– Норри? Проклятие!
– Что-то не так?
Он улегся на спину, чтобы не смотреть Октавии в глаза. Так будет легче вынести то, что она сейчас произнесет.
– Нет. Все в порядке.
– Тогда почему ты так себя ведешь?
Она переживает или обвиняет? И как он должен себя вести? Эта ночь изменила все. Усложнила все. Она что, н понимает этого?
Октавия ласково коснулась его руки.
– Ты жалеешь об этой ночи?
– Я жалею, что меня подстрелили. Ты об этом?
Ему показалось, что Октавия слегка улыбнулась. Поняла, что стоит за его угрюмостью? Поняла, что это напускное, потому что единственное, что пугало его еще больше, чем возможность потерять Октавию, – это желание не расставаться с ней.
– Нет, не об этом. Понятно, что не об этом.
– Это все меняет.
– Мне не хочется, чтобы менялось то, что связывает нас.
Как можно на это рассчитывать? Она хочет, чтобы они остались друзьями, и ничего больше? Должно быть, так. Наверняка она не испытывает такого смущения, как он.
Если ей ничего не хочется менять, значит, она и дальше будет тянуть эту волынку со Спинтоном. Вернется назад в свой мир, а Норта бросит здесь. Он понимал, так будет лучше. Честно, понимал!
– Вот и прекрасно, – пробормотал он. – Значит, ничего не изменится.
Октавия вдруг успокоилась, и это полоснуло его по сердцу.
– Как здорово! Мне так хорошо рядом с тобой! Я готова наслаждаться каждой минутой.
Значит, ей будет о чем подумать, когда Спинтон будет потеть и пыхтеть на ней. Или она испытывает к нему не просто дружеские чувства? Норт терялся в догадках, а проклятая трусость не позволяла спросить напрямик.
Брак со Спинтоном стал бы для Октавии прекрасным вариантом. Она заслужила такую жизнь. Сколько раз нужно повторить себе эти слова, чтобы поверить в них?
Вместо этого Норт сказал:
– Я тоже.
Повисла неловкая, тяжелая тишина. Наконец Октавия отвела глаза и высвободила руку.
– Мне нужно возвращаться. Беатрис, наверное, уже вне себя.
Может, она под боком у Спинтона, но Норт не собирался вмешиваться. Он сомневался, что граф способен на такие авансы. Не думал он, что Беатрис, чопорная и жеманная, согласится на такие отношения.
Увы, это только у них с Октавией. Странно, что вещи неправильные, откровенно скандальные и греховные могут выглядеть абсолютно правильными.
Октавия собралась уходить, и он понимал, что не должен задерживать ее. Но когда она села на постели, не скрывая от него наготы, Норт схватил Октавию за руку. Он не отрываясь смотрел ей в лицо. Ее тело было настолько красиво, что хотелось запечатлеть в памяти грудь, бедра, руки – все, что прикасалось к нему этой ночью. Но еще ему нужно было видеть лицо Октавии, видеть отражение чувств.
– Это – то самое, чего ты хочешь? – Можно было бы не переживать, но кто защитит ее? Спинтон? Смешно! Если она уйдет, Норт ее отпустит. Но сам встанет под ее окнами и будет охранять ее день и ночь, чтобы знать, что ей ничто не угрожает.
Она грустно улыбнулась:
– За несколько минут ты отдалился от меня настолько, что я подумала: пусть все будет, как ты хочешь.
Это означает, что она не собирается бросать его? Что, если она захочет остаться? Они оба готовы воспользоваться таким шансом?
– То, что я хочу, не важно. – Норт оставлял решение за ней. И то, что ему не хотелось отпускать ее, не имело никакого значения.
– Как это – не важно? Это твой дом. Я должна уйти. Норт не отпустил ее руку. Он заставил себя приподняться и сел рядом, обернув бедра простыней.
– К черту, Ви! Единственный раз не думай о том, что хочется мне, что захочется кому-нибудь еще. Чего хочешь ты? Хочешь вернуться домой, в свою пустую постель, к Спинтону и Беатрис, в высшее общество? Или останешься со мной, здесь, в моей постели, в моем доме?
– Я… – Губы задвигались, но не выдавили ни звука. Будь что будет. Норт выпустил руку Октавии.
– Тогда тебе надо идти. Доедешь в карете Брама.
– Мне не хочется уходить. – Она сказала это низким и хриплым голосом. – Я хочу остаться. В твоей постели.
От этих слов он почувствовал возбуждение, какое не могли дать никакие ласки, никакие эротические фантазии.
– Тогда оставайся.
