Будучи тайным благотворителем труппы мистера Кента, он смог оказывать влияние на репертуар и режиссуру, а главное, на карьеру Индии. При его помощи она вместо маленьких ролей стала получать главные роли и стала ведущей актрисой театра. Каждый раз, когда она пыталась взбунтоваться и во что бы то ни стало покончить со своей зависимостью, он умел заставить ее смириться, шантажируя угрозами самоубийства.
Маргрейв не знал, в чем заключалось соглашение Индии с его матерью. Он и не подозревал, что в известном смысле не только он следит за ней, но и она за ним. Но порвать с графиней Индии было не легче, чем с ним. Она оказалась в западне.
При всем том, что они многое знали друг о друге, оставались некие стороны их жизни, тайные для обоих. Во время леденящего душу рассказа Маргрейва Саут понял, что Индия была права: Маргрейв не знал о ее работе на полковника. Соблюдение этой тайны и стало смертным приговором для мистера Кендалла. Маргрейв не мог вообразить иной причины интереса Кендалла к Индии, кроме как желания плотской близости. При его артистичности, таланте перевоплощения, Маргрейв сумел принять облик прелестной женщины, которой тот увлекся — она же предстала перед ним в момент его смерти. Впрочем, у графа было достаточно ума, чтобы не выполнять грязную работу самому. Он нанял головорезов, которые и нанесли Кендаллу смертельные удары. Подобным же образом он расправился и с мистером Радерфордом — у бедняги вырвали сердце из груди.
Что же касалось покушения на жизнь принца-регента, тут Маргрейв не смог ничего толком объяснить. Похоже, ему трудно было собраться с мыслями, поскольку выражался он не вполне вразумительно. Слушая его, Саут думал: всегда ли Маргрейвом руководит безумие или он умеет по желанию его обуздывать?
Да, они услышали достаточно, чтобы принять верное решение. При этом они учитывали не только чувства графини, но и спокойствие Индии. Публичное признание преступлений графа вызвало бы множество кривотолков в обществе. Брак лорда и леди Маккуэй-Хауэлл предстал бы перед любопытными не в самом лестном виде. То, что предметом нежных чувств леди Маккуэй-Хауэлл оказалась другая женщина, а вовсе не испанский консул, долго бы питало жадное до сплетен общество пикантными подробностями. Уж лучше отдать на съедение этим стервятникам кого-нибудь другого.
Саут видел, как постепенно краска возвращалась на щеки Индии. Но глаза ее оставались печальными. Как и мысли.
— О чем ты думаешь? — спросил Саут.
Уголок ее рта чуть приподнялся в горестной улыбке. Она не могла уклониться от ответа.
— Картины, — сказала Индия, — Я думала о картинах.
— Они ведь уничтожены.
— Только те, — возразила она, — что мы нашли в Марлхейвене.
— Остальные разыскал Уэст.
— Но могли быть и другие. Я не уверена, что их нет, да и ты не можешь быть уверен в этом. Даже Маргрейв не знает, сколько их было всего и сколько ушло из его рук. Я всегда буду мучиться мыслью, что кто-нибудь из светского общества потешается, насколько вульгарно я на них изображена. Никому и в голову не придет, что это происходило вопреки моей воле, а композиция была плодом фантазии Маргрейва.
Голос Индии упал до шепота:
— Да и ты, вероятно, иногда думаешь об этом. Нелегко быть мужем шлюхи, изображенной на этих полотнах.
— Индия!
Его голос хлестнул ее, как бич. Саут почувствовал, как она отшатнулась от него. Но он не сожалел, что окрик его был столь резок.
— Я не женат на женщине, изображенной на этих полот нах. Она не существует. Ты не она.
— Но я и не Индия Парр. Она некто, кого я сама создала.
— Она та, кем ты стала…
Индия размышляла, в чем заключается тонкое различие между этими женщинами. Неужели он хотел сказать, что она превратилась в ту, которой хотела стать? Он знал, что в той актрисе, которую он знал, было заложено многое. Она была женщиной редкой отваги и выдающегося ума. Но сейчас Индия не ощущала в себе ничего подобного.
— А как насчет Дианы Хоторн? — спросила она тихо, сжав его руку.
Он привлек ее к себе. Она лежала лицом к нему, а нога тесно прижималась к его ноге.
— Ты бросила ее, предала? Это ты хочешь сказать? Но я не верю, что ее можно отделить от тебя.
— Но я никогда ею не была.
