А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Тогда почему мисс Генри не присутствует при нашем разговоре?
Норт кивнул:
– Ну, если хотите…
Октавия уже наливала себе шеррй. Конечно, лучше чего-нибудь покрепче, но только не в присутствии Спинтона.
– Она в библиотеке, Фицуильям. Будь любезен, приведи ее.
Не успела дверь захлопнуться, как Октавия одним глотком опорожнила стакан и подошла к Норту. Ей нужно было знать, что он думает. Ей нужно было получить его одобрение или осуждение. Ей нужен был друг, а не этот посторонний человек.
– Норри, я…
Он остановил ее, положив руки на плечи. Потом наклонился и поцеловал в щеку.
– Главное, чтобы ты была счастлива, Ви. Это все, чего я хочу.
Прикосновение его губ отозвалось в ней дрожью.
– Я тоже хочу для тебя счастья.
– Не уверен, что мы его заслуживаем.
– Ты заслуживаешь. – Он понимал, что она имела в виду. Норт через силу улыбнулся:
– Зато Спинтон – счастливчик. Октавия тихо засмеялась:
– Ты единственный знаешь, какое испытание его ожидает.
– Его единственное испытание – это научиться ждать. Под его пристальным взглядом она вспыхнула, как глупенькая школьница.
– Врун!
Он сжал ее плечи, и Октавия чуть не застонала от этого сильного и мягкого прикосновения, которое полностью снимало внутреннее напряжение.
– Я никогда не лгал тебе.
– Ты просто забыл! – возмутилась она.
– Когда?
– В тот день, когда ты сказал, что знаешь, что происходит между мужчиной и женщиной.
У него слегка порозовели щеки.
– И тогда я не лгал. Я действительно знал.
– Но не на собственном опыте. Он пожал плечами:
– Ну да. Один раз я в костюмерной наткнулся на Мэри Магуайр и Джимми Тейлора.
Октавия расхохоталась:
– Тебе действительно повезло!
Норт страшно удивился. Он стоял и таращился на нее.
– Но ты тоже не была знатоком. Да, не была.
– Я об этом и не заикалась. Улыбка у него погасла, но не исчезла.
– Кажется, мы еще не раз вспомним про ту ночь.
– Не сомневаюсь.
Потом они молча смотрели друг на друга. Норт отпустил ее плечи, как будто не желая удерживать.
– Давай лучше как-нибудь сядем рядком и все обсудим.
– Давай.
Они вовремя успели договориться, потому что в комнату ворвался Спинтон. Он тащил за собой Беатрис, которая была готова выслушать их план, в котором уделялось место и ей. И Спинтон, и Беатрис выглядели как дети, которым пообещали заманчивое приключение. Октавия даже позавидовала им.
Чуть ли не на каждом предложении Спинтон перебивал Норта своими комментариями. Норту потребовалась вся выдержка, чтобы не нагрубить графу.
В конце концов из них двоих Норт оказался терпеливее. Он был таким же терпеливым и в ту ночь, когда они улеглись в постель. Октавии хотелось покончить со всем побыстрее. Норт не торопился, чтобы насладиться самому и дать возможность насладиться ей. Эти мгновения навсегда врезались в память.
Он был так ласков и нежен. Его неопытные пальцы действовали, как подсказывал инстинкт. В тот момент, когда он оказался сверху, Октавия уже хотела его. Ей было хорошо, но потом стало больно. Он разрывал ее. Боль длилась и длилась. Тело стало деревянным. Когда все кончилось, он вышел из нее. Недовольство улеглось. Стала проходить боль от его вторжения. Тогда Октавия поняла, как ей хочется, чтобы он оставался в ней.
Она заплакала. Ему показалось, что это от пережитого страха. Он стал успокаивать ее и ласкать. Ему было невдомек, что его тело значило для нее больше, чем удовольствие, получаемое от рук. Чувствовать его в себе было потрясающе, воспоминание об этом ощущении грело ее все эти годы. В тот момент они превратились в единое целое. Октавия самодовольно улыбнулась. Норт был у нее первым, а она – у него. Первой женщиной, которая узнала, что значит принадлежать этому великолепному, по-настоящему преданному мужчине. Не важно, кто там еще у пего был, не важно, за кого она выйдет замуж, она всегда будет принадлежать ему.
А он всегда – всегда! – будет ее.
Глава 7
Гайд-парк в пять часов пополудни становился местом сбора для тех, кто принадлежал к сливкам светского общества. Именно поэтому Норт всегда избегал его.
– Просто сумасшествие какое-то, – пробормотал он, озираясь вокруг. Лошади, всадники, кареты так и мелькали перед глазами.
