– Не надо никаких тренировок с парашютом. На это нет времени. У нас только три дня, чтобы подготовить вас.
– Но это просто смешно! – Она почувствовала растущую панику. – Я не могу изображать Анн-Мари. Прошло четыре года. Вы знаете о ней больше, чем я.
– Она ваша сестра-близнец, – безжалостно перебил ее Мунро. – То же лицо, тот же голос. Это не изменилось. Мы можем справиться с остальным. Ее прическа, вкусы в одежде, косметике, выборе духов. Мы покажем вам фотографии, расскажем, как она вела себя в замке. Мы сделаем так, что все это сработает.
– Но этого недостаточно, неужели вы не понимаете? – закричала Женевьева. – Кроме нескольких знакомых лиц, все остальное – черная дыра. Новые слуги, да еще и немцы. Я буду там как слепая. – Внезапно нелепость происходящего заставила ее расхохотаться. – Мне бы потребовался помощник-невидимка, но это невозможно.
– Разве? – Он открыл ящик стола, достал сигару и осторожно обрезал ее перочинным ножиком. – У вашей тетушки есть шофер. Человек по имени Дизар.
– Рене Дизар, – сказала она. – Конечно. Он служит семье всю свою жизнь.
– Он работал с Анн-Мари, был ее правой рукой. Он в соседней комнате.
Она удивленно уставилась на него:
– Рене? Здесь? Но я не понимаю…
– Предполагалось, что он привезет вашу сестру на машине в Сен-Морис и будет сопровождать ее на поезде в Париж. На самом деле он должен был скрыться у маки, когда она улетит, и ждать ее возвращения. Когда по радио передали о том, что произошло, мы послали другой самолет, чтобы забрать его следующей же ночью.
– Могу я видеть его?
– Конечно.
Крэйг Осборн открыл дальнюю дверь, она встала и пошла туда. Там оказался маленький кабинет с зашторенными окнами, стены которого были уставлены книжными стеллажами. Там стояли два кресла по обе стороны газового камина и… Рене Дизар.
Он медленно поднялся, старый добрый Рене, совершенно не изменившийся, один из тех персонажей ее детства, который, казалось, всегда был с ней. Маленький, широкоплечий, в кордовом пиджаке, с седеющими волосами и бородой, со шрамом на правой щеке и черной повязкой – свидетельством ранения, стоившего ему глаза, когда он был молодым солдатом под Верденом.
– Рене? Это вы?
Он отпрянул на мгновение с тем же выражением страха, который она заметила на лице своего отца, – как будто внезапно вошел мертвец. Но Рене быстро взял себя в руки.
– Мадемуазель Женевьева! Какое чудо снова видеть вас! – Его руки дрожали, и она крепко сжала их в своих ладонях. – Моя тетя в порядке?
– Насколько это возможно в нынешних условиях. – Он пожал плечами. – Эти боши. Вы должны знать, что все изменилось в замке теперь. – Он помолчал. – Это так ужасно, то, что произошло.
Внезапно она вспомнила все, что произошло с ней, и спросила:
– Рене, вы знаете, чего они хотят от меня?
– Да, ма-амзель.
– Вы считаете, я должна это сделать?
– Вы могли бы завершить то, что она начала, – сказал он мрачно. – Было бы не так обидно.
Она кивнула, быстро прошла мимо Крэйга Осборна и вернулась к столу.
– Все в порядке? – спросил Мунро.
И тогда внезапный гнев вскипел в ней. Она не боялась, нет, но ее чувство собственного достоинства было оскорблено тем, что ею пытались манипулировать.
– Нет, черт побери, бригадир, – сказала она. – У меня уже есть работа. Я спасаю жизни, когда это удается.
– Звучит странно, как будто мы… но все это не имеет значения… – Он пожал плечами и повернулся к Осборну. – Лучше отвезите ее в Хэмпстед и оформите все как положено.
Она возмутилась:
– В Хэмпстед? Что за чепуху вы собираетесь теперь устроить?
Он взглянул на нее с легким удивлением:
– Личные вещи вашей сестры… У нас осталось кое-что, мы передадим их вам. Вы подпишете несколько бумаг для соблюдения формальностей и можете забыть всю эту историю, приняв наши извинения. Естественно, Закон о государственных секретах касается всего, о чем мы с вами беседовали, даже любой части беседы, имевшей место этим вечером.
Он открыл папку и взял ручку, будто отпуская ее на все четыре стороны. Она повернулась, очень рассерженная, прошла мимо Осборна и вышла.