— Нет, была.
— А как же леди Диана Александра Парриш?
— Это только имя. Ты не должна была ею стать. Если бы леди Маргрейв удалось добиться своего, ты никогда не узнала бы правды.
С минуту он помолчал, оставляя Индии возможность обдумать сказанное. Потом добавил:
— Но это не меняет того факта, что теперь ты знаешь правду. Графиня — твоя мать.
Индия все еще не могла усвоить эту истину.
— Бывали моменты, когда я предполагала, что, возможно, я дочь графа, но у меня никогда и в мыслях не было, что я могу оказаться дочерью графини. Но даже и в этом случае мысль о родстве с Маргрейвом казалась чудовищной. Я старалась не думать об этом. Начинала читать сама себе стихи, вспоминала пассажи из пьес и книг, и это помогало мне отвлечься.
Она вздрогнула, потом успокоилась и теперь лежала тихо.
— Как ты думаешь, следует ли мне принять ее приглашение?
— Думаю, это решать только тебе.
Она вздохнула.
— Иногда намного проще выполнить чье-то пожелание.
— А вот это западня, которой я стараюсь избежать.
Нежно улыбаясь, Индия положила руку ему на грудь — над сердцем. Она ощутила его сильное и ровное биение.
— Графиня нездорова, Саут. Может быть, стоит быть снисходительной к ней.
— Возможно.
Он не стал уточнять подробности болезни леди Маргрейв, но подозревал, что она каким-то образом связана с утратой сына. Публичное признание Маргрейва заставило графиню изменить завещание. Бедняжка к концу исповеди была сама не своя. У графини был такой вид, будто она жалела, что сын не прикончил и ее. Ведь несчастная женщина испытывала к нему такую же болезненную привязанность, как Маргрейв к сводной сестре. Когда граф попросил, а Саут настоял на том, чтобы его поместили в сумасшедший дом, леди Маргрейв потеряла сознание. Но все же осталась в собственном доме. Слуги графини, прожившие рядом с ней по многу лет, не считали ее опасной ни для себя, ни для окружающих. Саут тоже так считал. Но все же он спросил:
— Приглашение касается нас обоих? Если хочешь, я мог бы сопровождать тебя.
— Графиня не выразила такого желания открыто, хотя не думаю, что она хотела бы исключить тебя из семейного круга.
— Я тоже так не думаю. Но она винит меня в том, что случилось с ее сыном.
— Это только потому, что у нее не хватает смелости взять вину на себя. Но ведь он жив, несмотря на все, что натворил.
— И все же он попал в сумасшедший дом из-за меня, — возразил Саут. — Там ему несладко живется.
— Она может его навещать.
— Но каждый визит для нее мучителен.
— Его можно было бы забрать оттуда и перевезти в другое место.
— Нет, — на этот раз тон Саута не допускал возражений, — мы ведь уже обсуждали это, Индия.
Она подняла голову и внимательно посмотрела на него. По выражению его лица, плотно сжатым губам и стальному взгляду было видно, что решение его непоколебимо. Скорее он согласился бы, чтобы Маргрейва повесили за его преступления.
— А он не может бежать из сумасшедшего дома?
Индия уже пожалела, что задала этот вопрос. Она поняла, что страх, глубоко загнанный внутрь, прорвался на поверхность — ее выдала предательская дрожь в голосе.
— Он не может бежать оттуда, — сказал Саут — Никогда не сможет. — Саут, протянув к ней руки, сжал ладонями ее лицо. — Ты мне веришь, Индия?
— Да, я верю тебе. Хорошо.
Саут притянул ее к себе и поцеловал в губы. Ее щеки вспыхнули румянцем.
— Это тоже было хорошо. Я имею в виду наш поцелуй.
Он усмехнулся, когда Индия шутливо ударила его кулачком повыше бедра. Она улыбнулась и скользнула в его объятия, в эту естественную колыбель, потому что знала — он защитит ее. Как тогда. Впрочем, он ничуть не сомневался в том, что она и сама ухитрилась бы бежать из Марлхейвена.
То, что он пришел туда за ней, означало только одно — он не мог бездействовать.
Когда Саут высказал ей свои мысли по этому поводу, Индия не поверила ему безусловно. Но была благодарна ему за эти слова. И полюбила еще крепче.