Их взгляды встретились, и Норт понял, что ей нужно нечто большее, чем просто остаться с ним. Она желала его. Она понимала, что их влечет друг к другу, не намного яснее, чем он. Ей не хотелось копаться в себе, чтобы понять, насколько глубоко ее чувство к нему. Но одно было яснее ясного – он занимал в ее душе такое же место, как и она в его. Много лет она оставалась самым главным человеком в его жизни, главнее, чем братья. И он для нее был главным. Никто не знал о нем больше Октавии, и никто не знал ее лучше, чем он.
Она откинулась на спину и открыла ему объятия. Норт очутился между ее стройных бедер. На этот раз их соединяло не просто физическое влечение, но еще и самое настоящее чувство.
Существовали вещи, которые ни он, ни она не могли облечь в слова, но их тела знали, как действовать, сами по себе. Ее чувство привязанности к нему выражалось в трепете бедер, в том, как она отчаянно цеплялась за него. Схватив Норта за руки, она выгибалась, прижимаясь к нему. Ее тело словно умоляло заполнить пустоту внутри. Она хотела ровно столько, сколько он мог дать. Хотела ровно столько, сколько могла вынести. И он знал, что немного погодя даст ей то, что она хочет.
Что-то такое, что останется с ней навсегда.
Норт целовал ее груди с набухшими розовыми сосками. Не останавливаясь, сдвинулся вниз, добрался до округлых женственных бедер.
Тут на него словно что-то накатило. Он стал ублажать ее ртом и руками. И это тоже был акт любви. Безжалостный, грубый, мучительный. Когда она закричала, содрогаясь от наслаждения, Норт поднялся над ней на руках и вошел в нее. Его не волновали последствия. Разум как будто отключился. Он сосредоточился только на том, чтобы достать до самой ее глубины, чтобы добраться до души Октавии.
Давным-давно он дал зарок, что у него не будет незаконнорожденных детей, и не собирался отступать от него. Если в результате Октавия забеременеет, она сможет выйти замуж за него, а не за Спинтона.
Стиснув зубы, Норт входил в нее настолько глубоко, насколько она могла выдержать. Сцепив ноги у него на талии, она хваталась за его трясущиеся руки. Рана тут же дала о себе знать. Норту было все равно. Октавия прерывисто задышала. Выгнувшись, прижалась к нему. Слабо захныкала. Он еще жестче заработал бедрами. Еще быстрее. Потом вдруг все остановилось. Он перестал дышать, перестал соображать, перестал жить. Вцепившееся в него жаркое жадное тело впитывало в себя его оргазм.
Без дыхания, он рухнул на нее. Господи! Ему казалось, что она сейчас забрала у него десяток лет. А может, добавила?
Все-таки это неправильно. Люди, которых связывает дружба, не должны заниматься любовью. Возможно, сейчас они с Октавией еще раз доказали, что мужчина и женщина не могут быть просто друзьями. Влечение всегда будет создавать сложности.
Куда уж сложнее! Она не хочет ничего менять, но как, черт подери, все может остаться на своих местах? Может, она рассчитывает, что постель вернет их отношения на исходную точку? Только у него это не получится. Нет, получится, но потребует многих сил.
И уж что будет немыслимо трудно, так это вернуть Октавию Спинтону. Она принадлежит ему, и пусть все остальное летит в тартарары. Спинтон ее не получит. Но попытается получить. Можно не сомневаться.
– О чем ты думаешь?
Норт коснулся кончика ее носа.
– О тебе.
Она улыбнулась:
– Наверно, что-нибудь хорошее?
– После этой ночи может быть по-другому?
По выражению лица Октавии Норт понял, что она думает о том же.
– Ты считаешь, он на самом деле хотел убить тебя? Кто этот «он», можно было не выяснять.
– Понятия не имею.
Это могло быть предупреждением. Вероятно, подозрительность, прозвучавшая в голосе Норта или проявившаяся в выражении лица, натолкнула Октавию на какую-то мысль.
– Может, ты тут вообще ни при чем?
– Это нам неизвестно.
Она совсем не глупа, его Ви. Он мог бы попытаться утаить от нее кое-что, но Октавия не всегда жила в золоченой клетке. Она представляла, что происходит на темной стороне жизни. Они оба понимали, что не всегда вещи представляются такими, какие есть на самом деле.
– Я никому не позволю причинить тебе вред.
– Знаю. – Октавия прямо посмотрела ему в глаза. – А я порву на куски любого, кто причинит вред тебе.
