— Мы еще не раз увидимся, чтобы уточнить некоторые детали, а сейчас вас всех развезут по домам.Когда Сидоренко, Просвиркин и еще несколько следователей, участвовавших в расследовании этого запутанного дела, остались одни в кабинете, майор сказал:— И что вы на это скажете?— Я немало удивлен, — сказал один из следователей, молодой лейтенант, — всё это смахивает на какую-то дьявольщину.— Сатанисты, — произнес Просвиркин, — или, как еще их там называют. Все газеты просто пестрят заголовками. Приписывают всё новые пакости этой легендарной шайке. Правды там и на грош не наскребешь, а вранья — можно черпать половником.— Самое удивительное из всего, — сказал Сидоренко, — то, что никого из них живым еще не нашли. А один умудрялся воскресать. Как это он проделал, даже эксперты не знают. И, хотя мы живем в современном обществе, это как-то не вяжется с нашими атеистическими взглядами.В кабинет вошел молодой сержант и доложил:— Найдена гражданка Семечкина, — он посмотрел на телефонограмму и продолжил, — Клавдия Ильинична. Она находится в селе Малая Малышевка у своей матери в доме.— Ну и?.. — спросил, ожидая продолжения Сидоренко.— Ее допросили, и через несколько минут придет факсом протокол. — Завершил сержант.— Как придет, — произнес майор, — мне тут же.— Да, — сказал сержант и вышел.— И еще одна пропажа нашлась. — Сидоренко поднялся со своего места во главе длинного стола. — На сегодня это всё. До завтра.Все стали расходиться. А майор задержал на минуту Просвиркина и спросил:— Вы поставили охрану возле тела этого маленького человека?— Да. Двое дежурят в морге, — отвечал капитан.— Надеюсь — они не заснут.— Нет.— Добро. Ну, — майор протянул ладонь Просвиркину, — до завтра.Просвиркин пожал руку и вышел вон из кабинета, решив направиться в морг.«Надо же, — думал он за рулем, — сгорела наша анатомическая лаборатория. И это случилось за неделю до всей чертовщины. А ведь виновника пожара до сих пор не нашли. Несчастный случай». До «Семашко» доехал на удивление быстро; на всех светофорах горел зеленый свет, когда он проезжал их.Два сержанта сидели в морге на стульях и играли в карты. Когда Просвиркин вошел, они, соскочив, вытянулись по стойке «смирно».— Сидите, — сказал Иннокентий Алексеевич, — где труп?— В холодильнике, — ответил длинный, почти двухметрового роста, в отутюженной форме сержант, тасовавший колоду. Второй усмехнулся:— Вы всерьез думаете, что он встанет?Он был небольшого роста. Дешевая сигарета уже потухла и висела, прилипшая к нижней губе. Лицо было сплошь все покрыто прыщами, а волос на голове почти не было.— Я ничего не думаю, — произнес Просвиркин, — во что играем?— В «чирик Чирик : карточная игра.
», — ответил длинный.— Раздавай на меня. — Просвиркин взял стул и сел. После снял трубку с телефона, набрал свой домашний номер. Прозвучало восемь длинных гудков прежде, чем на том конце сквозь какой-то шум послышался женский недовольный голос:— Слушаю…— Ир, я задержусь на работе. Меня не жди. Вернусь утром, — сказал Просвиркин.— Спасибо, — язвительно проворчала Ирина Александровна, — что за весь день один раз соизволил позвонить.— Всего хорошего, — сказал торопливо Иннокентий и нажал на рычаг. * * * Виталий перевернулся на правый бок. Сон не шел. Мысли, как песок в буре, проносились со сверхсветовой скоростью. Серебряков не мог спать. Он наконец-то осознал, что с ним происходит. Он наконец-то понял, кем он стал, и что стало с его судьбой неделю назад, в четверг, шестого февраля. «Мне двадцать один год, — думал он, — и мне очень трудно, несмотря на все мое здравомыслие, принять невозможность обыкновенного существования. Было бы лет на десять меньше, я бы не удивился, встретив Сатану. А теперь… А что, собственно, теперь? Я — наследник одного из самых могущественных существ на Земле. В моих руках власть и, в общем-то, неограниченные возможности».