Она согласилась на брак с ним в ответ на его официальное предложение. Остальные члены клуба «Компас» поняли значение ее слов раньше, чем Саут. «Любовь повлияла на его умственные способности», — именно так сказали друзья и заверили Саута, что он должен быть счастлив, что избранница не ударила его половицей. Зато она вытащила у него из кармана разрешение на брак и помахала бумагой у него перед носом. Саут ведь обещал ей, что разрешение останется на месте, пока она не будет готова к браку. Так и случилось.
Верность Саута данному слову значила для нее так много. Он обещал ей, что не будет большого скандала, когда он объявит своей семье об их браке. Как не произойдет ничего страшного и тогда, когда об этом станет известно свету. Отец понял все уже тогда, когда оценил отчаянные усилия Саута в поисках Индии. Даже леди Реддинг взяла себя в руки и смирилась с судьбой. Она решила вести себя достойно, чтобы оказаться на высоте — ведь мать Нортхема, столкнувшись с подобными обстоятельствами, стойко перенесла удар.
— Не стоит недооценивать факт соревнования между подругами, — сообщил Саут Индии. — Моя матушка будет вывозить тебя в лондонское общество так часто, что у тебя возникнет ощущение, что ты замужем именно за ней.
Но на самом деле все оказалось не так опасно. Хотя графиня Реддинг могла очень осложнить ей жизнь, она искренне старалась помочь Индии. Обществу стало известно только го, что она была подопечной покойного графа и графини Маргрейвов — именно таково было желание Индии, — но родителям Саута была открыта значительная часть правды, и они уважали волю невестки.
Друзья Саута постарались ввести Индию в свой круг. Она снова встретилась с полковником и убедилась в том, что, несмотря на прогрессирующую болезнь, он оказался почти столь же энергичным, как мать Саута. Будучи мало знакомым с леди Реддинг, Джон Блэквуд весьма высоко оценил искренность Индии, высказавшей вслух это мнение. Он смеялся над ее словами долго и неудержимо. Потом начал пространно выражать сожаление, что брак с Саутом положил конец ее артистической карьере. Она позволила ему распространяться на эту тему только потому, что не видела возможности остановить этот поток вежливо, хотя всегда чувствовала себя неловко, когда восхваляли ее талант. Индия научилась охотно принимать аплодисменты, но не комплименты.
Саут понимал, что театр был для нее убежищем, а не способом привлечь к себе внимание. И, когда она уверяла его, что ничуть не скучает по сцене, он ей верил. А для нее было важно, чтобы он верил.
Напоминанием о театре оставался лишь Дубин. Она получала удовольствие, видя, как школит его бдительный Дарроу, как малыш изменяется под его опекой. Дубин уже не раз доказал свою преданность. Именно он помог членам клуба «Компас» собраться в Марлхейвене. Без него Нортхем, Истлин и Уэстфал не смогли бы так точно узнать, где их друг сойдется один на один с Маргрейвом. К тому же Дубин помог Сауту принять новый облик — он сделал набросок костюма и загримировал его.
По приезде в Марлхейвен друзья поначалу не собирались нарушать образ жизни дома. Они намеревались возобновить знакомство с Маргрейвом, не выдавая ему присутствия Саута. Их пребывание в школе Хэмбрик-Холл было уже достаточным основанием для визита. Когда их пригласили отдохнуть в библиотеке, а Маргрейв так и не появился вопреки настойчивым уверениям домоправительницы, что он вот-вот придет, они решили, что пора действовать.
Тут-то уж друзья забыли о хороших манерах. Экономке под их нажимом пришлось сообщить гостям, где находятся личные покои в этом огромном доме, хотя она наотрез отказалась проводить их туда. Поняв, что она находится в плену страха, Нортхем показал женщине набросок костюма и грима Саута. Они услышали ее вздох, и смысл его был им понятен: она узнала в этой фигуре жалкого старика в поношенной одежде. Но так и не могла им сообщить, где он находился в эту минуту.
Поиски привели их на кухню к миссис Гувер. Кухарка охотно сообщила им, что Саут понес уголь в покои Маргрейва и еще не вернулся. Ее готовность поведать им все остальное была подкреплена видом пистолета Истлина, которым тот непринужденно помахивал, разгуливая по кухне. Несмотря на свои успехи на дипломатическом поприще, маркиз не отличался долготерпением. А вот Уэстфал держал свой кинжал за голенищем, не торопясь демонстрировать его.
Они понимали причину нежелания слуг помогать им. Как и слуги, они сознавали, какая опасность грозит Индии и леди Маргрейв. Что касалось Саута, то друзья утешали себя мыслью, что уж он-то знает, как отсюда выбраться. Во всяком случае, плохого исхода друзья не допустили бы.
