– Ты не понял, – откликнулся Харкер. – Если я не выберусь, твоя прекрасная леди Октавия сдохнет.
Норт похолодел.
– В тюрьме ты будешь не страшен. Харкер усмехнулся:
– У меня много друзей, Шеффилд. Нужно лишь шепнуть пару слов – и она покойница. Может, не завтра. Может, я еще заставлю тебя подергаться. Но она умрет, можешь не сомневаться.
Норт стиснул зубы.
– Сначала сдохнешь ты.
Харкер растянул губы в улыбке:
– Можем и так поступить, если хочешь. Мне нравится идея пришить сначала тебя, а потом твою бабу. Хотя начать с нее было бы приятнее.
Норт ничего не успел ответить, не успел выхватить кинжал из сапога, как Харкер кинулся на него. Он успел отбить удар и схватил Харкера за запястье, но проклятое лезвие стало приближаться.
Так вот для чего Норт оказался здесь. Вот для чего Харкер вытребовал его сюда. Он знал, что команда с Боу-стрит не выпустит его живым.
Харкер хотел свести с ним последние счеты. Сегодня один из них должен умереть. Это было единственное решение.
Отчаяние придавало Харкеру какую-то нечеловеческую силу. Все, что удалось Норту, – это не дать воткнуть кинжал себе в грудь. Норт не знал, сколько он еще сможет сдерживать напор. Даже если закричать и позвать на помощь, успеют ли те, снаружи, поспеть вовремя?
Лезвие проткнуло ткань сюртука, вспороло жилет, рубашку и воткнулось в тело как раз под левым уголком воротника. Чтобы не закричать от боли, Норт стиснул зубы. Но не удержался и зашипел.
Харкер заулыбался. Затем неожиданно бухнул выстрел, и лицо у Харкера стало удивленным. Хватка, которой он удерживал Норта, ослабла, и после нескольких оглушительных секунд изо рта потек ручеек крови.
– Шеффилд… – Он повалился на пол, увлекая Норта за собой.
Потрясенный, Норт поднял голову и увидел человека, которого принял за пьяного. В руке у него дымился пистолет.
– Брам? – Это что, предсмертное видение? И умирает Норт, а не Харкер?
Брат зловеще усмехнулся:
– Мне показалось, что тебе требуется помощь.
Норт ничего не успел сказать в ответ, потому что пивную заполонили люди с Боу-стрит. В помещение ворвались Дункан Рид и Уинтроп и кинулись к Норту. Внимание Уина тут же отвлеклось, но не на убитого Харкера, а на присутствовавшего здесь старшего брата. Они с Брамом смотрели друг на друга. У одного в глазах стояло изумление и негодование, у другого – застыла пустота.
Сделав, прихрамывая, несколько шагов, Брам протянул свой пистолет Дункану.
– Я подожду снаружи. – Потом еще раз глянув на Уина, Брам повернулся к нему спиной и вышел вон.
– Что здесь, черт побери, произошло? – потребовал ответа Дункан.
Норт все еще не пришел в себя.
– Провалиться мне, если я знаю.
Сыщик, стоявший на коленях возле тела Харкера, поднялся.
– Он мертв.
Все! Все кончилось. Харкера не стало. И к лучшему! Теперь Норт свободен!
Глава 20
Спустя час после того, как тело Харкера увезли, и Норт лично убедился, что бандит мертв, они с Брамом устроились в кабинете. Норт пил виски, Брам – кофе.
– Тебе это как, ничего? – спросил Норт, приподняв стакан.
Брам покачал головой и сразу отвел взгляд от стакана.
– Мне все равно, но спасибо, что побеспокоился.
Еще бы Норту не беспокоиться. Брам все-таки его брат.
Как ни хотелось расслабиться с виски, это не стоило душевного равновесия Брама. Тот больше не пил. Не мог себе позволить. Одного глотка было достаточно, чтобы вновь свалиться в пропасть и оказаться во тьме, в которой он провел столько лет. Напиваясь, Брам становился совершенно другим человеком. Человеком, с которым Норту не хотелось бы встретиться снова.
Усевшись в кресло поглубже, Норт положил ноги на стол, откинулся на спинку и с любопытством глянул на брата. После нескольких часов, проведенных на Боу-стрит, можно было наконец задать все вопросы, которые мучили Норта с того момента, как он увидел в пивнушке Брама.
Нет, даже с того момента, когда обнаружил, что Брам «посещает» Касси Крокер. Именно она рассказала Браму о Харкере? Решила пожертвовать собой, чтобы бывший любовник получил по заслугам?
– Почему ты это сделал?
В улыбке Брама не было и тени веселости.
– Потому что он убил Касси. Потому что он собирался убить и тебя.