Дом в Хэмпстеде был построен в позднегеоргианском стиле и стоял на двух акрах земли, огороженных высокими стенами с металлическими воротами, которые открыл человек в фуражке с козырьком и голубой форме. Табличка на воротах гласила: «Частная лечебница Роузден». Женевьева не могла разглядеть сад, потому что было темно. Когда Крэйг вел ее по лестнице к входной двери, ему пришлось зажечь фонарик, там он дернул за старомодную цепь, привязанную к колокольчику.
Она услышала приближающиеся шаги. Загрохотала цепь, потом послышался звук отодвигаемой щеколды. Открылась дверь. Перед ними стоял молодой пышноволосый человек в белом халате. Он отступил назад, и Крэйг, не говоря ни слова, повел ее в дом.
Холл был тускло освещен, стены его были выкрашены в кремовый цвет, пол выложен полированными деревянными плитами, всюду чувствовался странный запах антисептиков, который напомнил ей больничную палату. Молодой человек старательно закрыл дверь на щеколду и накинул цепь. Когда он повернулся и заговорил, голос его оказался таким же бесцветным, как и лицо.
– Герр доктор Баум будет в вашем распоряжении через минуту. Пойдемте со мной, пожалуйста.
Он открыл дверь в конце холла, жестом приглашая их пройти, и закрыл ее без единого слова. Помещение было похоже на прихожую зубного врача – убогие стулья, несколько журналов на столике. Было холодно несмотря на электрические батареи. Что-то странное происходило с Крэйгом Осборном, она чувствовала это, он был обеспокоен и напряжен. Закурив, он подошел к светомаскировочным шторам и задернул их.
– Герр доктор Баум, – сказала она. – Немец, я полагаю?
– Нет, австриец.
Дверь открылась. Вошел человек маленького роста, лысеющий, в белом докторском халате, со стетоскопом на шее. Его одежда висела на нем, будто он сбросил вес.
– Здравствуйте, Баум, – сказал Крэйг Осборн. – Это мисс Треванс.
В его маленьких и беспокойных глазах вдруг появилась та самая тень страха, которую она уже видела у Рене и отца. Он облизал сухие губы и улыбнулся кривой, испугавшей ее улыбкой.
– Фрейлейн. – Он поклонился и протянул ей влажную руку.
– Мне нужно позвонить, – сказал Крэйг. – Я вернусь через минуту.
Дверь за ним закрылась, и наступила тишина. Баум так сильно потел, что все время вытирал платком лоб.
– Майор Осборн сказал мне, что у вас есть какие-то вещи, принадлежавшие моей сестре.
– Да, верно. – Его улыбка стала еще более неприятной. – И когда он вернется… – Он замолчал, в растерянности попытался начать разговор снова: – Можно вас угостить чем-нибудь? Может быть, шерри? – Он уже был возле шкафа в углу, потом вернулся с бутылкой в одной руке и со стаканом в другой. – Не самого лучшего сорта, правда. Как и многое другое теперь.
На полке стояла фотография в черной рамке, с которой мягко улыбалась девушка лет шестнадцати. Она была красива мягкой, прозрачной красотой.
Женевьева инстинктивно догадалась:
– Ваша дочь?
– Да.
– Она школьница?
– Нет, мисс Треванс. Она умерла. – Печальный тихий голос Баума отозвался в ее ушах словно эхо, и в комнате вдруг стало по-настоящему холодно.
– Гестапо, Вена, 1939 год. Видите ли, мисс Треванс, я австрийский еврей. Один из тех счастливчиков, которым удалось уйти.
– А теперь?
– Делаю что могу против ее убийц.
Его голос был мягок и очень спокоен, но глаза выдавали страдание.
– Мы жертвы. – Она где-то прочла это и теперь вспомнила молодого летчика-истребителя Люфтваффе, которого они несли в палату «скорой помощи» в госпитале св. Варфоломея, тяжело обожженного и буквально разорванного на куски. Лицо у него было чистое, нетронутое, волосы густые и очень красивые. Он выглядел точь-в-точь как тот шестиклассник, в которого она влюбилась в шестнадцать лет еще в школе. Просто обычный красивый мальчик, который продолжал улыбаться несмотря на боль, держа ее руку, и так и умер, улыбаясь. Дверь открылась и вошел Крэйг.
– О'кей, все в порядке. Можете начинать. Я подожду вас здесь.
– Я не понимаю… – Баум выглядел очень взволнованным. – Я думал, что вы сами займетесь всем этим?
На лице Крэйга отразилось усталое презрение. Он поднял вверх руку, как если бы хотел оборвать разговор.
– Ладно, Баум, черт с вами.
Он открыл дверь и отстранился, пропуская Женевьеву.
– Послушайте, что за игру вы со мной затеяли? – спросила она требовательно.