Другой поднял бы ее на смех, но Норт прекрасно понимал, что стоит за такими словами. Это не было простым обещанием. Она отомстит за малейшую обиду, нанесенную ему. По крайней мере попытается. Что будет потом, если ее попытка окажется неудачной, об этом ему не хотелось говорить.
– Оставь возмездие мне. – Он перекатился на спину, отстраняясь от Октавии и освобождая больную руку.
Ей не хотелось отпускать его, поэтому она повернулась на бок, оперлась на локоть и заглянула ему в лицо.
– Зачем так рисковать?
Норт закинул здоровую руку за голову.
– Это моя работа.
Октавия потерлась губами о его щеку. Норт порадовался, что побрился, словно специально для того, чтобы ощутить нежность ее прикосновения.
– Можно поменять работу.
– А что я еще умею делать? Может, податься в моряки или в актеры? – Он резко засмеялся. – Представь, как я составляю конкуренцию старине Кину.
– Можно пойти в политику. Норт скривился:
– Ты что, поверила тому, о нем талдычит Брам? В ответ она насупилась:
– В данном случае, я считаю, он прав. Это намного безопаснее.
– Только скучнее.
До нее вдруг дошло. Он понял это, потому что увидел, как она широко распахнула глаза.
– Не верю, что ты отказываешься только из-за этого. Хочет, пусть верит, не хочет, пусть не верит.
– Терпеть не могу скуку, ты же знаешь, – легкомысленным тоном заявил он.
– Общество ты ведь тоже терпеть не можешь. – Пальцы, которые поглаживали ему грудь, замерли. – Ведь не это настоящая причина?
Октавия знала его слишком хорошо. Норт отвернулся.
– Ненавижу подчиняться приказам какого-нибудь идиота. – Это по крайней мере был честный ответ.
Теперь ее пальцы двигались в направлении его пупка.
– Просто делай то, что ты всегда делаешь, Норри. Не обращай ни на кого внимания и поступай как хочешь.
И тут стало не важно, куда направляется ее рука. Октавия задела за живое.
– Как-то это лицемерно звучит от человека, который живет по жестким правилам.
Октавия откинула волосы назад.
– Но честнее, чем менять правила по ходу игры. Я связана обещанием. Кстати, мое лицо находится несколько выше того места, куда ты уставился.
– Я знаю. – Это не о том, где находилось ее лицо. О том, что она говорила. – Ты пообещала мне, что всегда будешь рядом.
Она натянула на себя простыню. С какой стати она отгораживается от него, как будто он посторонний? Она может прятаться от кого угодно, только не от него. Он-то знает ее тело, как свое собственное.
– Ты обещал то же самое, – напомнила Октавия. – Смотри, как мы врали друг другу.
Какого дьявола?..
– Я не обманывал тебя, – сердито посмотрел он.
– И я. Тогда мы были детьми, и все казалось простым. – Она вздернула подбородок, словно ожидая, что Норт начнет возражать. – А оказалось сложным.
– Да, – согласился Норт. – Иначе мы не лежали бы с тобой в одной постели.
– Или по крайней мере мне хватило бы благопристойности, чтобы почувствовать угрызения совести за то, что я нахожусь здесь.
Даже если бы она треснула Норта его же собственным ботинком, он не был бы настолько поражен.
– А ты не чувствуешь?
Октавия вздохнула. Она вытянула руку и дотронулась до его щеки. Это было просто ласковое прикосновение, но ему показалось, будто невидимый обруч сдавил грудь, не давая дышать.
– Нет, не чувствую. Мне много раз приходилось жалеть о своих поступках. Но только не об этом.
Октавия отлично знала, что сказать, чтобы полностью разоружить Норта. Он не мог злиться на нее. На обстоятельства, на ее деда, на весь мир, в конце концов, но только не на нее.
– Иди ко мне.
Октавия без возражений придвинулась и очутилась у него в объятиях.
– Сердцем я всегда был рядом с тобой, – признался Норт, когда она устроила голову у него на сгибе руки.
Ее мягкие губы потерлись о его горло.
– Я – тоже.
В том, чтобы облачиться в одежду Норта, было что-то совсем интимное. Октавия почувствовала это обстоятельство позже, когда они завтракали. Завернувшись в его халат, она сидела за маленьким столиком в кабинете Норта. Темно-синяя парча была мягкой и пахла свежестью и Нортом. В следующий раз, когда он наденет халат, тот будет пахнуть свежестью, и Норту это понравится? И вообще, обратит ли он на это внимание? Конечно, обратит.
