— Хватит, Лорла. Я не должна была тебя спрашивать. Прости меня. Давай больше не будем об этом говорить. — Нина невесело улыбнулась. — Ты сказала, с тобой здесь никто не разговаривает?
— По-моему, они все меня боятся. Но я не понимаю почему.
— О, я так не думаю, — мягко сказала Нина. — Наверное, они просто знают, что сюда тебя привез мой отец, и они не хотят сказать тебе что-то не то. Мой отец бывает очень жестким. Слуги боятся не тебя, а его.
— Боятся его? Но он такой хороший! И он разговаривает со мной, потому что он знает, какая я. Поэтому мне и хотелось его увидеть. Вы не можете сказать мне, где он?
— Тебе нельзя его видеть, Лорла. По крайней мере сегодня. Леди Прин была права. Мой отец действительно ненадолго уезжает. Ненадолго, но он очень занят. Он не сможет с тобой говорить.
— Но это важно! — горячо заявила Лорла. Она умоляюще наклонилась вперед, хотя огромное кресло пыталось ее удержать. — Вы не можете передать ему это от меня? Или это может сделать ваша мать?
— Лорла, больше никогда этого не говори! — приказала ей Нина. — Моя мать умерла. Ты не должна упоминать о ней в присутствии моего отца. Ты это поняла?
— Да, — недоуменно ответила Лорла, — ладно.
Она посмотрела на портрет красавицы Ангела, на Нину, снова на портрет. Они были настолько похожи, что это даже вызывало какое-то беспокойство.
— Я не стану упоминать о ней при вашем отце. Обещаю. Мне очень вас жаль, леди Нина.
— Эта картина — единственное, что у нас осталось от моей матери. Мой отец очень дорожит этим портретом. Вот почему он держит его здесь, у себя. Он очень сильно ее любил.
— Что с ней случилось? — спросила Лорла. — Вы можете мне рассказать?
— Это долгая история. Я не уверена, что она годится для такого юного существа.
— Но я ведь не такая уж юная, разве вы забыли? Мне шестнадцать. Я почти взрослая женщина, как вы. Сколько вам лет? Может быть, семнадцать?
— Восемнадцать. И тебе следовало бы следить за своими манерами. Невежливо спрашивать женщину о ее возрасте.
Лорла с досадой скрестила руки на груди.
— Если бы у меня была мать, я бы говорила о ней! — объявила она. — Я бы не стала прятать ее ото всех. А она такая красавица. Ей надо было бы висеть в главной столовой или еще где-нибудь на виду. Запирать ее здесь — несправедливо.
Нина рассмеялась:
— Ой, так восьмилетние девочки действительно не разговаривают, это точно!
Лорла улыбнулась:
— Я удивляюсь, что ваш отец вас не предупредил.
— Нет, он предупредил. Ну… вроде как. Он сказал мне, что ты умнее, чем может показаться. — Нина вздохнула. — Я расскажу тебе о моей матери, если хочешь. Это не такая уж страшная тайна. Многие знают историю Драконьего Клюва. Но ты не должна говорить отцу, что я тебе это рассказала. Он не захотел бы, чтобы я рассказывала эту историю, особенно тебе.
— Почему?
— Потому что, по-моему, у него на тебя есть планы. Мне не положено этого знать, потому что я его дочь, и он оберегает меня от неприятностей — или по крайней мере пытается. Но сейчас в империи происходит много разных событий, и мой отец в этом участвует. И я готова биться об заклад, что ты тоже участвуешь.
Лорла невольно заинтересовалась этим утверждением.
— В чем? — оживленно спросила она. — В чем-то важном?
— Ты это узнаешь, когда мой отец сочтет нужным тебе рассказать. Но мне нужно, чтобы ты дала мне слово, Лорла. Ты не должна говорить моему отцу о том, что я тебе расскажу.
— Я не буду. — Лорла подалась вперед, предвкушая интересный рассказ. — Я обещаю.
Нина опасливо обвела взглядом комнату. Лорла наслаждалась непривычной доверительностью их разговора.
— Ты слышала о моем дяде Энеасе?
— Он живет в Серой башне, — сказала Лорла, вспоминая слова Энли. — Он — брат-близнец вашего отца.
— Правильно. И ты знаешь, как они похожи: как на картине в кабинете у моего отца. Ты ее видела?
Лорла кивнула:
— Я ее видела. Она мне не понравилась.
— Мне она тоже не нравится. — Нина рассмеялась. — Мой дядя Энеас здесь редко бывает. По правде говоря, я не видела его уже много лет. Они с отцом давно не разговаривают. С тех пор, как они убили мою мать.
