Прямо из-за них неслась нервная музыка и решительные удары пальцев по клавишам. Дьяна скользнула ближе к дверям и заглянула внутрь. Музыка стала невыносимо громкой. За дверями оказалась комната с розовыми мраморными стенами и пушистыми винно-красными коврами, украшенная фарфоровыми бюстами и гневного вида портретами. Краем глаза Дьяна увидела белый рояль, но не того, кто на нем играет. В приливе смелости она шире открыла дверь — и к собственному изумлению, увидела обезумевшего Бьяджио.
Сгорбившись над инструментом, он с силой колотил по клавишам. По его лицу градом катился пот. Разметавшиеся золотые волосы вымокли. Рояль вопил под ударами, музыка сотрясала стены и хрупкие украшения комнаты. Граф весь ушел в мелодию, колотя по клавишам, словно безумец, и раскачиваясь в такт необузданному ритму. Он был облачен в привычные шелка, но один рукав рубашки был оторван, открыв золотистую кожу и торчащую из нее блестящую иглу. Из иглы шла трубка, соединенная со стоящим на рояле сосудом. При каждом аккорде сосуд подпрыгивал. Лицо Бьяджио было сведено гримасой, из глаз струились слезы, зубы стиснулись. Казалось, ему чудовищно больно, но он не кричал и даже не стонал.
Дьяна уставилась на него, потрясенная этим зрелищем, и еще чуть-чуть приоткрыла дверь. Стенки сосуда были слегка окрашены синим. Последние капли зелья текли по трубке в руку Бьяджио. Граф продолжал свою грозовую музыку, не замечая вторжения Дьяны. Он тяжело дышал, обильно потел, и казалось, вот-вот потеряет сознание. Его золотистая кожа стала бледной, болезненной на вид, волосы сосульками прилипли к шее и лицу. Дьяна не знала, что делать: броситься ему на помощь или бежать. Потом она догадалась, что это прием снадобья, который когда-то описал ей Ричиус. Она никогда не думала, что это окажется таким бурным актом, почти изнасилованием. У Бьяджио был совершенно ослабевший, опустошенный вид, и заплаканные усталые глаза делали его похожим на ребенка.
Вдруг игра смолкла, и в тишине слышалось только тяжелое дыхание графа. С мучительным стоном он поднял голову — и заметил Дьяну, застывшую в дверях. Он вскочил, как подброшенный пружиной:
— Что ты здесь делаешь?
Дьяна отшатнулась. Ей хотелось убежать, но она понимала, что уже слишком поздно.
— Входи! — приказал граф. — Немедленно!
Дьяна задержала дыхание, распахнула дверь и, войдя в салон, остановилась перед Бьяджио. Он трясся крупной дрожью, чуть не падал от изнеможения, но ярость удерживала его на ногах, и его грудь вздымалась от гневных вздохов. Граф потряс в воздухе кулаками, опустевший сосуд упал с рояля и разбился о камень пола.
— Эти комнаты мои! — прошипел он. — Мои! Что ты здесь делаешь?
— Извините, — пролепетала Дьяна. — Я ничего плохого не хотела. Я услышала музыку и пошла посмотреть, что это такое.
— И музыка тоже моя! — заорал Бьяджио. — Тебе здесь нечего делать!
— Извините, — еще раз повторила Дьяна. Она попятилась к двери. — Простите меня, граф. Я уйду.
— Не смей! — взревел он, бросаясь вперед и хватая ее за руку.
Его пальцы были крепкими и невероятно холодными. Когда он стиснул ее запястье, Дьяна вскрикнула.
— Вы делаете мне больно! — сказала она, стараясь оставаться спокойной. — Пожалуйста…
— Ты хочешь слушать музыку? — возмущенно спросил он. — Или ты пришла поглазеть на урода?
