Но наш герой пошел другим путем. В сущности, если каж
дый день с утра принимать пару стаканов, можно самому себе казаться очен
ь храбрым. «Красная шапочка» опрокидывал свои «фронтовые» и шел в атаку.
Он шлялся по ипподрому и громогласно заявлял, что «всех посадит на жопу»,
причем, как я понимаю, называл своих супостатов поименно. И вот наконец па
ру дней назад кончилось тем, что тотошнику позвонили домой и сказали: есл
и не захлопнешь пасть, тебе ее зашьют. Суровыми нитками.
Собственно, из всего сказанного было ясно, что перед Артемом сидел живой
покойник. Только покойники могут быть такими смелыми Ч им терять нечего
. Потому что, на мой взгляд, человек его профессии и образа жизни мог позво
нить в редакцию с предложением разоблачений разве что в перерыве между п
риступами белой горячки.
Итак, итоги. Красномордый тотошник возглавил на ипподроме комитет народ
ного контроля, его сперва пугнули, а когда он не унялся, убрали. С мужестве
нным ресторанщиком произошла точно такая же история...
Стоп. Такая же, да не совсем. Когда Шиманскому пригрозили, он, в отличие от п
ерманентно хмельного тотошника, тут же понял, что к чему, и поднял лапки: о
тправил детей, а сам позвонил в газету, от всего наотрез отказался и спрят
ался в Митине. Рассуждая хронологически, его убили только после моего ви
зита в «Интертур» и двух моих встреч с Розой. До этого больше недели после
публикации его не трогали. Не был опасен? Если да, то почему опять стал? Из-з
а встречи со мной? Возможно. Но ведь с ним уже беседовал Дранов, записал вс
е на пленку. Не могли же они знать, что экономный Митенька запись стер... Ох!
Я вспомнил вдруг пренебрежительную обвислую морду генерального бульдо
га «Интертура», вспомнил издевательские ухмылки его холуев, их наглую ув
еренность в успехе судебного иска, и в этом пустом и темном деле мне вдруг
забрезжил отдаленный свет. Был этот свет тусклым и безрадостным, как зас
иженная мухами лампочка в солдатском нужнике, но другого маяка не имелос
ь. Похоже, в «Интертуре» знали, что в нашем распоряжении больше нет той кас
сеты с записью.
9
Гербалайф
Стрихнин явился утром, часов в девять, как на службу. После бессонной ночи
я не был способен на слишком сильные эмоции, но все-таки вид его меня потр
яс. На нем были кремовый костюм от Версачи, лакированные туфли от Валенти
но, а также соответствующие рубашка и галстук.
Ч Где ты это все украл? Ч слабым голосом спросил я.
Ч Обижаешь, начальник, Ч довольно ухмыльнулся он, Ч не украл, а выиграл
. Чудеса! Сел на кичу при социализме, откинулся при капитализме. А покуда я
чалился, тут умные люди время даром не теряли Ч вся Москва как один больш
ой катран. Плюнь Ч обязательно в казино попадешь!
С этими словами Стрихнин вывалил на стол здоровенную пачку денег Ч рубл
и, марки и доллары вперемежку, отделил из них две кучки поменьше, пояснив:
Ч Это я брал в долг, а это на харч и прочее.
Ч Мы что, ведем теперь общее хозяйство? Ч вяло поинтересовался я.
Ч И не мечтай! Ч отрезвил меня Стрихнин и добавил так, словно делал мне о
громное одолжение: Ч Временное явление переходного периода, уже ищу себ
е персональный апартамент.
Потом он с хрустом зевнул во весь рот, сообщил, что всю ночь работал, как па
па Карло, и теперь хочет вздремнуть, для чего просит освободить кухонный
диван, а заодно и кухню. В другой раз это дитя социализма получило бы у мен
я достойную отповедь, но сейчас я не стал отвлекаться на борьбу с мелким к
оммунальным хамством. У меня появилась мысль, и я ее начал не только думат
ь, но и претворять в жизнь.
Дом Мити Дранова похож на стадион. Он стоит на горке, круглым бастионом во
звышаясь над окрестностями. Внутрь, в огромный двор, ведет с десяток испо
линских арок. Типичный памятник эпохи позднего тоталитаризма, обломок т
ак и не построенного образцового коммунистического города. Во дворе раз
мером с футбольное поле строители светлого будущего планировали перво
начально разбить сад, а в нем чтоб были всякие качели, турники, песочницы,
грибки и прочие аксессуары счастливого детства грядущих поколений. Но ж
изнь, как любят писать в газетах, рассудила по-своему. Сейчас на этом мест
е пустырь, посреди которого свободно раскинулось нечто, при первом взгля
де напоминающее лагерную зону: высокая решетка забора, сторожевые вышки
по углам. Это автостоянка. В бывшем образцовом городе воруют так, что, как
говорится, не до грибков. Где-то там, под постоянной охраной, укрытый отде
льным металлическим навесом, живет своей элитарной жизнью и знаменитый
драновский «мерседес».