Иногда Индия сомневалась в том, услышал ли Саут их голоса в коридоре. Когда она его спрашивала об этом, он отвечал отрицательно, а по выражению его лица ничего нельзя было понять. И все же она помнила, как он толкнул ее к двери, когда счел, что наступил момент крайней опасности. Он бы не стал торопить события, если бы не понял: его друзья рядом. Возможно, правда, что они были связаны такими тесными узами, что он просто почувствовал их присутствие. Звенья этой цепи дружбы, выкованной в детстве, были нерушимыми. «Норт. Саут. Ист. Уэст. Мы поклялись, что останемся друзьями на всю жизнь. Вопреки всем поворотам судьбы».
Пальцы Саута, перебиравшие ее волосы, замерли.
— В чем дело?
— Гм-м-м.
— Ты что-то сказала?
Индия улыбнулась. Она и не подумала, что произнесла вслух часть их юношеской клятвы.
— Я думала о твоих друзьях.
— Не могу сказать, что я в восторге. Ты ведь в моей постели.
Игриво проворчав что-то, Саут заставил Индию улечься навзничь, прижав ее к матрасу. Она и не пыталась сопротивляться. Желание сопротивляться у нее давно прошло. Она примирилась с тем, что Саут видит ее татуировку и находит ее привлекательной и экзотичной. И больше не делала попыток скрыть ее от него. С этим было покончено в их свадебную ночь, когда они любили друг друга перед зеркалом-псише. Воспоминание о той ночи вызвало сладкую дрожь во всем ее теле. Похоже было, что тогда она обрела второе зрение, смогла увидеть себя его глазами, увидеть себя такой, какой была. Когда он шептал ей, что она прекрасна, она больше не смущалась, и ее радость от его признания нисколько не меркла, не становилась привычной.
Когда он выпустил ее запястья, Индия сбросила ночную рубашку. Рубашка скользнула на пол. Потом Индия помогла и ему избавиться от его ночного одеяния. Пик наслаждения настиг их одновременно и быстро, и все же его острота оставалась для нее чудом. Их жажда друг друга была взаимной и одинаково сильной.
Она смотрела на их сплетенные изнемогшие тела. Он научил ее этому. Ее бедра поднимались навстречу ему. Индия закрыла глаза. Она чувствовала его так глубоко в своем теле, что ей трудно было представить, что он вот-вот покинет ее. А когда это случилось — чудо продолжалось. Его бедра скользнули по ее бедрам. Она ощутила жар его кожи, тепло его ладони у себя на груди. Все было счастьем.
Сауту всегда хотелось, чтобы ока была как можно ближе к нему — ближе, еще ближе. Он тоже страдал от ночных кошмаров. Иногда ему чудилось, что он потерял ее в лабиринте комнат Марлхейвена. Открывались двери в полу, в потолке, и он всегда беспомощно смотрел, как Индия проваливается куда-то. В таких случаях Индия успокаивала его, прижимая к груди и стараясь изгнать кошмары силой своей нежности.
Обессиленные, они лежали, не разжимая объятий на скомканных простынях, и сердца их бились рядом, а дыхание становилось ровнее.
Протянув руку через тело Индии, Саут прикрутил фитиль лампы так, что остался только слабый огонек. Он думал, что жена уснет тотчас же, но она только закрыла глаза.
— Индия?
В коротеньком слове прозвучал вопрос, которого он не произнес вслух.
— Думаю, я все-таки поеду в Марлхейвен, — сказала она тихо.
— Ты уверена?
— Нет, пока не уверена.
Она взяла его руку в свои и провела по ней кончиками пальцев.
— Но я вижу, все случившееся, все, что я оставила поза ди, не покидает меня, следует за мной по пятам; у меня возникает ощущение, что прошлое стоит у меня на пути.
Мне надо силой отрубить его.
— То же и со мной.
— Да, — сказала она, — то же происходит и с тобой.
Саут отвел в сторону ее тяжелый локон и поцеловал шею.
— Я могу поехать с тобой.
— Если хочешь.
— Да, хочу.
Она улыбнулась и нежно сжала его руку. Потом ее веки затрепетали, а глаза наконец закрылись. Ресницы ее легли на щеки темными полукружиями. Ее рука, сжимавшая его руку, разжалась. Саут слушал, как изменился ритм ее дыхания, и чувствовал, как расслабилось тело. Для него было радостью смотреть, как она засыпает.
