- А вдруг мы их не уломаем?
- Кого?
- Да мужиков. Упрутся, не пойдут в колхоз, и шабаш. Как тогда быть? Ведь опозоримся на весь район. И потом - какой пример будет для других? Они же враз по бабьему телефону разнесут по всем селам. И другие бригады провалятся.
Тулуп заворочался, откинулся воротник, и из мохнатой овчинной глубины вынырнула голова Возвышаева в черной котиковой шапке.
- Ты один придумал эту несуразность или с кем обговаривал? - строго спросил Возвышаев.
- А что?
- А то самое... Едешь на боевое задание с оппортунистическим настроением - это и есть внутренняя капитуляция перед крепостью под названием "частная собственность".
- Ну, это ты брось! - Чубуков в одну руку переложил вожжи, другой взял изо рта трубку и стал возбужденно говорить, размахивая ею, как дымящейся головешкой: - Я эту частную собственность шуровал еще задолго до революции, когда ты под стол пешком ходил. Я через нее в тюрьме дважды сидел и ненавижу ее как самую главную заразу на земле. Не то чтоб отступать перед ней... Вот этой рукой смогу запалить с обоих концов любое село, сжечь все до последнего овина, - он погрозился трубкой, - если это понадобится для искоренения всех отростков частной собственности в пользу мирового пролетариата. Я не в том смысле тебе говорю, что испугался отобрать что-либо из мужицкого барахла. У меня рука не дрогнет. Я тебе о дьявольском упрямстве этих мужиков. Ну, семена отберем... Надо - штаны с них посымаем. Но если мужик не запишется в колхоз, что ты с ним сделаешь?
Возвышаев покачал головой и сказал с горькой усмешкой:
- Вот что значит теоретическая слепота в проведении политики дальнего прицела. Ты что думаешь? Неужто мы будем ждать мужицкого всеобщего согласия на поворот лицом к сплошной коллективизации? Да какой же политик ждет всеобщего согласия, когда задумал прочертить линию главного направления? Пока он будет ждать всеобщего согласия, он и сам состарится, и народ обленится до безобразия. Всеобщего согласия не ждут, его просто устраивают для пользы дела.
- Но как ты его устроишь? Ведь это не то чтоб отобрать имущество или там раскулачить, сослать?
- В теории есть доказательство от противного, то есть вовсе не обязательно заставить всех кричать: "Мы за колхозы". Вполне достаточно, чтобы никто не говорил: "Мы против колхозов". А если кто скажет, взять на заметку как контру. Понятно?
Чубуков от неожиданности даже рот раскрыл.
- Это и в самом деле просто, - только и выдавил из себя.
- И сегодня в Гордееве ты увидишь, как это делается, а завтра утром проделаешь все то же самое в Веретье. Вот так. А теперь гони! - Возвышаев снова завернулся в тулуп и успел даже соснуть до Гордеева.
Подъезжали к селу уже ввечеру; на высоком церковном бугре на черных липах дружно, картаво кричали галки, зеленый купол колокольни, золотая луковка и крест блестели в жарких отсветах кровяного заката, и сумрачная длинная тень от огромной белой церкви пропадала в дальних пределах тускнеющих снежных полей. Было что-то тревожное и в этом заполошном гортанном птичьем гаме, и в широком зареве полыхающего ветреного заката, и в ритмичном покачивании оголенных черных лип.
- Что, подъезжаем? - спросил Возвышаев из тулупа.
- Да, гордеевская церковь, - отозвался Чубуков.
- А я вроде бы и не спал... - сказал Возвышаев, откидывая воротник тулупа. - Думал, что все еще лес - санки идут ровно, ни заносов, ни раскатов.
- Ветер только начинается. За ночь заметет - и не выберешься отсюда.
- Ну уж это отойди проць! Как говорят в Пантюхине. Если понадобится, верхом - и то уеду. А то обе лошади запрягу в одни санки.
- А нам чего без подводы делать? Гордеевский куст большой.
- Достанете подводы. Вы тут останетесь полными хозяевами.
С высокого церковного бугра все село видно было как на ладони: два бесконечно длинных порядка домов по берегам извилистой Петравки; внизу, у самого речного приплеска, в окружении ветел и тополей, за тесовой оградой, - деревянная, крашенная охрой школа, возле которой густо толпились мужики в бурых свитках, в черных и рыжих шубах, в лаптях и белых онучах, высоко ухлестанных частой клеткой обор.
- Ну, Чубук, веселый будет разговор, - сказал Возвышаев, глядя на мужиков. - Гони!
