Знал, есть человек, который правильно оценивает все. «Антонов сделает, как я, и даже лучше меня». Незаметный труженик, чья фамилия известна немногим, Антонов долгие военные месяцы исправно тянул свой тяжёлый воз. Иосиф Виссарионович проникся к нему почти таким же уважением, как к Шапошникову. В 1945 году, когда возникла необходимость, Сталин без колебаний назначил Антонова начальником Генерального штаба.
16
И ещё о событиях, связанных с поездкой Берии на Кавказ. Пока Лаврентий Павлович трудился, наводя порядок возле хребта и за хребтом (а он действительно трудился, ограничивая себя в застольях и в женщинах), Иосиф Виссарионович, несмотря на занятость, размышлял о том, как сократить размеры бериевского «государства в государстве». И не только размышлял, но и сокращал. За месяц-другой он практически вывел из-под влияния Берии Главное разведывательное управление Наркомата обороны, организацию сильную, с большими возможностями и крепкими кадрами, пронизывающую все Вооружённые Силы, со своей агентурой за рубежом. Кому должна подчиняться такая организация? Верховному Главнокомандующему и Генеральному штабу. Так и стало.
Начал прибирать он к рукам и контрразведку. Долго хранил я оказавшийся у меня лист бумаги, на котором Сталин записал варианты названия будущей организации, ища наиболее короткое и точное. Там, в частности, значилось: «Военная контрразведка НКО СССР». "Управление «Смерть шпионам». И в завершение ряда — наиболее чёткое, таинственно-угрожающее название «Смерш НКО СССР». Однако тогда, осенью сорок второго, осуществить свой замысел Иосиф Виссарионович не сумел, слишком сложна была фронтовая обстановка. Сделал он это лишь в сорок третьем, когда можно было без особых осложнений реорганизовать руководящие структуры. Тогда и появился у нас «Смерш», ставший воистину грозой для врагов по ту и по эту стороны фронта. И подчинялась эта военная организация, естественно, непосредственно Верховному Главнокомандующему. А Берия лишился влиятельнейшего канала. Да «взамен» ещё получил нагрузку, требовавшую много усилий, забот и уводившую в сторону от прямого влияния на власть и политику.
Дело вот в чем. Ещё до войны, а особенно с лета сорок первого года, от нашей агентуры начали поступать сведения о том, что в Англии и в Соединённых Штатах наращиваются работы по созданию сверхмощного оружия. Было известно даже кодовое название англосаксов: «Производство сплавов для труб», Сталин и Берия имели это в виду, но вначале ни они, ни наши военные специалисты особого значения не придавали этим разработкам на неопределённое будущее. Мало ли где и какие ведутся исследования, ещё неизвестно, возможны ли положительные результаты. Я, как и многие практики, вообще не думал об этом. Война требовала вооружений, способных помочь нам сегодня и завтра. На совершенствование и массовое производство артиллерии, обычной и реактивной, танков, самолётов, стрелкового оружия уходило все наше внимание, все наши средства. А Сталин, утверждаю, имел особое чутьё на то новое, что могло быть полезно в будущем. Вперёд старался смотреть. И вот в марте 1942 года у него на столе появился первый официальный (подчёркиваю — официальный) документ, связанный с разработкой атомной бомбы: докладная, подписанная Берией. В ней пять страниц машинописного текста. Приведу лишь несколько абзацев:
"В ряде капиталистических стран в связи с проводимыми работами по расщеплению атомного ядра, с целью получения нового источника энергии, было начато изучение вопроса использования атомной энергии урана для военных целей.
В 1939 году во Франции, Англии, США и Германии развернулась интенсивная научно-исследовательская работа по разработке метода применения урана для новых взрывчатых веществ. Эти работы ведутся в условиях большой секретности.
…Исходя из важности и актуальности проблемы практического применения атомной энергии урана-235 для военных целей Советского Союза, было бы целесообразно:
1. Проработать вопрос о создании Научно-Совещательного органа при Государственном Комитете Обороны СССР из авторитетных лиц для координирования, изучения и направления работ всех учёных, научно-исследовательских организаций СССР, занимающихся вопросом атомной энергии урана.