— Ничего подобного! — запротестовала Дьяна. — Я просто услышала вашу музыку, но я не знала, что это вы играете. — Она поморщилась от боли в запястье и умоляюще посмотрела на него. — Отпустите меня, — тихо сказала она. — Пожалуйста.
Лицо Бьяджио смягчилось. Его пальцы медленно разжались, выпустив ее руку. Первым порывом Дьяны было броситься бежать, однако она его подавила. Бьяджио, не сводя с нее глаз, неуверенно отступил назад и рухнул на табурет. И остался сидеть — с трясущимися руками и покрытой потом кожей.
Дьяна молчала. Бьяджио закрыл глаза, глубоко вздохнул, а потом ухватился своими изящными пальцами за иглу, выдернул ее из руки и хладнокровно швырнул на пол к разбитому стеклу. Дыхание его медленно успокаивалось, к коже возвращался здоровый оттенок. Когда граф открыл глаза, в них был прежний ярко-синий блеск.
— Музыка — это единственное, что мне помогает, — прохрипел он. — Иначе процедуры стали бы невыносимыми. Когда Аркус переносил процедуры, он, бывало, слушал арфистку. Он говорил, что музыка уносит боль.
— Как вы себя чувствуете? — спросила Дьяна, рискнув сделать шаг в его сторону. Она опасалась новой вспышки, но уйти почему-то не могла.
— Скоро все будет хорошо, — ответил он. — Это снадобье очень сильное. На него нужно время.
— Я знаю про это снадобье, — сказала Дьяна. — Оно делает вас молодым? Бьяджио кивнул:
— Что-то в этом роде. — Он посмотрел на нее снизу вверх. — Тебе не следовало сюда приходить. Я не люблю, чтобы меня видели таким.
— Вы правы, — виновато проговорила Дьяна. — Извините.
Она повернулась и направилась к двери, но его голос заставил ее остановиться.
— Почему тебе не спится? — спросил он.
Дьяна застыла в дверях. Ей следовало бы ненавидеть Бьяджио, но в эту минуту он казался слишком слабым, чтобы внушать отвращение.
— Мне приснился сон, — сказала она. — Он меня разбудил.
— Мне тоже снятся сны, — признался Бьяджио, приглаживая ладонями влажные волосы. — Ты даже не представляешь себе, какие кошмары я вижу.
— Могу себе представить, — ответила Дьяна. — Я потеряла мужа и ребенка.
Граф насмешливо фыркнул:
— Это ничто по сравнению с потерей империи!
— Как скажете. — Дьяна снова направилась к двери. — Спокойной ночи, граф.
— Подожди! — окликнул ее Бьяджио. — Возможно, ты ошиблась. Возможно, твой ребенок жив.
— Если она жива…
— Да-да, — раздраженно отмахнулся Бьяджио, — я помню свое обещание, женщина. Тебе нет нужды напоминать мне о нем при каждой встрече.
Он рассеянно пробежал пальцами по клавиатуре, сыграв последовательность негармоничных нот. Его плечи ссутулились, по лицу пробежала тень. Дьяна догадалась, что Бьяджио вспомнил о Симоне. Она снова подошла к нему.
— Я хотела только сказать, что вам нет необходимости так поступать, — неуверенно проговорила она. — Я для вас не угроза. И мой муж тоже.
Взгляд Бьяджио вспыхнул гневом.
— Поверь мне, я это знаю. Твой муж и его жалкие лиссцы меня не тревожат. Они — букашки.
— Тогда зачем нам вредить? — Дьяна понимала, что ее дело безнадежное, но она должна была попытаться. — Если вы меня отпустите, я смогу сказать Ричиусу, что вам известны его планы. Я могу заставить его отменить вторжение на Кроут.
Граф улыбнулся:
— И зачем мне это может понадобиться? Твой муж — прекрасное орудие. Видишь ли, он — часть моего великого плана.
— Как это?
Он отмахнулся от нее:
— Ты задаешь слишком много вопросов.