— Власть, — произнес он вслух, как бы пробуя слово на вкус, как бы пытаясь ощутить нечто сверхъестественное на кончике языка. Но ничего из ряда вон выходящего он не ощутил и поднялся с дивана. «Только вместе с властью тебе, дорогой мой, — пронеслось у него в голове, — досталась отнюдь не превосходная репутация… Да, что точно, то точно».Тут затрещал телефон в прихожей. * * * — Что ж, дражайший Николай Андреевич, я думаю, что вы не излечились, — говорила мерзкая рыжая личность, сидевшая напротив Семечкина за столом, — первое, что вы сделали, как только попали в квартиру, это кинулись к кошельку, а затем побежали в ларек за водкой. Дорогой мой, это уже ни в какие ворота не лезет. Я подозреваю, что у вас патологическая зависимость от алкоголя.— Что и говорить, — заявил попугай, бегавший по столу и уничтожавший остатки шоколада, — пропащий вы человек, Семечкин.Николай Андреевич не знал, как себя вести, но он был почти уверен, что на сей раз так просто они не отстанут.Объяснимся: Николай Андреевич, как известно, был доставлен вечером из управления домой, а, попавши о квартиру и не обнаружив там никого, решил оторваться. Он взял денег на литр водки и отправился за нею в находившийся неподалеку ларек. Сначала подумал, что литр — это все-таки много, а после того, как каким-то необъяснимым образом одна бутылка осталась лежать на пятой ступеньке второго пролета лестницы в виде осколков и разлитой ароматной жидкости, Семечкин похвалил себя за предусмотрительность. Но не донес он и вторую бутылку до квартиры, точнее ее содержимое, которое от горя по утраченной водке, отправил безо всякой закуски в пустой желудок. Как только он переступил порог квартиры, желудок тут же свело судорогой, и водка отправилась в обратное путешествие. Семечкин еле успел добежать до унитаза. После попытался вскипятить чай. На кухне его и застукала Вельда, когда он тыкал потухшей спичкой в шипящую газом горелку. Как только Николай Андреевич увидел Вельду, он немедленно отключился.Семечкин посмотрел безнадежным взглядом на Виконта. Взглядом таким, каковым смотрит приговоренный в глаза палача. Только де ла Вурд палачом не был, а был этаким судиёй, предназначенным избрать меру пресечения Семечкину. «Судья» посмотрел пристально в глаза Николая Андреевича и изрек свой приговор:— Как неисправимый алкоголик вы приговариваетесь к ссылке.Тут Андреич приготовился к самому худшему, в его памяти всплыли смутно сохранившиеся события о прошлом своем «приговоре».Но в дело ввязался попугай. Он перелетел со стола на канделябр и заорал:— Протестую, это беззаконие! Подсудимый имеет право на последнее слово.— Ты что, адвокат? — рявкнул птице де ла Вурд, — или тебе не терпится покуражиться за его счет?— Адвокат, не адвокат, — возмутился Цезарь, — а я требую, чтобы приговоренному дали последнее слово!— И оно ему будет предоставлено, — согласился Виконт. — Ну так ваше последнее слово? — обратился он к Семечкину.— Куда меня отправляют? — выдавил из себя Николай Андреевич, понимавший, что это лучшее, что он может предпринять в данной ситуации.Рыжий прищурил на Семечкина правый свой глаз, как бы оценивая что-то, почесал давно небритый поросший пестрой порослью подбородок и изрек:— Ну, в общем-то, чтобы от вас в дальнейшем не было никаких сколько-нибудь ощутимых неприятностей, я вас направлю в учреждение под приятным названием ЛТП лет, скажем, на двенадцать назад. И там уж, уверяю вас, никакие ваши доносы не помогут.