– Мне кажется, вам следует кое-что увидеть.
– Что именно?
– Пойдемте, – сказал он печально. – Я провожу вас. Он вышел, и она неохотно последовала за ним.
Он открыл дверь в конце холла, и они спустились вниз по темной лестнице, попав в длинный коридор, кирпичные стены которого были выкрашены в белый цвет. По обеим сторонам коридора тянулись двери. Там, где коридор сворачивал за угол, она увидела мужчину, который сидел на стуле и читал книгу. Ему было лет около пятидесяти, мощного телосложения, с перебитым носом и сединой в волосах, в таком же длинном белом халате, как на парне, который впустил их в дом. Из-за дверей слышались мерные удары. Когда они дошли до конца коридора, этот звук стал невыносимо громким. Человек на стуле на секунду поднял голову, потом вернулся к чтению.
– Он совершенно глухой, – сказал Крэйг. – Ему нужно быть глухим.
Он остановился у металлической двери. Удары прекратились, и стало совершенно тихо. Крэйг сдвинул маленькую панель, заглянул внутрь и посторонился. Он не произнес ни единого слова, но Женевьева двинулась вперед, словно загипнотизированная.
Ни разу в жизни еще она не ощущала такого отвратительного запаха, который висел в комнате за решеткой. На потолке был светильник, но освещение оставляло желать лучшего. Она разглядела маленькую кровать без одеяла и эмалированное помойное ведро. И вдруг движение, почти незаметное для глаза, привлекло ее внимание.
В куче тряпья, сваленного в дальнем углу, копошилось нечто. Невозможно было понять, мужчина это или женщина. Существо издало жалобный стон и поползло на стену. Женевьева застыла, не в силах сдвинуться с места, в ужасе от увиденного. Будто почувствовав, что за ним наблюдают, существо медленно подняло лицо, и Женевьева замерла, увидев свое собственное лицо – изломанное, изуродованное, будто отраженное в одном из кривых зеркал комнаты смеха.
Она была не в силах даже закричать, страх парализовал ее. Казалось, они приросли друг к другу взглядами, это изломанное нечто и Женевьева, но вот сквозь решетку просунулись скрюченные, словно клешни, пальцы. Женевьеве казалось, что ее ноги приросли к полу. Крэйг потянул ее назад, задвинув окошко резким ударом руки, отсекая от них высокий и резкий звериный визг.
И тогда Женевьева ударила Крэйга по лицу изо всех сил наотмашь. Раз, другой… потом он схватил ее руки, удерживая на расстоянии.
– Все в порядке, – сказал он спокойно. – Мы уходим. Человек на стуле поднял голову, улыбнулся и кивнул.
Глухие удары за их спиной раздавались теперь с неистовой силой, и, пока они шли по коридору, единственным, что удерживало ее от падения, была рука Крэйга Осборна.
Он налил ей бренди, и она села возле камина, дрожа крупной дрожью, вцепившись в стакан, как в последнее прибежище. Баум прятался у нее за спиной.
– Она оставила машину на станции, как было условлено, – начал Крэйг. – Рене ушел к маки. Ваша сестра сменила одежду и пошла пешком туда, где ее должны были забрать.
– Что же произошло? – прошептала Женевьева.
– Ее остановил патруль СС, разыскивавший партизан. Документы у нее были фальшивые, хотя и хорошо сделанные. Для немцев она была просто хорошенькой деревенской девушкой… Они потащили ее в ближайший сарай.
– Сколько их было?
– Какая разница? Рене и его друзья нашли то, что от нее осталось, и «лизандр» доставил их сюда два дня назад.
– Вы лгали мне, – сказала Женевьева. – Все, даже Рене.
– Чтобы уберечь вас от шока, но вы не оставили нам шансов, понимаете?
– Можно что-нибудь сделать сейчас? Неужели она непременно должна оставаться в этом жутком месте?
Ей ответил Баум:
– Нет, она сейчас под действием лекарств, которые постепенно снизят ее крайнюю ожесточенность, но пройдет по крайней мере, две недели, пока они окажут нужное действие. Тогда мы сделаем все необходимое, чтобы перевести ее в более подходящее помещение.
– Есть хоть какая-то надежда?
Он снова промокнул пот со лба, вытер руки платком, явно волнуясь.
– Фрейлейн, пожалуйста. Что я могу сказать вам? Она глубоко вздохнула.
– Мой отец ничего не должен знать, вы меня понимаете? Это убило бы его.
– Конечно. – Крэйг кивнул головой. – У него есть теперь своя версия. Нет никакой необходимости менять ее.
Женевьева сосредоточенно глядела в стакан.