Если кто-то по неведению задает вопрос, как скромный журналист стал обла
дателем такого чуда техники, Митенька рассказывает бородатый анекдот. В
ызывают Рабиновича в КГБ. Спрашивают: откуда у вас деньги на новую «волгу
»? Рабинович отвечает: у меня раньше были «жигули», я их продал, немножко д
обавил... А откуда, спрашивают, у вас деньги на «жигули»? Так ведь у меня рань
ше был «запорожец», я его продал, немножко добавил... А откуда деньги на «за
порожец»? Знаете, говорит Рабинович, вообще-то это довольно давняя истор
ия. В тридцать втором году у меня был велосипед. Но за него я уже отсидел!
Роскошный драновский «мерседес» явился из пены наших дней примерно так
им же образом. Давным-давно, еще во времена развитого социализма, Митя соо
рудил большой хвалебный очерк о начальнике городского торга, заработав
таким способом право купить в специальном магазине слегка подержанный
«мерседес» по весьма умеренной цене. С тех пор вылизывать его, кажется, гл
авный смысл Митиного существования. Дранов лижет машину, как только что
ощенившаяся сука своих щенят: уже и не надо больше, полный ажур, а он все ли
жет, лижет... На голом рефлексе. Так что все эти годы ему не составляло больш
ого труда продавать старую модель, слегка добавлять, покупать новую. Да и
времена меняются: в отличие от Рабиновича из анекдота, Митя за свое прошл
ое не испытывает не только гонений, но даже элементарных угрызений.
Подъезд был средней паршивости: получше, чем мой, но сильно хуже, чем у Арк
атова. Я давно заметил, что так же, как собака со временем начинает походит
ь на своего хозяина (или хозяин на собаку), так жильцы, едва вселившись, нач
инают загаживать парадное под средний уровень социального статуса про
живающих здесь граждан. Чисто инстинктивно. В драновском подъезде кодов
ый замок был давно сломан, но стекла в дверях еще целы, лифт работал, хотя п
оловина пластмассовых кнопок уже сожжена. На стенах кабины среди прочей
живописи выделялось крупно намалеванное фломастером «FUCK». Поколения пр
иходят и уходят, а пристрастие к односложным словам остается.
Выйдя из лифта на площадку, судить о достатке соседей можно по дверям. Сам
ой красивой дверью на лестничной клетке была, безусловно, драновская. Бл
агородная бордовость импортного винила, туго перетянутого золотыми ст
рунами, и тусклая латунь таблички: «Г-н Дмитрий Николаевич Дранов». Я позв
онил, где-то далеко в квартире, как в весеннем лесу, раздались соловьиные
трели, после чего прошла, наверное, целая минута, а г-н Дранов открывать не
торопился. Правда, мне показалось, что стекло «глазка» потемнело на како
е-то мгновение, а за дверью послышался будто бы даже невнятный шорох, но г
олову на отсечение я бы не дал. Куда его черт унес в такую рань, ведь он же вр
оде как болен, с досадой подумал я, еще раз с силой давя на звонок. И тут услы
шал по ту сторону двери тяжелые шаркающие шаги. Вслед за этим она медленн
о отворилась, и передо мной предстал Митенька Ч все сто пятнадцать кило
граммов. Вид у него был ужасающий. Вероятно, боль заставляла его согнутьс
я глаголем, но этому, в свою очередь, мешал огромный, выпирающий из-под рез
инки тренировочных штанов живот. Лицо Дранова, объемное и рельефное, все
испещренное впадинами, холмами и расщелинами, как лунный глобус, виденны
й мною однажды в планетарии, выражало крайнюю степень страдания.
Ч Чего не позвонил? Ч вместо приветствия поинтересовался он хмуро.
Ч Был тут по делам рядышком, решил навестить больного, Ч готовно соврал
я.
Митя нехотя посторонился, его исполинские волосатые груди и живот слегк
а качнулись в такт движению, и я прошел в квартиру. Посреди гостиной лежал
и два распахнутых чемодана, кругом на стульях, на диване, на полу валялись
приготовленные к упаковке вещи.
Ч Отваливаешь? Ч поинтересовался я.
Ч В санаторий, Ч все так же хмуро подтвердил он.