2. Обеспечить секретное ознакомление с материалами НКВД СССР по урану видных специалистов с целью дачи оценки я соответствующего использования.
Примечание: Вопросами расщепления атомного ядра в СССР занимались академик Капица — в Академии наук СССР, академик Скобельцин — Ленинградский физический институт и профессор Слуцкий — Харьковский физико-технический институт".
Именно с этого момента, с появления докладной записки, началось у нас тщательное отслеживание всего того, что связано было с созданием атомных бомб в зарубежных странах. Это, как говорится, особая тема, особая статья, не буду детально вдаваться в неё, за исключением тех аспектов, которые непосредственно касаются взаимоотношений Сталина и Берии. Когда Иосиф Виссарионович в начале сорок третьего года который уж раз посетовал, что у Лаврентия Павловича явный переизбыток политической энергии, что он повсюду суёт свой нос, я посоветовал:
— Используйте его энергию целенаправленно. Дайте ему, как Иванушке-дурачку в сказках, дело столь же нужное, сколь и невыполнимое.
— Но Иванушка-то выполнял.
— Хорошо, если и Берия совершит невыполнимое. Однако у Иванушки был конёк-горбунок.
— У Лаврентия в лагерях горбунков много и любой масти, — скупо улыбнулся Иосиф Виссарионович.
Разговор не прошёл бесследно. Через некоторое время в присутствии Берии, Молотова, Андреева и Маленкова, сразу после заседания ГКО, Сталин вернулся к назревшей проблеме.
— Наши безусловно надёжные противники и не очень надёжные союзники скрытно от нас ведут разработку оружия ещё невиданной и даже непредсказуемой силы. Одни продвинулись довольно далеко, другие стараются не отстать. Одни называют это оружием возмездия, другие — сверхмощными бомбами. Основа — использование энергии атома. А у нас этим серьёзным делом теоретически занимаются все, кому не лень, а по существу не занимается никто. Что говорить о наших дилетантах из военной разведки или из НКВД. Нет, они у нас неплохие разведчики, но кто из них разбирается в сложных физических и химических процессах расщепления атома? С другой стороны, есть хорошие, может быть, даже очень хорошие учёные, академики, но они не объединены ни общей целью, ни организационно. Поэтому вношу предложение: поручить товарищу Берии объединить и возглавить всю деятельность по изучению и использованию в нашей стране атомной энергии… Это высокое доверие, товарищ Берия, — подчеркнул Сталин, — но и ответственность тоже. Отныне весь спрос с тебя.
— Я не специалист, — только и нашёлся сказать Берия, ошеломлённый таким поворотом.
— А тебе и не надо быть специалистом, — успокаивающе, даже ласково произнёс Иосиф Виссарионович. — Ты только собери нужных учёных, инженеров, обеспечь им все условия для творческого труда. Любые условия… Но учти, с фронта отзывать людей не позволим, поройся в других закромах. У тебя найдутся умные коньки-горбунки, если ты не умудрился их угробить, — окреп голос Сталина. — Я уверен, что учёные, даже враги нашей партии, пашей советской власти, даже они будут добросовестно работать, если не для нас, то против фашизма, против Гитлера. Важно, чтобы это понимал ты и твои исполнители… И не медли, начинай сегодня же.
Через неделю Лаврентий Павлович представил Сталину список № 1 по освобождению из мест заключения лиц, привлекаемых для особо важных оборонных заданий. Восемьдесят фамилий. Иосиф Виссарионович читал внимательно, хмурился, наталкиваясь на тех граждан, которых когда-то знал, которые причинили ему вред. Но характерно: ни разу не спросил, кто на какой срок осуждён, как вёл себя в лагере. Эти люди нужны были сейчас стране, могли принести пользу — остальное не имело значения. Дело важнее всего. Утвердив список, вернул его Берии.
— Сколько там у тебя на очереди?
— Девятьсот двадцать.
— Занимайся сам, тебе с ними работать.