— Ты можешь больше не заставлять меня спасать тебя, Индия, — прошептал он в темноту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Маргрейв не знал, в чем заключалось соглашение Индии с его матерью. Он и не подозревал, что в известном смысле не только он следит за ней, но и она за ним. Но порвать с графиней Индии было не легче, чем с ним. Она оказалась в западне.
При всем том, что они многое знали друг о друге, оставались некие стороны их жизни, тайные для обоих. Во время леденящего душу рассказа Маргрейва Саут понял, что Индия была права: Маргрейв не знал о ее работе на полковника. Соблюдение этой тайны и стало смертным приговором для мистера Кендалла. Маргрейв не мог вообразить иной причины интереса Кендалла к Индии, кроме как желания плотской близости. При его артистичности, таланте перевоплощения, Маргрейв сумел принять облик прелестной женщины, которой тот увлекся — она же предстала перед ним в момент его смерти. Впрочем, у графа было достаточно ума, чтобы не выполнять грязную работу самому. Он нанял головорезов, которые и нанесли Кендаллу смертельные удары. Подобным же образом он расправился и с мистером Радерфордом — у бедняги вырвали сердце из груди.
Что же касалось покушения на жизнь принца-регента, тут Маргрейв не смог ничего толком объяснить. Похоже, ему трудно было собраться с мыслями, поскольку выражался он не вполне вразумительно. Слушая его, Саут думал: всегда ли Маргрейвом руководит безумие или он умеет по желанию его обуздывать?
Да, они услышали достаточно, чтобы принять верное решение. При этом они учитывали не только чувства графини, но и спокойствие Индии. Публичное признание преступлений графа вызвало бы множество кривотолков в обществе. Брак лорда и леди Маккуэй-Хауэлл предстал бы перед любопытными не в самом лестном виде. То, что предметом нежных чувств леди Маккуэй-Хауэлл оказалась другая женщина, а вовсе не испанский консул, долго бы питало жадное до сплетен общество пикантными подробностями. Уж лучше отдать на съедение этим стервятникам кого-нибудь другого.
Саут видел, как постепенно краска возвращалась на щеки Индии. Но глаза ее оставались печальными. Как и мысли.
— О чем ты думаешь? — спросил Саут.
Уголок ее рта чуть приподнялся в горестной улыбке. Она не могла уклониться от ответа.
— Картины, — сказала Индия, — Я думала о картинах.
— Они ведь уничтожены.
— Только те, — возразила она, — что мы нашли в Марлхейвене.
— Остальные разыскал Уэст.
— Но могли быть и другие. Я не уверена, что их нет, да и ты не можешь быть уверен в этом. Даже Маргрейв не знает, сколько их было всего и сколько ушло из его рук. Я всегда буду мучиться мыслью, что кто-нибудь из светского общества потешается, насколько вульгарно я на них изображена. Никому и в голову не придет, что это происходило вопреки моей воле, а композиция была плодом фантазии Маргрейва.
Голос Индии упал до шепота:
— Да и ты, вероятно, иногда думаешь об этом. Нелегко быть мужем шлюхи, изображенной на этих полотнах.
— Индия!
Его голос хлестнул ее, как бич. Саут почувствовал, как она отшатнулась от него. Но он не сожалел, что окрик его был столь резок.
— Я не женат на женщине, изображенной на этих полот нах. Она не существует. Ты не она.
— Но я и не Индия Парр. Она некто, кого я сама создала.
— Она та, кем ты стала…
Индия размышляла, в чем заключается тонкое различие между этими женщинами. Неужели он хотел сказать, что она превратилась в ту, которой хотела стать? Он знал, что в той актрисе, которую он знал, было заложено многое. Она была женщиной редкой отваги и выдающегося ума. Но сейчас Индия не ощущала в себе ничего подобного.
— А как насчет Дианы Хоторн? — спросила она тихо, сжав его руку.
Он привлек ее к себе. Она лежала лицом к нему, а нога тесно прижималась к его ноге.
— Ты бросила ее, предала? Это ты хочешь сказать? Но я не верю, что ее можно отделить от тебя.
— Но я никогда ею не была.
— Нет, была.
— А как же леди Диана Александра Парриш?
— Это только имя. Ты не должна была ею стать. Если бы леди Маргрейв удалось добиться своего, ты никогда не узнала бы правды.