— Как раз в период сухого закона, — сказал задумчиво Цезарь, — хорошее наказание! Ну-с, господин Семечкин, счастливого пути. Катитесь к черту.Николай Андреевич не понесся сквозь черный тоннель, не увидел яркого света и даже не лишился сознания, как это с ним случалось в последнее время очень часто, он просто оказался в белой незнакомой палате, откуда и должно было начаться его излечение. Скажем, что имя его никоим образом не изменилось в подсунутых Виконтом документах. Семечкин не успел как следует осмотреться, как в палату зашел пожилой человек в белом медицинском халате и белом же колпаке. Доктор сказал:— Ну-с, товарищ Семечкин, пройдемте на процедуру.Семечкин, до крайности обозленный новым положением, выразил свой протест всем известной фразой, упомянув тамбовского волка. Потом сделал выразительный жест, показав «белому колпаку» средний палец и сказав что-то на английском языке. Доктор естественно жеста не понял, а принял это к сведению, отметив, что больной явно не в себе.Всё же Николаю Андреевичу пришлось сняться с табуретки и пройти за доктором.Дальнейшие приключения Семечкина в освещении не нуждаются, ибо в них не было ничего интересного. Скажем только, что мера, принятая Виконтом, дала в последствие совсем не плохой результат.За столом появился пребывавший где-то до сих пор Леонард. Он немедленно сунул в рот сигару и задымил.— Вельда, принеси мне коньяку, — попросил он, — а ты, Виконт, позвони моему сыну. Он мне срочно нужен. Я чувствую, что наша компания скоро отбудет с земли.Де ла Вурд подошел к телефону и набрал номер.— Да, — сказал Виталий.— Поднимись, — произнес в трубку Виконт, — господин хочет видеть тебя.— Хорошо, — ответил Серебряков и положил трубку.— А тебе, — обратился граф вновь к Виконту, — даю задание: наведайся в морг Семашко и уничтожь труп Осиела. Хотя что-то мне подсказывает, тот и на сей раз выкарабкается из этой ситуации. Ну, хотя бы помешай ему натворить бед, но понапрасну не рискуй.— Да, монсеньор, — произнес де ла Вурд и шагнул в зеркало. * * * — Три десятки, — произнес с довольной ухмылкой длинный сержант, выкладывая на стол перед соперниками по игре карты, — побейте, господин Клопов, если сможете.— Клипов, — поправил прыщавый милиционер длинного и сбросил на стол вверх рубашкой три карты.— А я побью, — сказал Просвиркин, — тузы и козырная дама. На лице длинного появился кислый налет. Он спросил жалобно:— Вы что, и сейчас надеетесь набрать сто очков?— Нет, — ответил Иннокентий Алексеевич, — я надеюсь оставить тебя с болтом Болтом в «чирике» называется ситуация, когда играющий не получает ни одного очка.
.— Весьма вам признателен, — сказал длинный, имя коего, кстати, было Леонид Кротов.— Ну, так неинтересно, — пропищал Клипов, подсчитывая по окончании партии свои очки. — Одного очка не хватает.Тут из соседней комнаты послышался какой-то шум. Клипов посмотрел на Просвиркина вопросительно.— Что? — спросил тот, и встал, вынув из кобуры пистолет. Все трое снялись с мест и двинулись к холодильнику, но дойти до него не успели: перед ними (черт знает откуда) появился окровавленный маленький человек, который до селе хранился в виде трупа в холодильнике. Лицо человека (если это кровавое месиво можно было назвать лицом) было все изуродовано, один глаз вытек; и на представителей закона смотрела пустая глазница.