Берия, конечно, кого угодно освободил бы и реабилитировал, лишь бы Сталин не упрекнул его в нерадивости, в неисполнительности. Думаю, Лаврентий Павлович тогда не догадался о подоплёке внезапного назначения. Считал, что его бросили временно подтянуть важное звено. Так бывало. Но Сталин привязал Берию на долгие годы к тем заботам, которые требовали очень много энергии, сложность которых не уменьшалась, а нарастала месяц за месяцем. На какое-то время атомные проблемы почти целиком захватили Берию, не оставляя времени и сил для борьбы внутриполитической. В создании атомной бомбы все надо было начинать с азов, с материальной базы, с научно-исследовательских институтов, заводов, полигонов. С добывания и систематизации сведений из-за рубежа. Года на три-четыре Лаврентий Павлович настолько завяз в атомных проблемах, что почти не встречался приватно с Кагановичем, не общался с Мехлисом. Разве что по телефону.
Работа шла напряжённая и успешная. Если американцы не жалели средств для раскрытия атомных тайн и создания атомного оружия, направляя на это 20 процентов денег, выделенных для военно-технических исследований, то мы не жалели сил для раскрытия американских секретов. И не только американских. На атом, на урановую бомбу были нацелены наши лучшие разведчики в Штатах, в Англии, в Германии, в Скандинавии. Назову хотя бы несколько имён, чтобы понятен был уровень. Григорий Хейфец, наш резидент в США, укрывавшийся под маской мистера Брауна, советского вице-консула в Сан-Франциско. Этот незаурядный разведчик, имевший тесные связи с руководящими еврейскими кругами в Америке, ещё до войны начал «разрабатывать» выдающегося учёного Э. Ферми, того самого, который смог осуществить первую в мировой практике цепную ядерную реакцию. Был знаком Хейфец с Р. Оппенгеймером и некоторыми другими учёными-атомщиками. Значительно помогал нам наш агент — британский дипломат Дональд Маклин. Задание считалось настолько важным, что к нему привлечена была даже глубоко законспирированная резервная агентура в Штатах, не использовавшаяся десять лет.
Особо отмечу очаровательную авантюристку Елизавету Зарубину, образованную (шесть языков!), хорошо подготовленную к разведывательной работе женщину, умело и расчётливо использовавшую своё обаяние, свою сексуальную притягательность. Работать в ЧК она начала ещё при Дзержинском, и настоящая фамилия у неё была, естественно, другая. А первым мужем был не кто иной, как тоже известный авантюрист Я. Блюмкин, убивший в 1918 году в Москве немецкого посла графа Мирбаха, что обострило отношения между нашей страной и Германией. Тогда обошлось у Блюмкина, отделался, в общем-то, символическим наказанием. Но вот в тридцатом примерно году авантюрная парочка оказалась в Турции, где начала создавать агентурную сеть, нацеленную против англичан, хозяйничавших на Ближнем Востоке. Прикрывались коммерческой деятельностью. Суммы им были выделены основательные, дела шли бы гораздо лучше, если бы Блюмкин использовал все средства по назначению. Но заядлый троцкист пошёл на подлог: значительную часть денег он передал в распоряжение своего кумира Льва Давидовича, высланного к тому времени из СССР. Елизавета — Лиза была возмущена таким предательством и сообщила об этом в Москву. Блюмкин был отозван, арестован, расстрелян.
Некоторое время спустя общительная красавица вышла замуж за дипломата и разведчика Василия Зарубина. Вместе с ним отправилась в Соединённые Штаты, имея, кстати, звание капитана госбезопасности. И заблистала там среди дипломатов, среди учёных, очаровывая и покоряя. «Охмуряя», как выразился однажды Берия. Вербовщицей она была отменной. Очень скоро на неё начали работать несколько сотрудников из секретных лабораторий в Лос-Анжелесе и Теннесси. Кроме того, Г. Хейфец свёл её с Кэтрин, женой Роберта Оппенгеймера, которого впоследствии назовут «отцом американской атомной бомбы».
