А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Пришло время отдыхать, мадам. Доброй ночи.
– Что-то он больно задумчивый, ты не находишь? – обронила Гортензия.
Женевьева подала ей руку, и они начали подниматься по лестнице, сопровождаемые Примом и лейтенантом, державшим в руке шмайсер.
– При первой же необходимости ты отсюда исчезнешь, слышишь меня? – буркнула Гортензия.
– И оставлю тебя одну? – спросила Женевьева. – Ты хоть на мгновение могла подумать, что я способна на такое?
Они уже были в верхней галерее. Прим кивнул, и молодой лейтенант принес стул, поставив его так, чтобы видеть двери обеих спален. Теперь он выглядел очень решительным, был бледен и сосредоточен.
– Вы действительно беспокоитесь о нашем благополучии этой ночью, – заметила Гортензия.
– Лейтенант Фогель на дежурстве, графиня, еще одного Райсшлингер поставил под ваш балкон. Желаю вам спокойной ночи.
Гортензия постояла в нерешительности, взглянула на племянницу и вошла в свою спальню. Прим повернулся к Женевьеве.
– Мне кажется, все прошло хорошо, – сказал он. – Фельдмаршал был доволен. Конечно, если бы он знал, что некая папка исчезла из его сейфа, пусть и на время, то не был бы так благодушен. Но, я думаю, мы сохраним это в тайне.
– Естественно. Для вас это тоже не очень-то хорошо, не так ли? Могу я уйти в свою комнату?
Он открыл ей дверь и равнодушно произнес:
– Доброй ночи, мисс Треванс.
Женевьева могла бы послать его к черту, но в этом не было никакого смысла. Поэтому она просто вошла в комнату, закрыла дверь и прислонилась к ней. Она слышала бормотание, звуки удаляющихся шагов. Ключа в двери не было, а более внимательный осмотр показал, что задвижку тоже сняли. И пистолет, с которым она так старательно упражнялась, конечно, тоже исчез.
Она сняла платье, надела брюки и свитер и вышла на балкон. Дождь продолжался, было совсем темно. Она прислушалась и через несколько минут услышала легкий кашель часового. Все ясно: парапет, отделявший ее балкон от балкона Гортензии, был таким узким, что попытаться преодолеть его мог лишь опытный скалолаз.
Она вернулась в спальню, достала серебряный портсигар и открыла его. В нем не осталось ни одной сигареты, только катушка с фотопленкой в секретном отделении, теперь совершенно бесполезная. Она чувствовала себя уставшей и замерзшей и надела охотничий пиджак Анн-Мари, сунув портсигар в карман. Потом сняла с кровати пикейное покрывало, закуталась в него и устроилась на стуле у окна, оставив включенным свет. Как маленькая девочка, которая боится темноты.
Женевьева все-таки задремала на какое-то время, чувствуя себя ожесточенной и униженной, и вдруг почувствовала, как занавески слегка зашевелились. Потом они раздвинулись и в комнате возник Крэйг Осборн, держа в правой руке вальтер. Он все еще был в форме офицера СС. Крэйг поднял руку, предупреждая ее реакцию:
– Мы возьмем с собой и вашу тетушку. Удовлетворены?
Женевьеву внезапно охватило чувство невольного восхищения.
– Как вы сюда попали?
– Залез на балкон.
– Но внизу, кажется, часовой.
– Уже нет. – Он бесшумно подошел к двери и прислушался. – Что у них там снаружи?
– Молодой лейтенант с автоматом.
– Позовите его сюда. Скажите, что слышали на балконе что-то подозрительное, что-нибудь в этом роде. – Он вложил вальтер в кобуру и достал что-то из кармана. Раздался резкий щелчок, и в электрическом свете тускло сверкнуло лезвие. Оцепенев, она смотрела на Крэйга, и он слегка подтолкнул ее к двери. Женевьева пошла к двери, тихо постучала, потом открыла ее. Фогель мгновенно оказался на другой стороне коридора, держа автомат на изготовку.
– В чем дело? – резко гаркнул он на плохом французском. – Что вы хотите?
У Женевьевы так пересохло в горле, что она едва могла говорить. Повернувшись, она показала рукой на занавески, которые слегка колыхались на легком сквозняке.
– Мне кажется, я что-то слышала там, на балконе. Фогель постоял в нерешительности, потом шагнул вперед. Крэйг схватил его рукой за горло, уперся коленями в спину и выгнул назад, как лук. Женевьева даже не увидела, как скользнул нож, быстро отвернулась и услышала только слабый хрип. Почему-то вспомнила, как хорошо танцевал этот мальчик, и к горлу подкатил тяжелый комок. Послышалось шуршание – это Крэйг потащил тело в ванную. Потом вернулся в комнату, держа в руках шмайсер.