– На самом деле у меня с самого начала не было выбора, и вы это знали?
– Да, – печально ответил он.
– Ладно. – Она проглотила бренди, который обжег ей горло, и осторожно поставила стакан. – Что дальше?
– Боюсь, придется ехать назад, к Мунро.
– Тогда не будем терять времени. – Она повернулась и направилась в выходу.
Лицо Картера было мрачным, когда он вел их в гостиную квартиры на Хастон-Плейс. Мунро, все так же сидевший за столом, встал и направился к Женевьеве.
– Ну что, теперь вы знаете все?
– Да. – Она осталась стоять.
– Сожалею, дорогая.
– Оставьте, бригадир. – Она предостерегающе подняла руку. – Вы мне не нравитесь, мне не нравятся ваши методы. Так что ближе к делу!
– У нас есть квартира на первом этаже для гостей. Вы можете расположиться в ней на ночь. – Он кивнул Крэйгу: – Вы можете переночевать с Джеком в полуподвале.
– А завтра? – осведомилась Женевьева.
– Мы отправим вас в Холодную гавань из Кройдона. Это в Корнуолле. «Лизандр» доставит вас туда за час. У вас там дом, Гранчестер-Эбби. Нечто вроде конспиративной квартиры для подготовки людей к работе. Майор Осборн и я будем сопровождать вас. – Он повернулся к Картеру: – Здесь все остается на твое попечение, Джек.
– Когда вы отправитесь, сэр? – спросил Картер.
– Около одиннадцати тридцати из Кройдона, учитывая предыдущее мероприятие майора.
Крэйг задумчиво спросил:
– А что бы это могло быть?
– Кажется, кто-то представил вас к Военному кресту, дорогой мой, за ту маленькую шалость, которую вы учинили для ИСО перед тем, как присоединиться к вашим соотечественникам. Его Величество обычно пришпиливает эти штуки сам, так что вас ожидают для награждения в Букингемском дворце ровно в десять часов утра.
– О, мой Бог! – простонал Крэйг.
– А теперь спокойной ночи, – сказал Мунро и добавил, когда они были уже у двери: – Да, еще одно, Крэйг.
– Сэр?
– Форма, дорогой мой. Приведите ее в порядок. Они пошли вниз. Джек Картер сказал:
– Дверь в квартиру открыта, вы найдете там все, что нужно, мисс Треванс. – Он начал спускаться по лестнице, и они пошли следом до первого этажа. У двери они остановились.
Женевьева нарушила молчание:
– Для вас – полуподвал. Звучит грубо.
– На самом деле там очень неплохо.
– И одновременно Букингемский дворец… Я поражена!
– Не придавайте слишком большого значения. Я буду одним из многих. – Он повернулся и помолчал. – Обычно на награждение кого-нибудь приглашают. Мне некого позвать, и я подумал…
Она улыбнулась:
– Я никогда не видела короля вблизи.
– Тем более нет смысла сидеть в машине и ждать просто так, – сказал он.
Она провела пальцем по его кителю.
– Вот что, мистер Осборн. Идите-ка переоденьтесь и принесите мне вашу форму. Уверена, что смогу привести ее в порядок с помощью губки и утюга.
– Слушаюсь, мэм. – Он отдал честь и поспешил вниз.
Она вошла в квартиру, прислонилась к двери, и улыбка сошла с ее лица. Ей нравился Крэйг Осборн, она ничего не могла с этим поделать, все очень просто, война… Хоть что-то человеческое в этом ужасе. Что-то, что поможет забыть изуродованное лицо сестры.
Шел сильный дождь, Сент-Джеймский парк был окутан туманом, когда лимузин повернул к Букингемскому дворцу. Дугал Мунро и Женевьева сидели на заднем сиденье. У нее не было шляпы, и она разыскала среди вещей в чемоданчике старый черный бархатный берет и надела его, подпоясав плащ черным ремнем. Она пожертвовала последней парой приличных чулок.
– Я не чувствую себя одетой для приема во дворце, – сказала она нервно.
– Ерунда, вы выглядите превосходно, – успокоил ее Мунро.
Крэйг Осборн сидел напротив них на откидном сиденье, его фуражка была слегка сдвинута набок, как того требовали правила. Женевьева великолепно справилась с его оливковой формой. Брюки были заправлены в высокие, тщательно начищенные ботинки, а вместо галстука на шее красовался белый шарф – отличительный признак некоторых офицеров и служащих ОСС.
– Он очень хорош, наш мальчик, разве не так? – оживленно бросил Мунро.
