Одно дело человека
в бою мечом по башке хватить, а другое Ц когда он у тебя на глазах в пыль сг
орает. У нас от того жара волосы скурчавились, а у госпожи хоть бы волосок
скрутился. А ведь она такая же, как и все. Ксифий ее тогда так плетью огрел, ч
то она два дня рукой шевельнуть не могла…
Ц Ты не о госпоже говори. Ты рассказывай, что дальше было, Ц перебил Воце
са парень, которого до этого сильно поразил рассказ о начале восстания.
Ц А что дальше? Ничего особенного. Те молили госпожу простить их, а она ск
азала, что передает их в руки Богов, и что пусть судьба их решится в честно
м бою с римлянами. Кто останется в живых, тот и дальше жить будет, а кто поги
бнет Ц своей кровью их грехи и оплатит. Так мы и вернулись. В лагерь, правд
а, госпожа их не пустила Ц не хотела расправы, а в решении своем не раская
лась. Воины они оказались отменные, только грехи их, видно, слишком велики
были, Ц в живых сейчас их осталось не больше десятка… Что скажешь на это,
Стафанион, сестра она Богов или нет?
Грек почесал затылок. Рассказ очевидца нелегко было отмести шуткой:
Ц Но ведь все знают, что госпожа прежде была простой знахаркой и гадалко
й. Стала бы сестра Богов заниматься столь низким ремеслом?
Ц Чем плохо ее ремесло?! Ц возмутился один из воинов. Ц Как можно, не вла
дея божественной силой, лечить людей, скот, предотвращать грядущие беды?
Все знают: лучшей знахарки во всем мире не сыщешь! Да если она говорила, чт
о все будет хорошо, значит, так тому и быть! Вон, растяпе Склиру она нагадал
а хорошее возвращение, а он напился в дороге и деньги потерял. Пришлось ем
у назад возвращаться. Так поверите? Кошелек его никто не тронул. Он сам его
у порога и подобрал. А кто-то из городских умников говорит: «плохое ремес
ло».
Случай с растяпой и пьяницей всех позабавил.
Ц А сейчас? Ц продолжал воин. Ц Разве хоть раз госпожа ошиблась? Ну отку
да она знает то, что происходит по другую сторону гор?
Ц В Греции жрецы не то могут…
Ц Да где же она, Греция-то твоя? У римлян под задницей? Нет, что ни говорите,
а госпожа и вправду сестра Богов, только вспоминать об этом на людях не лю
бит. Гордая она очень.
Ц Какая она гордая!? Урл Ц гордый, Авес Ц гордый, римляне, вон, Ц гордые…
Ц вступил было в разговор один из воинов помоложе, но рассказчик переби
л его:
Ц Авес, положим, молодой, да глупый Ц за Урлом тянется, а остальные Ц не г
ордые. Спесивые они, Остий. Ты гордость со спесью не путай. Спесивый всех т
опчет, дабы возвыситься, а гордый Ц свою честь бережет и других возвышае
т. Ему чужая гордость не помеха.
Ц Женщине положено дома сидеть и мужу угождать Ц вот и вся ее гордость.
Ц Нет, Стафанион, если Боги на большее разум дали Ц грех его дома запира
ть. Вот у меня жена: смирна, покорна, ласкова, а как разумно судит обо всем! У
ж если что решит, я и спорить с ней не буду, потому что знаю: быть мне неправы
м…
Ц А если она решит другого мужа в дом привести?
Ц Дурак ты, Стафанион. Да если женщину в доме за рабыню держать, то она раб
ыней и будет. Лживой, подлой рабыней. И виноват в этом ты же и будешь, потому
что раб всегда бесчестен.
Но Стафанион не спешил соглашаться:
Ц Люди, Ц заявил он, ловко подменяя тему, Ц всегда делились и будут дели
ться на господ и рабов. Всегда одни будут повелевать, а другие Ц подчинят
ься. Рабы всегда будут стремиться восстать, но даже восстав и победив, нич
его нового не придумают и опять разделятся на повелителей и быдло.
Ц Лжешь ты, Стафанион! Мне, например, рабы не нужны! Я сыновей выращу, такие
помощники будут, куда уж твоим рабам. Госпожа верно тогда сказала: «Нам чу
жого не надо. Пусть наше останется нашим». Ну, в крайнем случае, заплачу я ц
арю налог, а остальное Ц не тронь. Я за это драться пошел. И рабом я быть не
желаю. И госпожа рабыней не будет. Я ее не один год знаю. Было дело: приезжал
один раз какой-то наместник и увидел госпожу. Она тогда простой знахарко
й была. И сейчас-то она хороша. А тогда Ц вообще глаз не оторвать. Ну и разг
орелось у него… Что он только ей не обещал! А знаете, что госпожа сделала? П
овернулась, ушла и будто исчезла. Он тогда ей дом сжег. Ну и что? Если у челов
ека гордость есть, его не согнешь.