– Все в порядке?
– Да. – Она глубоко вздохнула. – Да, конечно, со мной все в порядке.
– Тогда пошли.
Гортензия сидела в постели и читала книгу, набросив на плечи шаль. Она совершенно не удивилась, как всегда, полностью владея собой.
– Я вижу, Женевьева, ты успела обзавестись другом?
– Не обращай внимания на его мундир, тетя.
– Майор Осборн, мадам.
– Полагаю, вы пришли за моей племянницей?
– И за вами. Она не может жить без вас. Гортензия достала сигарету из ящика секретера и прикурила от серебряной зажигалки. Женевьева быстро вытащила свой пустой портсигар и наполнила его.
– Вы знакомы с творчеством английского романиста Чарльза Диккенса, майор Осборн? – спросила Гортензия. – Вы читали «Сказку о двух городах», в которой некто мистер Сидней Картон в славном акте самопожертвования идет на гильотину вместо другого человека? Мы всегда были привержены подобным жестам в нашей семье. – Она выпустила дым длинной струйкой. – Де Вуанкуры всегда слишком высоко ценили благородные жесты. – Она повернулась к Женевьеве: – Как бы ни были они неуместны.
– У нас очень мало времени, мадам, – терпеливо произнес Крэйг.
– Тогда, майор, побыстрее уходите, пока это еще возможно. Уходите оба. – Женевьеву вдруг охватила такая паника, что она потянулась к тетке, чтобы стащить с нее пижаму. Но Гортензия с удивительной силой схватила ее за запястье. – Слушай меня! – В ее голосе слышались железные нотки. – Однажды ты сказала мне, будто знаешь, что у меня больное сердце?
– Но это неправда! Еще одна ложь, которую вбили мне в голову, чтобы заставить отправиться сюда.
– Анн-Мари знала и верила. Это я сама придумала, чтобы как-то объяснять окружающим тот озноб, который в последнее время донимает меня все чаще. Я никому об этом не говорила. У каждого своя гордость.
В комнате воцарилась такая тишина, что было слышно, как тикают часы.
– А на самом деле? – прошептала Женевьева.
– Пройдет месяц, может быть, два, и начнутся боли. Я уже сейчас чувствую их. Доктор Марэ не пытался меня успокаивать. Он слишком старый друг для этого.
– Это неправда, – рассердилась Женевьева. – В этом нет ни слова правды!
– Ты когда-нибудь внимательно смотрела на меня, cherie? – Гортензия взяла ее за обе руки. – Посмотри получше. – Прозрачная, с зеленоватым оттенком кожа. Гортензия говорила правду, Женевьева знала это. Почудилось вдруг, что детство безвозвратно ушло. Ее охватило чувство абсолютной опустошенности, которое было почти невыносимым. – Ради меня, девочка, – Гортензия поцеловала ее в обе щеки. – Сделай это для меня. Ты всегда отдавала мне свою любовь, щедрую, неэгоистичную. Это было самым ценным в моей жизни, теперь я могу признаться тебе в этом. Неужели ты откажешь мне в праве вернуть тебе долг? – Женевьева с дрожью отшатнулась, не в силах ответить. Гортензия продолжила: – Оставьте мне один из ваших пистолетов, майор.
Это прозвучало как команда. Крэйг достал свой вальтер и положил его на кровать рядом с ней.
– Гортензия… – Женевьева потянулась к тетке, но Крэйг перехватил ее.
– Теперь уходите, – сказала графиня. – Пожалуйста, поторопитесь.
Крэйг открыл дверь и начал выталкивать Женевьеву из комнаты. Ее глаза заволокло горячей пеленой. Слез не было. Она видела свою тетку последний раз: та сидела на кровати, положив одну руку на вальтер, с улыбкой на губах.
В тишине они спустились по главной лестнице. Внизу было тихо и пусто.
– Где Прим? – шепотом спросил Крэйг.
– В кабинете, в библиотеке. Он и спит там. Из-под двери библиотеки пробивался свет. Крэйг остановился, держа на изготовку шмайсер, осторожно повернул ручку двери, и они вошли внутрь.
Прим сидел у камина и работал с какими-то бумагами, совершенно поглощенный своим занятием. Он посмотрел на них, не выразив никакого удивления, как всегда, полностью владея собой.
– А, любовник… Не совсем тот, за кого себя выдавал?
– Возьмите его пистолет, – сказал Крэйг Женевьеве по-английски.
– Американец… – Прим кивнул. – Конечно, стрельба из этого шмайсера поднимет на ноги все имение.
– Но вы-то уже будете мертвы.
– Да, мне эта мысль тоже пришла в голову.