Ч На воды, значит, Ч кивнул я. Ч Вовремя заболеть Ч большое искусство.
Когда у человека неприятности...
Ч Какие такие у меня неприятности? Ч совсем хмуро спросил Дранов, а я от
ветил ему бодро, не в такт:
Ч Ну, у тебя-то теперь никаких. Неприятности у меня. У Таракана. У Темы Даш
кевича очень крутые неприятности. Раз уж я заехал, можно заодно задать те
бе пару вопросов?
Ч Валяй, Ч проворчал Митя. Ч Заодно. Только я, пожалуй, прилягу, если не в
озражаешь.
Возражений с моей стороны не последовало, и Дранов с тяжким кряхтеньем о
пустился на диван, сопя, устроился на подушках и натянул до подбородка пл
ед. Некрасов в период «Последних песен», только поупитанней. Я огляделся.
Кроме разинутых чемоданов, других явных примет скорого отъезда не наблю
далось. Светился экран компьютера, мигала разноцветными огоньками стой
ка радиоаппаратуры, горой лежали на полках кассеты и компакт-диски. Возл
е дивана стояли две пудовые гири и штанга кило на шестьдесят. В редакции М
итя любит рассказывать, какие титанические усилия прилагает, чтобы согн
ать лишний вес, и все безрезультатно. При этом он туманно намекает на непр
авильный обмен веществ, вечно сидит на каких-то зверских диетах, неделям
и голодает, тоннами поглощает гербалайф и прочие снадобья для похудания
, но однажды мы с Артемом застали его в буфете за пожиранием пирожных с кре
мом, и Дашкевич саркастически заметил: «Бедный Митенька! Хочет взять себ
я в руки, но не может обхватить...»
Ч Ты когда последний раз видел Шиманского?
Ч Дня через два после выхода статьи. Он заехал за экземплярами.
Ч Какое у него было настроение?
Ч Нормальное, Ч Митя пожал плечами, от чего в толщах его жировых отложе
ний произошли тектонические сдвиги, заметные даже под пледом, и предложи
л: Ч Да не верти ты, спрашивай прямо, чего нужно.
Я вздохнул. Чего, действительно, вертеть. Прямо так прямо.
Ч Ему угрожали?
Ч Не-ет вроде... Ч протянул Дранов. Но по тому, как он это сказал, по легкой
тени, скользнувшей в его глазах, по еще черт знает чему, что и называется, н
аверное, интуицией, я понял, что нахожусь на верном пути, и спросил в лоб:
Ч А тебе? Ч И чтобы не дать ему опомниться, стал сыпать вопросы один за др
угим: Ч Что обещали? Паяльник? Утюг? Жену изнасиловать? Или что-нибудь нов
енькое? Ч Дранов молчал, и я понял, что пора. Спросил, понизив голос: Ч Ты д
ействительно стер кассету? Или отдал им?
Митя приподнялся на локте, лицо его страшно исказилось, глаза от возмуще
ния вылезли из орбит, рот перекосило так, что свело, кажется, губы. Соверше
нно взбесившийся лунный глобус. Брызжа в мою сторону слюной, он заорал:
Ч Пошел отсюда к...
Закончить он не успел, потому что в самый кульминационный момент входная
дверь открылась и в квартиру на рысях влетела драновская жена Сима. Швыр
нув на пороге какие-то сумки, она с ходу завопила:
Ч Господи, за что мне такое наказание? Через час придет машина, а он валяе
тся на диване! Чемоданы не собраны! В квартире бардак!
Меня она как будто даже не заметила, волной ее напора я был отброшен куда-
то в угол комнаты, откуда с интересом наблюдал за происходящим. Сима была
худа почти до изможденности, плоскогруда и плоскозада, к тому же вооруже
на парой очков с толстыми стеклами. Поскольку всей редакции было известн
о о многолетнем Митином романе с таракановской секретаршей Неллей, оста
валось только восхищаться устойчивостью его вкуса.
Сима между тем продолжала надсаживаться, начав к тому же загибать пальцы
:
Ч Я просила убрать в кладовку эти чертовы гири вместе с этой идиотской ш
тангой! Я просила передвинуть шкаф, свернуть ковер и вытрясти его на улиц
е! Я просила отнести горшки с цветами в кухню! Я просила, наконец, снять с ан
тресолей...
Воистину, если Бог хочет наказать человека, он лишает разума его жену. Мит
енька кидал на нее совершенно неистовые по силе взгляды, но она их не заме
чала. Я выдвинулся на середину комнаты, и только тут, увидев меня, она замо
лкла.