С минуту он помолчал, оставляя Индии возможность обдумать сказанное. Потом добавил:
— Но это не меняет того факта, что теперь ты знаешь правду. Графиня — твоя мать.
Индия все еще не могла усвоить эту истину.
— Бывали моменты, когда я предполагала, что, возможно, я дочь графа, но у меня никогда и в мыслях не было, что я могу оказаться дочерью графини. Но даже и в этом случае мысль о родстве с Маргрейвом казалась чудовищной. Я старалась не думать об этом. Начинала читать сама себе стихи, вспоминала пассажи из пьес и книг, и это помогало мне отвлечься.
Она вздрогнула, потом успокоилась и теперь лежала тихо.
— Как ты думаешь, следует ли мне принять ее приглашение?
— Думаю, это решать только тебе.
Она вздохнула.
— Иногда намного проще выполнить чье-то пожелание.
— А вот это западня, которой я стараюсь избежать.
Нежно улыбаясь, Индия положила руку ему на грудь — над сердцем. Она ощутила его сильное и ровное биение.
— Графиня нездорова, Саут. Может быть, стоит быть снисходительной к ней.
— Возможно.
Он не стал уточнять подробности болезни леди Маргрейв, но подозревал, что она каким-то образом связана с утратой сына. Публичное признание Маргрейва заставило графиню изменить завещание. Бедняжка к концу исповеди была сама не своя. У графини был такой вид, будто она жалела, что сын не прикончил и ее. Ведь несчастная женщина испытывала к нему такую же болезненную привязанность, как Маргрейв к сводной сестре. Когда граф попросил, а Саут настоял на том, чтобы его поместили в сумасшедший дом, леди Маргрейв потеряла сознание. Но все же осталась в собственном доме. Слуги графини, прожившие рядом с ней по многу лет, не считали ее опасной ни для себя, ни для окружающих. Саут тоже так считал. Но все же он спросил:
— Приглашение касается нас обоих? Если хочешь, я мог бы сопровождать тебя.
— Графиня не выразила такого желания открыто, хотя не думаю, что она хотела бы исключить тебя из семейного круга.
— Я тоже так не думаю. Но она винит меня в том, что случилось с ее сыном.
— Это только потому, что у нее не хватает смелости взять вину на себя. Но ведь он жив, несмотря на все, что натворил.
— И все же он попал в сумасшедший дом из-за меня, — возразил Саут. — Там ему несладко живется.
— Она может его навещать.
— Но каждый визит для нее мучителен.
— Его можно было бы забрать оттуда и перевезти в другое место.
— Нет, — на этот раз тон Саута не допускал возражений, — мы ведь уже обсуждали это, Индия.
Она подняла голову и внимательно посмотрела на него. По выражению его лица, плотно сжатым губам и стальному взгляду было видно, что решение его непоколебимо. Скорее он согласился бы, чтобы Маргрейва повесили за его преступления.
— А он не может бежать из сумасшедшего дома?
Индия уже пожалела, что задала этот вопрос. Она поняла, что страх, глубоко загнанный внутрь, прорвался на поверхность — ее выдала предательская дрожь в голосе.
— Он не может бежать оттуда, — сказал Саут — Никогда не сможет. — Саут, протянув к ней руки, сжал ладонями ее лицо. — Ты мне веришь, Индия?
— Да, я верю тебе. Хорошо.
Саут притянул ее к себе и поцеловал в губы. Ее щеки вспыхнули румянцем.
— Это тоже было хорошо. Я имею в виду наш поцелуй.
Он усмехнулся, когда Индия шутливо ударила его кулачком повыше бедра. Она улыбнулась и скользнула в его объятия, в эту естественную колыбель, потому что знала — он защитит ее. Как тогда. Впрочем, он ничуть не сомневался в том, что она и сама ухитрилась бы бежать из Марлхейвена.
То, что он пришел туда за ней, означало только одно — он не мог бездействовать.
Когда Саут высказал ей свои мысли по этому поводу, Индия не поверила ему безусловно. Но была благодарна ему за эти слова. И полюбила еще крепче.
Она согласилась на брак с ним в ответ на его официальное предложение. Остальные члены клуба «Компас» поняли значение ее слов раньше, чем Саут. «Любовь повлияла на его умственные способности», — именно так сказали друзья и заверили Саута, что он должен быть счастлив, что избранница не ударила его половицей. Зато она вытащила у него из кармана разрешение на брак и помахала бумагой у него перед носом. Саут ведь обещал ей, что разрешение останется на месте, пока она не будет готова к браку. Так и случилось.