У школьной околицы встретил их Акимов, взяв под уздцы разгоряченную лошадь, он провел ее сквозь узкий проезд в ограду и крикнул избачу, стоявшему в толпе мужиков:
- Тима! Тащи сена! - Привязав лошадь к поперечно закрепленному бревну, подошел к начальству: - С приездом вас, Никанор Степанович!
Возвышаев уже вылез из тулупа и прыгал возле санок, разминая озябшие ноги в высоких хромовых сапогах; на нем была приталенная защитного цвета бекеша, отороченная кенгуровым мехом. Поздоровавшись с Акимовым, спросил:
- Всех собрал?
Тот пожал плечами и сцепил на животе толстые пальцы:
- Оповестил всех.
- Имей в виду, никаких скидок мужикам на то, что отсутствовали, не будет.
- А по какому поводу собрание?
- В колхоз будем принимать.
- Кого?
- Всех.
На круглом и красном лице Акимова расплылась добродушная широкая улыбка:
- Всех сразу не примешь.
- Почему? - строго спросил Возвышаев.
- Дак ведь почти восемьсот человек... До свету не перепишешь всех-то.
- А у нас не церковь. Мы не записываем каждого в отдельности ни во здравие, ни за упокой.
- А как же?
- Всех сразу.
Акимов вытаращил белесые глаза, тревожно оглянулся на Чубукова. Не шутят ли? Нет. Чубуков распускал чересседельник, пыхтел трубкой и хмуро насупился... Подъехала вторая подвода. Радимов выскочил из санок в тулупе, в валенках, громоздкий, как медведь, сам стал распутывать повод, привязывать за коновязь лошадь и балагурил:
- Теперь бы горячих щец да помягче бабец, вот и погрелись бы. Чего это мужики у тебя на улице мерзнут, а в школу не идут? - спросил у Акимова.
- Не помещаются все в школе-то.
- А надо их бабами да девками перемежать. Уплотнились бы, - засмеялся Чубуков.
Тима принес из школьного сарая огромную охапку сена, положил ее перед лошадиными мордами, подошел к Акимову и что-то зашептал ему на ухо.
- Что у вас за секреты? - сказал Радимов. - Перед судебно-следственной комиссией все должны быть откровенны, как на исповеди.
- В Веретье появился беглый кулак, - сказал Акимов.
- Кто такой? - Возвышаев перестал прыгать, насторожился.
- Бывший подрядчик Звонцов.
- Ах этот, который дом свой сжег! - воскликнул Радимов. - Взять и немедленно доставить в тюрьму.
- Ага, возьмешь воробья за хвост, - усмехнулся Акимов. - Сперва поймать надо.
- А где Ежиков? За чем смотрит? Сейчас же пошлите туда уполномоченного, и пусть немедленно арестует, - приказал Возвышаев.
- Я ж вам говорю - скрывается он. По слухам, там... А где он прячется никто не знает.
- Эх вы, растяпы! - сказал Возвышаев. - Пошли в школу.
Входили с заднего крыльца, через учительскую; оба класса и коридор битком были набиты мужиками, накурили так, что подвесные керосиновые лампы светились мутными шарами, как бакены в речном тумане. Приглушенный говор, как шмелиный зуд, немедленно стих при появлении длинной шеренги начальства. Впереди шел Акимов и короткими мощными руками раздвигал толпу, как табун лошадей, приговаривая:
- Прошу осадить к стенке!..
В классе стояли рядами скамьи, люди сидели на них густо, словно снопы на току. Приезжие прошли к учительскому столу, расселись на стульях. Возвышаев вынул из черного портфеля красную папку и раскрыл ее перед Акимовым со словами:
- Тут все заготовлено. Так что открывай собрание, а все остальное я скажу сам.
Акимов встал, позвонил звонком, давая рукой знаки задним рядам, ломившимся из коридора, успокоиться; когда все смолкли, сказал:
- Граждане односельчане, причина схода нашего села известная выслушать сообщение товарища Возвышаева на предмет вступления в колхоз. Прошу, Никанор Степанович. - Акимов сел, расстегнул полушубок черной дубки, вынул из бокового кармана атласный синий кисет и стал скручивать цигарку.
Возвышаев недовольно покосился на него, но встал, спросил, обращаясь к мужикам:
- Товарищи, вы не считали, сколько здесь присутствует?
- Пятьсот десять человек!
- Четыреста восемьдесят два...
- Четыреста семьдесят три...
Раздались голоса из коридора.