– Я и сам уложил бы его.
Брам поднял чашку.
– Это могло осложнить начало новой карьеры, разве не так?
Норт взвился от такой беспечности:
– К дьяволу мою карьеру. Тебя могли убить, дубина стоеросовая!
Взгляд Брама был таким же спокойным, только немного удивленным.
– Лучше меня, чем тебя. Я не боюсь смерти.
Что бы это значило? Что Норт боялся? Да, дьявол, он боялся! Любой нормальный человек боится смерти.
– Слава Богу, эта черта Райлендов мне не передалась. Пожав плечами, Брам доцедил остатки кофе.
– Наверное, она передалась нам от матери. По-моему, она не слишком радовалась жизни.
– Нет, – заспорил Норт. – Это не значит, что она не боялась смерти. Она боялась жизни.
Теперь в улыбке брата появилась печаль.
– Пожалуй. Ты тоже несколько последних лет боялся жизни, я прав?
Норт кивнул:
– Уже не боюсь.
– Ну и отлично. Теперь, если мы покончили со всеми этими душещипательными разговорами, я отправлюсь домой.
Норт недоверчиво взглянул на брата:
– И это все?
Брам вежливо улыбнулся в ответ:
– И это все. Не пойму, что ты хочешь отыскать во мне, братец, но у меня этого нет. Ни раскаяния, ни сомнений, ничего, что мешает людям спать по ночам. Я поступил так, как считал нужным.
– Откуда ты узнал, где он?
– Пошатался по притонам за лондонскими доками. Поспрашивал людей. Они кое-что рассказали, Касси подтвердила. – Только при упоминании имени актрисы лицо выдало его.
Господи, Брам и Октавия оставят Боу-стрит не у дел.
– Ты убил бы его в любом случае, ведь так?
– А ты как думаешь?
Норт пристально посмотрел на брата:
– Я думаю, что ты опасный сукин сын.
У Брама вырвался смешок. Усмехаясь, он взялся за набалдашник трости и поднялся.
– Не опасный. Заботливый.
И опасный тоже, но Норт не собирался заострять на этом внимание. В Браме было много того, что он не замечал раньше, что братья в нем и не предполагали. Это Брам отыскал в какой-то портовой таверне больного и страдающего Дева. Теперь точно так же спас Норта.
– Я скажу Уинтропу, чтобы он держался подальше от пивных, не то в следующий раз ты влетишь и станешь спасать его.
На этот раз в улыбке Брама появилась горечь.
– Уинтроп скорее пристрелит меня, чем примет помощь.
– Но ты все равно станешь его спасать. Брам не ответил.
– Спасибо, – помолчав, сказал Норт. – В любом случае я хочу, чтобы ты знал: я очень рад, что ты оказался там.
Водрузив шляпу на голову, Брам сверкнул улыбкой.
– Можешь рассчитывать всегда. Мне все равно нечего делать.
На этот раз Норт рассмеялся вместе с ним. Он проводил брата до двери и постоял, глядя вслед карете, унесшей его. Потом, покачав головой, вернулся в дом.
Брам совершенно не переживал из-за того, что лишил человека жизни. Все потому, что он отлично понимал – Харкер не успокоится, пока не убьет Норта. Брам, который не смог бы обидеть собаку, засадил пулю в человека и ничуть не раскаивался в содеянном.
Брам избавил Норта от смертельного врага и не позволил запачкать руки кровью. Когда-нибудь он отплатит добром за его добро. Норт поклялся себе в этом.
Что ж, откровенно говоря, он был страшно рад, что все закончилось, хотя внутри сохранялось чувство чего-то недоделанного. Это было странно: убедиться, что Харкера не стало, что он может полностью распоряжаться своей жизнью. В это было трудно поверить, словно не все нити, связывавшие их, оказались перерезанными.
Норт отправится к Октавии завтра. А для начала примет ванну и разложит у себя в голове по полочкам все, что случилось этой ночью. И найдет для нее нужные слова.
Ему так много хотелось ей сказать!
Прежде чем отправиться наверх, он завернул в гостиную, где Октавия своими руками навела порядок, когда ненадолго останавливалась у него. Как она его тогда удивила! Вдруг навалились воспоминания детства. Счастливое время, когда оба родителя были живы. Счастливое время, когда не возникало сомнений в любви отца. Даже если его не было рядом. Время, когда Норт чувствовал себя защищенным и не знал, что означает слово «ублюдок», которое слышал потом не раз.
Изящная мебель, которую очень любила мать. Обивка в тон драпировкам. Ковер, в котором сочетались оттенки цвета стен и мебельной обивки. В этом было больше вкуса, чем в половине домов на Беркли-сквер. И тем не менее ни одна из тех полных самоуважения матрон не пришла сюда выпить чаю и отдать дань крохотным кексам миссис Бантинг.