— Но вы знаете, что я права! — не сдавалась Дьяна. — Тогда почему вам меня не отпустить? Ричиус никогда не хотел вам повредить. И он не убивал вашего императора. Я сожалею о вашей потере, но…
— Что ты можешь знать о моей потере? — огрызнулся Бьяджио. — Не лезь ко мне со своей жалостью, женщина. Ты не знаешь, о чем говоришь.
— Вы ошибаетесь! — возразила Дьяна. Она подошла к нему еще ближе — настолько близко, что почувствовала его удивительный холод, и встала на колено рядом с табуретом. — Я знаю, что вы любили Аркуса. Ричиус говорил мне об этом. Я знаю, что император был вам очень дорог. А вы — ему.
Лицо Бьяджио сморщилось.
— Да, — прошептал он, — это правда. Я нежно его любил. — Он сыграл еще несколько нот, мысленно возвращаясь к своим воспоминаниям. — Но насчет его любви ко мне — это не совсем верно. У него была возможность отдать мне Нар. Он знал, что умирает, но не смог этого признать. Ему хотелось жить вечно.
— А в Люсел-Лоре не было магии, которая могла бы его спасти. Поручение, которое вы дали Ричиусу, было невыполнимым.
— Там была магия! — возразил Бьяджио. — Знаю, что была.
— Там был один человек, — уточнила Дьяна. — Мой первый муж, Тарн. У него был Дар небес. Но даже он не смог бы спасти вашего императора. Даже если бы захотел, то не смог бы. Вы должны мне поверить, граф Бьяджио. Ричиус ничего вам не сделал.
Бьяджио молчал. Дьяна вздохнула.
— Посмотрите на себя, — сказала она. — Это снадобье когда-нибудь вас убьет. Оно неестественное. Граф мрачно засмеялся:
— Неестественное? О, тогда оно идеально мне подходит!
Потому что я неестественный и никогда естественным не был.
Архиепископ Эррит мог бы тебе это подтвердить. — Он повернулся и насмешливо усмехнулся ей. — Разве ты не знаешь, кто я такой, женщина? Или ты именно поэтому чувствуешь себя в безопасности рядом со мной? Потому что уверена, что я никогда не уложу тебя к себе в постель?
— Я знаю, кто вы, — ответила Дьяна. — И я вас не боюсь.
— А следовало бы. Я — чудовище.
Он повернулся к ней спиной, уперся локтями в клавиатуру и уткнулся лицом в ладони. Дьяна не знала, следует ли считать это приказом уйти, и осталась в салоне, дожидаясь, пока мрачное настроение Бьяджио пройдет. Эрис была права. Снадобье действительно сделало его безумным. И все-таки Дьяна его не боялась. Какой-то внутренний голос приказывал ей остаться, попытаться вернуть графу хоть какую-то толику человечности, показать ему его ошибки. И может быть, спасти Ричиусу жизнь.
— Вы не всегда им были и можете не всегда им быть, — тихо проговорила она. — Я слышала о вас рассказы. Не только от мужа. И я даже сама это вижу.
— Что ты видишь? — прорычал Бьяджио.
— Что сделало с вами снадобье. Люди говорят, что вы не всегда были таким. Говорят, что когда вы были моложе, то были другим.
Бьяджио поднял голову и воззрился на нее.
— Эрис, кажется, позволила себе лишнее?
— Не надо винить Эрис, — ответила Дьяна. — Она просто отвечала на мои вопросы. Да это и так очевидно.
— Что очевидно?
— Что вы безумны. Как Аркус.
— Как ты смеешь!
— Дело в снадобье, — не сдавалась Дьяна. — Оно сводит вас с ума. Это скажет любой, кто только на вас посмотрит.