– Очень рад, если вы действительно так думаете. Сам я чувствую себя просто ужасно, – сказал Крэйг, когда они обогнули памятник Виктории.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
– Но это просто смешно! – Она почувствовала растущую панику. – Я не могу изображать Анн-Мари. Прошло четыре года. Вы знаете о ней больше, чем я.
– Она ваша сестра-близнец, – безжалостно перебил ее Мунро. – То же лицо, тот же голос. Это не изменилось. Мы можем справиться с остальным. Ее прическа, вкусы в одежде, косметике, выборе духов. Мы покажем вам фотографии, расскажем, как она вела себя в замке. Мы сделаем так, что все это сработает.
– Но этого недостаточно, неужели вы не понимаете? – закричала Женевьева. – Кроме нескольких знакомых лиц, все остальное – черная дыра. Новые слуги, да еще и немцы. Я буду там как слепая. – Внезапно нелепость происходящего заставила ее расхохотаться. – Мне бы потребовался помощник-невидимка, но это невозможно.
– Разве? – Он открыл ящик стола, достал сигару и осторожно обрезал ее перочинным ножиком. – У вашей тетушки есть шофер. Человек по имени Дизар.
– Рене Дизар, – сказала она. – Конечно. Он служит семье всю свою жизнь.
– Он работал с Анн-Мари, был ее правой рукой. Он в соседней комнате.
Она удивленно уставилась на него:
– Рене? Здесь? Но я не понимаю…
– Предполагалось, что он привезет вашу сестру на машине в Сен-Морис и будет сопровождать ее на поезде в Париж. На самом деле он должен был скрыться у маки, когда она улетит, и ждать ее возвращения. Когда по радио передали о том, что произошло, мы послали другой самолет, чтобы забрать его следующей же ночью.
– Могу я видеть его?
– Конечно.
Крэйг Осборн открыл дальнюю дверь, она встала и пошла туда. Там оказался маленький кабинет с зашторенными окнами, стены которого были уставлены книжными стеллажами. Там стояли два кресла по обе стороны газового камина и… Рене Дизар.
Он медленно поднялся, старый добрый Рене, совершенно не изменившийся, один из тех персонажей ее детства, который, казалось, всегда был с ней. Маленький, широкоплечий, в кордовом пиджаке, с седеющими волосами и бородой, со шрамом на правой щеке и черной повязкой – свидетельством ранения, стоившего ему глаза, когда он был молодым солдатом под Верденом.
– Рене? Это вы?
Он отпрянул на мгновение с тем же выражением страха, который она заметила на лице своего отца, – как будто внезапно вошел мертвец. Но Рене быстро взял себя в руки.
– Мадемуазель Женевьева! Какое чудо снова видеть вас! – Его руки дрожали, и она крепко сжала их в своих ладонях. – Моя тетя в порядке?
– Насколько это возможно в нынешних условиях. – Он пожал плечами. – Эти боши. Вы должны знать, что все изменилось в замке теперь. – Он помолчал. – Это так ужасно, то, что произошло.
Внезапно она вспомнила все, что произошло с ней, и спросила:
– Рене, вы знаете, чего они хотят от меня?
– Да, ма-амзель.
– Вы считаете, я должна это сделать?
– Вы могли бы завершить то, что она начала, – сказал он мрачно. – Было бы не так обидно.
Она кивнула, быстро прошла мимо Крэйга Осборна и вернулась к столу.
– Все в порядке? – спросил Мунро.
И тогда внезапный гнев вскипел в ней. Она не боялась, нет, но ее чувство собственного достоинства было оскорблено тем, что ею пытались манипулировать.
– Нет, черт побери, бригадир, – сказала она. – У меня уже есть работа. Я спасаю жизни, когда это удается.
– Звучит странно, как будто мы… но все это не имеет значения… – Он пожал плечами и повернулся к Осборну. – Лучше отвезите ее в Хэмпстед и оформите все как положено.
Она возмутилась:
– В Хэмпстед? Что за чепуху вы собираетесь теперь устроить?
Он взглянул на нее с легким удивлением:
– Личные вещи вашей сестры… У нас осталось кое-что, мы передадим их вам. Вы подпишете несколько бумаг для соблюдения формальностей и можете забыть всю эту историю, приняв наши извинения. Естественно, Закон о государственных секретах касается всего, о чем мы с вами беседовали, даже любой части беседы, имевшей место этим вечером.
Он открыл папку и взял ручку, будто отпуская ее на все четыре стороны. Она повернулась, очень рассерженная, прошла мимо Осборна и вышла.