Матери было наплевать на мнение света. Она была счастлива с отцом, со своими друзьями. И с Нортом.
Она не связывала с ним никаких надежд, не брала никаких клятв в отличие от матери Октавии. Теперь пришло время поверить Октавии и поверить в себя. Он должен поступить так, словно радость, о которой говорила мать, ждет его за углом.
Его внимание привлекло какое-то яркое пятно. Это была думка из лоскутков, которую Октавия еще девочкой сшила для его матери. Незадолго до ее смерти. Подушка всегда была у матери под рукой, на софе, здесь, в этой гостиной, даже когда уже не оставалось сил приподнять голову. Каждое утро служанка укутывала ее седеющие волосы в тюрбан и искусно подкрашивала истончавшееся лицо, возвращая ему краски и жизнь, которая неумолимо уходила. Мать держала думку при себе – этот подарок девочки, к которой она всегда относилась как к дочери. Октавия проводила больше времени у них, чем у себя дома.
Забрав подушку с собой, Норт отнес ее наверх, в спальню и положил к себе на кровать. Она была не к месту: яркая на фоне кремовых простыней и золотистого покрывала, но ему было безразлично.
Они с Октавией станут жить в этом доме.
Даже если вдруг переедут куда-нибудь еще – Октавия ведь может захотеть поселиться в более респектабельном районе, что естественно, – он ни за что не откажется от этого дома. Да и Октавия не станет настаивать.
Стянув с себя всю грязную одежду и забросив ее в угол, Норт влез в ванну. Вода была теплой, а не обжигающе горячей. С ароматом сандалового дерева.
Глубоко вздохнув, он вытянул в воде ноги и откинулся на высокую медную спинку. Господи, это прекрасно!
Зачерпнув ладонями воду, вымыл лицо. После каждого посещения доков ему казалось, что он весь в грязи, а в этот раз пришлось тащить тело Харкера по замызганному полу пивнушки, а потом еще и грузить его. Болела левая рука.
Теплая вода размягчала усталые мышцы, убаюкивала, навевала дрему. От аромата мыла и воды ушло напряжение из шеи, разгладилось лицо. Норт прикрыл глаза, чтобы вода продолжала вершить свое волшебство.
Легкие пальцы погладили ему лоб, погладили щеку. Он что, уже спит? Если так, тогда это чудесный сон.
Нет, это не сон. Губы, поцеловавшие его, были настоящими. Этот запах – сладковатый и тонкий – тоже был настоящим.
Норт открыл глаза, разлепив тяжелые веки, и увидел Октавию. Ее ангельское лицо было в дюйме от него.
– Ви?
– Привет, Норри.
– Что ты здесь делаешь?
Закатав рукава темно-зеленого платья, которое больше походило на рабочее и ничуть не напоминало то роскошное, какое было на ней на балу у Спинтона, она пожала плечами:
– Мне надоело ждать, пока ты придешь.
Он улыбнулся:
– Терпение никогда не было твоей добродетелью.
Изогнув бровь, она вздернула подбородок.
– А твоей – смирение.
Норт хмыкнул.
Боясь дохнуть, Норт сидел, как статуя, а Октавия окунула мочалку в воду и густо намылила ее. Осторожными круговыми движениями стала ему тереть мочалкой шею и грудь.
– Начну отсюда, а потом перейду ниже. – В глазах у нее замерцал лукавый огонек. – Ты не против?
Он громко вздохнул, когда мочалка двинулась вниз по его разгоряченному телу.
– Мне кажется, эта ночь станет дьявольски долгой.
Мочалка прошлась по его широкой мускулистой груди, обогнула небольшой свежий порез рядом с левым соском, поднялась на плечо. Потом перешла на другое и спустилась к шраму на бицепсе. Октавия не стала спрашивать, откуда у него новая рана. Она ничего не хотела об этом знать. Самое главное – Норт остался жив. Фрэнсис сказал ей, что с Нортом все в порядке, что Харкер больше не потревожит их.
Она понимала, что он устал, что нужно дождаться утра. Но с какой стати она должна сидеть и ждать?
Вода в ванне была теплой, мыло – благоухающим и шелковистым. Мочалка – мягкой, но не нежнее ее рук. Поэтому она откинула мочалку и взялась за мыло. Намылив как следует руки, она вернула мыло на блюдечко и пробежалась пальцами по его плечам, по шее, по необъятной, заросшей короткими волосами груди. У нее под руками жил и дышал целый континент, со своими холмами и долинами, скалами и ущельями. Загадочный и влекущий к себе континент под названием мужчина.