- То есть абсолютное большинство. А если так, то мы имеем право решать вопрос исключительной важности для всего вашего села. Вопрос этот продуман окончательно; значит, выступать против колхоза - все равно что выступать против Советской власти. - Сделал внушительную паузу, обвел всех присмиревших мужиков косо расставленными глазами и потом добавил: - Со всеми вытекающими из этого последствиями. Агитировать за колхоз я вас не стану - время агитации на этот счет истекло. Вам всем рассказали, куда вести лошадей, куда коров, где свиней держать и птицу, куда инвентарь свозить. Дело осталось за вами. Кормушки вы сами строили, дорогу к ним знаете. А посему приступим к голосованию: кто против директив правительства, то есть против колхоза, прошу поднять руки!
Воцарилась мертвая тишина. Акимов даже курить перестал, так и застыл, приоткрыв рот, глядя на Возвышаева. А Никанор Степанович, подымаясь на носки, вытягивая шею из полурасстегнутого узенького воротничка бекеши, спрашивал:
- Посмотрите там, в коридоре! Никто не поднял руку? Так, никто... Значит, все за. Таким образом, объявляю вас всех колхозниками.
Тут все словно проснулись и зашумели разом:
- Это по какому закону?
- Иде список? Поименнай!..
- Я подписи своей не ставил. Не имеете такого права.
- А ежели ф в Москву напишем?
- К Калинину пойдем, к Калинину!..
- Тихо! Я еще не кончил, - поднял руку Возвышаев.
Акимов схватил со стола звонок и замотал им над головой. Шум постепенно стих.
Возвышаев взял лист бумаги из раскрытой папки и стал читать:
- "Мы, граждане села Гордеева, постановили сего числа, то есть семнадцатого февраля, в девятнадцать ноль-ноль, организовать сельскохозяйственную артель, или колхоз, и вступить в таковой всем членам, а также считать фактически членами и не присутствующих на данном собрании. Нежелающим вступить в колхоз предоставить право подать в течение двадцати четырех часов заявление о выходе из артели. В случае же неподачи заявления в указанный срок считать всех автоматически членами данного колхоза. Тех же, которые подадут заявления на выход, считать как злостных противников колхозного строя и Советской власти, а посему земельно-луговой надел выделять таковым весной тридцать пятого года". Всем ясно?
И, не давая опомниться мужикам, покрывая разноголосый гомон, сам затряс звонком, пока снова не притихли все.
- Получите первое задание: поскольку вы теперь все колхозники, в течение восемнадцати часов, считая с этой минуты, собрать семенной фонд, скот и сельхозинвентарь. Все население объявляется мобилизованным с запрещением выезда из села до известного срока, который будет установлен особым решением. Кто воспротивится сдавать семфонд или скот, будет привлечен к ответственности судебно-следственной бригадой. Представляю членов бригады лично: нарсудья товарищ Радимов, нарследователь товарищ Билибин и заведующий райзо товарищ Чубуков.
Каждый из поименованных привстал и поглядел строго в зал.
- Им будут помогать товарищ Акимов, милиционер Ежиков и члены гордеевского актива. Всех предупреждаю - жаловаться некуда. Выше нас власти нет. Все! А теперь расходитесь по домам и приступайте к выполнению задания.
Из передних рядов встал старик в свитке и, подняв над головой зажатую в кулаке шапку, замахал ею, обращаясь к односельчанам:
- Обождитя, мужуки! Сто-ойтя!
Возвышаев спросил на ухо Акимова:
- Кто такой?
- Бондарь.
- Возьми на заметку!
- Он и так никуда не денется.
Старик, осадив поднимавшихся было мужиков, обернулся к Возвышаеву:
- Все, что вы тут читали нам, это вы сами и написали. А когда же напишут и скажут по-нашему?
Старик был худ, высок, с открытой, жилистой шеей и смоляными горящими глазами.
- Сперва надо представиться - кто ты есть? - сказал Возвышаев.
- Прозываюсь Петрусевым, - ответил старик. - Авдей Исав.
- Итак, чем вы недовольны, Авдей Исаевич? - спросил строго Возвышаев.
- Я-то всем доволен. У меня все свое. А вот вы ответьтя, по какому праву нарушаете закон?
- Какой же это закон мы нарушаем?
- Тот самый. Ленин дал нам волю или нет? Отвечайте!
- Ну, дал.
- А вы ее уже однава отбирали.
- Когда же у вас отбирали эту волю? Каким образом?
- Таким же самым... Значит, какое равноправие дал нам Ленин? Голосовать! А вы помимо его воли, без нашего голосования, отбирали у нас и хлеб, и скотину в эти самые годы... Ну, когда денег не было, а вся торговля шла на хлеб.