Верность Саута данному слову значила для нее так много. Он обещал ей, что не будет большого скандала, когда он объявит своей семье об их браке. Как не произойдет ничего страшного и тогда, когда об этом станет известно свету. Отец понял все уже тогда, когда оценил отчаянные усилия Саута в поисках Индии. Даже леди Реддинг взяла себя в руки и смирилась с судьбой. Она решила вести себя достойно, чтобы оказаться на высоте — ведь мать Нортхема, столкнувшись с подобными обстоятельствами, стойко перенесла удар.
— Не стоит недооценивать факт соревнования между подругами, — сообщил Саут Индии. — Моя матушка будет вывозить тебя в лондонское общество так часто, что у тебя возникнет ощущение, что ты замужем именно за ней.
Но на самом деле все оказалось не так опасно. Хотя графиня Реддинг могла очень осложнить ей жизнь, она искренне старалась помочь Индии. Обществу стало известно только го, что она была подопечной покойного графа и графини Маргрейвов — именно таково было желание Индии, — но родителям Саута была открыта значительная часть правды, и они уважали волю невестки.
Друзья Саута постарались ввести Индию в свой круг. Она снова встретилась с полковником и убедилась в том, что, несмотря на прогрессирующую болезнь, он оказался почти столь же энергичным, как мать Саута. Будучи мало знакомым с леди Реддинг, Джон Блэквуд весьма высоко оценил искренность Индии, высказавшей вслух это мнение. Он смеялся над ее словами долго и неудержимо. Потом начал пространно выражать сожаление, что брак с Саутом положил конец ее артистической карьере. Она позволила ему распространяться на эту тему только потому, что не видела возможности остановить этот поток вежливо, хотя всегда чувствовала себя неловко, когда восхваляли ее талант. Индия научилась охотно принимать аплодисменты, но не комплименты.
Саут понимал, что театр был для нее убежищем, а не способом привлечь к себе внимание. И, когда она уверяла его, что ничуть не скучает по сцене, он ей верил. А для нее было важно, чтобы он верил.
Напоминанием о театре оставался лишь Дубин. Она получала удовольствие, видя, как школит его бдительный Дарроу, как малыш изменяется под его опекой. Дубин уже не раз доказал свою преданность. Именно он помог членам клуба «Компас» собраться в Марлхейвене. Без него Нортхем, Истлин и Уэстфал не смогли бы так точно узнать, где их друг сойдется один на один с Маргрейвом. К тому же Дубин помог Сауту принять новый облик — он сделал набросок костюма и загримировал его.
По приезде в Марлхейвен друзья поначалу не собирались нарушать образ жизни дома. Они намеревались возобновить знакомство с Маргрейвом, не выдавая ему присутствия Саута. Их пребывание в школе Хэмбрик-Холл было уже достаточным основанием для визита. Когда их пригласили отдохнуть в библиотеке, а Маргрейв так и не появился вопреки настойчивым уверениям домоправительницы, что он вот-вот придет, они решили, что пора действовать.
Тут-то уж друзья забыли о хороших манерах. Экономке под их нажимом пришлось сообщить гостям, где находятся личные покои в этом огромном доме, хотя она наотрез отказалась проводить их туда. Поняв, что она находится в плену страха, Нортхем показал женщине набросок костюма и грима Саута. Они услышали ее вздох, и смысл его был им понятен: она узнала в этой фигуре жалкого старика в поношенной одежде. Но так и не могла им сообщить, где он находился в эту минуту.
Поиски привели их на кухню к миссис Гувер. Кухарка охотно сообщила им, что Саут понес уголь в покои Маргрейва и еще не вернулся. Ее готовность поведать им все остальное была подкреплена видом пистолета Истлина, которым тот непринужденно помахивал, разгуливая по кухне. Несмотря на свои успехи на дипломатическом поприще, маркиз не отличался долготерпением. А вот Уэстфал держал свой кинжал за голенищем, не торопясь демонстрировать его.
Они понимали причину нежелания слуг помогать им. Как и слуги, они сознавали, какая опасность грозит Индии и леди Маргрейв. Что касалось Саута, то друзья утешали себя мыслью, что уж он-то знает, как отсюда выбраться. Во всяком случае, плохого исхода друзья не допустили бы.