К началу сорок третьего года мы знали многое, но этого было ещё недостаточно для наших учёных, запятых в соответствующей отрасли. И тогда Сталин поставил перед Берией задачу: «Мы должны знать все». И уточнил, что для этого надо получать сведения не от тех, кто находится рядом с разработчиками, а от самих разработчиков, потому что главное известно только им. Перечислил фамилии: Эйнштейн, Оппенгеймер, Ферми, Бор, Сциллард. И подсказал: запугать, спровоцировать этих людей невозможно, они принципиальны, смелы, имеют сильных покровителей. Подкупить — тоже, они богаты. Но есть два моральных фактора, которые надо использовать. Учёные не могут не понимать, что если одна держава будет монопольно владеть сверхмощным оружием, то последствия будут непредсказуемы, опасны, катастрофичны. И второе: Советский Союз несёт на себе основную тяжесть войны с фашизмом, с тем злом, которое хочет установить господство над всем миром, уничтожить многие народы и в первую очередь евреев. И чем дольше продлится война, тем больше людей погибнет на оккупированных территориях, в лагерях. Высший долг учёных — помочь Советскому Союзу выстоять и победить как можно скорее.
— Это очевидно, и на это сделайте особый упор, — указал Сталин. — Подготовьте предложения вместе с Судоплатовым. Доложите через неделю.
Ну и задачка, куда как сложнее, чем Иванушке было изловить жар-птицу! Конёк-горбунок не поможет. Надо было вести тонкую психологическую игру, рассчитывая намного вперёд сложные и опасные ходы. Так началась одна из самых удивительных и великолепных в мировой истории разведывательных операций. Единственная в своём роде, глобальная по своим последствиям и проведённая, кстати, без единого выстрела, без единой капли крови. Идея, как видим, была высказана Сталиным, общее руководство возглавлял Берия, а детали разрабатывались и осуществлялись созданной в составе НКВД особой «Группой С» (группой Судоплатова), которая координировала все действия разведки по проблемам атомного вооружения. При этом — главной, ведущей фигурой был, безусловно, Павел Анатольевич Судоплатов, генерал молодой, красивый, талантливый, из тех, о которых говорят — «всем взял». Безудержный выдумщик и даже фантазёр, он был при этом человеком расчётливым, предусмотрительным, в меру осторожным. Редкое сочетание. Большая удача в том, что в годы войны именно он был у нас главным разведчиком на зарубежье. Другого такого разведчика не имелось тогда во всем мире, даже у американцев, обладавших огромными материальными и техническими возможностями. Но, в общем-то, примитивно-школярской была американская разведка по сравнению с нашей, использовавшей весь многообразный спектр профессиональных приёмов и постоянно расширявшей арсенал этого спектра.
В сентябре сорок первого года, для объединения в общей борьбе с фашизмом различных социальных групп у нас и за рубежом, в Советском Союзе было создано несколько общественных организаций: Антифашистский комитет советских женщин, Антифашистский комитет советских учёных, Антифашистский комитет советской молодёжи… Тогда же возникла идея создать в Москве Еврейский антифашистский комитет — под одну гребёнку. Поддерживали и продвигали эту идею личности достаточно известные, среди них П. Маркиш, С. Маршак, П. Молотова-Жемчужина (Полипа Карп) и даже начальник Главпура Л. Мехлис. Казалось бы, никаких преград. Но на заседании Политбюро получился сбой. Сталин прочитал проект решения о создании Еврейского антифашистского комитета, поморщился, перечитал ещё раз, произнёс себе под нос:
— И в эту щель… — Поднял голову, обвёл глазами присутствующих, остановился на Мехлисе. — Комитеты нужны для сближения сил, а не для того, чтобы разбивать нашу борьбу по национальным направлениям, не для того, чтобы разделять наш советский народ по национальному признаку. Это не усилит, а только ослабит антифашистское движение.
— Мы привлечём к борьбе с гитлеризмом широкие еврейские массы за рубежом, — не очень уверенно возразил Мехлис.
— А разве мало за рубежом русских, украинцев, татар, армян, латышей… Что же нам, создавать антифашистские комитеты по всем нациям и народностям? Белорусский антифашистский комитет, Узбекский антифашистский комитет, Антифашистский коми комитет… Сто комитетов. Раздробление вместо единства! Это будет совсем неправильно!