Ч Люмбаго, говоришь? Ч спросил я, постаравшись вложить в свой вопрос ма
ксимум сарказма. Ч Может, помочь тебе с гирями? Или сам справишься?
Дранов не ответил, с нескрываемой ненавистью глядя на меня из-под пледа. Я
выждал еще секунд десять, ничего нового не дождался и вышел вон.
10
Айхана
Город млел, как сыр на сковородке. Он плавился, потел, исторгал миазмы, рас
текался огромной амебой. Жара в десятимиллионном городе Ч это кошмарна
я смесь парилки с газовой камерой. Каждый камень источает жар, каждый авт
омобиль Ч сизую вонь. Кондиционеры в «жигулях» не предусмотрены. Если о
ткрыть окно машины, становится нечем дышать, если закрыть, нечем смотрет
ь: пот заливает глаза. В прохладном холле управления ГАИ я почувствовал з
аметное облегчение, но лишь в смысле физическом. В моральном плане мне пр
едстояла очередная тягостная беседа с презирающим меня теперь Аржанце
вым.
Случилось, однако, непредвиденное. Аржанцев встретил меня радушной улыб
кой, в которой сквозило даже некое смущение. Больше того Ч он встал из-за
стола и вышел мне навстречу, чтобы пожать руку! Я был потрясен. Вскоре все
объяснилось.
Нашелся свидетель, вернее, свидетельница, которая точно запомнила номер
белой «шестерки». И этот номер был Ч 87-49! Таким образом, я оказался реабили
тирован. Но поисков это не продвинуло. Аржанцев объяснил, что теперь есть
два варианта: либо машина была иногородняя, либо номера на ней Ч фальшив
ые.
Ч И часто такое бывает? Ч спросил я.
Ч Фальшивые номера?
Ч Нет, что свидетели номер помнят, а машину найти нельзя?
Ч Бывает... Ч меланхолически ответил Аржанцев, уже уходя от меня в какие-
то текущие бумаги.
Но я не собирался так просто его отпускать. Меня внезапно пронзила одна м
ысль, которая, я знал по опыту, теперь не отпустит, станет навязчивой идеей
до тех пор, пока я сам себе не докажу, что все это бред, плод моего разыгравш
егося воображения. Либо не выясню прямо противоположного. И я судорожно
забормотал что-то насчет своего желания написать про работу наших славн
ых сыскников, которая не только опасна, но и трудна, что надо бы показать ч
итателям изнанку розыска, не одни, так сказать, удачи, но и пот, так сказать,
и кровавые мозоли, что...
Аржанцев, не дослушав, встал, открыл шкаф, выдвинул ящик с карточками.
Ч Вот тебе все «висяки», можешь над ними работать. До кровавых мозолей.
Я принял ящик в свои слегка дрожащие руки и уселся за свободный стол. Впро
чем, в процессе лихорадка поутихла. «Висяков» было много, полна коробочк
а, а меня интересовали вполне определенные. В стеклах офисных зданий на т
ой стороне Садового уже разлился густой багрянец заходящего солнца, ког
да я перевернул последнюю карточку. В блокноте у меня было пять адресов н
аездов автомашин на людей. Пять трупов. Пять случаев, когда свидетели сог
ласно указывали и номер машины-убийцы, и цвет, и марку. Пять раз, когда отде
л розыска ГАИ так и не смог по этим данным никого обнаружить.
К себе в контору я приехал как раз к подписанию завтрашнего номера. Народ
потихоньку расходился. Из дверей фотолаборатории, небрежно размахивая
своим «кэноном» с длинноствольным телевиком, вывалился сильно нетрезв
ый пушкарь Пыпин. Его багровое угреватое лицо напоминало внутренность п
ереспелого арбуза. Слова он с трудом переплевывал через губу, как семечк
и. Рубашка на груди была расхристана, почему-то расстегнут брючный ремен
ь. Увидев меня, он широко раскинул руки, примерно на метр промахнулся в поп
ытке обнять и заорал со слезой в голосе:
Ч Игоряша, я на травку хочу, к водичке, а никто меня не поддерживает! Поеха
ли купаться в Сыр-Бор...
Я молча отмахнулся от него, а всегда угрюмый юморист Чепчахов, проходя ми
мо, заметил:
Ч Пускай едет. Пьяных и дураков Бог бережет. А тут двойная гарантия.
Почему-то вспомнился жирный тотошник. Уж он-то точно был и пьяным, и глупы
м. Но Бог не уберег его. Он не уберег Артема, ресторанщика Шиманского и еще
по крайней мере пятерых, записанных в моем блокноте. Складывалось впечат
ление, что Бог здесь вообще ни при чем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
дый день с утра принимать пару стаканов, можно самому себе казаться очен
ь храбрым. «Красная шапочка» опрокидывал свои «фронтовые» и шел в атаку.