Дом в Хэмпстеде был построен в позднегеоргианском стиле и стоял на двух акрах земли, огороженных высокими стенами с металлическими воротами, которые открыл человек в фуражке с козырьком и голубой форме. Табличка на воротах гласила: «Частная лечебница Роузден». Женевьева не могла разглядеть сад, потому что было темно. Когда Крэйг вел ее по лестнице к входной двери, ему пришлось зажечь фонарик, там он дернул за старомодную цепь, привязанную к колокольчику.
Она услышала приближающиеся шаги. Загрохотала цепь, потом послышался звук отодвигаемой щеколды. Открылась дверь. Перед ними стоял молодой пышноволосый человек в белом халате. Он отступил назад, и Крэйг, не говоря ни слова, повел ее в дом.
Холл был тускло освещен, стены его были выкрашены в кремовый цвет, пол выложен полированными деревянными плитами, всюду чувствовался странный запах антисептиков, который напомнил ей больничную палату. Молодой человек старательно закрыл дверь на щеколду и накинул цепь. Когда он повернулся и заговорил, голос его оказался таким же бесцветным, как и лицо.
– Герр доктор Баум будет в вашем распоряжении через минуту. Пойдемте со мной, пожалуйста.
Он открыл дверь в конце холла, жестом приглашая их пройти, и закрыл ее без единого слова. Помещение было похоже на прихожую зубного врача – убогие стулья, несколько журналов на столике. Было холодно несмотря на электрические батареи. Что-то странное происходило с Крэйгом Осборном, она чувствовала это, он был обеспокоен и напряжен. Закурив, он подошел к светомаскировочным шторам и задернул их.
– Герр доктор Баум, – сказала она. – Немец, я полагаю?
– Нет, австриец.
Дверь открылась. Вошел человек маленького роста, лысеющий, в белом докторском халате, со стетоскопом на шее. Его одежда висела на нем, будто он сбросил вес.
– Здравствуйте, Баум, – сказал Крэйг Осборн. – Это мисс Треванс.
В его маленьких и беспокойных глазах вдруг появилась та самая тень страха, которую она уже видела у Рене и отца. Он облизал сухие губы и улыбнулся кривой, испугавшей ее улыбкой.
– Фрейлейн. – Он поклонился и протянул ей влажную руку.
– Мне нужно позвонить, – сказал Крэйг. – Я вернусь через минуту.
Дверь за ним закрылась, и наступила тишина. Баум так сильно потел, что все время вытирал платком лоб.
– Майор Осборн сказал мне, что у вас есть какие-то вещи, принадлежавшие моей сестре.
– Да, верно. – Его улыбка стала еще более неприятной. – И когда он вернется… – Он замолчал, в растерянности попытался начать разговор снова: – Можно вас угостить чем-нибудь? Может быть, шерри? – Он уже был возле шкафа в углу, потом вернулся с бутылкой в одной руке и со стаканом в другой. – Не самого лучшего сорта, правда. Как и многое другое теперь.
На полке стояла фотография в черной рамке, с которой мягко улыбалась девушка лет шестнадцати. Она была красива мягкой, прозрачной красотой.
Женевьева инстинктивно догадалась:
– Ваша дочь?
– Да.
– Она школьница?
– Нет, мисс Треванс. Она умерла. – Печальный тихий голос Баума отозвался в ее ушах словно эхо, и в комнате вдруг стало по-настоящему холодно.
– Гестапо, Вена, 1939 год. Видите ли, мисс Треванс, я австрийский еврей. Один из тех счастливчиков, которым удалось уйти.
– А теперь?
– Делаю что могу против ее убийц.
Его голос был мягок и очень спокоен, но глаза выдавали страдание.
– Мы жертвы. – Она где-то прочла это и теперь вспомнила молодого летчика-истребителя Люфтваффе, которого они несли в палату «скорой помощи» в госпитале св. Варфоломея, тяжело обожженного и буквально разорванного на куски. Лицо у него было чистое, нетронутое, волосы густые и очень красивые. Он выглядел точь-в-точь как тот шестиклассник, в которого она влюбилась в шестнадцать лет еще в школе. Просто обычный красивый мальчик, который продолжал улыбаться несмотря на боль, держа ее руку, и так и умер, улыбаясь. Дверь открылась и вошел Крэйг.
– О'кей, все в порядке. Можете начинать. Я подожду вас здесь.
– Я не понимаю… – Баум выглядел очень взволнованным. – Я думал, что вы сами займетесь всем этим?
На лице Крэйга отразилось усталое презрение. Он поднял вверх руку, как если бы хотел оборвать разговор.
– Ладно, Баум, черт с вами.
Он открыл дверь и отстранился, пропуская Женевьеву.
– Послушайте, что за игру вы со мной затеяли? – спросила она требовательно.
– Мне кажется, вам следует кое-что увидеть.
