За полтора десятка лет на должности криминального репортера в моей жизн
и бывало всякое: следил я, следили за мной, так что с азами оперативной раб
оты я кое-как знаком. В городе очень трудно долго пасти кого-то с помощью в
сего одной машины. Вот такой мой примитивный маневр Ч и вся слежка насма
рку. То, что «ауди», проехав на моем хвосте через половину Центра, не затор
мозила вслед за мной, рискуя привлечь внимание, а покатила себе спокойно
дальше, означает: меня ведут вполне профессионально. Кто-то, возможно, даж
е и не один, остался сзади. Они будут сменять друг друга за моей спиной, поо
чередно удаляясь и приближаясь, где-то даже обгоняя в потоке других авто
мобилей, стараясь не примелькаться ведомому, делая все, чтобы он ничего н
е заподозрил. Я бы и не заподозрил Ч кабы не эти забытые подфарники. Минут
через десять, уже на Пресненском валу, я со злорадным чувством обнаружил
«ауди» на две машины впереди себя. Хотя, собственно говоря, радоваться бы
ло абсолютно нечему. Злиться, впрочем, тоже. Просто я получил еще одно убед
ительное подтверждение своей версии. И указание на то, что с этой минуты н
адо начинать вести себя крайне осторожно.
Гром грянул, когда я уже подъезжал к редакции. Бабахнуло так, что моим напр
яженным нервам показалось, будто выстрелили у меня над ухом. Похоже, прир
оде это тоже не понравилось, она гневно потемнела лицом: сумерки сгустил
ись почти мгновенно, словно осветитель за кулисами сдвинул реостат аж до
упора. Молния развалила небо напополам, и из трещины хлынуло мне на лобов
ое стекло так, что щетки перестали справляться с потоками воды. Конечно, н
а площадке перед конторой как на грех не видно было ни одного свободного
места. Пришлось приткнуть машину на самом краю, метров за сто от входа. Не
знаю, продолжали меня пасти или нет, но твердо уверен, что последнюю сприн
терскую дистанцию по пузырящимся лужам от стоянки до дверей редакции я п
рошел в полном одиночестве.
До своей комнаты мне удалось добраться почти незамеченным: в голове уже
складывались первые абзацы будущего материала, а в такие минуты неохота
с кем-либо общаться, особенно с начальством. Только у самых дверей кабине
та меня цепко схватила за рукав пожилая девушка Рита Блюм, которую все, не
зависимо от возраста, называют Ритатуля. Сколько себя помню, она ведет в г
азете рубрику «Горячие новости», которую язвительный Чепчахов называе
т «Горячие глупости». Ради двух-трех строчек информации Ритатуля готова
проехать пол-Москвы, чем вызывает мое глубокое профессиональное уважен
ие. Она въедлива, дотошна и настырна, но при этом действительно глупа как п
робка. Слава Богу, ей позволяют только собирать новости, но не разрешают к
омментировать их в газете. Ритатуле не остается ничего другого, как дела
ть это в коридоре редакции.
Ч В зоопарке родился слоненок, так они назвали его Моськой! Ч сообщила
она мне с возмущением. Ч Нет, Игорь, ты только представь: слон Моська!
Чтобы поскорее от нее отделаться, я решил ей поддакнуть:
Ч Это что, вот у меня есть приятель, его вообще после института распредел
или механиком на нефтеналивной танкер «Джордано Бруно».
У Ритатули азартно расширились глаза.
Ч Какой порт приписки?
Я понятия не имел какой, поэтому быстро соврал первое, что пришло в голову:

Ч Уже спохватились и переименовали. Теперь он «Галилео Галилей».
После чего мне удалось наконец прорваться к себе в кабинет.
Ливень за окном не то чтобы выдохся, а взял более спокойный, размеренный т
емп, как марафонец, перед которым впереди еще большая трудная дистанция.
Капли уютно барабанили по жестяному подоконнику. Я запер дверь, зажег на
стольную лампу, положил перед собой стопку чистой бумаги и взял ручку. На
чало и конец Ч две необычайно важных вещи в материале. Но начало всегда д
ается труднее. Если не первой фразой, то хотя бы первым абзацем надо дать ч
итателю по мозгам, привлечь его внимание. Начало и конец. Посредине, как в
жизни, может быть все, что угодно, но начало и конец Ч это то, что останется
, то, что запомнится. Ручка довольно долго совершала бессмысленные пируэ
ты над пустынным пространством белого листа, прежде чем вывести первую б
укву. Потом я начал писать.