Он шлялся по ипподрому и громогласно заявлял, что «всех посадит на жопу»,
причем, как я понимаю, называл своих супостатов поименно. И вот наконец па
ру дней назад кончилось тем, что тотошнику позвонили домой и сказали: есл
и не захлопнешь пасть, тебе ее зашьют. Суровыми нитками.
Собственно, из всего сказанного было ясно, что перед Артемом сидел живой
покойник. Только покойники могут быть такими смелыми Ч им терять нечего
. Потому что, на мой взгляд, человек его профессии и образа жизни мог позво
нить в редакцию с предложением разоблачений разве что в перерыве между п
риступами белой горячки.
Итак, итоги. Красномордый тотошник возглавил на ипподроме комитет народ
ного контроля, его сперва пугнули, а когда он не унялся, убрали. С мужестве
нным ресторанщиком произошла точно такая же история...
Стоп. Такая же, да не совсем. Когда Шиманскому пригрозили, он, в отличие от п
ерманентно хмельного тотошника, тут же понял, что к чему, и поднял лапки: о
тправил детей, а сам позвонил в газету, от всего наотрез отказался и спрят
ался в Митине. Рассуждая хронологически, его убили только после моего ви
зита в «Интертур» и двух моих встреч с Розой. До этого больше недели после
публикации его не трогали. Не был опасен? Если да, то почему опять стал? Из-з
а встречи со мной? Возможно. Но ведь с ним уже беседовал Дранов, записал вс
е на пленку. Не могли же они знать, что экономный Митенька запись стер... Ох!
Я вспомнил вдруг пренебрежительную обвислую морду генерального бульдо
га «Интертура», вспомнил издевательские ухмылки его холуев, их наглую ув
еренность в успехе судебного иска, и в этом пустом и темном деле мне вдруг
забрезжил отдаленный свет. Был этот свет тусклым и безрадостным, как зас
иженная мухами лампочка в солдатском нужнике, но другого маяка не имелос
ь. Похоже, в «Интертуре» знали, что в нашем распоряжении больше нет той кас
сеты с записью.
9
Гербалайф
Стрихнин явился утром, часов в девять, как на службу. После бессонной ночи
я не был способен на слишком сильные эмоции, но все-таки вид его меня потр
яс. На нем были кремовый костюм от Версачи, лакированные туфли от Валенти
но, а также соответствующие рубашка и галстук.
Ч Где ты это все украл? Ч слабым голосом спросил я.
Ч Обижаешь, начальник, Ч довольно ухмыльнулся он, Ч не украл, а выиграл
. Чудеса! Сел на кичу при социализме, откинулся при капитализме. А покуда я
чалился, тут умные люди время даром не теряли Ч вся Москва как один больш
ой катран. Плюнь Ч обязательно в казино попадешь!
С этими словами Стрихнин вывалил на стол здоровенную пачку денег Ч рубл
и, марки и доллары вперемежку, отделил из них две кучки поменьше, пояснив:
Ч Это я брал в долг, а это на харч и прочее.
Ч Мы что, ведем теперь общее хозяйство? Ч вяло поинтересовался я.
Ч И не мечтай! Ч отрезвил меня Стрихнин и добавил так, словно делал мне о
громное одолжение: Ч Временное явление переходного периода, уже ищу себ
е персональный апартамент.
Потом он с хрустом зевнул во весь рот, сообщил, что всю ночь работал, как па
па Карло, и теперь хочет вздремнуть, для чего просит освободить кухонный
диван, а заодно и кухню. В другой раз это дитя социализма получило бы у мен
я достойную отповедь, но сейчас я не стал отвлекаться на борьбу с мелким к
оммунальным хамством. У меня появилась мысль, и я ее начал не только думат
ь, но и претворять в жизнь.
Дом Мити Дранова похож на стадион. Он стоит на горке, круглым бастионом во
звышаясь над окрестностями. Внутрь, в огромный двор, ведет с десяток испо
линских арок. Типичный памятник эпохи позднего тоталитаризма, обломок т
ак и не построенного образцового коммунистического города. Во дворе раз
мером с футбольное поле строители светлого будущего планировали перво
начально разбить сад, а в нем чтоб были всякие качели, турники, песочницы,
грибки и прочие аксессуары счастливого детства грядущих поколений. Но ж
изнь, как любят писать в газетах, рассудила по-своему. Сейчас на этом мест
е пустырь, посреди которого свободно раскинулось нечто, при первом взгля
де напоминающее лагерную зону: высокая решетка забора, сторожевые вышки
по углам. Это автостоянка. В бывшем образцовом городе воруют так, что, как
говорится, не до грибков. Где-то там, под постоянной охраной, укрытый отде
льным металлическим навесом, живет своей элитарной жизнью и знаменитый
драновский «мерседес».