Потрясенная Лорла упала на спинку кресла.
— Убили ее? Вы же сказали, что ваш отец ее любил!
— О, он ее любил. Любил до смерти. Она была красивая женщина, и у нее было множество поклонников — так по крайней мере я слышала. Леди Прин тогда уже жила здесь, и она рассказывает мне многое. Но не только мой отец любил Ангела. Ее любил и Энеас, его брат. Они много месяцев соперничали друг с другом, добиваясь ее руки, и это вызвало между ними отчуждение.
— Почему? — не поняла Лорла.
— Дядя Энеас завидовал моему отцу. Он так и не простил ему то, что он женился на моей матери. Он обвинил его в том, что он украл ее у него.
— Это правда? То есть что он ее украл?
— Честно говоря, не знаю. Но я в этом сомневаюсь. Мой отец — человек хороший, Лорла. Иногда он бывает опасным, но он порядочный. Ты это поймешь, когда лучше его узнаешь.
— Если я его узнаю, — надула губки Лорла. В отсутствии Локкена и Карины она жаждала внимания взрослых — тех, кто понимал, какая она на самом деле. — Но рассказывайте дальше, — попросила она. — Что случилось с вашей матерью?
— Как я сказала, дядя Энеас решил, что мой отец украл у него Ангела. И как-то ночью он приехал в Красную башню, чтобы выкрасть ее обратно. Он со своими людьми прокрался в замок и попытался увезти мою мать. У них это почти получилось. — Лицо Нины стало пепельно-серым. — Но только почти.
— Расскажите мне.
— Была борьба. Когда они вытащили мать из башни, она закричала. Никто толком не знает, как ей это удалось, но она позвала моего отца. Стража моего отца услышала ее и бросилась за Энеасом и его отрядом. Люди Энеаса были верхом и ехали очень быстро. Было очень поздно и совсем темно. Мой отец выбежал из замка следом за ними, но…
Голос Нины затих.
Лорла сделала вежливую паузу, а потом спросила:
— Но что? Что случилось?
— Моя мать упала с лошади, — мрачно ответила Нина. — Сломала себе шею. Леди Прин говорит, что когда отец подъехал, его брат стоял, склонившись над Ангелом, и плакал. Она умерла, и люди Энеаса вернулись в Серую башню, но Энеас остался, чтобы дождаться моего отца. Они вместе принесли ее обратно сюда. Она похоронена у северной стороны замка, над морем. — Нина бросила на Лорлу безрадостный взгляд. — Я была тогда такая маленькая! Мне только исполнилось шесть.
Лорла закусила губу. Ей хотелось утешить свою новую подругу, но она не знала, как это сделать. Красивое лицо Нины стало печальным. Лорла соскользнула с кресла, подошла к Нине, слабо улыбнулась и позволила себе до нее дотронуться.
— Это очень грустно, — тихо проговорила она. — Мне очень вас жаль. И вашего отца.
Нина взяла Лорлу за руку и ласково сжала ее пальцы.
— Ты лапушка, — сказала Нина и похлопала рядом с собой по сиденью огромного кресла. — Сядь со мной, Лорла. Ты меня хочешь утешить? Господи, какая я дурочка! Все это было так давно, а я даже толком ее не знала!
— Но все равно это грустно, — отозвалась Лорла. — Для меня грустно. Я думаю о моей матери. И об отце тоже. Но я почти их не помню. Я вообще мало что помню. Я помню только, как уехала из Черного города и…
Она заставила себя замолчать. Нина снова пристально на нее смотрела.
— И что случилось потом? — спросила Лорла, поспешно меняя направление разговора. — Твой отец сражался со своим братом?
— Нет, — ответила Нина. — Они не сражались. Но каждый год в день смерти Ангела Энеас приезжал сюда, в Красную башню, чтобы умолять отца о прощении. И каждый год мой отец от него отворачивался. И в конце концов дядя Энеас перестал приезжать. Он привозил мне подарки, когда бывал здесь, — пытался возместить то, что сделал. Как будто это можно было возместить! Жалкий человек!
— Но теперь он больше сюда не приезжает?
— Уже много лет. Не меньше пяти. — Нина указала подбородком на клетку с Краком. — Крак был моим последним подарком от Энеаса. После этого я больше ни разу его не видела. Они с моим отцом с тех пор не разговаривали.
Эта история была удивительно печальной, и Лорле почему-то захотелось плакать. Однако она не дала воли чувствам. Она была тверда — такой ее научили быть. Особенным девочкам, таким как Лорла, положено быть сильными. И вместо того, чтобы поделиться с Ниной своими истинными чувствами, она сказала единственное, что пришло ей в голову:
— Так Крак — это подарок? Как странно.
Нина рассмеялась:
— Да, наверное. Но Энеас разводит воронов. Это его любимое занятие. И насколько я слышала, он очень хорошо умеет это делать.
— Разводит их? Зачем?
— Чтобы защищать замок. Мой отец говорит, что Энеас обучил своих птиц биться, как соколы. Энеас называет их «своей воздушной армией». Они летают над Серой башней и охраняют ее от нападения.
— Не могу поверить! — засмеялась Лорла. — Этого просто не может быть!
— Это правда. Мой отец мне так сказал. Все об этом знают. Не считая тебя, конечно. Ты мало что знаешь о Драконьем Клюве, правда?
— Да, — вынуждена была признаться Лорла. — Но это хорошая история. И мне нравятся птицы. Хотелось бы мне увидеть башню Энеаса.
— Боюсь, что тебе придется ограничиться Краком. И потом, я готова биться об заклад, что Крак умнее остальных воронов Энеаса. Отец провел с ним много времени — он его обучал. Мне кажется, Крак любит моего отца больше, чем меня. — Нина повернулась, чтобы улыбнуться птице в клетке. — Правда, дорогой? Ты любишь отца, правда?
Птица не ответила, но Нинина улыбка не погасла.
— Крак — добрый друг, — сказала она и посмотрела на Лорлу. — Я знаю, как одиноко может быть в Красной башне, Лорла. — Она снова сжала ее пальцы. — Тебе одиноко?
Столь прямой вопрос заставил Лорлу поморщиться.
— Да, — созналась она. — Немного.
— Ну, на самом деле все не так плохо. В конце концов ты уедешь в Нар, а до тех пор мы с тобой можем дружить. Хорошо?
— Я была бы этому рада, — ответила Лорла. — Очень.
— Хорошо. Тогда ты можешь начать с того, чтобы обращаться ко мне на «ты» и называть меня по имени. Просто Нина. Друзья не пользуются титулами. И я не буду называть тебя принцессой, ладно?
Лорла рассмеялась:
— Хорошо… Нина.
— И ты будешь терпеливой? Ты больше не пойдешь разыскивать моего отца?
На этот вопрос ответить было труднее. Лорле отчаянно хотелось найти Энли, узнать, что за таинственную работу они с господином Бьяджио ей предназначили. Но
Нина пристально смотрела на нее и ждала ответа, и Лорле не хотелось рисковать новой дружбой.
— Ладно, — согласилась она. — Я больше не буду разыскивать герцога Энли. Но мне можно еще немного побыть здесь? Посмотреть какие-нибудь из этих книг?
— Это все, что тебе хочется? Читать?
— Пока да, — уклончиво ответила Лорла. Нина махнула рукой в сторону стеллажей, до отказа набитых рукописями:
— Выбери себе одну.
Лорле не нужно было повторять дважды. Она вскочила с кресла, подбежала к ближайшему стеллажу и вскарабкалась на него, словно обезьяна. У ее постыдного тела было это единственное преимущество.
12
Повелитель воронов
Серая башня стояла на северном ответвлении Драконьего Клюва, одинокая и заледеневшая на скалистом выступе. Подобно своей сестре, Красной башне Энли, Серая башня была стоическим зданием. Она стойко переносила штормы и поглощала соленые удары океана. Как и ее красная сестра, она была построена, чтобы отделять своего хозяина от людей, которыми он правил. Она возносилась над крестьянами, трудившимися на его полях. Герцог Энеас любил свою Серую башню. Он любил панораму, открывавшуюся из ее высоких помещений, любил окружавшую ее дубовую рощу, ее высокие чугунные ворота, которые постоянно охранялись солдатами с лицами воронов — людьми, которые поклялись служить ему и носили черные доспехи. Они были верны и преданны своему эксцентричному господину, и Энеас щедро вознаграждал их за службу. Все обитатели северного ответвления были довольны своим жребием. И Серая башня была хорошо защищена — не только стражниками в металлических одеяниях, но и величайшим достижением герцога Энеаса, армией, которую он буквально сам вырастил.
Воздушной армией.