- В комунизьму! - крикнули из коридора.
- Во-во! В эту самую комунизьму, - подхватил старик. - Потом вашего брата за это ж наказывали. А сколь мужиков погубили? За что, спрашивается?
- Вы мне тут кулацкие речи не пускайте! Вы знаете, что бывает за саботаж решения партии и правительства?
- Ты не грозись, а прочти нам, что Ленин написал или теперешний главный начальник, Сталин.
- А я вам что читал?
- Это вы сами написали! - закричали уже со всех сторон.
- Сталин не говорил, чтоб загнать всех разом за сутки.
- Тут омман, мужики... Озорство, одним словом.
- Так ведь мы ж не с потолка брали. Нам директива спущена, от правительства! Вы что, газет не читаете?
- В газете Штродов насочинял.
- Игде директива Сталина? - кричали из коридора.
- Директива в книжке пропечатана. Закон! А вы нам свою бумажку прочитали, - торжествующе, покрывая шум, сказал Петрусев и сел.
Возвышаев, красный от негодования, схватил звонок и долго тряс им, потом грохнул наотмашь кулаком по столу и закричал:
- Вы что, бунтовать сюда собрались? Рекомендую одуматься и разойтись по домам. Все! Сход окончен.
- Нам итить некуда - ноне дворы отобрали, завтра выгоните из домов.
- Прекратите базар! Хорошо, кто против колхоза, напишите здесь же заявления. Даем вам сроку час. Через час судебно-следственная бригада примется за дело. Помните, каждого, кто напишет против колхоза, расцениваем как противника Советской власти со всеми вытекающими последствиями.
И сразу все смолкли.
- Акимов, принесите им сюда на стол несколько тетрадей, пусть пишут заявления о выходе из колхоза, а мы подождем в канцелярии.
Не давая опомниться притихшим мужикам, все начальство длинной вереницей вышло в учительскую. Возвышаев, вращая разбегающимися от негодования глазами, набросился на Акимова:
- Сколько выслали кулаков?
- Семь семейств.
- Это на восемьсот хозяйств? Меньше одного процента! Вот он, либерализм, боком выходит для всего района.
- Выслали согласно директиве - двух мельников, пять владельцев молотильных машин. Подрядчик сам сбежал.
- А бондари? А колесники? А санники? Имей в виду, Акимов, если сорвете план сплошной коллективизации, собственной головой поплатитесь.
- Я его чем сорву?
- Либерализмом! Вот ваша главная прореха в классовой борьбе. Слушайте инструкторов. И выполнять все без оговорок. Никакие объективные причины в счет не принимаются.
Возвышаев долго и строго наказывал, как надо собирать семфонд и сводить скот на общие дворы; он разбил судебно-следственную бригаду на две группы, укрепил ее гордеевским активом и приказал начинать одновременно с обоих концов села. Взять с собой по три-четыре подводы, сперва семена собрать. Если откажутся выносить ключи, сбивать замки с амбаров. Кто окажет сопротивление, немедленно брать под арест. Арестованных запирать в кладовые, штрафовать, не стесняясь. Весь скот должен быть сведен на общие дворы к утру. На всякие мелочи остается Акимову еще восемь часов. К вечеру колхоз должен быть создан фактически.
- В восемь утра докладываешь мне лично о сборе семфонда, понял? сказал он Чубукову. - К двенадцати бригада переезжает в Веретье, проводит по такому же образцу общее собрание и за двадцать четыре часа создает всеобщий колхоз. Остальные, мелкие, села привести в соответствие за оставшиеся сутки. Утром двадцатого отрапортовать в район, что весь Гордеевский куст превратился в сплошной колхоз. Ясная задача?
- Ясная, - разноголосо ответили судебные исполнители.
Потом послали избача Тиму к мужикам в класс принести заявления о выходе из колхоза, ежели таковые окажутся. Тима принес целую пачку заявлений. У Возвышаева брови полезли на лоб.
- А ну, дай сюда! - Он сгреб всю эту пачку и быстро стал прочитывать одно заявление за другим, губы его дрогнули в кривой усмешке и расплылись во все лицо.
- Струсили, мерзавцы! Нате, читайте! - раскинул он всю пачку по столу, словно колоду карт.
Все заявления были написаны по единому образцу, хотя и разным почерком: "Я, гражданин такой-то, не против колхоза и Советской власти, но прошу мое вступление отложить до будущего года".
- Акимов, напиши резолюцию - в просьбе отказать. Всем! И приступайте к делу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89