Если кто-то по неведению задает вопрос, как скромный журналист стал обла
дателем такого чуда техники, Митенька рассказывает бородатый анекдот. В
ызывают Рабиновича в КГБ. Спрашивают: откуда у вас деньги на новую «волгу
»? Рабинович отвечает: у меня раньше были «жигули», я их продал, немножко д
обавил... А откуда, спрашивают, у вас деньги на «жигули»? Так ведь у меня рань
ше был «запорожец», я его продал, немножко добавил... А откуда деньги на «за
порожец»? Знаете, говорит Рабинович, вообще-то это довольно давняя истор
ия. В тридцать втором году у меня был велосипед. Но за него я уже отсидел!
Роскошный драновский «мерседес» явился из пены наших дней примерно так
им же образом. Давным-давно, еще во времена развитого социализма, Митя соо
рудил большой хвалебный очерк о начальнике городского торга, заработав
таким способом право купить в специальном магазине слегка подержанный
«мерседес» по весьма умеренной цене. С тех пор вылизывать его, кажется, гл
авный смысл Митиного существования. Дранов лижет машину, как только что
ощенившаяся сука своих щенят: уже и не надо больше, полный ажур, а он все ли
жет, лижет... На голом рефлексе. Так что все эти годы ему не составляло больш
ого труда продавать старую модель, слегка добавлять, покупать новую. Да и
времена меняются: в отличие от Рабиновича из анекдота, Митя за свое прошл
ое не испытывает не только гонений, но даже элементарных угрызений.
Подъезд был средней паршивости: получше, чем мой, но сильно хуже, чем у Арк
атова. Я давно заметил, что так же, как собака со временем начинает походит
ь на своего хозяина (или хозяин на собаку), так жильцы, едва вселившись, нач
инают загаживать парадное под средний уровень социального статуса про
живающих здесь граждан. Чисто инстинктивно. В драновском подъезде кодов
ый замок был давно сломан, но стекла в дверях еще целы, лифт работал, хотя п
оловина пластмассовых кнопок уже сожжена. На стенах кабины среди прочей
живописи выделялось крупно намалеванное фломастером «FUCK». Поколения пр
иходят и уходят, а пристрастие к односложным словам остается.
Выйдя из лифта на площадку, судить о достатке соседей можно по дверям. Сам
ой красивой дверью на лестничной клетке была, безусловно, драновская. Бл
агородная бордовость импортного винила, туго перетянутого золотыми ст
рунами, и тусклая латунь таблички: «Г-н Дмитрий Николаевич Дранов». Я позв
онил, где-то далеко в квартире, как в весеннем лесу, раздались соловьиные
трели, после чего прошла, наверное, целая минута, а г-н Дранов открывать не
торопился. Правда, мне показалось, что стекло «глазка» потемнело на како
е-то мгновение, а за дверью послышался будто бы даже невнятный шорох, но г
олову на отсечение я бы не дал. Куда его черт унес в такую рань, ведь он же вр
оде как болен, с досадой подумал я, еще раз с силой давя на звонок. И тут услы
шал по ту сторону двери тяжелые шаркающие шаги. Вслед за этим она медленн
о отворилась, и передо мной предстал Митенька Ч все сто пятнадцать кило
граммов. Вид у него был ужасающий. Вероятно, боль заставляла его согнутьс
я глаголем, но этому, в свою очередь, мешал огромный, выпирающий из-под рез
инки тренировочных штанов живот. Лицо Дранова, объемное и рельефное, все
испещренное впадинами, холмами и расщелинами, как лунный глобус, виденны
й мною однажды в планетарии, выражало крайнюю степень страдания.
Ч Чего не позвонил? Ч вместо приветствия поинтересовался он хмуро.
Ч Был тут по делам рядышком, решил навестить больного, Ч готовно соврал
я.
Митя нехотя посторонился, его исполинские волосатые груди и живот слегк
а качнулись в такт движению, и я прошел в квартиру. Посреди гостиной лежал
и два распахнутых чемодана, кругом на стульях, на диване, на полу валялись
приготовленные к упаковке вещи.
Ч Отваливаешь? Ч поинтересовался я.
Ч В санаторий, Ч все так же хмуро подтвердил он.