Ц Просто ушла и все?
Ц А что с дураком спорить? Дурак он дурак и есть. И потом, ее ведь во многие
дома звали, когда заболеет кто или так, по какому делу. И никогда она перед
богатым не лебезила, никогда перед бедным не пыжилась. Так неужели она ра
быней будет? А вот Ц римлянин. До сих пор считает себя гордым повелителем
мира. Рабов у него, наверно, было, как песчинок у реки, а смерть в глаза гляну
ла, Ц на коленях ползал. Ему-то рабы и нужны. Потому что он сам Ц раб. Или я
не прав?
Ц Во всяком правиле есть исключение. Ты Ц исключение из правила, ошибка
Богов, Ц резонно возразил грек.
Ц Сам ты «ошибка Богов»! Ц возмутился оскорбленный Телеф.
Ц Тогда скажи, почему подобные тебе или госпоже редки, как драгоценные к
амни среди гальки? Почему властвуют другие? Верю, тебе рабы не нужны, но ск
ажи, деревенщина, почему другие покупают рабов?
Ц Работать не хотят. Хвастаться друг перед другом хотят. Деньги копят.
Ц Верно. Жадность правит миром. Каждый стремится прожить легко и беззаб
отно. Кто спорит: есть люди честные, но их так мало, что и говорить о них не с
тоит, потому что они всегда будут в проигрыше!
Ц А честные люди все равно будут всегда!
Ц С тобой нельзя спорить. Ты не признаешь логики!
Ц А ты не желаешь видеть истину. Истина же в том, что побеждаем мы!
Ц Сейчас, несомненно. Только скажи, деревенщина, что будет, если что-то сл
учится с госпожой? Да все наши вожди перегрызутся, как собаки, а воинов про
дадут римлянам.
Ц Ах, чтоб отсох твой поганый язык! Что может случиться с госпожой?!
Ц Ничего, Телеф. Конечно, с сестрой Богов ничего не может случиться. Я тол
ько так спросил, для примера. Но ведь перегрызутся? Разве я не прав?
Ц Перегрызутся.
Ц А почему госпожа держит их подле себя? Почему не возьмет других? Ведь в
людях-то она разбирается?
Ц Ну, разбирается.
Ц Потому, что нет других. Ты понимаешь, Телеф? Среди всей нашей армии эти
Ц самые лучшие. Каковы же тогда остальные? Нет, я не хочу принизить тебя. Т
ы Ц человек честный, но ты не полководец, не твое это призвание. Понимаешь
, к чему я веду?
Ц Понимаю.
Ц То-то. Слишком мало в этом мире честных людей. В том-то и горе рода людск
ого, ибо будет он всегда плавать в крови. А мысли твои не глупы. Рабам-то и н
ужны рабы… Вот ведь как точно ты сказал. В твоих словах раскрывается суть
нашего подлого мира. А ты философ…
Ц Иди ты!
Ц Не сердись. Я ведь признал разумность твоих доводов, хотя ты и не хочеш
ь признать разумность моих. Ты веришь в прекрасную мечту, которой нет и не
будет, а я Ц киник и знаю, что мир наш подл и низок.
Ц Раз в мире этом есть такие, как госпожа…
Ц Но ведь она не совсем человек. За это ты спорил со мной и это доказал мне
. Она и вправду сестра Богов, сошедшая на землю из любви к людям или из жало
сти к ним. Второе Ц вероятнее…
Ц Болтаешь, что в голову взбредет. Вон, Лиина спешит, Ц опять идти надо. П
отаскал бы носилки, не трепался бы языком. Вы, греки, языком молоть молодцы
, только язык Ц не жернов, от его работы муки не прибудет…
Воины неохотно поднимались. Спор слушали немногие. Большинство обсужда
ли вопросы попроще: погоду, возможный маршрут, место ночевки на сегодня. З
авидовали тем, кто ушел щипать римлян, Ц они без добычи не останутся, а ту
т только ноги собьешь. Да и не поймешь в этом споре, кто прав, кто виноват. И
Телеф прав: хорошо, когда твое Ц это твое, и Стафанион: подлость миром пра
вит. А кто она, госпожа: простая женщина или сестра Богов Ц не так уж и важн
о. Лишь бы и дальше все шло хорошо. А насчет рабов, так это, конечно, скверно,
когда тебя на рынок гонят за неуплату налога или за долг какой, но и пару р
абов в хозяйстве иметь совсем неплохо Ц ни тебе, ни детям твоим надрыват
ься сверх сил не придется…
Единственный, кто дослушал спор до конца, был Валерий. Споря, Телеф больно
задел его, но при этом высказал такие доводы, каких Гальба и у лучших филос
офов Рима не слышал.
Деревенщина, варвар, а как рассуждает!