– Что именно?
– Пойдемте, – сказал он печально. – Я провожу вас. Он вышел, и она неохотно последовала за ним.
Он открыл дверь в конце холла, и они спустились вниз по темной лестнице, попав в длинный коридор, кирпичные стены которого были выкрашены в белый цвет. По обеим сторонам коридора тянулись двери. Там, где коридор сворачивал за угол, она увидела мужчину, который сидел на стуле и читал книгу. Ему было лет около пятидесяти, мощного телосложения, с перебитым носом и сединой в волосах, в таком же длинном белом халате, как на парне, который впустил их в дом. Из-за дверей слышались мерные удары. Когда они дошли до конца коридора, этот звук стал невыносимо громким. Человек на стуле на секунду поднял голову, потом вернулся к чтению.
– Он совершенно глухой, – сказал Крэйг. – Ему нужно быть глухим.
Он остановился у металлической двери. Удары прекратились, и стало совершенно тихо. Крэйг сдвинул маленькую панель, заглянул внутрь и посторонился. Он не произнес ни единого слова, но Женевьева двинулась вперед, словно загипнотизированная.
Ни разу в жизни еще она не ощущала такого отвратительного запаха, который висел в комнате за решеткой. На потолке был светильник, но освещение оставляло желать лучшего. Она разглядела маленькую кровать без одеяла и эмалированное помойное ведро. И вдруг движение, почти незаметное для глаза, привлекло ее внимание.
В куче тряпья, сваленного в дальнем углу, копошилось нечто. Невозможно было понять, мужчина это или женщина. Существо издало жалобный стон и поползло на стену. Женевьева застыла, не в силах сдвинуться с места, в ужасе от увиденного. Будто почувствовав, что за ним наблюдают, существо медленно подняло лицо, и Женевьева замерла, увидев свое собственное лицо – изломанное, изуродованное, будто отраженное в одном из кривых зеркал комнаты смеха.
Она была не в силах даже закричать, страх парализовал ее. Казалось, они приросли друг к другу взглядами, это изломанное нечто и Женевьева, но вот сквозь решетку просунулись скрюченные, словно клешни, пальцы. Женевьеве казалось, что ее ноги приросли к полу. Крэйг потянул ее назад, задвинув окошко резким ударом руки, отсекая от них высокий и резкий звериный визг.
И тогда Женевьева ударила Крэйга по лицу изо всех сил наотмашь. Раз, другой… потом он схватил ее руки, удерживая на расстоянии.
– Все в порядке, – сказал он спокойно. – Мы уходим. Человек на стуле поднял голову, улыбнулся и кивнул.
Глухие удары за их спиной раздавались теперь с неистовой силой, и, пока они шли по коридору, единственным, что удерживало ее от падения, была рука Крэйга Осборна.
Он налил ей бренди, и она села возле камина, дрожа крупной дрожью, вцепившись в стакан, как в последнее прибежище. Баум прятался у нее за спиной.
– Она оставила машину на станции, как было условлено, – начал Крэйг. – Рене ушел к маки. Ваша сестра сменила одежду и пошла пешком туда, где ее должны были забрать.
– Что же произошло? – прошептала Женевьева.
– Ее остановил патруль СС, разыскивавший партизан. Документы у нее были фальшивые, хотя и хорошо сделанные. Для немцев она была просто хорошенькой деревенской девушкой… Они потащили ее в ближайший сарай.
– Сколько их было?
– Какая разница? Рене и его друзья нашли то, что от нее осталось, и «лизандр» доставил их сюда два дня назад.
– Вы лгали мне, – сказала Женевьева. – Все, даже Рене.
– Чтобы уберечь вас от шока, но вы не оставили нам шансов, понимаете?
– Можно что-нибудь сделать сейчас? Неужели она непременно должна оставаться в этом жутком месте?
Ей ответил Баум:
– Нет, она сейчас под действием лекарств, которые постепенно снизят ее крайнюю ожесточенность, но пройдет по крайней мере, две недели, пока они окажут нужное действие. Тогда мы сделаем все необходимое, чтобы перевести ее в более подходящее помещение.
– Есть хоть какая-то надежда?
Он снова промокнул пот со лба, вытер руки платком, явно волнуясь.
– Фрейлейн, пожалуйста. Что я могу сказать вам? Она глубоко вздохнула.
– Мой отец ничего не должен знать, вы меня понимаете? Это убило бы его.
– Конечно. – Крэйг кивнул головой. – У него есть теперь своя версия. Нет никакой необходимости менять ее.
Женевьева сосредоточенно глядела в стакан.
– На самом деле у меня с самого начала не было выбора, и вы это знали?