Ч На воды, значит, Ч кивнул я. Ч Вовремя заболеть Ч большое искусство.
Когда у человека неприятности...
Ч Какие такие у меня неприятности? Ч совсем хмуро спросил Дранов, а я от
ветил ему бодро, не в такт:
Ч Ну, у тебя-то теперь никаких. Неприятности у меня. У Таракана. У Темы Даш
кевича очень крутые неприятности. Раз уж я заехал, можно заодно задать те
бе пару вопросов?
Ч Валяй, Ч проворчал Митя. Ч Заодно. Только я, пожалуй, прилягу, если не в
озражаешь.
Возражений с моей стороны не последовало, и Дранов с тяжким кряхтеньем о
пустился на диван, сопя, устроился на подушках и натянул до подбородка пл
ед. Некрасов в период «Последних песен», только поупитанней. Я огляделся.
Кроме разинутых чемоданов, других явных примет скорого отъезда не наблю
далось. Светился экран компьютера, мигала разноцветными огоньками стой
ка радиоаппаратуры, горой лежали на полках кассеты и компакт-диски. Возл
е дивана стояли две пудовые гири и штанга кило на шестьдесят. В редакции М
итя любит рассказывать, какие титанические усилия прилагает, чтобы согн
ать лишний вес, и все безрезультатно. При этом он туманно намекает на непр
авильный обмен веществ, вечно сидит на каких-то зверских диетах, неделям
и голодает, тоннами поглощает гербалайф и прочие снадобья для похудания
, но однажды мы с Артемом застали его в буфете за пожиранием пирожных с кре
мом, и Дашкевич саркастически заметил: «Бедный Митенька! Хочет взять себ
я в руки, но не может обхватить...»
Ч Ты когда последний раз видел Шиманского?
Ч Дня через два после выхода статьи. Он заехал за экземплярами.
Ч Какое у него было настроение?
Ч Нормальное, Ч Митя пожал плечами, от чего в толщах его жировых отложе
ний произошли тектонические сдвиги, заметные даже под пледом, и предложи
л: Ч Да не верти ты, спрашивай прямо, чего нужно.
Я вздохнул. Чего, действительно, вертеть. Прямо так прямо.
Ч Ему угрожали?
Ч Не-ет вроде... Ч протянул Дранов. Но по тому, как он это сказал, по легкой
тени, скользнувшей в его глазах, по еще черт знает чему, что и называется, н
аверное, интуицией, я понял, что нахожусь на верном пути, и спросил в лоб:
Ч А тебе? Ч И чтобы не дать ему опомниться, стал сыпать вопросы один за др
угим: Ч Что обещали? Паяльник? Утюг? Жену изнасиловать? Или что-нибудь нов
енькое? Ч Дранов молчал, и я понял, что пора. Спросил, понизив голос: Ч Ты д
ействительно стер кассету? Или отдал им?
Митя приподнялся на локте, лицо его страшно исказилось, глаза от возмуще
ния вылезли из орбит, рот перекосило так, что свело, кажется, губы. Соверше
нно взбесившийся лунный глобус. Брызжа в мою сторону слюной, он заорал:
Ч Пошел отсюда к...
Закончить он не успел, потому что в самый кульминационный момент входная
дверь открылась и в квартиру на рысях влетела драновская жена Сима. Швыр
нув на пороге какие-то сумки, она с ходу завопила:
Ч Господи, за что мне такое наказание? Через час придет машина, а он валяе
тся на диване! Чемоданы не собраны! В квартире бардак!
Меня она как будто даже не заметила, волной ее напора я был отброшен куда-
то в угол комнаты, откуда с интересом наблюдал за происходящим. Сима была
худа почти до изможденности, плоскогруда и плоскозада, к тому же вооруже
на парой очков с толстыми стеклами. Поскольку всей редакции было известн
о о многолетнем Митином романе с таракановской секретаршей Неллей, оста
валось только восхищаться устойчивостью его вкуса.
Сима между тем продолжала надсаживаться, начав к тому же загибать пальцы
:
Ч Я просила убрать в кладовку эти чертовы гири вместе с этой идиотской ш
тангой! Я просила передвинуть шкаф, свернуть ковер и вытрясти его на улиц
е! Я просила отнести горшки с цветами в кухню! Я просила, наконец, снять с ан
тресолей...
Воистину, если Бог хочет наказать человека, он лишает разума его жену. Мит
енька кидал на нее совершенно неистовые по силе взгляды, но она их не заме
чала. Я выдвинулся на середину комнаты, и только тут, увидев меня, она замо
лкла.