Никто больше не возражал, и вопрос, как говорится, отложили в долгий ящик. Однако «пробивание» этого дела не прекратилось. На Сталина оказывали подспудное, но постоянное, нарастающее давление с разных направлений. Со стороны общественности — учёный П. Капица и писатель И. Эренбург. Не без влияния своей активной супруги В.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287
16
И ещё о событиях, связанных с поездкой Берии на Кавказ. Пока Лаврентий Павлович трудился, наводя порядок возле хребта и за хребтом (а он действительно трудился, ограничивая себя в застольях и в женщинах), Иосиф Виссарионович, несмотря на занятость, размышлял о том, как сократить размеры бериевского «государства в государстве». И не только размышлял, но и сокращал. За месяц-другой он практически вывел из-под влияния Берии Главное разведывательное управление Наркомата обороны, организацию сильную, с большими возможностями и крепкими кадрами, пронизывающую все Вооружённые Силы, со своей агентурой за рубежом. Кому должна подчиняться такая организация? Верховному Главнокомандующему и Генеральному штабу. Так и стало.
Начал прибирать он к рукам и контрразведку. Долго хранил я оказавшийся у меня лист бумаги, на котором Сталин записал варианты названия будущей организации, ища наиболее короткое и точное. Там, в частности, значилось: «Военная контрразведка НКО СССР». "Управление «Смерть шпионам». И в завершение ряда — наиболее чёткое, таинственно-угрожающее название «Смерш НКО СССР». Однако тогда, осенью сорок второго, осуществить свой замысел Иосиф Виссарионович не сумел, слишком сложна была фронтовая обстановка. Сделал он это лишь в сорок третьем, когда можно было без особых осложнений реорганизовать руководящие структуры. Тогда и появился у нас «Смерш», ставший воистину грозой для врагов по ту и по эту стороны фронта. И подчинялась эта военная организация, естественно, непосредственно Верховному Главнокомандующему. А Берия лишился влиятельнейшего канала. Да «взамен» ещё получил нагрузку, требовавшую много усилий, забот и уводившую в сторону от прямого влияния на власть и политику.
Дело вот в чем. Ещё до войны, а особенно с лета сорок первого года, от нашей агентуры начали поступать сведения о том, что в Англии и в Соединённых Штатах наращиваются работы по созданию сверхмощного оружия. Было известно даже кодовое название англосаксов: «Производство сплавов для труб», Сталин и Берия имели это в виду, но вначале ни они, ни наши военные специалисты особого значения не придавали этим разработкам на неопределённое будущее. Мало ли где и какие ведутся исследования, ещё неизвестно, возможны ли положительные результаты. Я, как и многие практики, вообще не думал об этом. Война требовала вооружений, способных помочь нам сегодня и завтра. На совершенствование и массовое производство артиллерии, обычной и реактивной, танков, самолётов, стрелкового оружия уходило все наше внимание, все наши средства. А Сталин, утверждаю, имел особое чутьё на то новое, что могло быть полезно в будущем. Вперёд старался смотреть. И вот в марте 1942 года у него на столе появился первый официальный (подчёркиваю — официальный) документ, связанный с разработкой атомной бомбы: докладная, подписанная Берией. В ней пять страниц машинописного текста. Приведу лишь несколько абзацев:
"В ряде капиталистических стран в связи с проводимыми работами по расщеплению атомного ядра, с целью получения нового источника энергии, было начато изучение вопроса использования атомной энергии урана для военных целей.
В 1939 году во Франции, Англии, США и Германии развернулась интенсивная научно-исследовательская работа по разработке метода применения урана для новых взрывчатых веществ. Эти работы ведутся в условиях большой секретности.
…Исходя из важности и актуальности проблемы практического применения атомной энергии урана-235 для военных целей Советского Союза, было бы целесообразно:
1. Проработать вопрос о создании Научно-Совещательного органа при Государственном Комитете Обороны СССР из авторитетных лиц для координирования, изучения и направления работ всех учёных, научно-исследовательских организаций СССР, занимающихся вопросом атомной энергии урана.
2. Обеспечить секретное ознакомление с материалами НКВД СССР по урану видных специалистов с целью дачи оценки я соответствующего использования.