— Бойнос ночес, — произнес, коверкая из-за поломанной челюсти слова, Свинцов, — как я понял, вы несколько удивлены моим появлением, хотя ожидали что-то в этом роде. Не стоит удивляться. Я — всего лишь ангел... Ох? — в его горле булькнуло, и из разорванной ножом Козлова артерии брызнула густая красная кровь, а Клипов с трудом подавил в себе желание избавится от ужина не совсем привычным способом. Свинцов прикрыл ладонью рану на шее и продолжил:— Вернее я нахожусь рангом выше простого ангела. Архангел. Но сие есть большая тайна. И я надеюсь, нет, я уверен, что вы ее никому не раскроете. По той простой причине, что она с вами отправится в могилу. Какая жалость.При каждом слове изо рта Свинцова вырывались струйки крови, орошая и без того окровавленное пальто.Следует сказать, что поведение этого ожившего трупа было в высшей степени развязно и нагло, но именно это поведение, по-видимому, приковало представителей закона к полу и обездвижило их.— Господи! — произнес сержант Кротов, осеняя себя крестом.— Не смей! — заорал Свинцов, которому, наверное, сей жест пришелся не по вкусу.Просвиркин, прекрасно понимая, что это не принесет никаких результатов, поднял пистолет и выстрелил без предупреждения. Пистолет конечно произвел выстрел, но вот результат вышел не совсем таким, какой обычно ожидается. Осиел сделал незаметный жест рукою и показал всем присутствующим пулю, выпущенную пистолетом капитана.— Матерь божья, — сказал ошарашенный Клипов.— Нет, — ответил Свинцов, — только его сын.С этими словами он положил пулю в рот и выплюнул ее. Раздался выстрел и Клипов с широко раскрытыми глазами упал навзничь с пулей во лбу. Кротов тут же изрешетил Свинцова пулями из автомата, вернее, думал, что изрешетил; пули просто отскакивали от Свинцова, как от стальной плиты, а некоторые, не долетая, просто падали на пол, теряя энергию. Одна пуля, отрекошетив от Осиела, попала в голову Просвиркина. Иннокентий Алексеевич упал, не успев даже осмыслить происходящее.Свинцов быстро приблизился к Кротову, вырвал у него автомат и отбросил.— Какой красавчик! — воскликнул Осиел и закашлял, — ты-то мне и нужен.Кротов ударил по лицу Свинцова, от чего его перекосила гримаса боли, а в руку милиционера впились осколки Свинцова черепа.— Больше так не делай, — сказал Осиел. Он схватил за ворот формы Леонида и рывком приблизил его лицо к своему. Потом, не обращая на сопротивление парня, приложился кровавым ртом к губам Кротова. Секунду спустя, тело милиционера забилось в конвульсиях и стало меняться. А еще через некоторое время на пол упал сержант милиции Леонид Кротов, вернее Свинцов в его облике, с обезображенным пулями лицом.Маленький со шрамом на щеке человек подошел к выходу из кабинета. С его плохонького пальто постепенно исчезали пятна крови, на голове появилась старая изъеденная молью шапка. Осиел посмотрел подозрительно на тело Просвиркина, но ничего не предпринял портив лежавшего на полу с закатившимися глазами капитана, а просто шагнул в дверь, не потрудившись даже открыть ее.Спустя несколько часов Иннокентий Алексеевич пришел в себя и потрогал висок, из которого уже перестала сочиться кровь. Почувствовав острую боль, вздрогнул, но совладал с собой и сознания не потерял. Просвиркин поднялся и ощупью по причине абсолютной темноты в глазах добрался до тревожной кнопки, находящейся за столом. Всею силой надавил на красную педаль и спустя несколько секунд отключился. * * * Виталий сидел за столом. Кроме Виконта, все были здесь.— Я вас слушаю, отец, — произнес Серебряков.— Сегодня же утром, — начал Леонард, — ты и Наташа уезжаете в Бугульму.— Зачем?