Конечно, Стафаниона ему не переговорить. Тот даже поражение способен пер
евернуть в победу.
Почему-то Валерию ярко представилось начало восстания, о котором расска
зывал Телеф: вот бьется в пыли и рассыпает проклятия старуха Милица, вот г
удят сбившиеся в кучу поселяне, а вот из хижины выходит госпожа. Только-то
лько вопреки войне она спасла жизнь женщине и новорожденному ребенку. Ус
тала, наверно, и за дочь волнуется: как там она одна. Гул голосов останавли
вает ее. Она колеблется: вмешаться или уйти?
Цезарь, наверно, так же колебался перед Рубиконом, но за Цезарем стояли пр
еданные ему легионы, опыт нескольких войн и ни одного поражения.
А за ней? Что за ней? За знахаркой, гадалкой, чужеземкой? Понимание страшно
й силы Великого Города? Да и нет у нее обиды на Рим. Не знает она, что пылает
ее дом, подожженный потехи ради проезжавшими мимо конниками. И все-таки о
на говорит то, что не смеют сказать сильные мужчины, и добавляет: «Кто со м
ной?» И тут же поворачивается. Она не хочет слышать слов. Тот, кто решил дра
ться, последует за ней.
И все-таки есть за ней что-то. Не легионы, не победы, нет. За ней есть вера люд
ей. Вера в слабую женщину, ни разу не унизившуюся и ни разу не унизившую, ве
ра в знахарку, не раз побеждавшую смерть, вера в «самую лучшую гадалку в ми
ре», чьи добрые слова всегда сбываются.
Потому-то и торопятся вслед за ней мужчины, сжимая тяжелые дубины Ц един
ственное их оружие. Мужчины, которые идут биться за то, чтобы добытое их ру
ками оставалось у них. За свое, за себя. А поспеть за ней нелегко. Мужчины бе
гут, задыхаясь и глотая горячий воздух. Если слаб Ц отстань, возвращайся.
Но никто не отстает. Стыдно отстать от женщины.
Подставляя плечо под носилки, Валерий усмехнулся. Он вспомнил, как гналс
я за девочкой, когда та, желая наказать его за медлительность, шла впереди
него.
А вот и легионеры. Отряд невелик. Все они хорошо приложились к кувшинам с в
ином. А чего опасаться? Последние из сопротивлявшихся распяты на камнях
в Черной долине и высохли, подобно мумиям фараонов в пирамидах. Правда, гд
е-то ходят воины Кривого Ксифия, но они римлян не трогают, предпочитая гра
бить тех, кто не может защитить себя. Потому-то так внезапен шквал выбрасы
ваемых пращами камней, потому-то и растерялись легионеры, когда на них на
кинулись варвары с дубинами. Если бы знать! Он бы вправил мозги центурион
у Центурион
Ц командир подразделения (центурии) в древнеримском легионе.
. Идиот! Позволил солдатам напиться, шел по чужой земле, как по улице
Рима! Да что там этот дурак Ц центурион. Знай он сам, чей дом подожжен поте
хи ради, подождал бы, а когда варвары с добычей подошли бы поближе… Или при
казал бы обшарить заросли как следует.
Но будущее способны видеть лишь избранные, а направлять судьбу Ц избран
ные из избранных. Боги! До чего же это я додумался! Сравнил безродную гадал
ку с величайшим из римлян! Не считая, конечно, Тиберия Цезаря, отца римског
о народа и грозу варваров. Да будет долог век его.
Поспешно проговорив про себя эти слова, Валерий чуть не оглянулся: не под
слушал ли кто его крамольные мысли, и тут же рассмеялся про себя. Что подел
аешь, привычка крепка. Где-где, а здесь наверняка нет шпионов императора Т
иберия.
После этого привала Валерия больше от костра не гнали. Играть в кости, впр
очем, не звали тоже. На привалах воины обычно коротали время, рассказывая
и слушая истории о боях, небывалых совпадениях, случаях из мирной жизни.
Особенно всем нравились новости. Рассыпавшиеся на отряды и отрядики пов
станцы нападали на римские центурии и когорты, постепенно оттесняя приш
ельцев к главному городу страны, за его неприступные стены. Засады в самы
х неожиданных местах, ночные нападения Ц все это делалось грубо, по-варв
арски и нередко удачное бегство оценивалось в разговорах выше героизма
и стойкости. И только неварварская слаженность всех, казалось бы, произв
ольных нападений напомнила Валерию давнюю историю Пунических войн. Вед
ь именно так выдавливал из Италии Медлительный Фабий непосильные тогда
для Рима полчища карфагенян.
Единственный, с кем Валерий делился своими мыслями, был Стафанион. Тот, в с
вою очередь, пересказывал, а порой и растолковывал юноше новости, да и сам
был не прочь порасспросить благородного пленника. Интересовало грека в
первую очередь все, что касалось старшей госпожи и Лиины, но юноша мало че
м мог быть полезен своему «другу».