Молча отхлебывая кофе, она разглядывала его, пока он просматривал донесения своих сотрудников. На нем были только брюки и сорочка. Ноги босые. Расстегнутый ворот сорочки выставлял напоказ высокую сильную шею и загорелую грудь. Щетина на подбородке и в беспорядке вьющиеся волосы вносили свою лепту в его пиратский облик.
Аристократы сейчас зашикали бы. Но Норт никогда не станет лощеным джентльменом. Что бы он ни делал, его никогда не примут в тот – в ее – круг. Нет ничего удивительного, что Норт создал свой собственный. Не ниже и не выше. Свой мир, в котором действует по своим правилам и правит по собственному желанию.
Как Октавия завидовала Норту! Он не был связан никакими обещаниями. Он не боялся запачкать имя своей семьи. Конечно, имя Райлендов с самого начала отнюдь не отличалось голубиной чистотой. В каком-то смысле ему повезло, хотя он наверняка не осознавал этого. Ему не нужно было притворяться кем-то, кем он не являлся на самом деле. У него отсутствовало чувство вины за то, что приходилось покидать друзей и любимых, чтобы начать другую жизнь. Октавия не могла не признать, что из-за собственной любви к удобствам и всему, что дает власть денег, она не посмела бы– вести себя так демонстративно. Но Норт – это Норт. Морщинки вокруг глаз и рта, немодный загар и небритая щетина еще больше отдаляли его от ее мира. И каждый раз от этого начинало ныть сердце.
– Я люблю тебя, Норри.
Норт оторвался от бумаг и ласково сжал руку Октавии.
– А я – тебя.
Ничто в его жесте и в выражении лица не говорило, что любовь, о которой он только что сказал, такая же глубокая и жуткая, как у нее. Он любил ее обычной своей любовью как друг. Верный, настоящий друг. В этом не было сомнения. Но всего лишь друг! Она знала, что он готов сделать все, что она попросит, он расшибется в лепешку ради нее.
Пойдет на все, но не будет любить ее так, как ей хотелось. А Октавии действительно хотелось, чтобы он полюбил ее. Ей никогда не забыть того, как по-девчоночьи она любила его тогда. Сейчас это чувство расцвело, стало зрелым и оттого принесло боль. Он был ее самым близким другом, ее любовником, ее единственным. В ее жизни Норт стал самой важной фигурой, единственным человеком, который видел ее и с прекрасной, и с дурной стороны. Он знал все ее секреты. Ладно, все, кроме одного – ее любви к нему. Он был единственным, кому она верила полностью. Если бы он сказал, что достанет с неба звезду, она поверила бы.
Поэтому она поверила и тому, что он любит ее, хотя и понимала, что это не так. Не так, как ей хотелось. На этот раз Беатрис оказалась не права. Октавия не смогла заполучить того, что хотела.
Так даже к лучшему. Но теперь та маленькая глупая девчонка, которая сидела у нее внутри, тихонько заплакала. Столько лет она лелеяла в себе надежду, что он испытывал и до сих пор испытывает к ней такое же чувство, как и она к нему. Но увы. Все сложилось по-другому. Вот это и было важным.
Правда, он все равно оставался ее Норри, а она навсегда останется его Ви. Конечно, в такой ситуации были свои положительные моменты. Нужно просто их разглядеть.
– Как ты думаешь, для людей, которых связывает между собой дружба, это обычное дело – заниматься любовью? – Господи, зачем она об этом спрашивает? Ведь он не ответит так, как ей хочется.
Норт поперхнулся кофе.
– Ох, Ви! Дай сначала проглотить, а потом спрашивай.
– Извини. – Она не чувствовала себя виноватой. – Ну так что?
– Понятия не имею. Для нас, кажется, в этом нет ничего необычного.
– Полагаешь, других тоже связывает такая же дружба? – Она поиграла салфеткой. «Полагаешь, другие женщины будут собственными руками устраивать себе трагедии?»
– Мужчина и женщина не могут быть просто друзьями. Между ними обязательно возникнет физическое притяжение.
Чушь! Но Октавия не собиралась спорить, тем более что ему не хотелось говорить на эту тему. Его уклончивость давала слабую надежду вместо огорчения. Норт не вступал в споры тогда, когда боялся показать свою уязвимость.
Октавия не сомневалась, что он к ней неравнодушен.
Только вот не знала насколько.
– Мне нравится думать, что наша дружба – нечто особенное. – Ну чего она прицепилась к нему?
Он посмотрел ей в глаза:
– Единственная во всей моей жизни. У нее замерло сердце.
На миг на его лице появилось выражение глубокой печали, и он снова замкнулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31