Иногда Индия сомневалась в том, услышал ли Саут их голоса в коридоре. Когда она его спрашивала об этом, он отвечал отрицательно, а по выражению его лица ничего нельзя было понять. И все же она помнила, как он толкнул ее к двери, когда счел, что наступил момент крайней опасности. Он бы не стал торопить события, если бы не понял: его друзья рядом. Возможно, правда, что они были связаны такими тесными узами, что он просто почувствовал их присутствие. Звенья этой цепи дружбы, выкованной в детстве, были нерушимыми. «Норт. Саут. Ист. Уэст. Мы поклялись, что останемся друзьями на всю жизнь. Вопреки всем поворотам судьбы».
Пальцы Саута, перебиравшие ее волосы, замерли.
— В чем дело?
— Гм-м-м.
— Ты что-то сказала?
Индия улыбнулась. Она и не подумала, что произнесла вслух часть их юношеской клятвы.
— Я думала о твоих друзьях.
— Не могу сказать, что я в восторге. Ты ведь в моей постели.
Игриво проворчав что-то, Саут заставил Индию улечься навзничь, прижав ее к матрасу. Она и не пыталась сопротивляться. Желание сопротивляться у нее давно прошло. Она примирилась с тем, что Саут видит ее татуировку и находит ее привлекательной и экзотичной. И больше не делала попыток скрыть ее от него. С этим было покончено в их свадебную ночь, когда они любили друг друга перед зеркалом-псише. Воспоминание о той ночи вызвало сладкую дрожь во всем ее теле. Похоже было, что тогда она обрела второе зрение, смогла увидеть себя его глазами, увидеть себя такой, какой была. Когда он шептал ей, что она прекрасна, она больше не смущалась, и ее радость от его признания нисколько не меркла, не становилась привычной.
Когда он выпустил ее запястья, Индия сбросила ночную рубашку. Рубашка скользнула на пол. Потом Индия помогла и ему избавиться от его ночного одеяния. Пик наслаждения настиг их одновременно и быстро, и все же его острота оставалась для нее чудом. Их жажда друг друга была взаимной и одинаково сильной.
Она смотрела на их сплетенные изнемогшие тела. Он научил ее этому. Ее бедра поднимались навстречу ему. Индия закрыла глаза. Она чувствовала его так глубоко в своем теле, что ей трудно было представить, что он вот-вот покинет ее. А когда это случилось — чудо продолжалось. Его бедра скользнули по ее бедрам. Она ощутила жар его кожи, тепло его ладони у себя на груди. Все было счастьем.
Сауту всегда хотелось, чтобы ока была как можно ближе к нему — ближе, еще ближе. Он тоже страдал от ночных кошмаров. Иногда ему чудилось, что он потерял ее в лабиринте комнат Марлхейвена. Открывались двери в полу, в потолке, и он всегда беспомощно смотрел, как Индия проваливается куда-то. В таких случаях Индия успокаивала его, прижимая к груди и стараясь изгнать кошмары силой своей нежности.
Обессиленные, они лежали, не разжимая объятий на скомканных простынях, и сердца их бились рядом, а дыхание становилось ровнее.
Протянув руку через тело Индии, Саут прикрутил фитиль лампы так, что остался только слабый огонек. Он думал, что жена уснет тотчас же, но она только закрыла глаза.
— Индия?
В коротеньком слове прозвучал вопрос, которого он не произнес вслух.
— Думаю, я все-таки поеду в Марлхейвен, — сказала она тихо.
— Ты уверена?
— Нет, пока не уверена.
Она взяла его руку в свои и провела по ней кончиками пальцев.
— Но я вижу, все случившееся, все, что я оставила поза ди, не покидает меня, следует за мной по пятам; у меня возникает ощущение, что прошлое стоит у меня на пути.
Мне надо силой отрубить его.
— То же и со мной.
— Да, — сказала она, — то же происходит и с тобой.
Саут отвел в сторону ее тяжелый локон и поцеловал шею.
— Я могу поехать с тобой.
— Если хочешь.
— Да, хочу.
Она улыбнулась и нежно сжала его руку. Потом ее веки затрепетали, а глаза наконец закрылись. Ресницы ее легли на щеки темными полукружиями. Ее рука, сжимавшая его руку, разжалась. Саут слушал, как изменился ритм ее дыхания, и чувствовал, как расслабилось тело. Для него было радостью смотреть, как она засыпает.
— Ты можешь больше не заставлять меня спасать тебя, Индия, — прошептал он в темноту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32