Госпожа его не замечала и, тем более, не подпускала ни к каким своим делам,
а Лиина предпочитала расспрашивать, а не рассказывать. Интересовало дев
очку все: Рим с его обычаями, обычай земель, в которых бывал Валерий, о кото
рых он читал или слышал. Память у нее была отменная и запоминала все девоч
ка с первого раза. Валерий только дивился глубине и обширности познаний
юной дикарки.
Порой, начав читать по памяти какой-нибудь стих, он сбивался, и Лиина зака
нчивала строфу за него, но она никогда не перебивала пленника и, тем более
, не осуждала, если он говорил о вещах ей известных.
Как-то юноша спросил ее о свитке, спасенном из огня. Лиина не удивилась во
просу. Она нередко слушала истории, рассказываемые воинами у костра, и ко
нечно же слышала и эту. Ответ девочки прозвучал кратко: рукопись Ц дар ее
отца ее матери. Тогда Валерий напомнил ей ее же слова о том, что она никогд
а не видела ни отца, ни деда. Лиина ответила, что родилась после их смерти и
потому видеть никого не могла.
Больше Валерию узнать от нее ничего не удалось. Слишком неохотно говорил
а девочка о себе.
* * *
Блуждание по горам длилось три с половиной недели. Измотанные воины нача
ли вслух возмущаться, и тогда женщина позволила им сделать привал на нес
колько дней.
В первый день Валерий, как и остальные, отсыпался, на второй Ц наслаждалс
я бездельем, к полудню же третьего дня, когда безделье начало надоедать е
му, выпросил у Воцеса пару порченых костей, решив проверить, как долго мож
ет выпадать одно и то же число очков подряд. Укрывшись ото всех в парадной
половине двойного шатра, он бросал кубики и подсчитывал броски. После ст
о двадцать третьего броска в шатер зашла девочка и, увидев, чем занят римл
янин, неожиданно набросилась на него:
Ц Валерий Цириний Гальба, ты зачем мои кости взял?
А так как юноша растерялся и ответил не сразу, Лиина повторила вопрос:
Ц Валерий Цириний Гальба, я с тобой говорю! Зачем ты взял мои гадальные к
ости?
Не дожидаясь ответа, она сильно толкнула юношу ногой в бок, потом еще раз.
Уворачиваясь от третьего толчка, Валерий опрокинулся на спину, уверенны
й, что ни в живот, ни в лицо бить его девочка не будет. Так оно и вышло. Четвер
того толчка не последовало.
Ц Я ни в чем не виноват, госпожа.
Ц Как ты смел взять мои кости?
Ц Но, госпожа, Ц попытался он возразить, не понимая, в чем его обвиняют.
Лиина поставила ему ногу на плечо:
Ц Ничтожество!
Ц Госпожа, будь милостива.
Ц Где ты взял эти кости?
Ц У Воцеса. Это порченые кости.
Ц Ложь, это мои гадальные кости.
Ц Разве я посмею лгать моей госпоже?
Девочка подняла с ковра кубики, подбросила и поймала их:
Ц Сколько сейчас выпадет?
Ц Семь, госпожа, Ц ни минуты не раздумывая, ответил Валерий.
Лиина бросила кости ему на грудь, убрала ногу с плеча:
Ц Считай!
Валерий приподнял голову:
Ц Четыре.
Ц Повторим. Сколько должно быть?
Ц Семь, госпожа.
Ц Сколько? Ц она бросила кости.
Ц Одиннадцать.
Ц Не семь?
Ц Нет.
Ц Но, может, ты не веришь моей руке? Брось сам.
Юноша приподнялся на локте, бросил кубики:
Ц Семь, госпожа.
Ц Еще раз.
Ц Восемь.
Ц Еще раз.
Ц Четыре.
Девочка опять придавила его к земле:
Ц Так что в этих костях испорчено?
Ц Госпожа, Ц взмолился юноша, Ц я и вправду взял их у Воцеса. Спросите у
него сами, а если он откажется Ц велите убить меня, если только у вас хват
ит жестокости лишить жизни человека из-за такого пустяка.
Ц А ты осмелел, как я вижу, Валерий Цириний Гальба.
Ц Я ни в чем не виновен перед госпожой. Я даже не знал, что у госпожи есть к
ости и что она гадает на них.