Норт услышал, как Октавия засмеялась в ответ, а потом ее гнедая кобылка оказалась под боком у его серого мерина.
– Н-да, слегка многолюдно, но не беспокойся. Ты скоро привыкнешь.
Норт прищурился:
– И не собираюсь.
– Почему? Потому что кто-нибудь подумает, что ты пытаешься забраться выше, чем тебе положено?
Он ослышался или это ее обычная шутка? Сдвинув брови, Норт посмотрел на Октавию:
– А тебя не беспокоит, что кто-нибудь подумает, что ты опускаешься ниже, чем тебе положено?
Она насупилась:
– Не глупи! Я не стыжусь тебя.
Это походило на правду. Она сидела в седле прямо, с горделиво вскинутой головой, не обращая внимания на толпу.
– Твой дед не согласился бы с тобой.
– Мой дед умер, – напомнила она. Он улыбнулся:
– Я знаю. Я посылал цветы.
Октавия глянула на него, словно не зная – засмеяться или сделать ему выговор.
– Почему ты так суров к покойному?
– Потому что он превратил тебя в другого человека. – Норт имел в виду не только ее положение.
Короткий смешок вспорхнул в воздух.
– Ни в кого он меня не превращал. Я сама выросла. Он мог бы поспорить, но не стал.
– Тебе пришлось пообещать ему слишком много. На этот раз Октавия внимательно посмотрела на Норта и кое-что поняла.
– А что тебе пришлось ему пообещать?
Черт! Он отвел глаза.
– Держаться от тебя подальше.
Она задохнулась.
– Тогда, значит, ты злишься не на мое обещание. А на свое.
– Нет. – Он совершенно бесстрастно встретил ее взгляд. – Я злюсь из-за того, что старый мерзавец думал, будто у него есть право потребовать так много от тебя и от меня. И злюсь на себя зато, что поверил всему, что он сказал обо мне. – Норт до сих пор верил, поскольку все предсказания старого графа сбылись. За исключением того, что Норт ничего не добьется в жизни. Чего-то он все-таки добился. Хотя и сам не вполне понимал, чего именно.
Взгляд Октавии был непреклонным.
– Он был очень добр ко мне. Дед мог бросить меня на произвол судьбы, а вместо этого забрал к себе. Он изменил мою жизнь.
Настала его очередь усмехнуться:
– Он не дал тебе сделать того, что хотелось.
У нее было другое мнение на этот счет. Возможно, она получила то, о чем мечтала.
– Дед избавил меня от участи содержанки.
– Ты ни за что не стала бы содержанкой. Октавия улыбнулась горько и насмешливо:
– И кем бы я стала? Женой?
Он вздрогнул. Как от удара под дых.
– О Норри!
Услышать сочувствие, вызванное чувством вины и раскаянием, было еще тяжелее, чем услышать насмешку. Все, что он смог сделать, – не сморщиться от боли. Ему даже трудно было собраться, чтобы дать Октавии отпор.
Рукой в перчатке она дотронулась до него.
– Норт, прости, пожалуйста.
Он пришел в себя.
– Забудь. Все давно закончилось.
– Ты на самом деле собирался?..
Норт кинул на нее предостерегающий взгляд. У него не было желания продолжать этот дурацкий разговор.
– Я сказал, забудь! Радуйся, я был не настолько глупым, чтобы сделать предложение.
– Мне никогда не казалось, что ты глупый.
– Чуть было не поглупел. – Получилось грубее, чем он собирался сказать. – А теперь давай представим, что мы с тобой просто парочка знакомых, флиртующих друг с другом. Думаешь, у нас получится забыть прошлое ради этого настоящего? И не смотри на меня вот так.
Октавия вдруг без перехода превратилась во флиртующую кокетку. Перемена была такой разительной, что Норт вдруг подумал, это искусство ей в полной мере потребуется в первую брачную ночь. Но он решил ничего не говорить. Ему не хотелось делать ей больно. Она причинила ему боль неосознанно. Он злился не на нее, ну если только самую малость. Главным образом он злился на себя, и еще на ее деда, да еще, пожалуй, на судьбу, но только не на Октавию.
Желание вернуть ее рождало беспокойство. Словно легкое землетрясение пронеслось внутри. Когда Октавия объявилась снова, восприятие стало острым, мир засиял красками. Словно часть его «я», которую он потерял двенадцать лет назад, неожиданно вернулась на свое место.
Его мир вдруг стал уязвимым и непредсказуемым. Она перевернула в нем все с ног на голову и дала повод для заботы о ней. Возникло желание заполучить то, чего у него никогда не было, о чем он много лет назад перестал даже мечтать. Возникло желание сделать свою жизнь достойнее, чем она была. Норту захотелось, чтобы Октавия гордилась им, а не пеняла, что он прячется от всех.
Она стала его самым уязвимым местом. И если Харкер поймет это, Октавия окажется в опасности, какую ни она, ни Спинтон даже не могут себе представить.
Если бы Норт не знал, что она скоро снова уйдет из его жизни, он наверняка прислушался бы к постоянным увещеваниям Дункана и занялся бы собственной карьерой. Но какой смысл менять все, к чему он привык, на что-то неизвестное? То, о чем говорил Дункан, было краснобайством, а Боу-стрит – его настоящей жизнью.
Хотя, с другой стороны, если он займется политикой, у него появится возможность войти в высший свет. Он сможет видеться с Октавией. Никто не станет обращать внимания на разницу в их положении. Если только она не станет графиней, это непоправимо отдалит их. После ее замужества им уже никогда не быть друзьями. Она не захочет, чтобы Спинтон обнаружил, что ее мать занимала положение немногим выше, чем куртизанка. Октавия не допустит, чтобы он узнал о ее происхождении и о том, что она отдала самое ценное ублюдку виконта Крида, незаконнорожденному сыну самого известного пьяницы и бабника во всей истории Англии.
Спинтон может сколько угодно верить в то, что он первым окажется между ее трепещущих бедер. Пусть думает, что получит все. Но он никогда не испытает настоящего благоговения, которое довелось пережить Норту, когда Октавия сама отдалась в его руки. Спинтон, возможно, будет ласковым. Возможно, будет нежным. Но он никогда не будет таким осторожным и понимающим, каким был Норт. Она тоже была у него первой. Ничего этого Спинтон не получит.
– Мне и дальше придется кокетничать одной, мистер Шеффилд, или вы все-таки присоединитесь?
Ее голос, в котором не было язвительности, только легкая насмешка, вывел Норта из задумчивости. Он обратился к ней с улыбкой, которую посчитал очаровательной:
– Я всего лишь пытался вызвать в памяти слова, которые в полной мере могли бы оценить вашу красоту, леди Октавия.
Она захлопала глазами, и на какой-то момент рядом с Н ортом оказалась его прежняя Ви. Она никогда не знала, как относиться к комплиментам, но всегда любила выслушивать их. Так захотелось разрушить фасад из хороших манер, который она возвела, изо всех сил стараясь стать леди.
Норт предпочел бы, чтобы она была просто женщиной.
– Осторожнее, мистер Шеффилд, – наполовину застенчиво, наполовину шутливо ответила Октавия. – У меня может закружиться голова.
Оглянувшись на всадников, гарцевавших неподалеку, Норт рассмеялся:
– Мне кажется, у нас и так голова идет кругом.
Напряжение, повисшее между ними, исчезло, и Октавия придирчиво оглядела парк. Она не могла долго сердиться на Норта, как, впрочем, и он на нее. В юности они могли разговаривать или спорить до хрипоты, пока ситуация не начинала веселить кого-нибудь из них. Норт знал: если они могут посмеяться над чем-нибудь, значит, все в порядке. Если нет, значит, у них что-то неладно.
Смогут ли они когда-нибудь посмеяться над ее дедом? Или над ее замужеством?
– Кто бы мог подумать, что все эти люди будут пялиться на меня? – заметила она, улыбнувшись и помахав рукой знакомым в ландо.
– Ты льстишь себе, – откликнулся он. – Эти дамы пялятся на меня, а не на тебя.
Ее смех был легче весеннего ветерка. Нежнее молодой травки, сиявшей изумрудом на солнце, уже клонившемся к закату. Услышав, как Октавия смеется, Норт постарался отложить эти звуки в памяти, чтобы потом можно было беспрепятственно достать и вновь насладиться их звучанием. Смех, такой чистый, звонкий и радостный, должен был привлечь внимание людей. И привлек. Это был еще один способ возбудить о себе толки. Тут же появилась отрезвляющая мысль, что ее таинственный «обожатель» может находиться среди этого множества лиц. И закипит от ревности, увидев с ней рядом Норта.
Впрочем, этот незнакомец – один из прогуливающихся здесь аристократов, можно не волноваться. Лишь бы не Харкер.
Господи, чем Норт занимается здесь, в Гайд-парке, вместо того чтобы искать Харкера? Неужели смерть Черной Салли была бессмысленной? Неужели Норт настолько обезумел, что бросил все, стоило только Октавии вновь появиться на горизонте?
Норт помогал ей, потому что она – его лучший друг, как и Уин. Но все-таки нельзя забывать о том, что по-настоящему важно.