Прим встал, держа руки на столе. Женевьева обошла его и вытащила вальтер из кобуры.
– А теперь, – сказал Крэйг, – бумаги. Материалы совещания по Атлантическому валу. Может быть, они в этом сейфе у вас за спиной?
– Вы напрасно теряете время, – улыбнулся Прим. – Когда я видел их в последний раз, они были в дипломате фельдмаршала Роммеля. Теперь он уже на полпути в Париж, насколько я понимаю. Но вы можете проверить.
– Нет необходимости, Крэйг. – Женевьева достала из кармана портсигар и показала ему. – Эти документы были у меня в комнате в течение пяти минут сегодня вечером, и полковник это знает. Я постаралась сделать все так, как вы меня учили. Все двадцать снимков.
– Вот это действительно красиво, – сказал Крэйг. – Согласны, полковник?
– Я же говорил, что вы замечательная женщина, Женевьева, – вздохнул Прим, – не так ли? Итак… – Он обошел вокруг стола. – Что дальше?
– Мы выйдем через боковую дверь, – сказал Крэйг, – через выход в гардероб. Потом пройдем на задний двор. Я видел там «мерседес» генерала. Он нас вполне устроит.
Прим ответил, обращаясь к Женевьеве:
– Вам не удастся выбраться на нем отсюда. Сегодня ночью у ворот дежурит сам Райсшлингер.
– Скажете ему, что фельдмаршал забыл важные бумаги, – сказал Крэйг. – Если что-то пойдет не так, я убью вас, а если я не убью, то это сделает Женевьева. Она будет у вас за спиной.
Прим удивился:
– Думаете, вы сможете выстрелить, Женевьева? Я сомневаюсь в этом.
Он был прав, и Женевьева знала это. Она вся покрылась мурашками, руки дрожали, она мертвой хваткой вцепилась в рукоятку вальтера.
– Хватит болтать, – сказал Крэйг. – Теперь наденьте фуражку и спокойно идите на улицу.
Они выбрались из дома и пошли по булыжникам заднего двора. Было удивительно тихо, замок утопал в темноте и покое. Женевьева крепче сжала вальтер в правом кармане своего охотничьего жакета. Они добрались до «мерседеса». Женевьева открыла заднюю дверцу и спряталась между сиденьями, держа вальтер на изготовку. Прим сел за руль, Крэйг рядом с ним. Никто не произнес ни слова. Мотор ожил, и они двинулись к воротам. Спустя несколько минут машина замедлила ход и остановилась. Женевьева услышала вопрос часового, потом он щелкнул каблуками и вытянулся:
– Прошу прощения, штурмбаннфюрер.
Приму не требовалось ничего говорить. Послышался слабый скрип, шлагбаум поднялся, и вдруг совершенно неожиданно другой голос резко прокричал что-то из сторожевой будки. Райсшлингер.
У Женевьевы перехватило дыхание, когда она услышала скрип шагов по гравию. Возможно, он сразу не узнал Прима в рассеянном свете фонаря у сторожевой будки. Он наклонился, что-то говоря по-немецки, она не поняла его слов. Прим отвечал ему. Единственное, что она смогла разобрать, было слово «Роммель», так что Прим, судя по всему, играл в игру Крэйга. Райсшлингер ответил. Короткая пауза, его сапоги снова заскрипели по гравию, и, решив, что он уходит, Женевьева осторожно взглянула вверх. К своему ужасу, она увидела над собой его лицо: он смотрел на нее через боковое стекло.
Он резко отпрыгнул назад, хватаясь за пистолет, Крэйг поднял шмайсер и дал по нему очередь прямо через стекло. На них посыпались осколки, а Райсшлингер, как в каком-то странном танце, откинулся назад. Крэйг ткнул автоматом в шею Прима.
Они рванулись вперед, в ночь. Прим резко швырял машину из стороны в сторону, потому что патруль открыл им вслед огонь. Наконец они скрылись в темноте, поглотившей их.
– У вас там все в порядке? – спросил Крэйг.
На правой щеке Женевьевы, порезанной осколком стекла, была кровь. Она машинально вытерла ее тыльной стороной ладони. Ей не было больно, воздух холодил лицо, и дождь врывался через разбитое окно.
– Да, у меня все в порядке.
– Молодец, девочка.
Они миновали Довиньи, тихий, словно могила, и свернули на горную дорогу.
– Все это напрасно, – сказал Прим. – Каждый пост на многие мили вокруг поднят по радио по тревоге. Через час все дороги будут блокированы.
– Нам хватит и этого времени, – ответил ему Крэйг. – Ведите машину и делайте все, что вам говорят.