"Смерть от пули в нашем городе теперь дело обычное. Мы привыкли к ней, как с
олдаты на фронте. Каждый день то ближе от тебя, то дальше строчат автоматн
ые очереди, рвутся мины и бомбы, гранаты из противотанковых базук лупят п
о автомобилям и окнам домов. Заказные убийства стали таким рутинным явле
нием, что газеты порой уделяют им не больше нескольких строчек: размер за
метки зависит от положения, которое занимала в обществе жертва, да еще, по
жалуй, от изобретательности киллеров, дающих репортерам пищу в описании
новых подробностей.
Все это похоже на игру с хлапштосом. Есть такой термин у игроков на бильяр
де, от немецкого «удар с хлопком». Хлапштос Ч это не просто удар, точно на
правленный в цель. Хлапштос Ч это когда шар влетает с оглушительным гро
хотом, когда кость шара угрожающе трещит, сталкиваясь с железной окантов
кой лузы, сотрясая весь огромный мраморный стол на толстых дубовых ножка
х, вызывая дрожь у пораженных зрителей.
Но профессионал играет на хлапштосе, только когда нужно напугать против
ника, морально разложить его. Профессионал не станет с треском класть ша
ры, если не хочет до времени обнаружить своего профессионализма. Тычок е
го кия будет в этом случае тихим, для стороннего взгляда почти неуверенн
ым, а шар упадет в лузу как бы случайно. Однако это тоже будет удар професс
ионала.
Мы привыкли к смерти на хлапштосе. В назидание другим, слишком жадным или
слишком самонадеянным, железо и кость то и дело с шумом и грохотом бьются
друг о друга. С наших улиц, как с полей сражений, выносят трупы банкиров и к
оммерсантов, журналистов и политиков, преступных авторитетов и воров в з
аконе.
Киллеров поймать трудно, найти заказчиков еще труднее. Найти нельзя, зат
о вычислить Ч можно. По принципу «кому выгодно». А вот это уже не всем нра
вится. На войне как на войне, юридическими доказательствами никто себя н
е обременяет. На гангстерской войне Ч тем более. Если тебя «вычислили», п
оследствия могут быть вполне определенными...
Поэтому, коли нет задачи продемонстрировать силу, профессионал не стане
т просто так что есть силы лупить по шарам. И тогда в город войдет другая с
мерть: как бы случайная, малозаметная. Похожая на несчастный случай. Но не
переставшая от этого называться убийством. Умышленным убийством в коры
стных целях, совершенным на заказ руками умелых киллеров.
Ваш корреспондент провел собственное расследование, изучив обстоятель
ства ряда «случайных» смертей, произошедших за последнее время в нашем г
ороде. Результаты оказались ошеломляющими".
Я перечитал написанное. Не слишком ли напыщенно с этим хлапштосом? Подум
ал и решил пока оставить так: в крайнем случае потом подредактирую. Пожал
уй, все это можно будет пустить как врезку к материалу. Тогда имеет смысл о
стальное разбить на главки. Может, придумать к каждой по маленькому заго
ловку? Это всегда читается лучше, чем слепой текст.
Например, про главбуха исчезнувшего инвестиционного фонда: «НАДЕЖДА» У
МИРАЕТ ПЕРВОЙ". Или о судьбе обворованного книгоиздателя: «САМАЯ СТРАШНА
Я СКАЗКА ВСЕХ ВРЕМЕН И НАРОДОВ». Больше с ходу ничего не придумывалось. Пр
авда, по поводу убийства молодого нефтяного магната само собой просилос
ь «ДЕЛО ПАХНЕТ КЕРОСИНОМ», но я отверг этот вариант: слишком близко лежал
о.
Зазвонил телефон, и я с удовольствием снял трубку. Русские журналисты лю
бят, когда их отрывают от работы. В трубке был Стрихнин. Сердитым голосом о
н сообщил мне, что ему, конечно, не раз приходилось кемарить в рабочей зоне
под стук топоров и визг пил, но сейчас он свободный белый человек и требуе
т, чтобы я немедленно убрал этого придурка, который буравит дрелью стены
и вколачивает туда кувалдой железные штыри. Пусть выберет для своих упра
жнений время, когда он, Стрихнин, выспится, а еще лучше Ч уйдет из квартир
ы. Я ответил, что выражаю ему свою полную солидарность, а также глубокое со
чувствие, но учитывая, его, Стрихнина, профессиональные наклонности, пол
агаю, что к тому времени, когда он наконец выспится, а тем более Ч уйдет из
квартиры, домой вернутся и лягут спать все остальные жильцы дома. Поэтом
у, делая этот нелегкий для меня выбор, я все-таки никак не могу дать Матюше
указание приостановить установку железной двери. Стрихнин швырнул тру
бку.