— Дура! — возмутился Бьяджио. — Ты видела только процедуру! Я не всегда такой, как сегодня. Снадобье сохраняет моему телу молодость. Я лучше, чем был когда-то. Сильнее и умнее. — Он презрительно взмахнул рукой. — Не верь всему, что слышишь, женщина. Была бы ты Рошанном, знала бы, что к чему.
— Я знаю то, что знаю, — ответила Дьяна. Она снова опустилась рядом с ним на колени. — Все это, все, что вы сделали, — это все ради мести. Но если вы меня отпустите, если отправите меня на корабле в Лисе, я скажу Ричиусу, чтобы он не допустил вторжения. Он послушается меня, и тогда вы с ним сможете положить конец этому безумию.
— Я ничему не хочу класть конец! Ты что, меня не слушала? Мне надо, чтобы Лисе сюда вторгся!
— Зачем?
Бьяджио ударил по клавишам кулаком:
— Думаешь, я тебе об этом скажу? Достаточно тебе знать, что у меня есть свои соображения.
— Безумие, — тихо проговорила Дьяна. — Это все — безумие. Вы настолько потеряли разум, что даже сами не замечаете. Снадобье…
— Снадобье поддерживает во мне жизнь! — отрезал граф. — Оно сохраняет мою красоту. — Он снова схватил ее за запястье и заставил заглянуть в его завораживающие глаза, держал ее и не отпускал. — Посмотри на меня. Разве я не прекрасен?
Дьяна боялась ответить. Он был прекрасен — но при этом он не был человеком. И в этих красивых сверкающих глазах она видела безумие.
— Да, — признала она наконец. — Вы красивы. Но недостаточно красивы. — Он высвободила руку. — Я все равно считаю вас чудовищем. И не из-за вашей внешности. — Она осторожно вытянула палец и ткнула его в грудь. — Разлагается то, что внутри вас.
— Ты ошибаешься, леди Вэнтран. Снадобье делает меня сильным. Без него я не смог бы подчинить себе империю.
— А важно только это? Какой вы самоуверенный! Возможно, Аркус был прав, что не передал вам империю. Может быть, он видел, насколько вы безумны. Он никогда…
Рука Бьяджио стремительно взметнулась — и ударила Дьяну по щеке. Она отшатнулась, пораженная ударом. Бьяджио возвышался над ней с искаженным от ярости лицом.
— Не смей больше произносить при мне его имя! — прошипел он. — Ты, жалкая сучка! Аркус меня любил! Я был ему как сын!
Дьяна прижала руку к щеке.
— Безумец, — снова повторила она. — Вот вы кто. Она повернулась и ушла из салона. Бьяджио окликнул ее, но она побежала по коридору, отчаянно стремясь уйти как можно дальше. Щека горела, но Дьяна почти этого не замечала. Ее гордость получила гораздо более весомый удар. Она, как последняя дура, пыталась разговаривать с ним как с разумным человеком! И на какую-то секунду ей даже показалось, что у нее это получается!
«Глупая, глупая женщина», — ругала она себя, стремительно покидая покои графа. Мягкие туфли хлопали на бегу, но теперь Дьяне было все равно, услышат ее или нет. Она злилась — не только на Бьяджио, но и на себя. Если бы Ричиус увидел, как она унижается, он пришел бы в ужас.
Она бежала мимо комнат рабов в свои покои, подальше от Бьяджио. Только увидев свои двери, она вздохнула с облегчением, но тут же снова насторожилась, заметив, что дверь приотворена. Осторожно шагнув вперед, Дьяна прислушалась. Ничего не услышав, она открыла створку и заглянула внутрь. Все выглядело так же, как когда она уходила. В комнате было темно, но парализующий свет луны заливал мебель своими холодными лучами. Она беззвучно и осторожно шагнула вперед, потом, осмелев, сделала еще шаг. Ей слышен был только шум ветра за стеклом и больше ничего. На стенах танцевали тени, отражение лунного света. Дьяна нахмурилась, решив, что у нее разыгралось воображение. Наверное, она просто забыла закрыть за собой дверь, когда уходила из комнаты.