— Не перебивай, — Леонард выпустил дым изо рта. — Шипов завтра выходит на работу. Ему намного лучше. С документами я дело увязал. Теперь тебе остается позвонить инженеру и поставить его в известность.— Но зачем?— Просто уезжай и всё, — настаивал на своем граф. Виталий явно с таким раскладом был не согласен.— Да с чего, отец, вы взяли, что я поеду? — вновь спросил он.Леонард решил наконец объяснить:— Осиел всерьез принялся за твои поиски. Виконт сейчас прибудет и подробнее всё расскажет.Попугай, сидевший на канделябре, открыл один глаз и гаркнул:— Ох и жарко ж скоро будет!Тихо зазвенело зеркало. В комнату вошел Виконт.— Где Осиел? — спросила Вельда.— Не знаю. — Де ла Вурд сел. — Но в морге его нет. Две жертвы, Просвиркин ранен. Куча ментов. Но у меня острое чувство, что Осиел предпринимает кое-какие меры. И мы о нем скоро услышим. Кстати, как мне нашептал один доброжелатель, уже сегодня появятся наши портреты в местных газетах под заголовком: «Их разыскивает милиция».Тут зазвенел звонок телефона. Виконт снял трубку и сказал:— Алло.— Де ла Вурд, — послышался голос на другом конце провода.Сомнений не было: звонил Осиел.— Дай трубку моему братцу.Граф повернулся и спросил:— Осиел?— Да, — ответил, протягивая трубку, Виконт.— Слушай, братец, — сказал Свинцов, — мое терпение может и лопнуть. Меня замучили твои идиоты. Я бы с тобой был не против словечком перекинуться с глазу на глаз.— Где? Когда? — спросил граф.— Ну-с, сегодня не получится; что-то я устал от всех этих воскрешений, даже подергивания начались, завтра — тоже, а там — выходные. Мне надобно будет за границу съездить. В общем — в понедельник, в полночь, на Кировской площади.— Хорошо.— Да, вот еще что. Можете не опасаться милиции. Я сегодня пошуровал в ихних архивах. Портретики и все копии уничтожил. И меня не опасайтесь. До понедельника я против вас не приму никаких действий. Пока.В трубке загудел отбой. Леонард положил ее на рычаги.— Я ничего не понимаю, — произнес он. — Осиел оставляет нас в покое до понедельника.— А я всё прекрасно понимаю, — гаркнул попугай с канделябра, — Вельда своим пистолетом явно повредила ему левое полушарие, оттого он и помутился рассудком. — Потом Цезарь произвел звук, имитируя шмыганье носом, и произнес плаксиво: — Бедняжка.Виконт молча плеснул себе из бутылки в бокал, опустошил его и сел на стул, Серебряков же решил повторить свой отказ:— Так значит мне незачем ездить?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
», — ответил длинный.— Раздавай на меня. — Просвиркин взял стул и сел. После снял трубку с телефона, набрал свой домашний номер. Прозвучало восемь длинных гудков прежде, чем на том конце сквозь какой-то шум послышался женский недовольный голос:— Слушаю…— Ир, я задержусь на работе. Меня не жди. Вернусь утром, — сказал Просвиркин.— Спасибо, — язвительно проворчала Ирина Александровна, — что за весь день один раз соизволил позвонить.— Всего хорошего, — сказал торопливо Иннокентий и нажал на рычаг. * * * Виталий перевернулся на правый бок. Сон не шел. Мысли, как песок в буре, проносились со сверхсветовой скоростью. Серебряков не мог спать. Он наконец-то осознал, что с ним происходит. Он наконец-то понял, кем он стал, и что стало с его судьбой неделю назад, в четверг, шестого февраля. «Мне двадцать один год, — думал он, — и мне очень трудно, несмотря на все мое здравомыслие, принять невозможность обыкновенного существования. Было бы лет на десять меньше, я бы не удивился, встретив Сатану. А теперь… А что, собственно, теперь? Я — наследник одного из самых могущественных существ на Земле. В моих руках власть и, в общем-то, неограниченные возможности».