– Да, – печально ответил он.
– Ладно. – Она проглотила бренди, который обжег ей горло, и осторожно поставила стакан. – Что дальше?
– Боюсь, придется ехать назад, к Мунро.
– Тогда не будем терять времени. – Она повернулась и направилась в выходу.
Лицо Картера было мрачным, когда он вел их в гостиную квартиры на Хастон-Плейс. Мунро, все так же сидевший за столом, встал и направился к Женевьеве.
– Ну что, теперь вы знаете все?
– Да. – Она осталась стоять.
– Сожалею, дорогая.
– Оставьте, бригадир. – Она предостерегающе подняла руку. – Вы мне не нравитесь, мне не нравятся ваши методы. Так что ближе к делу!
– У нас есть квартира на первом этаже для гостей. Вы можете расположиться в ней на ночь. – Он кивнул Крэйгу: – Вы можете переночевать с Джеком в полуподвале.
– А завтра? – осведомилась Женевьева.
– Мы отправим вас в Холодную гавань из Кройдона. Это в Корнуолле. «Лизандр» доставит вас туда за час. У вас там дом, Гранчестер-Эбби. Нечто вроде конспиративной квартиры для подготовки людей к работе. Майор Осборн и я будем сопровождать вас. – Он повернулся к Картеру: – Здесь все остается на твое попечение, Джек.
– Когда вы отправитесь, сэр? – спросил Картер.
– Около одиннадцати тридцати из Кройдона, учитывая предыдущее мероприятие майора.
Крэйг задумчиво спросил:
– А что бы это могло быть?
– Кажется, кто-то представил вас к Военному кресту, дорогой мой, за ту маленькую шалость, которую вы учинили для ИСО перед тем, как присоединиться к вашим соотечественникам. Его Величество обычно пришпиливает эти штуки сам, так что вас ожидают для награждения в Букингемском дворце ровно в десять часов утра.
– О, мой Бог! – простонал Крэйг.
– А теперь спокойной ночи, – сказал Мунро и добавил, когда они были уже у двери: – Да, еще одно, Крэйг.
– Сэр?
– Форма, дорогой мой. Приведите ее в порядок. Они пошли вниз. Джек Картер сказал:
– Дверь в квартиру открыта, вы найдете там все, что нужно, мисс Треванс. – Он начал спускаться по лестнице, и они пошли следом до первого этажа. У двери они остановились.
Женевьева нарушила молчание:
– Для вас – полуподвал. Звучит грубо.
– На самом деле там очень неплохо.
– И одновременно Букингемский дворец… Я поражена!
– Не придавайте слишком большого значения. Я буду одним из многих. – Он повернулся и помолчал. – Обычно на награждение кого-нибудь приглашают. Мне некого позвать, и я подумал…
Она улыбнулась:
– Я никогда не видела короля вблизи.
– Тем более нет смысла сидеть в машине и ждать просто так, – сказал он.
Она провела пальцем по его кителю.
– Вот что, мистер Осборн. Идите-ка переоденьтесь и принесите мне вашу форму. Уверена, что смогу привести ее в порядок с помощью губки и утюга.
– Слушаюсь, мэм. – Он отдал честь и поспешил вниз.
Она вошла в квартиру, прислонилась к двери, и улыбка сошла с ее лица. Ей нравился Крэйг Осборн, она ничего не могла с этим поделать, все очень просто, война… Хоть что-то человеческое в этом ужасе. Что-то, что поможет забыть изуродованное лицо сестры.
Шел сильный дождь, Сент-Джеймский парк был окутан туманом, когда лимузин повернул к Букингемскому дворцу. Дугал Мунро и Женевьева сидели на заднем сиденье. У нее не было шляпы, и она разыскала среди вещей в чемоданчике старый черный бархатный берет и надела его, подпоясав плащ черным ремнем. Она пожертвовала последней парой приличных чулок.
– Я не чувствую себя одетой для приема во дворце, – сказала она нервно.
– Ерунда, вы выглядите превосходно, – успокоил ее Мунро.
Крэйг Осборн сидел напротив них на откидном сиденье, его фуражка была слегка сдвинута набок, как того требовали правила. Женевьева великолепно справилась с его оливковой формой. Брюки были заправлены в высокие, тщательно начищенные ботинки, а вместо галстука на шее красовался белый шарф – отличительный признак некоторых офицеров и служащих ОСС.
– Он очень хорош, наш мальчик, разве не так? – оживленно бросил Мунро.
– Очень рад, если вы действительно так думаете. Сам я чувствую себя просто ужасно, – сказал Крэйг, когда они обогнули памятник Виктории.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26