Конечно, это было преувеличение, и Энеас это понимал, но ему нравилось звучание этих слов. Пятьсот воронов. Они внушали ужас людям. Весь Драконий Клюв знал о воздушной армии, и никто не решался приехать к башне без предварительного разрешения из боязни, чтобы ему не выклевали глаза. Герцог Энеас спокойно спал в Серой башне, считая себя в безопасности от злобных козней брата и любых опрометчивых налетчиков. Его защищала воздушная армия. Вороны были его детьми и выполняли его приказы. Он был их богом и их матерью. Энеасу достаточно было только согнуть палец, свистнуть или повернуть голову — и они его понимали. Этот дар у него был детства, и Энли завидовал этому дару и боялся его. В годы отчуждения, возникшего между братьями, Энеас сполна оценил свою власть над воронами. Пятьсот пар глаз оберегали его. В Серой башне Энеас мог спать спокойно.
Он не всегда боялся брата. Когда-то они были лучшими друзьями. Они делились всеми тайнами, они любили и уважали друг друга. Их мать была святой женщиной, сокровищем — и они оба ее обожали. Они вместе плакали о ее кончине и о смерти ее отца: рыдали друг у друга в объятиях и не стыдились своих слез. В ранние дни правления Аркуса они оба были верны императору и его Черному Ренессансу и гордо поднимали Черный флаг. Их разделял залив, но духовно они были едины. Каждый жил в своем замке, но они не были разъединены и часто писали друг другу. Они обсуждали, как править страной, унаследованной от отца, спорили о том, где найти лучшие вина. Как солдаты священной армии, они были ближе, чем просто родственники.
Но это было очень давно, пока между ними не встала Ангел.
Вечер был печально тих, как почти все вечера на Драконьем Клюве. Солнце скользило вниз, окрашивая небо красным. Упрямый ветер холодил окрестности Серой башни, раскачивая ветки деревьев и раздувая плащи расхаживающих по двору стражников. Вороны с карканьем ковыляли по кирпичам, выклевывали семена, застрявшие между булыжниками, ерошили перья, защищаясь от холода. В дальнем конце двора в яме глубиной в человеческий рост пылал огонь, и вороны грелись возле него. Яма была огорожена трехъярусной оградой, открытой всем стихиям, но отводившей в сторону ветры с моря: она защищала и согревала драгоценных птиц герцога. За огнем постоянно следили — как и за воронами. Герцог Энеас не жалел расходов на свою воздушную армию и хорошо платил смотрителям, которым приходилось переносить холода вместе с птицами. В эту минуту в укрытии было мало птиц, но Энеас знал, что они соберутся после захода солнца и устроятся на ночлег рядом с теплом огня, защищенные от самых сильных ветров. Это были здоровые птицы, окруженные заботой и любовью, и они никогда не улетали далеко от башни.
Герцог Энеас обходил Серую башню — как он делал это каждый вечер перед отходом ко сну, прикрыв бородатое лицо от холодного ветра толстым шерстяным плащом. На плече у него сидел его постоянный спутник, Черныш, — его главный ворон и ближайший друг. На ходу Энеас тихо разговаривал с вороном, рассказывая о боли в пояснице с других недомоганиях, приходящих с возрастом, — и вообще тратил энергию на пустяки. Как всегда, Черныш его внимательно слушал. Это была прекрасная птица, достойная своего положения. Все остальные птицы подчинялись ему, зная, что Черныш — фаворит. В знак своего положения Черныш носил на шее тонкую серебряную цепочку, достаточно узкую, чтобы она не потерялась во время полета. На цепочке висел маленький медальон с гербом Драконьего Клюва. Черныш был умным и хорошим спутником, и Энеас частенько злоупотреблял молчаливостью птицы. Когда у Энеаса было печальное настроение — как в этот вечер, — он говорил не умолкая.
— Зима близко, — пробормотал Энеас.
Они обогнули большой двор и направлялись к яме с огнем и укрытию. Черныш не оставался на улице с другими птицами. Он спал рядом с кроватью Энеаса и ел вместе с герцогом. Для Энеаса Черныш заменил Энли, став его братом.
Услышав слова хозяина, ворон взъерошил перья.
— Морозно, — объявила птица.
Энеас понимал, что на самом деле ворон не знает смысла этого слова. Просто он часто слышал это выражение от Энеаса. Энеас сложил руки в перчатках и подышал на них. — Да, морозно, — согласился он.
Он приостановился во дворе посмотреть на заход солнца. Он разлюбил зиму. Его тело восставало против холода. И, зябко ежась, он подумал, страдает ли Энли так же, как он сам, или его брату удалось избежать губительного воздействия времени. Ангел умерла зимой, и с приближением этого нежеланного времени года Энеас вновь переживал те ужасные дни и терзал себя из-за смерти возлюбленной. В тот день для него умерло все. Он смотрел на солнце — и видел в нем лицо Ангела.
— Морозно, — снова повторил Черныш. — Морозно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82