Ч Люмбаго, говоришь? Ч спросил я, постаравшись вложить в свой вопрос ма
ксимум сарказма. Ч Может, помочь тебе с гирями? Или сам справишься?
Дранов не ответил, с нескрываемой ненавистью глядя на меня из-под пледа. Я
выждал еще секунд десять, ничего нового не дождался и вышел вон.
10
Айхана
Город млел, как сыр на сковородке. Он плавился, потел, исторгал миазмы, рас
текался огромной амебой. Жара в десятимиллионном городе Ч это кошмарна
я смесь парилки с газовой камерой. Каждый камень источает жар, каждый авт
омобиль Ч сизую вонь. Кондиционеры в «жигулях» не предусмотрены. Если о
ткрыть окно машины, становится нечем дышать, если закрыть, нечем смотрет
ь: пот заливает глаза. В прохладном холле управления ГАИ я почувствовал з
аметное облегчение, но лишь в смысле физическом. В моральном плане мне пр
едстояла очередная тягостная беседа с презирающим меня теперь Аржанце
вым.
Случилось, однако, непредвиденное. Аржанцев встретил меня радушной улыб
кой, в которой сквозило даже некое смущение. Больше того Ч он встал из-за
стола и вышел мне навстречу, чтобы пожать руку! Я был потрясен. Вскоре все
объяснилось.
Нашелся свидетель, вернее, свидетельница, которая точно запомнила номер
белой «шестерки». И этот номер был Ч 87-49! Таким образом, я оказался реабили
тирован. Но поисков это не продвинуло. Аржанцев объяснил, что теперь есть
два варианта: либо машина была иногородняя, либо номера на ней Ч фальшив
ые.
Ч И часто такое бывает? Ч спросил я.
Ч Фальшивые номера?
Ч Нет, что свидетели номер помнят, а машину найти нельзя?
Ч Бывает... Ч меланхолически ответил Аржанцев, уже уходя от меня в какие-
то текущие бумаги.
Но я не собирался так просто его отпускать. Меня внезапно пронзила одна м
ысль, которая, я знал по опыту, теперь не отпустит, станет навязчивой идеей
до тех пор, пока я сам себе не докажу, что все это бред, плод моего разыгравш
егося воображения. Либо не выясню прямо противоположного. И я судорожно
забормотал что-то насчет своего желания написать про работу наших славн
ых сыскников, которая не только опасна, но и трудна, что надо бы показать ч
итателям изнанку розыска, не одни, так сказать, удачи, но и пот, так сказать,
и кровавые мозоли, что...
Аржанцев, не дослушав, встал, открыл шкаф, выдвинул ящик с карточками.
Ч Вот тебе все «висяки», можешь над ними работать. До кровавых мозолей.
Я принял ящик в свои слегка дрожащие руки и уселся за свободный стол. Впро
чем, в процессе лихорадка поутихла. «Висяков» было много, полна коробочк
а, а меня интересовали вполне определенные. В стеклах офисных зданий на т
ой стороне Садового уже разлился густой багрянец заходящего солнца, ког
да я перевернул последнюю карточку. В блокноте у меня было пять адресов н
аездов автомашин на людей. Пять трупов. Пять случаев, когда свидетели сог
ласно указывали и номер машины-убийцы, и цвет, и марку. Пять раз, когда отде
л розыска ГАИ так и не смог по этим данным никого обнаружить.
К себе в контору я приехал как раз к подписанию завтрашнего номера. Народ
потихоньку расходился. Из дверей фотолаборатории, небрежно размахивая
своим «кэноном» с длинноствольным телевиком, вывалился сильно нетрезв
ый пушкарь Пыпин. Его багровое угреватое лицо напоминало внутренность п
ереспелого арбуза. Слова он с трудом переплевывал через губу, как семечк
и. Рубашка на груди была расхристана, почему-то расстегнут брючный ремен
ь. Увидев меня, он широко раскинул руки, примерно на метр промахнулся в поп
ытке обнять и заорал со слезой в голосе:
Ч Игоряша, я на травку хочу, к водичке, а никто меня не поддерживает! Поеха
ли купаться в Сыр-Бор...
Я молча отмахнулся от него, а всегда угрюмый юморист Чепчахов, проходя ми
мо, заметил:
Ч Пускай едет. Пьяных и дураков Бог бережет. А тут двойная гарантия.
Почему-то вспомнился жирный тотошник. Уж он-то точно был и пьяным, и глупы
м. Но Бог не уберег его. Он не уберег Артема, ресторанщика Шиманского и еще
по крайней мере пятерых, записанных в моем блокноте. Складывалось впечат
ление, что Бог здесь вообще ни при чем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32