— Власть, — произнес он вслух, как бы пробуя слово на вкус, как бы пытаясь ощутить нечто сверхъестественное на кончике языка. Но ничего из ряда вон выходящего он не ощутил и поднялся с дивана. «Только вместе с властью тебе, дорогой мой, — пронеслось у него в голове, — досталась отнюдь не превосходная репутация… Да, что точно, то точно».Тут затрещал телефон в прихожей. * * * — Что ж, дражайший Николай Андреевич, я думаю, что вы не излечились, — говорила мерзкая рыжая личность, сидевшая напротив Семечкина за столом, — первое, что вы сделали, как только попали в квартиру, это кинулись к кошельку, а затем побежали в ларек за водкой. Дорогой мой, это уже ни в какие ворота не лезет. Я подозреваю, что у вас патологическая зависимость от алкоголя.— Что и говорить, — заявил попугай, бегавший по столу и уничтожавший остатки шоколада, — пропащий вы человек, Семечкин.Николай Андреевич не знал, как себя вести, но он был почти уверен, что на сей раз так просто они не отстанут.Объяснимся: Николай Андреевич, как известно, был доставлен вечером из управления домой, а, попавши о квартиру и не обнаружив там никого, решил оторваться. Он взял денег на литр водки и отправился за нею в находившийся неподалеку ларек. Сначала подумал, что литр — это все-таки много, а после того, как каким-то необъяснимым образом одна бутылка осталась лежать на пятой ступеньке второго пролета лестницы в виде осколков и разлитой ароматной жидкости, Семечкин похвалил себя за предусмотрительность. Но не донес он и вторую бутылку до квартиры, точнее ее содержимое, которое от горя по утраченной водке, отправил безо всякой закуски в пустой желудок. Как только он переступил порог квартиры, желудок тут же свело судорогой, и водка отправилась в обратное путешествие. Семечкин еле успел добежать до унитаза. После попытался вскипятить чай. На кухне его и застукала Вельда, когда он тыкал потухшей спичкой в шипящую газом горелку. Как только Николай Андреевич увидел Вельду, он немедленно отключился.Семечкин посмотрел безнадежным взглядом на Виконта. Взглядом таким, каковым смотрит приговоренный в глаза палача. Только де ла Вурд палачом не был, а был этаким судиёй, предназначенным избрать меру пресечения Семечкину. «Судья» посмотрел пристально в глаза Николая Андреевича и изрек свой приговор:— Как неисправимый алкоголик вы приговариваетесь к ссылке.Тут Андреич приготовился к самому худшему, в его памяти всплыли смутно сохранившиеся события о прошлом своем «приговоре».Но в дело ввязался попугай. Он перелетел со стола на канделябр и заорал:— Протестую, это беззаконие! Подсудимый имеет право на последнее слово.— Ты что, адвокат? — рявкнул птице де ла Вурд, — или тебе не терпится покуражиться за его счет?— Адвокат, не адвокат, — возмутился Цезарь, — а я требую, чтобы приговоренному дали последнее слово!— И оно ему будет предоставлено, — согласился Виконт. — Ну так ваше последнее слово? — обратился он к Семечкину.— Куда меня отправляют? — выдавил из себя Николай Андреевич, понимавший, что это лучшее, что он может предпринять в данной ситуации.Рыжий прищурил на Семечкина правый свой глаз, как бы оценивая что-то, почесал давно небритый поросший пестрой порослью подбородок и изрек:— Ну, в общем-то, чтобы от вас в дальнейшем не было никаких сколько-нибудь ощутимых неприятностей, я вас направлю в учреждение под приятным названием ЛТП лет, скажем, на двенадцать назад. И там уж, уверяю вас, никакие ваши доносы не помогут.— Как раз в период сухого закона, — сказал задумчиво Цезарь, — хорошее наказание! Ну-с, господин Семечкин, счастливого пути. Катитесь к черту.