Примечание: Вопросами расщепления атомного ядра в СССР занимались академик Капица — в Академии наук СССР, академик Скобельцин — Ленинградский физический институт и профессор Слуцкий — Харьковский физико-технический институт".
Именно с этого момента, с появления докладной записки, началось у нас тщательное отслеживание всего того, что связано было с созданием атомных бомб в зарубежных странах. Это, как говорится, особая тема, особая статья, не буду детально вдаваться в неё, за исключением тех аспектов, которые непосредственно касаются взаимоотношений Сталина и Берии. Когда Иосиф Виссарионович в начале сорок третьего года который уж раз посетовал, что у Лаврентия Павловича явный переизбыток политической энергии, что он повсюду суёт свой нос, я посоветовал:
— Используйте его энергию целенаправленно. Дайте ему, как Иванушке-дурачку в сказках, дело столь же нужное, сколь и невыполнимое.
— Но Иванушка-то выполнял.
— Хорошо, если и Берия совершит невыполнимое. Однако у Иванушки был конёк-горбунок.
— У Лаврентия в лагерях горбунков много и любой масти, — скупо улыбнулся Иосиф Виссарионович.
Разговор не прошёл бесследно. Через некоторое время в присутствии Берии, Молотова, Андреева и Маленкова, сразу после заседания ГКО, Сталин вернулся к назревшей проблеме.
— Наши безусловно надёжные противники и не очень надёжные союзники скрытно от нас ведут разработку оружия ещё невиданной и даже непредсказуемой силы. Одни продвинулись довольно далеко, другие стараются не отстать. Одни называют это оружием возмездия, другие — сверхмощными бомбами. Основа — использование энергии атома. А у нас этим серьёзным делом теоретически занимаются все, кому не лень, а по существу не занимается никто. Что говорить о наших дилетантах из военной разведки или из НКВД. Нет, они у нас неплохие разведчики, но кто из них разбирается в сложных физических и химических процессах расщепления атома? С другой стороны, есть хорошие, может быть, даже очень хорошие учёные, академики, но они не объединены ни общей целью, ни организационно. Поэтому вношу предложение: поручить товарищу Берии объединить и возглавить всю деятельность по изучению и использованию в нашей стране атомной энергии… Это высокое доверие, товарищ Берия, — подчеркнул Сталин, — но и ответственность тоже. Отныне весь спрос с тебя.
— Я не специалист, — только и нашёлся сказать Берия, ошеломлённый таким поворотом.
— А тебе и не надо быть специалистом, — успокаивающе, даже ласково произнёс Иосиф Виссарионович. — Ты только собери нужных учёных, инженеров, обеспечь им все условия для творческого труда. Любые условия… Но учти, с фронта отзывать людей не позволим, поройся в других закромах. У тебя найдутся умные коньки-горбунки, если ты не умудрился их угробить, — окреп голос Сталина. — Я уверен, что учёные, даже враги нашей партии, пашей советской власти, даже они будут добросовестно работать, если не для нас, то против фашизма, против Гитлера. Важно, чтобы это понимал ты и твои исполнители… И не медли, начинай сегодня же.
Через неделю Лаврентий Павлович представил Сталину список № 1 по освобождению из мест заключения лиц, привлекаемых для особо важных оборонных заданий. Восемьдесят фамилий. Иосиф Виссарионович читал внимательно, хмурился, наталкиваясь на тех граждан, которых когда-то знал, которые причинили ему вред. Но характерно: ни разу не спросил, кто на какой срок осуждён, как вёл себя в лагере. Эти люди нужны были сейчас стране, могли принести пользу — остальное не имело значения. Дело важнее всего. Утвердив список, вернул его Берии.
— Сколько там у тебя на очереди?
— Девятьсот двадцать.
— Занимайся сам, тебе с ними работать.