Едва я положил свою, телефон зазвонил снова. Холодным тоном Нелли сообщи
ла, что меня требует к себе редактор. От Таракана я вернулся со слегка потр
епанными нервами. Хорошо еще, что в последний момент я вспомнил совет Арт
ема попытаться разработать Аркатова через тех, кто за него хлопотал во в
ремя суда, и бодро представил это Таракану как весьма перспективное напр
авление, над которым тружусь денно и нощно в поисках выхода на «Интертур
». Таракан, по-моему, не слишком поверил, но отпустил с миром, потребовав до
кладывать ему ежедневно.
Вернувшись к себе, я первым же делом позвонил в городской суд Ангелине. Мо
и вопросы энтузиазма у нее не вызвали.
Ч Столько лет прошло, Ч сказала она с сомнением в голосе. Ч Два председ
ателя с тех пор сменились, а замов поменялось человек шесть. Это ж надо им
всем звонить, в бумагах копаться... Тебе когда нужно?
Имея в виду иск «Интертура» к газете, я ответил, что это как раз тот самый с
лучай, когда время Ч деньги. Она тяжко вздохнула и пообещала заняться.
Только я пододвинул к себе текст, как телефон снова затренькал. Приятно, к
огда тебя отрывают от работы, но всему должен быть предел.
Ч Да! Ч рявкнул я в трубку, но ответа не получил. В эфире что-то шуршало и п
отрескивало, как бывает, если тебе дозваниваются из автомата. Ч Слушаю!
Ч повторил я еще громче, и тут возле моего уха возник голос: глухой старик
овский, но очень отчетливый тенорок.
Ч Не кричи, сынок, Ч произнес он, как мне показалось, с некоторой строгос
тью. Ч Ты же не в лесу. Я тебя хорошо слышу.
Тенорок разговаривал так, будто мы давно и хорошо знакомы, но я был уверен
, что слышу этот голос впервые, и сказал:
Ч Извините, вы, наверное, ошиблись.
Ч Нет, Игорек, Ч ответил он, на этот раз с явственной усмешкой, Ч я-то не
ошибся. А вот ты делаешь ошибку. Ба-альшую ошибку.
Сказано было вполне буднично, но почему-то от этого раздраженного старч
еского голоса у меня мурашки побежали по спине. Как часто со мной бывает в
таких случаях, испугавшись, я разозлился. Главным образом на эти чертовы
мурашки.
Ч Вы, собственно, кто такой, чтоб мне «тыкать»? Ч спросил я грубо. Ч Како
й я вам «Игорек»?
Ч Извини, сынок, не представился, Ч хихикнул он, и я от этого хихиканья ещ
е больше похолодел: неужели почувствовал, гад, мою слабость, мой испуг? Ч
Друзья зовут меня дядя Гриша. И ты зови. А «тыкаю» я всем, по-стариковски, по
терпи уж.
Ч Долго терпеть еще? Ч поинтересовался я хмуро.
Ч От тебя зависит, сынок. Я же сказал: совершаешь большую ошибку. Исправл
яться надо.
Я уже потихоньку взял себя в руки. Если ему охота ходить вокруг да около, ч
тобы меня первого спровоцировать на откровенность, мы ему этого удоволь
ствия не доставим.
Ч Не ошибается только тот, кто ничего не делает, Ч заметил я философски.

Ч Вот это мне и не нравится, Ч проговорил он сварливо. Ч То, что ты делае
шь. А главное, зачем? Господи, до чего же люди глупы, у них есть свобода мысли
, а им подавай свободу выражения! Ч последняя фраза была произнесена с го
рестной патетикой.
Ч Если уж воруете расхожие цитаты, так по крайней мере не перевирайте,
Ч ответил я злорадно, получив наконец шанс отбрить нахального старикаш
ку. Ч В оригинале, если мне не изменяет память, сказано «люди нелепы». «Гл
упы» и «нелепы» Ч разные вещи. Классик относился к людям снисходительне
е.
На мое удивление, уличенный в плагиате дядя Гриша вместо того, чтобы смут
иться, удовлетворенно крякнул:
Ч Всегда любил работать с интеллигентами...
Ч Набирались культуры? Ч съязвил я.
Ч Да нет, своей хватало, Ч ответил он с добродушным смешком и добавил, вз
дохнув: Ч А интеллигентов я любил, потому что быстрей ломаются.
Я на мгновение онемел, и дядя Гриша снова захватил инициативу:
Ч Ладно, сынок, хватит чесать языки. Ты, я думаю, уже все понял. Как говорил
другой классик, если враг не сдается, его уничтожают. Я ничего на этот раз
не переврал, а? Читателям, конечно, будет жаль потерять любимого автора...