Николай Андреевич не понесся сквозь черный тоннель, не увидел яркого света и даже не лишился сознания, как это с ним случалось в последнее время очень часто, он просто оказался в белой незнакомой палате, откуда и должно было начаться его излечение. Скажем, что имя его никоим образом не изменилось в подсунутых Виконтом документах. Семечкин не успел как следует осмотреться, как в палату зашел пожилой человек в белом медицинском халате и белом же колпаке. Доктор сказал:— Ну-с, товарищ Семечкин, пройдемте на процедуру.Семечкин, до крайности обозленный новым положением, выразил свой протест всем известной фразой, упомянув тамбовского волка. Потом сделал выразительный жест, показав «белому колпаку» средний палец и сказав что-то на английском языке. Доктор естественно жеста не понял, а принял это к сведению, отметив, что больной явно не в себе.Всё же Николаю Андреевичу пришлось сняться с табуретки и пройти за доктором.Дальнейшие приключения Семечкина в освещении не нуждаются, ибо в них не было ничего интересного. Скажем только, что мера, принятая Виконтом, дала в последствие совсем не плохой результат.За столом появился пребывавший где-то до сих пор Леонард. Он немедленно сунул в рот сигару и задымил.— Вельда, принеси мне коньяку, — попросил он, — а ты, Виконт, позвони моему сыну. Он мне срочно нужен. Я чувствую, что наша компания скоро отбудет с земли.Де ла Вурд подошел к телефону и набрал номер.— Да, — сказал Виталий.— Поднимись, — произнес в трубку Виконт, — господин хочет видеть тебя.— Хорошо, — ответил Серебряков и положил трубку.— А тебе, — обратился граф вновь к Виконту, — даю задание: наведайся в морг Семашко и уничтожь труп Осиела. Хотя что-то мне подсказывает, тот и на сей раз выкарабкается из этой ситуации. Ну, хотя бы помешай ему натворить бед, но понапрасну не рискуй.— Да, монсеньор, — произнес де ла Вурд и шагнул в зеркало. * * * — Три десятки, — произнес с довольной ухмылкой длинный сержант, выкладывая на стол перед соперниками по игре карты, — побейте, господин Клопов, если сможете.— Клипов, — поправил прыщавый милиционер длинного и сбросил на стол вверх рубашкой три карты.— А я побью, — сказал Просвиркин, — тузы и козырная дама. На лице длинного появился кислый налет. Он спросил жалобно:— Вы что, и сейчас надеетесь набрать сто очков?— Нет, — ответил Иннокентий Алексеевич, — я надеюсь оставить тебя с болтом Болтом в «чирике» называется ситуация, когда играющий не получает ни одного очка.
.— Весьма вам признателен, — сказал длинный, имя коего, кстати, было Леонид Кротов.— Ну, так неинтересно, — пропищал Клипов, подсчитывая по окончании партии свои очки. — Одного очка не хватает.Тут из соседней комнаты послышался какой-то шум. Клипов посмотрел на Просвиркина вопросительно.— Что? — спросил тот, и встал, вынув из кобуры пистолет. Все трое снялись с мест и двинулись к холодильнику, но дойти до него не успели: перед ними (черт знает откуда) появился окровавленный маленький человек, который до селе хранился в виде трупа в холодильнике. Лицо человека (если это кровавое месиво можно было назвать лицом) было все изуродовано, один глаз вытек; и на представителей закона смотрела пустая глазница.— Бойнос ночес, — произнес, коверкая из-за поломанной челюсти слова, Свинцов, — как я понял, вы несколько удивлены моим появлением, хотя ожидали что-то в этом роде. Не стоит удивляться. Я — всего лишь ангел... Ох? — в его горле булькнуло, и из разорванной ножом Козлова артерии брызнула густая красная кровь, а Клипов с трудом подавил в себе желание избавится от ужина не совсем привычным способом. