вытаскиваю твои шпильки, что же еще? – отозвался герцог.
– Та молодая служанка справилась бы гораздо лучше!
– Ты видела ее фартук?
– Да, на ней был фартук – что тут удивительного? Ведь она работает на кухне. Я тоже иногда надеваю фартук, когда делаю что-нибудь по дому.
– Разве ты не заметила на ее фартуке кровь? Нет? А я заметил. Похоже, наша милая Элси сворачивала головы цыплятам.
Поппи охнула – мысль, что ее могли бы купать руки, обагренные кровью бедных цыплят, не вдохновляла.
– Послушай, длинное перо не вытаскивается! – с досадой сообщил Флетч.
– Не дергай его! Дай-ка я сама. – Поппи потянулась к перу, но Флетч легонько шлепнул ей по рукам и продолжал возиться с волосами. – Ну вот, я вытащил много шпилек, – через минуту сказал он. – А перо ни с места.
– Я вытащу его, когда буду принимать ванну.
– Как же ты это сделаешь без посторонней помощи?
Обернувшись, герцогиня бросила на мужа гневный взгляд.
Злополучное перо тут же упало ей на глаза, и она, досадливо морщась, смахнула его рукой.
– Разве ты не знаешь, что перья приклеены к волосам? Должно быть, горничная утром приклеивает их, а вечером срезает.
Этого Поппи не знала. Она вообще многого не знала о тайнах парикмахерского искусства, поэтому-то и платила Люси весьма щедрое жалованье.
– Проблема в том, что у нас здесь нет ножниц, – озабоченно заметил Флетч. – Пойду попрошу у хозяина. – Поппи не успела ответить, как он уже выглянул в коридор и позвал: – Эй, хозяин!
Через минуту в его руках были ножницы.
– Дорогая, сейчас я срежу волосы с прилипшей смолой и перо, – сказал он. – Постарайся не шевелиться.
– Ты что, шутишь? – отпрянула Поппи. – Не смей резать волосы! Я все смою в ванной.
– Хорошо, поступай, как знаешь. – Флетч остановился и скрестил руки на груди. Высокий, мускулистый, он выглядел так… по-мужски, что Поппи ощутила смутное беспокойство. Ей почему-то захотелось провести рукой по его бугрившимся под рубашкой бицепсам.
– Я все моментально удалю, – повторила она. – По-этому, если не возражаешь, тебе пора оставить меня одну.
– Куда же мне идти? Вниз, в общую залу, глазеть на Короля Нищих?
– Мне абсолютно все равно, куда ты пойдешь, но здесь ты определенно не можешь оставаться, когда я принимаю ванну.
– Почему, дорогая? Или ты забыла, что мы женаты уже четыре года? Я же много раз видел тебя нагой. – С этими словами он снял с головы Поппи нитку и неодобрительно покачал головой. – Тебе не справиться. Разве ты когда-нибудь принимала ванну самостоятельно?
– Нет, как и прочие наши дамы, – сердито парировала герцогиня, которой послышалось осуждение в его голосе. – Ну, хорошо, оставайся, – сдалась она. – Но я буду купаться в рубашке.
– Как знаешь, – пожал плечами Флетч.
Поппи попыталась расстегнуть платье, но крючки не поддавались. И помощь Флетча оказалась очень кстати. Когда он начал расстегивать крючки, она вспомнила напутствие Джеммы и не удержалась от смешка.
– Что, снова думаешь о своем докторе Лаудене? – спросил Флетч.
– Нет, просто на память пришли напутственные слова Джеммы, – ответила Поппи. – Она считает, что во время путешествий мужчины могут быть очень полезны. Как она была права!
Наконец Флетч справился с крючками и стянул тяжелое, с тремя нижними юбками платье вниз. Оно упало на пол, Поппи переступила через него. Теперь оставалась только шнуровка корсета. Пытаясь ее распустить, герцог то и дело вполголоса чертыхался. Время шло, но результатов не было – из Флетча получился неважный помощник.
Неожиданно послышался треск, и корсет упал к ногам Поппи. Она повернулась – в руках у Флетча остались обрывки шнуровки.
– Никак не хотела развязываться, – с глупой ухмылкой объяснил он.
– Ну и что же мне теперь делать без шнуровки? – возмутилась Поппи.
Она подняла глаза – муж уставился на ее грудь. Проследив за взглядом, Поппи со стыдом поняла, что тонкая ткань рубашки просвечивает и можно даже рассмотреть розовые соски.
Она хотела прикрыться руками, но Флетчер уже отвел взгляд с таким видом, словно под ее рубашкой не было для него ничего интересного.
– Ну, теперь залезай в ванну, дорогая, и я попробую смыть с твоих волос эту прилипшую гадость, – сказал он.
Глава 36
Джемма и Бомон приближались к концу партии. Если бы герцогине пришлось заключать пари, она бы могла уверенно поставить на собственную победу, причем довольно легкую. Во время первой партии их матча Бомон играл очень внимательно, тщательно обдумывая каждый ход, словно от него зависела судьба правительства. Вторая же партия проходила совсем иначе.
Бомон делал ходы небрежно, постоянно заводил разговоры о том о сем.
– Мы устраиваем рождественский прием, – сказала Джемма. – Я только что разослала приглашения.
Складывавший шахматные фигуры Бомон на мгновение замер, потом со словами «Отличная идея!» сделал очередной ход.
– Не пригласить ли и мисс Татлок? – спросила Джемма. раздосадованная столь сдержанной реакцией мужа.
Предложение повисло в воздухе. «Господи, зачем только я его дразню?» – подумала она.
– Буду рад, – спокойно проговорил герцог, ответив разом и на ее немой вопрос.
– Но только не ее сестру, – добавила Джемма. – Это совершенно невыносимая особа.
– Согласен, – кивнул герцог. – Она так противно трясется, когда волнуется.
– Разумеется, будут Поппи и Флетч.
– Но только не ее мать, – на этот раз возразил герцог. – Я терпеть не могу леди Селби.
– Да уж, она не сахар, – с чувством согласилась Джемма.
– Она просто исчадие ада.
Джемма рассмеялась, потом сказала:
– Еще я хочу пригласить этого милого юношу, доктора Лаудена из Королевского общества. Его присутствие поможет держать в тонусе Флетча. – И поведала Бомону о сложностях во взаимоотношениях Поппи с мужем.
– О, Джемма Бомон в роли свахи – это что-то новенькое, – резюмировал герцог, с интересом выслушав жену. – Поистине ты не перестаешь меня удивлять.
– Мы не можем позволить Поппи и Флетчу расстаться, ведь они по-настоящему любят друг друга.
– Но если их интимная жизнь так ужасна, как ты говоришь, то…
– Наша была не лучше, – пожала плечами герцогиня. Она слишком поздно поняла, что сама попалась в ловушку.
– Ах, да, наш брак… – задумчиво произнес Бомон. – Мы должны с ним что-то делать…
– Мне пора одеваться! – вскочила Джемма, надеясь уйти от разговора. – Игру закончим завтра.
Герцог тоже встал.
– Может быть, пригласить Вильерса? – предложил он.
– Вильерса? Но он же…
– Он совсем один. С ним, конечно, слуги, но…
У Джеммы сжалось сердце – перед ней неожиданно снова предстал тот Элайджа, которого она полюбила много лет назад.
– Если мы пригласим Вильерса, сплетники будут вне себя от радости, – заметила она. – Никто не поверит, что он действительно на пороге смерти. Пойдут разговоры, что я изменяю тебе с ним под самым твоим носом.
– Когда я думаю, что он умирает, то почти жалею, что это не так.
На миг у Джеммы перехватило дыхание. Потом она сказала:
– Это говорит о том, какое место я занимаю в твоей жизни.
Герцог, который в это время ставил на место стул, поднял на нее непонимающий взгляд:
– Что ты имеешь в виду?
Осознав, как она могла его понять, поспешно добавил:
– Это совсем не то, что ты подумала.
Но Джемма не желала больше слушать: на сегодня с нее уже хватит сердечных мук.
– Ах, тебе так жаль Вильерса? – усмехнулась она. – Тогда пеняй на себя. Я буду за ним ухаживать, он выздоровеет, и я заберусь к нему в постель, чтобы у сплетен наконец появилось основание.
В глазах Бомона мелькнуло выражение, похожее на печаль. Только похожее, убеждала себя Джемма.
– Знаешь, я загляну в замочную скважину, чтобы это увидеть, – совершенно серьезно завил он.
– С чего бы это?
Он сделал шаг к ней:
– Потому что ты моя герцогиня, Джемма.
– Ну и что? Я герцогиня уже много лет!
Он коснулся ее подбородка:
– Ты поцеловала меня на днях, помнишь?
– Минутная слабость, – пробормотала Джемма еле слышно.
– Поцелуи – это подтверждение права собственности, не так ли?
Бомон был так близко, что она чувствовала его тепло. Ей вдруг вспомнилось, какой он высокий и сильный по сравнению с ней, как отличаются друг от друга их тела. Не дожидаясь от нее очередной колкости, герцог наклонился к жене и поцеловал так крепко, что на несколько мгновений она лишилась возможности дышать.
– Запомни: права собственности, – повторил он низким грудным голосом и вышел.
Глава 37
Флетч стоял у окна, боясь повернуться и разрушить чарующую, удивительно уютную атмосферу полного покоя, возникшую в комнате. Снег за окном отгородил герцогскую чету от внешнего мира, как дикие заросли ежевики – дворец Спящей красавицы. «Вот если бы у нас с Поппи, как у заснувшей волшебным сном принцессы, было бы впереди сто лет без слуг, без леди Флоры, без всех этих «миледи», «милорд» и «ваша светлость»»! – подумал Флетч.
От стекла пошел легкий пар – похоже, непогода усиливалась; снежные хлопья закружились в стремительном танце. «Может быть, и вправду гостиницу отрежет от внешнего мира, – мечтал Флетч, – и мы с Поппи останемся вместе коротать время в этой чудесной постели…»
В стекле отражалась плавная округлость плеча герцогини, которая, конечно же, повернулась к Флетчу спиной. Из копны ее густых и длинных, ниже пояса, волос торчали два оставшихся пера.
Хозяин оставил герцогской чете немного жидкого мыла, но Флетч сомневался, что оно поможет отмыть волосы. Тем не менее он налил в миску воды и подошел к жене.
– Давай, я намочу тебе голову, – сказал он. Испуганно прикрыв обеими руками грудь, Поппи кивнула. Он стал лить воду понемножку, плавно, играя – сначала немного на правую сторону, чтобы вода, стекая, намочила рубашку и та прилипла к лопатке, а потом тонкий ручеек устремился бы по спине. После этого Флетч налил немного на левую сторону, чтобы полюбоваться нежно-розовой кожей жены, просвечивавшей сквозь тонкую ткань. Поппи начала дрожать.
– В мокрой рубашке ты замерзнешь, – заметил он. – Как ты собираешься в ней мыться, не понимаю.
– Пожалуйста, начни с волос, – попросила Поппи, наклоняя голову.
Он набрал еще воды, но для такой копны этого было слишком мало. От сильного запаха лавандовой пудры герцога даже слегка замутило, поэтому он поспешно вылил на голову жене еще воды, добавил жидкого мыла и принялся тереть волосы. Просидев тихо не больше минуты, Поппи не выдержала и начала давать советы и указания.
– Поппи! – одернул Флетч.
Она умолкла.
– Признайся, ты мыла кому-нибудь голову?
– Нет.
– Значит, у меня больше опыта: я мыл свою. Так вот, сейчас я делаю то же самое, что и тогда.
– Но мне больно! – воскликнула герцогиня. Теперь вместо того, чтобы прикрывать себе грудь, она обеими руками держалась за края ванны. – Осторожней, не то ты сейчас опрокинешь ванну вместе со мной.
– Мне приходится прилагать силу, чтобы очистить тебе волосы. Слишком много пудры, – объяснил Флетч, с сомнением глядя на одну из слипшихся прядей. – Не лучше ли их просто отрезать?
– Нет! – испуганно вскинулась Поппи. – Не смей ничего отрезать! Я лучше сама попробую вымыть голову. Уверена, что справлюсь!
– Ты могла бы носить парик, пока волосы не отрастут. Поверь, так будет проще всего. Я просто не могу себе представить, что твоя горничная ежедневно смывает все это с твоей головы.
– Нет, она действительно моет мне голову каждый вечер, только иногда на это уходит довольно много времени.
– Сколько?
– Обычно не больше двух часов, – ответила Поппи и тут же болезненно охнула – это Флетч попытался пальцами, как гребешком, разделить спутанные пряди.
– Целых два часа! – ахнул он, оставив ее волосы в покое. – Ты тратишь на это целых два часа каждый вечер? Так было и тогда, когда я приходил к тебе в спальню? После моего ухода ты целых два часа мыла голову?
– Да, – ответила Поппи, бросив на мужа недоуменный взгляд. Мокрые пряди крысиными хвостиками падали ей на глаза. – Иногда я так уставала, что слипались глаза, но спать с пудрой в волосах я все равно не могла – к вечеру голова начинала ужасно чесаться. Временами к ужину я просто с ума сходила от зуда, и мне было трудно усидеть на месте.
Флетча осенило.
– Дорогая, не хочешь ли ты сказать, что когда мы занимались любовью, у тебя чесалась голова? – медленно, еще не веря в то, что услышал, спросил он.
– Только иногда, – тоном провинившегося ребенка ответила Поппи, чувствуя, что была слишком откровенной.
Флетч уставился на нее, не в силах произнести ни слова. У него появилось ощущение, что он долго-долго скитался в кромешной тьме, но над ним наконец-то забрезжил спасительный рассвет.
Неужели Поппи так странно вела себя в постели из-за неудачной прически?
– Ты дрожишь, дорогая, – опомнился он. – Пожалуйста, сними рубашку, иначе замерзнешь. Не бойся, я не буду смотреть.
Он подошел к камину, подкинул в него еще дров. Позади послышался мокрый шлепок. Герцог пошевелил кочергой угли, напряженно размышляя. «Прежде всего нельзя торопиться. Надо действовать очень медленно и молиться о продолжении непогоды. И еще: пусть Поппи увидит, что мне неинтересно ее тело, убедится, что может мне доверять…»
Это значило, что ночью не стоит ждать от нее уступок… Флетч чуть не застонал от досады – каждая мышца его тела, включая и самую для него главную, протестовала против вынужденного воздержания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35