Берия, конечно, кого угодно освободил бы и реабилитировал, лишь бы Сталин не упрекнул его в нерадивости, в неисполнительности. Думаю, Лаврентий Павлович тогда не догадался о подоплёке внезапного назначения. Считал, что его бросили временно подтянуть важное звено. Так бывало. Но Сталин привязал Берию на долгие годы к тем заботам, которые требовали очень много энергии, сложность которых не уменьшалась, а нарастала месяц за месяцем. На какое-то время атомные проблемы почти целиком захватили Берию, не оставляя времени и сил для борьбы внутриполитической. В создании атомной бомбы все надо было начинать с азов, с материальной базы, с научно-исследовательских институтов, заводов, полигонов. С добывания и систематизации сведений из-за рубежа. Года на три-четыре Лаврентий Павлович настолько завяз в атомных проблемах, что почти не встречался приватно с Кагановичем, не общался с Мехлисом. Разве что по телефону.
Работа шла напряжённая и успешная. Если американцы не жалели средств для раскрытия атомных тайн и создания атомного оружия, направляя на это 20 процентов денег, выделенных для военно-технических исследований, то мы не жалели сил для раскрытия американских секретов. И не только американских. На атом, на урановую бомбу были нацелены наши лучшие разведчики в Штатах, в Англии, в Германии, в Скандинавии. Назову хотя бы несколько имён, чтобы понятен был уровень. Григорий Хейфец, наш резидент в США, укрывавшийся под маской мистера Брауна, советского вице-консула в Сан-Франциско. Этот незаурядный разведчик, имевший тесные связи с руководящими еврейскими кругами в Америке, ещё до войны начал «разрабатывать» выдающегося учёного Э. Ферми, того самого, который смог осуществить первую в мировой практике цепную ядерную реакцию. Был знаком Хейфец с Р. Оппенгеймером и некоторыми другими учёными-атомщиками. Значительно помогал нам наш агент — британский дипломат Дональд Маклин. Задание считалось настолько важным, что к нему привлечена была даже глубоко законспирированная резервная агентура в Штатах, не использовавшаяся десять лет.
Особо отмечу очаровательную авантюристку Елизавету Зарубину, образованную (шесть языков!), хорошо подготовленную к разведывательной работе женщину, умело и расчётливо использовавшую своё обаяние, свою сексуальную притягательность. Работать в ЧК она начала ещё при Дзержинском, и настоящая фамилия у неё была, естественно, другая. А первым мужем был не кто иной, как тоже известный авантюрист Я. Блюмкин, убивший в 1918 году в Москве немецкого посла графа Мирбаха, что обострило отношения между нашей страной и Германией. Тогда обошлось у Блюмкина, отделался, в общем-то, символическим наказанием. Но вот в тридцатом примерно году авантюрная парочка оказалась в Турции, где начала создавать агентурную сеть, нацеленную против англичан, хозяйничавших на Ближнем Востоке. Прикрывались коммерческой деятельностью. Суммы им были выделены основательные, дела шли бы гораздо лучше, если бы Блюмкин использовал все средства по назначению. Но заядлый троцкист пошёл на подлог: значительную часть денег он передал в распоряжение своего кумира Льва Давидовича, высланного к тому времени из СССР. Елизавета — Лиза была возмущена таким предательством и сообщила об этом в Москву. Блюмкин был отозван, арестован, расстрелян.
Некоторое время спустя общительная красавица вышла замуж за дипломата и разведчика Василия Зарубина. Вместе с ним отправилась в Соединённые Штаты, имея, кстати, звание капитана госбезопасности. И заблистала там среди дипломатов, среди учёных, очаровывая и покоряя. «Охмуряя», как выразился однажды Берия. Вербовщицей она была отменной. Очень скоро на неё начали работать несколько сотрудников из секретных лабораторий в Лос-Анжелесе и Теннесси. Кроме того, Г. Хейфец свёл её с Кэтрин, женой Роберта Оппенгеймера, которого впоследствии назовут «отцом американской атомной бомбы».