Гортензия де Вуанкур лежала в постели, подложив под спину подушки и прислушиваясь к кромешному аду, который поднялся во дворе после стрельбы у главных ворот. В прихожей раздавались крики, минутой позже послышался грохот шагов по коридору, потом громкий стук в дверь. Она взяла сигарету из серебряного портсигара и закурила. Дверь распахнулась, и появился Земке с пистолетом в руке, за ним стоял капрал СС, держа шмайсер.
– Что такое, Карл? – сказала Гортензия. – Вы так возбуждены…
– Что происходит?! – выкрикнул он. – Мне доложили, что Анн-Мари, Прим и французский штандартенфюрер только что выехали через главные ворота. Райсшлингер мертв. Этот проклятый француз застрелил его. Часовой видел все из будки.
– Это самые хорошие новости за последнее время, – усмехнулась Гортензия. – Мне никогда не нравился Райсшлингер.
Земке словно окаменел, на его лице отразилось недоумение:
– Гортензия… Что вы говорите?
– Игра окончена, Карл. Пришло время вести себя так, как подобает де Вуанкурам, и вспомнить, что вы оккупировали мою страну.
– Гортензия… – Земке выглядел совершенно ошеломленным.
– Вы приятный мужчина, Карл, но этого недостаточно. Видите ли, вы еще и враг. Прощайте, мой дорогой. – Она выстрелила дважды, послав пули прямо ему в сердце, так, что его отбросило в коридор. Капрал нырнул в сторону, сунул дуло шмайсера в дверь и послал в комнату длинную автоматную очередь, опустошив весь магазин. И для Гортензии де Вуанкур наступила тьма, мгновенная и милосердная.
Беглецы миновали Сен-Морис. В городе было тихо, как на кладбище. Через двадцать минут они добрались до дороги на Лион. Луна вышла из-за тучи в тот момент, когда они оказались возле леса на скалах над Гросне. Крэйг положил руку на плечо Прима:
– Остановитесь здесь.
Немец остановил машину и выключил мотор.
– Что теперь? Пуля в голову?
– Ну нет, все не так просто, – улыбнулся Крэйг. – Вы поедете с нами в Англию. Там есть человек, который очень хотел встретиться с вами. Уверен, он найдет в вас целый кладезь информации. – Он вышел из машины. – Большой Пьер! – позвал он.
Сверху, из леса, спускались люди в беретах и куртках из овчины. Некоторые из них были с автоматами, другие с ружьями. Они остановились, глядя вниз, и Большой Пьер выступил вперед:
– Эй вы, там, привет!
На лице Прима, смотревшего в этот момент на Женевьеву в зеркальце, застыла легкая улыбка:
– У вас на щеке кровь.
– Это ерунда. Просто порез.
– Рад за вас. – Крэйг открыл дверцу, а Прим стал шарить рукой под панелью управления. Неожиданно Женевьева заметила у него люгер и отреагировала инстинктивно, в слепой панике приставив вальтер к его позвоночнику и дважды нажав на спусковой крючок. Его тело вздрогнуло, в ноздри ударил запах паленой плоти и пороховой гари. Прим очень медленно приподнялся и застыл в полуобороте, в его глазах она прочла искреннее удивление. Потом из уголка его рта вытекла струйка крови, и он рухнул на руль.
Женевьева почти выпала из машины, Крэйг бросился к ней, но она оттолкнула его:
– Оставьте меня!
Он стоял с потемневшим лицом, глядя на нее, потом расстегнул черный плащ СС и швырнул его в «мерседес». Большой Пьер кинул ему куртку из овечьей кожи, повернулся и сделал знак одному из своих людей. Тот склонился над телом Прима и отпустил ручной тормоз. Столкнуть «мерседес» со скалы было минутным делом, и машина, качнувшись, рухнула в море.
Женевьева вдруг поняла, что все еще сжимает в руке вальтер, содрогнулась и положила его в карман.
– Он не допускал мысли, что я способна это сделать, – прошептала она. – Да и я, честно говоря, тоже.
– Ну что же, теперь вы знаете, что при этом чувствуешь, – сказал Крэйг. – Добро пожаловать в клуб.
Его люди оставались на верхнем причале, пока Большой Пьер провожал Крэйга и Женевьеву туда, где их ждала «Лили Марлен».
Послышался голос Шмидта:
– Черт возьми, он это сделал! Он вытащил ее оттуда! Экипаж издал гул восхищения, и Хейр крикнул с мостика:
– Поздравляю! Теперь вперед!
Двигатели ожили. Крэйг перелез через леер, повернулся и подал руку Женевьеве. Она обратилась к Большому Пьеру:
– Спасибо вам за все.
– Смятые лепестки роз, мисс Треванс. Я предупреждал вас.
– Смогу ли я когда-нибудь пережить то, что только что сделала?
– Все проходит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26