Ц Да: смотри, но потом не жалуйся, Ц Лиина сняла со стены мешочек из замши
, высыпала его содержимое на столик. Даже приподнявшись, Валерий не смог у
видеть, что именно это было. Девочка недовольно хмыкнула, взяла что-то со
столика, повернулась к нему. Вид у нее был растерянный: Ц Все на месте. Смо
три, Ц на ее узкой ладони лежали два кубика, точь-в-точь, как те, из-за кото
рых она только что сердилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
в бою мечом по башке хватить, а другое Ц когда он у тебя на глазах в пыль сг
орает. У нас от того жара волосы скурчавились, а у госпожи хоть бы волосок
скрутился. А ведь она такая же, как и все. Ксифий ее тогда так плетью огрел, ч
то она два дня рукой шевельнуть не могла…
Ц Ты не о госпоже говори. Ты рассказывай, что дальше было, Ц перебил Воце
са парень, которого до этого сильно поразил рассказ о начале восстания.
Ц А что дальше? Ничего особенного. Те молили госпожу простить их, а она ск
азала, что передает их в руки Богов, и что пусть судьба их решится в честно
м бою с римлянами. Кто останется в живых, тот и дальше жить будет, а кто поги
бнет Ц своей кровью их грехи и оплатит. Так мы и вернулись. В лагерь, правд
а, госпожа их не пустила Ц не хотела расправы, а в решении своем не раская
лась. Воины они оказались отменные, только грехи их, видно, слишком велики
были, Ц в живых сейчас их осталось не больше десятка… Что скажешь на это,
Стафанион, сестра она Богов или нет?
Грек почесал затылок. Рассказ очевидца нелегко было отмести шуткой:
Ц Но ведь все знают, что госпожа прежде была простой знахаркой и гадалко
й. Стала бы сестра Богов заниматься столь низким ремеслом?
Ц Чем плохо ее ремесло?! Ц возмутился один из воинов. Ц Как можно, не вла
дея божественной силой, лечить людей, скот, предотвращать грядущие беды?
Все знают: лучшей знахарки во всем мире не сыщешь! Да если она говорила, чт
о все будет хорошо, значит, так тому и быть! Вон, растяпе Склиру она нагадал
а хорошее возвращение, а он напился в дороге и деньги потерял. Пришлось ем
у назад возвращаться. Так поверите? Кошелек его никто не тронул. Он сам его
у порога и подобрал. А кто-то из городских умников говорит: «плохое ремес
ло».
Случай с растяпой и пьяницей всех позабавил.
Ц А сейчас? Ц продолжал воин. Ц Разве хоть раз госпожа ошиблась? Ну отку
да она знает то, что происходит по другую сторону гор?
Ц В Греции жрецы не то могут…
Ц Да где же она, Греция-то твоя? У римлян под задницей? Нет, что ни говорите,
а госпожа и вправду сестра Богов, только вспоминать об этом на людях не лю
бит. Гордая она очень.
Ц Какая она гордая!? Урл Ц гордый, Авес Ц гордый, римляне, вон, Ц гордые…
Ц вступил было в разговор один из воинов помоложе, но рассказчик переби
л его:
Ц Авес, положим, молодой, да глупый Ц за Урлом тянется, а остальные Ц не г
ордые. Спесивые они, Остий. Ты гордость со спесью не путай. Спесивый всех т
опчет, дабы возвыситься, а гордый Ц свою честь бережет и других возвышае
т. Ему чужая гордость не помеха.
Ц Женщине положено дома сидеть и мужу угождать Ц вот и вся ее гордость.
Ц Нет, Стафанион, если Боги на большее разум дали Ц грех его дома запира
ть. Вот у меня жена: смирна, покорна, ласкова, а как разумно судит обо всем! У
ж если что решит, я и спорить с ней не буду, потому что знаю: быть мне неправы
м…
Ц А если она решит другого мужа в дом привести?
Ц Дурак ты, Стафанион. Да если женщину в доме за рабыню держать, то она раб
ыней и будет. Лживой, подлой рабыней. И виноват в этом ты же и будешь, потому
что раб всегда бесчестен.
Но Стафанион не спешил соглашаться:
Ц Люди, Ц заявил он, ловко подменяя тему, Ц всегда делились и будут дели
ться на господ и рабов. Всегда одни будут повелевать, а другие Ц подчинят
ься. Рабы всегда будут стремиться восстать, но даже восстав и победив, нич
его нового не придумают и опять разделятся на повелителей и быдло.
Ц Лжешь ты, Стафанион! Мне, например, рабы не нужны! Я сыновей выращу, такие
помощники будут, куда уж твоим рабам. Госпожа верно тогда сказала: «Нам чу
жого не надо. Пусть наше останется нашим». Ну, в крайнем случае, заплачу я ц
арю налог, а остальное Ц не тронь. Я за это драться пошел. И рабом я быть не
желаю. И госпожа рабыней не будет. Я ее не один год знаю. Было дело: приезжал
один раз какой-то наместник и увидел госпожу. Она тогда простой знахарко
й была. И сейчас-то она хороша. А тогда Ц вообще глаз не оторвать. Ну и разг
орелось у него… Что он только ей не обещал! А знаете, что госпожа сделала? П
овернулась, ушла и будто исчезла. Он тогда ей дом сжег. Ну и что? Если у челов
ека гордость есть, его не согнешь.