К началу сорок третьего года мы знали многое, но этого было ещё недостаточно для наших учёных, запятых в соответствующей отрасли. И тогда Сталин поставил перед Берией задачу: «Мы должны знать все». И уточнил, что для этого надо получать сведения не от тех, кто находится рядом с разработчиками, а от самих разработчиков, потому что главное известно только им. Перечислил фамилии: Эйнштейн, Оппенгеймер, Ферми, Бор, Сциллард. И подсказал: запугать, спровоцировать этих людей невозможно, они принципиальны, смелы, имеют сильных покровителей. Подкупить — тоже, они богаты. Но есть два моральных фактора, которые надо использовать. Учёные не могут не понимать, что если одна держава будет монопольно владеть сверхмощным оружием, то последствия будут непредсказуемы, опасны, катастрофичны. И второе: Советский Союз несёт на себе основную тяжесть войны с фашизмом, с тем злом, которое хочет установить господство над всем миром, уничтожить многие народы и в первую очередь евреев. И чем дольше продлится война, тем больше людей погибнет на оккупированных территориях, в лагерях. Высший долг учёных — помочь Советскому Союзу выстоять и победить как можно скорее.
— Это очевидно, и на это сделайте особый упор, — указал Сталин. — Подготовьте предложения вместе с Судоплатовым. Доложите через неделю.
Ну и задачка, куда как сложнее, чем Иванушке было изловить жар-птицу! Конёк-горбунок не поможет. Надо было вести тонкую психологическую игру, рассчитывая намного вперёд сложные и опасные ходы. Так началась одна из самых удивительных и великолепных в мировой истории разведывательных операций. Единственная в своём роде, глобальная по своим последствиям и проведённая, кстати, без единого выстрела, без единой капли крови. Идея, как видим, была высказана Сталиным, общее руководство возглавлял Берия, а детали разрабатывались и осуществлялись созданной в составе НКВД особой «Группой С» (группой Судоплатова), которая координировала все действия разведки по проблемам атомного вооружения. При этом — главной, ведущей фигурой был, безусловно, Павел Анатольевич Судоплатов, генерал молодой, красивый, талантливый, из тех, о которых говорят — «всем взял». Безудержный выдумщик и даже фантазёр, он был при этом человеком расчётливым, предусмотрительным, в меру осторожным. Редкое сочетание. Большая удача в том, что в годы войны именно он был у нас главным разведчиком на зарубежье. Другого такого разведчика не имелось тогда во всем мире, даже у американцев, обладавших огромными материальными и техническими возможностями. Но, в общем-то, примитивно-школярской была американская разведка по сравнению с нашей, использовавшей весь многообразный спектр профессиональных приёмов и постоянно расширявшей арсенал этого спектра.
В сентябре сорок первого года, для объединения в общей борьбе с фашизмом различных социальных групп у нас и за рубежом, в Советском Союзе было создано несколько общественных организаций: Антифашистский комитет советских женщин, Антифашистский комитет советских учёных, Антифашистский комитет советской молодёжи… Тогда же возникла идея создать в Москве Еврейский антифашистский комитет — под одну гребёнку. Поддерживали и продвигали эту идею личности достаточно известные, среди них П. Маркиш, С. Маршак, П. Молотова-Жемчужина (Полипа Карп) и даже начальник Главпура Л. Мехлис. Казалось бы, никаких преград. Но на заседании Политбюро получился сбой. Сталин прочитал проект решения о создании Еврейского антифашистского комитета, поморщился, перечитал ещё раз, произнёс себе под нос:
— И в эту щель… — Поднял голову, обвёл глазами присутствующих, остановился на Мехлисе. — Комитеты нужны для сближения сил, а не для того, чтобы разбивать нашу борьбу по национальным направлениям, не для того, чтобы разделять наш советский народ по национальному признаку. Это не усилит, а только ослабит антифашистское движение.
— Мы привлечём к борьбе с гитлеризмом широкие еврейские массы за рубежом, — не очень уверенно возразил Мехлис.
— А разве мало за рубежом русских, украинцев, татар, армян, латышей… Что же нам, создавать антифашистские комитеты по всем нациям и народностям? Белорусский антифашистский комитет, Узбекский антифашистский комитет, Антифашистский коми комитет… Сто комитетов. Раздробление вместо единства! Это будет совсем неправильно!
Никто больше не возражал, и вопрос, как говорится, отложили в долгий ящик. Однако «пробивание» этого дела не прекратилось. На Сталина оказывали подспудное, но постоянное, нарастающее давление с разных направлений. Со стороны общественности — учёный П. Капица и писатель И. Эренбург. Не без влияния своей активной супруги В.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287