— Мне надо выспаться, — тихо прошептала она.
Сон поможет ей забыться.
Она прошла в свою спальню. Там было совсем темно, занавески на стеклянных дверях задвинуты. Дьяна неуверенно посмотрела в сторону дверей. И тут ей стало страшно.
— Я не закрывала занавески, — тихо сказала она себе. — Я точно знаю, что…
Стремительно вынырнувшая из темноты ладонь зажала ей рот. Сзади ее обхватили руки — невероятно сильные.
— Не бойся! — раздался чей-то голос. Он звучал тонко, словно шипенье змеи. Это был не Бьяджио. Хуже. Дьяна попыталась закричать, но холодная рука заглушила все звуки. На коже ощущался привкус каких-то химических составов. Саврос Помрачающий Рассудок подался вперед и прижался щекой к ее щеке. — Красоточка, — проворковал он. — Ах, какая красо-точка!
Он дышал часто, похотливо. Дьяна попыталась вырваться. Она лягалась и изгибалась, поражаясь силе этих костлявых рук. Ее усилия заставили Савроса захихикать.
— Ах, пожалуйста, побереги силы, — прошептал он. — Не надо так мне сопротивляться. Сохрани свою энергию для цепей.
«Нет!»
Дьяна снова попыталась закричать, но смогла только тихо булькнуть. Саврос сильнее сжал руки. Краем глаза Дьяна увидела, что он улыбается.
— Я так давно за тобой наблюдаю! — простонал он. — Ты такая красивая. Твоя кожа — словно лепесток. Я должен тебя иметь, красотка Дьяна.
Он раздвинул губы и, высунув ярко-красный язык, принялся лизать ей щеку. Дьяна ощутила прилив тошноты. Она ударила локтем ему в живот, но худое тело Савроса оказалось каменным: он выдерживал удары неестественно легко. В ответ он поднял руку и обхватил ее за шею, сжав так, что Дьяна оказалась на грани обморока.
— У меня есть одна комната, — сказал он. — Внизу. Я приготовил ее специально для тебя. Да, да, только для тебя.
Охваченный извращенной похотью, он нес невнятицу. Дьяна ощущала неестественный жар его ледяной кожи. Саврос поволок ее к двери. Она продолжала сопротивляться, несмотря на боль и близкий обморок, но ее усилия только радовали Савроса.
— Да, да! — пропел он. — Танцуй для меня, красоточка! Ты будешь для меня танцевать!
Он вытащил ее из спальни в гостиную. Дьяна уже едва могла дышать. Она быстро теряла силы, но понимала, что ей надо вырваться прежде, чем он уволочет ее вниз, в свою темницу. Страх охватил ее разум, заполнив его жуткой смесью из боли и кровавых видений. Как это ни странно, из тумана до нее донесся голос Эрис: она советовала опасаться Савроса.
Помрачающий Рассудок даже не вспотел. Он, как и Бьяджио, благодаря снадобью приобрел сверхъестественную силу. Открыв дверь плечом, Саврос вытащил Дьяну в коридор, ладонью зажимая ей рот и стальным сгибом локтя сдавливая шею. Дьяна готова была задохнуться, но тут поперек коридора легла еще одна тень. Саврос замер, и его сильные руки внезапно обмякли. В коридоре стоял Бьяджио. — Саврос! — воскликнул он. — Что это значит?
Помрачающий Рассудок разжал руки. Дьяна вырвалась от него и бросилась к Бьяджио. Однако сам Бьяджио уже рванулся вперед, к Савросу. Промчавшись мимо Дьяны, он схватил палача за горло.
— Как ты посмел идти против моих приказаний! — закричал он, сжимая руки.
Саврос задыхался, ловя ртом воздух и умоляя о пощаде.
— Господин, пожалуйста!
Бьяджио ничего не слышал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82