Ц Просто ушла и все?
Ц А что с дураком спорить? Дурак он дурак и есть. И потом, ее ведь во многие
дома звали, когда заболеет кто или так, по какому делу. И никогда она перед
богатым не лебезила, никогда перед бедным не пыжилась. Так неужели она ра
быней будет? А вот Ц римлянин. До сих пор считает себя гордым повелителем
мира. Рабов у него, наверно, было, как песчинок у реки, а смерть в глаза гляну
ла, Ц на коленях ползал. Ему-то рабы и нужны. Потому что он сам Ц раб. Или я
не прав?
Ц Во всяком правиле есть исключение. Ты Ц исключение из правила, ошибка
Богов, Ц резонно возразил грек.
Ц Сам ты «ошибка Богов»! Ц возмутился оскорбленный Телеф.
Ц Тогда скажи, почему подобные тебе или госпоже редки, как драгоценные к
амни среди гальки? Почему властвуют другие? Верю, тебе рабы не нужны, но ск
ажи, деревенщина, почему другие покупают рабов?
Ц Работать не хотят. Хвастаться друг перед другом хотят. Деньги копят.
Ц Верно. Жадность правит миром. Каждый стремится прожить легко и беззаб
отно. Кто спорит: есть люди честные, но их так мало, что и говорить о них не с
тоит, потому что они всегда будут в проигрыше!
Ц А честные люди все равно будут всегда!
Ц С тобой нельзя спорить. Ты не признаешь логики!
Ц А ты не желаешь видеть истину. Истина же в том, что побеждаем мы!
Ц Сейчас, несомненно. Только скажи, деревенщина, что будет, если что-то сл
учится с госпожой? Да все наши вожди перегрызутся, как собаки, а воинов про
дадут римлянам.
Ц Ах, чтоб отсох твой поганый язык! Что может случиться с госпожой?!
Ц Ничего, Телеф. Конечно, с сестрой Богов ничего не может случиться. Я тол
ько так спросил, для примера. Но ведь перегрызутся? Разве я не прав?
Ц Перегрызутся.
Ц А почему госпожа держит их подле себя? Почему не возьмет других? Ведь в
людях-то она разбирается?
Ц Ну, разбирается.
Ц Потому, что нет других. Ты понимаешь, Телеф? Среди всей нашей армии эти
Ц самые лучшие. Каковы же тогда остальные? Нет, я не хочу принизить тебя. Т
ы Ц человек честный, но ты не полководец, не твое это призвание. Понимаешь
, к чему я веду?
Ц Понимаю.
Ц То-то. Слишком мало в этом мире честных людей. В том-то и горе рода людск
ого, ибо будет он всегда плавать в крови. А мысли твои не глупы. Рабам-то и н
ужны рабы… Вот ведь как точно ты сказал. В твоих словах раскрывается суть
нашего подлого мира. А ты философ…
Ц Иди ты!
Ц Не сердись. Я ведь признал разумность твоих доводов, хотя ты и не хочеш
ь признать разумность моих. Ты веришь в прекрасную мечту, которой нет и не
будет, а я Ц киник и знаю, что мир наш подл и низок.
Ц Раз в мире этом есть такие, как госпожа…
Ц Но ведь она не совсем человек. За это ты спорил со мной и это доказал мне
. Она и вправду сестра Богов, сошедшая на землю из любви к людям или из жало
сти к ним. Второе Ц вероятнее…
Ц Болтаешь, что в голову взбредет. Вон, Лиина спешит, Ц опять идти надо. П
отаскал бы носилки, не трепался бы языком. Вы, греки, языком молоть молодцы
, только язык Ц не жернов, от его работы муки не прибудет…
Воины неохотно поднимались. Спор слушали немногие. Большинство обсужда
ли вопросы попроще: погоду, возможный маршрут, место ночевки на сегодня. З
авидовали тем, кто ушел щипать римлян, Ц они без добычи не останутся, а ту
т только ноги собьешь. Да и не поймешь в этом споре, кто прав, кто виноват. И
Телеф прав: хорошо, когда твое Ц это твое, и Стафанион: подлость миром пра
вит. А кто она, госпожа: простая женщина или сестра Богов Ц не так уж и важн
о. Лишь бы и дальше все шло хорошо. А насчет рабов, так это, конечно, скверно,
когда тебя на рынок гонят за неуплату налога или за долг какой, но и пару р
абов в хозяйстве иметь совсем неплохо Ц ни тебе, ни детям твоим надрыват
ься сверх сил не придется…
Единственный, кто дослушал спор до конца, был Валерий. Споря, Телеф больно
задел его, но при этом высказал такие доводы, каких Гальба и у лучших филос
офов Рима не слышал.
Деревенщина, варвар, а как рассуждает!
Конечно, Стафаниона ему не переговорить. Тот даже поражение способен пер
евернуть в победу.
Почему-то Валерию ярко представилось начало восстания, о котором расска
зывал Телеф: вот бьется в пыли и рассыпает проклятия старуха Милица, вот г
удят сбившиеся в кучу поселяне, а вот из хижины выходит госпожа. Только-то
лько вопреки войне она спасла жизнь женщине и новорожденному ребенку. Ус
тала, наверно, и за дочь волнуется: как там она одна. Гул голосов останавли
вает ее. Она колеблется: вмешаться или уйти?
Цезарь, наверно, так же колебался перед Рубиконом, но за Цезарем стояли пр
еданные ему легионы, опыт нескольких войн и ни одного поражения.
А за ней? Что за ней? За знахаркой, гадалкой, чужеземкой? Понимание страшно
й силы Великого Города? Да и нет у нее обиды на Рим. Не знает она, что пылает
ее дом, подожженный потехи ради проезжавшими мимо конниками. И все-таки о
на говорит то, что не смеют сказать сильные мужчины, и добавляет: «Кто со м
ной?» И тут же поворачивается. Она не хочет слышать слов. Тот, кто решил дра
ться, последует за ней.
И все-таки есть за ней что-то. Не легионы, не победы, нет. За ней есть вера люд
ей. Вера в слабую женщину, ни разу не унизившуюся и ни разу не унизившую, ве
ра в знахарку, не раз побеждавшую смерть, вера в «самую лучшую гадалку в ми
ре», чьи добрые слова всегда сбываются.
Потому-то и торопятся вслед за ней мужчины, сжимая тяжелые дубины Ц един
ственное их оружие. Мужчины, которые идут биться за то, чтобы добытое их ру
ками оставалось у них. За свое, за себя. А поспеть за ней нелегко. Мужчины бе
гут, задыхаясь и глотая горячий воздух. Если слаб Ц отстань, возвращайся.
Но никто не отстает. Стыдно отстать от женщины.
Подставляя плечо под носилки, Валерий усмехнулся. Он вспомнил, как гналс
я за девочкой, когда та, желая наказать его за медлительность, шла впереди
него.
А вот и легионеры. Отряд невелик. Все они хорошо приложились к кувшинам с в
ином. А чего опасаться? Последние из сопротивлявшихся распяты на камнях
в Черной долине и высохли, подобно мумиям фараонов в пирамидах. Правда, гд
е-то ходят воины Кривого Ксифия, но они римлян не трогают, предпочитая гра
бить тех, кто не может защитить себя. Потому-то так внезапен шквал выбрасы
ваемых пращами камней, потому-то и растерялись легионеры, когда на них на
кинулись варвары с дубинами. Если бы знать! Он бы вправил мозги центурион
у Центурион
Ц командир подразделения (центурии) в древнеримском легионе.
. Идиот! Позволил солдатам напиться, шел по чужой земле, как по улице
Рима! Да что там этот дурак Ц центурион. Знай он сам, чей дом подожжен поте
хи ради, подождал бы, а когда варвары с добычей подошли бы поближе… Или при
казал бы обшарить заросли как следует.
Но будущее способны видеть лишь избранные, а направлять судьбу Ц избран
ные из избранных. Боги! До чего же это я додумался! Сравнил безродную гадал
ку с величайшим из римлян! Не считая, конечно, Тиберия Цезаря, отца римског
о народа и грозу варваров. Да будет долог век его.
Поспешно проговорив про себя эти слова, Валерий чуть не оглянулся: не под
слушал ли кто его крамольные мысли, и тут же рассмеялся про себя. Что подел
аешь, привычка крепка. Где-где, а здесь наверняка нет шпионов императора Т
иберия.
После этого привала Валерия больше от костра не гнали. Играть в кости, впр
очем, не звали тоже. На привалах воины обычно коротали время, рассказывая
и слушая истории о боях, небывалых совпадениях, случаях из мирной жизни.
Особенно всем нравились новости. Рассыпавшиеся на отряды и отрядики пов
станцы нападали на римские центурии и когорты, постепенно оттесняя приш
ельцев к главному городу страны, за его неприступные стены. Засады в самы
х неожиданных местах, ночные нападения Ц все это делалось грубо, по-варв
арски и нередко удачное бегство оценивалось в разговорах выше героизма
и стойкости. И только неварварская слаженность всех, казалось бы, произв
ольных нападений напомнила Валерию давнюю историю Пунических войн. Вед
ь именно так выдавливал из Италии Медлительный Фабий непосильные тогда
для Рима полчища карфагенян.
Единственный, с кем Валерий делился своими мыслями, был Стафанион. Тот, в с
вою очередь, пересказывал, а порой и растолковывал юноше новости, да и сам
был не прочь порасспросить благородного пленника. Интересовало грека в
первую очередь все, что касалось старшей госпожи и Лиины, но юноша мало че
м мог быть полезен своему «другу».
Госпожа его не замечала и, тем более, не подпускала ни к каким своим делам,
а Лиина предпочитала расспрашивать, а не рассказывать. Интересовало дев
очку все: Рим с его обычаями, обычай земель, в которых бывал Валерий, о кото
рых он читал или слышал. Память у нее была отменная и запоминала все девоч
ка с первого раза. Валерий только дивился глубине и обширности познаний
юной дикарки.
Порой, начав читать по памяти какой-нибудь стих, он сбивался, и Лиина зака
нчивала строфу за него, но она никогда не перебивала пленника и, тем более
, не осуждала, если он говорил о вещах ей известных.
Как-то юноша спросил ее о свитке, спасенном из огня. Лиина не удивилась во
просу. Она нередко слушала истории, рассказываемые воинами у костра, и ко
нечно же слышала и эту. Ответ девочки прозвучал кратко: рукопись Ц дар ее
отца ее матери. Тогда Валерий напомнил ей ее же слова о том, что она никогд
а не видела ни отца, ни деда. Лиина ответила, что родилась после их смерти и
потому видеть никого не могла.
Больше Валерию узнать от нее ничего не удалось. Слишком неохотно говорил
а девочка о себе.
* * *
Блуждание по горам длилось три с половиной недели. Измотанные воины нача
ли вслух возмущаться, и тогда женщина позволила им сделать привал на нес
колько дней.
В первый день Валерий, как и остальные, отсыпался, на второй Ц наслаждалс
я бездельем, к полудню же третьего дня, когда безделье начало надоедать е
му, выпросил у Воцеса пару порченых костей, решив проверить, как долго мож
ет выпадать одно и то же число очков подряд. Укрывшись ото всех в парадной
половине двойного шатра, он бросал кубики и подсчитывал броски. После ст
о двадцать третьего броска в шатер зашла девочка и, увидев, чем занят римл
янин, неожиданно набросилась на него:
Ц Валерий Цириний Гальба, ты зачем мои кости взял?
А так как юноша растерялся и ответил не сразу, Лиина повторила вопрос:
Ц Валерий Цириний Гальба, я с тобой говорю! Зачем ты взял мои гадальные к
ости?
Не дожидаясь ответа, она сильно толкнула юношу ногой в бок, потом еще раз.
Уворачиваясь от третьего толчка, Валерий опрокинулся на спину, уверенны
й, что ни в живот, ни в лицо бить его девочка не будет. Так оно и вышло. Четвер
того толчка не последовало.
Ц Я ни в чем не виноват, госпожа.
Ц Как ты смел взять мои кости?
Ц Но, госпожа, Ц попытался он возразить, не понимая, в чем его обвиняют.
Лиина поставила ему ногу на плечо:
Ц Ничтожество!
Ц Госпожа, будь милостива.
Ц Где ты взял эти кости?
Ц У Воцеса. Это порченые кости.
Ц Ложь, это мои гадальные кости.
Ц Разве я посмею лгать моей госпоже?
Девочка подняла с ковра кубики, подбросила и поймала их:
Ц Сколько сейчас выпадет?
Ц Семь, госпожа, Ц ни минуты не раздумывая, ответил Валерий.
Лиина бросила кости ему на грудь, убрала ногу с плеча:
Ц Считай!
Валерий приподнял голову:
Ц Четыре.
Ц Повторим. Сколько должно быть?
Ц Семь, госпожа.
Ц Сколько? Ц она бросила кости.
Ц Одиннадцать.
Ц Не семь?
Ц Нет.
Ц Но, может, ты не веришь моей руке? Брось сам.
Юноша приподнялся на локте, бросил кубики:
Ц Семь, госпожа.
Ц Еще раз.
Ц Восемь.
Ц Еще раз.
Ц Четыре.
Девочка опять придавила его к земле:
Ц Так что в этих костях испорчено?
Ц Госпожа, Ц взмолился юноша, Ц я и вправду взял их у Воцеса. Спросите у
него сами, а если он откажется Ц велите убить меня, если только у вас хват
ит жестокости лишить жизни человека из-за такого пустяка.
Ц А ты осмелел, как я вижу, Валерий Цириний Гальба.
Ц Я ни в чем не виновен перед госпожой. Я даже не знал, что у госпожи есть к
ости и что она гадает на них.
Ц Да: смотри, но потом не жалуйся, Ц Лиина сняла со стены мешочек из замши
, высыпала его содержимое на столик. Даже приподнявшись, Валерий не смог у
видеть, что именно это было. Девочка недовольно хмыкнула, взяла что-то со
столика, повернулась к нему. Вид у нее был растерянный: Ц Все на месте. Смо
три, Ц на ее узкой ладони лежали два кубика, точь-в-точь, как те, из-за кото
рых она только что сердилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20