Норт наблюдал за ней с таким открытым и беззащитным выражением, что она отвела глаза.
– Я все такой же красавец, Ви?
Она улыбнулась, услышав его шотландский акцент.
– Ох, Норри Шеффилд, – певуче откликнулась она, безуспешно пытаясь передразнить его шотландский выговор, – ты у нас – писаный красавец.
Вытянув руку из воды – по бронзовой коже потекла мыльная пена, – Норт схватил и прижал ладонь Октавии к своей груди. Откуда у него этот загар? Даже грудь, которая должна быть светлее, была такой же золотисто-розовой, как лицо.
И в груди, как раз под ее рукой, ритмично колотилось сердце. Колотилось сильно, упруго. Подхватывая ритм, сердце Октавии забилось в унисон с ним.
– Сегодня мой брат убил человека.
Это было самое неожиданное заявление из всех, какие она могла предположить.
– Что?
Удерживая ее руку, Норт со вздохом закрыл глаза. Вид у него был опустошенный. Вокруг глаз и рта залегли складки.
– Брам. Он убил Харкера.
Октавия покачала головой. Харкер мертв? Его убил Брам? Об этом Фрэнсис ей ничего не сказал.
Она не собиралась подгонять Норта. Пусть расскажет сам.
– Брам оказался там, в пивной. Я даже не обратил на него внимания. Мы сцепились с Харкером…
– Вот так ты заработал рану на груди. – Разве несколько минут назад она не сказала себе, что ничего не хочет об этом знать?
Норт кивнул и открыл глаза.
– Если бы не Брам, меня бы здесь не было. Он застрелил Харкера.
– Он сделал это вместо тебя. – Она в этом не сомневалась. – Он сделал это ради тебя.
– Он сделал это для нас. – Ради нас. Какое восхитительное звучание у двух коротких слов! – Выходи за меня замуж.
Господи, он серьезно? Или это сон? Октавии так хотелось, чтобы все было серьезно!
– А вдруг появится еще какой-нибудь преступник и ты снова погонишься за ним?
– Не погонюсь.
– Откуда мне знать?
Норт усмехнулся уголком рта.
– Потому что я меняю место работы. Затаив дыхание, она смотрела на Норта.
– Политика?
– Да. Брам считает, что у меня отличные шансы пройти в парламент от Хьюбери.
– А ты как считаешь? – Важно было узнать, что он думает на самом деле, а не то, что ей хочется услышать.
Он наклонился вперед. Вода плеснула из ванны на пол.
– Ничего не будет иметь смысла, если со мной не будет тебя.
– О! – Слезы набежали на глаза, встали комком в горле.
Прижимая ее руку к своей груди, Норт вытянулся и положил свободную руку ей на затылок. Мыло потекло на юбки. Он заставил Октавию посмотреть ему в глаза.
– Большую часть моей жизни я провел, пытаясь стать тем, кем не мог стать, пытаясь убежать от того, кем я был. Ты единственный человек, который заставил меня понять, что все это – пустое. Что быть самим собой – это прекрасно.
– Быть таким красавцем! – не удержавшись, поддела она. Но голос предательски дрогнул.
Он улыбнулся почти сочувственно, потому что понял, как она близка к тому, чтобы потерять самообладание.
– Мне нужна только ты. И когда я тебя увидел здесь, то понял, что все будет прекрасно.
По щекам у нее потекли слезы.
– Когда бы я ни появлялась здесь, мне всегда казалось, что я пришла домой, и это потому, что здесь был ты. У меня столько прекрасных воспоминаний, связанных с этим домом!
Его ледяной и одновременно огненный взгляд сверлил ее.
– Вот и живи здесь.
– Я не против. – Господи, неужели это она заговорила таким дрожащим шепотом?
Норт удивился:
– Правда? Ты согласна жить здесь?
Октавия кивнула и вытерла слезы.
– Конечно, согласна. Я люблю этот дом так же, как и тебя.
– И ты выйдешь за меня замуж? И станешь всего-навсего миссис, а не графиней?
В ответ она нежно провела пальчиком по его щеке.
– Пусть тебя не волнуют такие мелочи. Да, я выйду за тебя. С радостью. Без сомнений и колебаний. И не передумаю. Стану миссис Норт Шеффилд.
– Шеффилд-Райленд, – с глупой усмешкой поправил он.
Его руки стали лихорадочно расстегивать платье у нее на спине. Часть пуговиц он расстегнул, остальные оборвал, и они застучали по полу.
Октавия опустила руки, и волосы упали за спину. Потянув за рукава, Норт стянул платье. Затем дернул за ленту на нижней сорочке, и нежнейший батист разъехался в стороны от одного движения его руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31