Голос Октавии отвлек его от мыслей:
– Помнишь, как мы убегали из дома, чтобы посмотреть на бродячий зверинец?
Норт кивнул:
– Там нам давали поиграть с обезьянками.
Она задела его за ногу, когда кобылка вплотную приблизилась к мерину Норта.
– Я чувствую себя одной из них. Он усмехнулся:
– Просто ты любишь внимание. В юности тебе его очень не хватало.
– Мне нравится, когда мной восхищаются и говорят комплименты, но не нравится, когда смотрят как удав на кролика.
Странное сравнение.
– Кто так на тебя смотрит?
– Лорд Хоторн и его друзья. Там, слева от тебя.
Он не спеша скользнул взглядом в ту сторону. Лорд Хоторн был вполне симпатичным мужчиной, которому давно перевалило за тридцать. Несклонность к поэтическим выкрутасам и довольно-таки грубые манеры давали мало оснований подозревать его в том, что он является восторженным поклонником Октавии. Но он действительно пожирал ее хищным взглядом. Точно так же разглядывали Октавию и его спутники. Судя по всему, они решили, что Октавия бросила Спинтона ради Норта, а потом бросит Норта ради одного из них. В эту группку входили лорд Вестон, лорд Эммерсон и лорд Пауэлл.
– Мне здесь надоело, – проворчал Норт, когда все четверо приподняли шляпы в приветствии.
Октавия в ответ тяжело вздохнула:
– Мне тоже. Поедем ко мне, выпьем чаю.
Нужно было отказаться, но повар Октавии умел печь немыслимо вкусные маленькие бисквиты. А кроме того, Норту не часто выпадала возможность побыть с ней наедине, чтобы на них не таращилось пол-Лондона.
– Тогда ненадолго. На мне висит еще одно расследование.
– Это новость, – с любопытством заметила она. – Что за расследование?
Норт заколебался – говорить или нет? Но почему бы не сказать лучшему другу?
– Расследование убийства.
– Убийство? – Она слегка побледнела. – Норри, будь осторожен.
В груди все сжалось. Норт кивнул. Забота Октавии была трогательной, но бессмысленной.
– Я всегда осторожен, Ви.
Лицо у нее оставалось таким же бледным.
– Ты ведь можешь пострадать. Такая уж у него работа.
– Ты никогда об этом не слышала? Я же главная страшилка всех лондонских негодяев. От одного упоминания моего имени трепещут даже отпетые головорезы.
Октавия посмотрела на него так, словно у него прорезались крылья.
– Расскажи это кому-нибудь другому.
Он громко рассмеялся, но почувствовал, как на душе стало теплее.
– Со мной ничего не случится. Обещаю.
Из парка они выезжали в молчании. Уже за воротами, когда гул голосов остался позади, Октавия снова вздохнула:
– Это была отличная прогулка. Норт удивленно вскинул брови:
– Ты шутишь!
– Совсем нет, – не сдавалась она. – Ужины и балы так надоедают. Я выхожу из дома только для визитов и похода по магазинам.
Он подхватил:
– Ай-ай-ай, какая жалость!
Октавия не рассердилась, а звонко рассмеялась. Слова сорвались с языка прежде, чем он додумал мысль до конца:
– Завтра вечером я заеду за тобой. Она демонстративно зевнула.
– Отправимся на бал?
– Нет.
– На ужин?
– Разумеется, нет! Октавия хмыкнула:
– Тогда куда же?
Он и сам точно не знал.
– Это сюрприз. Только никаких роскошных туалетов, и оставь драгоценности дома.
– Ты повезешь меня в какое-нибудь опасное место? Норт усмехнулся:
– Естественно.
Настоящая леди перетрусила бы, а Октавия нисколько. Но она и не была настоящей леди. Лишь делала вид. Его Ви никогда не смогла бы стать похожей на этих мегер-сплетниц с кислыми лицами, которые шушукаются им вслед. Все светские львицы не стоят и одного ногтя Октавии.
Он отвезет ее куда-нибудь, где можно немного расслабиться. Где люди не судят так опрометчиво. Он отвезет ее туда, где она вновь сможет стать собой. И на одну ночь вернется его Ви. На одну ночь. Больше ему ничего не нужно.
Одна ночь – это не так уж и много.
– Ты куда-то собираешься?
Октавия улыбнулась своему отражению в зеркале.
– Собираюсь. Беатрис удивилась:
– В таком платье?
Уложив волосы в простой пучок на затылке, Октавия крутанулась на стульчике и хохотнула:
– Ну да.
Беатрис ничего не понимала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31