Ч Ну, наконец начали пугать, Ч обрадовался я. Ч Думаете, вы первый? Убит
ь меня можно, но материалы-то, которые я собрал, останутся! Всех не перевеш
аете.
Ч Верно говоришь, Ч тяжко вздохнув, подтвердил он. Ч Это очень нехорош
о, что материалы останутся. Абдуценс.
Ч Что? Ч переспросил я.
Ч Абдуценс, Ч повторил дядя Гриша. Ч Выбор из двух зол. Чего только не н
аберешься от интеллигентов... Материалы останутся Ч плохо, но если остан
ешься и ты, и материалы Ч еще хуже. Из двух зол обычно выбирают меньшее. По
этому давай так: ты есть, а материалов нет. Договорились?
Ч На пушку берете. Вам невыгодно убивать журналиста. Слишком много шума,
Ч сказал я, стараясь убедить то ли его, то ли себя. Как будто до меня ни одн
ого журналиста не убивали.
Он, наверное, тоже об этом подумал, потому что заорал почти радостно:
Ч Может, невыгодно, а может, и выгодно! Это уж какой расклад выпадет! Хочеш
ь рискнуть, а? Как в русскую рулетку? Бах, трах! Ч дядя Гриша зашелся мелень
ким стариковским смешком, а отсмеявшись, спросил серьезно: Ч Ну так что?

Ничего, кроме желания выкрикнуть ему в ответ какое-нибудь оскорбление, у
меня на этот момент не было, и я промолчал.
Ч Вижу, что договорились, Ч отдуваясь, как после трудного подъема в гор
у, констатировал дядя Гриша. Ч И запомни: с этой минуты шаг вправо, шаг вле
во будет считаться за побег. Ч Он помолчал чуть-чуть и произнес напослед
ок с доброй такой, отеческой интонацией: Ч Не рискуй, сынок, береги себя. В
се, отбой.
После чего этот подлец действительно отключился, а я еще долго слушал ко
роткие гудки, тупо глядя в противоположную стенку. Хороша русская рулетк
а, где, похоже, в барабане нет пустых гнезд и все патроны Ч боевые! Положив
наконец трубку, я придвинул листок с началом статьи и пробежал глазами п
ервые строчки. Ни бодрости, ни былого энтузиазма я в себе, сколько ни копал
ся, сейчас не ощущал. Только думалось: вот ты уже и ломаешься, интеллигент
несчастный!
И снова заверещал телефон. Я посмотрел на него с омерзением, как на скольз
кую жабу, которую отвратительно взять в руки. В эту минуту мне ни с кем не х
отелось разговаривать. Но он все трещал и трещал, звенел вызывающе мне пр
ямо в лицо, и я наконец пересилил себя, взял трубку.
Ч Здравствуйте, мне нужен Игорь Максимов, Ч услышал я глубокое низкое к
онтральто с легкой хрипотцой. Голос был незнакомый, а у меня в последнее в
ремя появились веские основания с осторожностью относиться ко всякого
рода незнакомцам и незнакомкам. На всякий случай я полуприкрыл трубку ла
донью и поинтересовался сиплым басом, кто его спрашивает. Диана Фураева,
ответило контральто.
Диана Фураева... Вдова убитого зимой президента компании «Нео-Нефт». Если
я сейчас заговорю, а потом встречусь с ней, это будет означать, что я продо
лжаю собирать материал. Но ведь можно и не встречаться, а только побеседо
вать по телефону, так? В конце концов, это не я звоню ей, а она мне... Все эти мы
сли все еще прыгали в моей голове, как резиновые мячики, а я уже, не дожидая
сь, пока они успокоются и улягутся, отводил ладонь от трубки и говорил: «Да
, слушаю вас».
Через несколько минут, закончив разговор, я сидел, снова глядя в стенку и м
еланхолически размышляя о своей жизни. Причем в буквальном смысле: сколь
ко она, моя жизнь, стоит, и надо ли мне ею рисковать по такому, в общем незнач
ительному на фоне человеческой биографии, поводу, как написание или нена
писание очередного материала. Мадам Фураева узнала обо мне от свекра, Ми
хаила Анисимовича, и теперь изъявляла желание непременно со мной встрет
иться. Ей есть о чем мне рассказать и есть о чем спросить. Голос с хрипотцо
й казался таким жалобным, почти умоляющим, что я сказал «да», не успев, соб
ственно, даже в общих чертах прикинуть последствия. Прикидывать я стал, у
же положив трубку.
Мое согласие, безусловно, было шагом. Вправо или влево Ч неважно, важно, ч
то его вполне можно считать за побег. Дяде Грише это наверняка не понрави
тся. Дожили: я должен думать о том, что понравится, а что не понравится дяде
Грише!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32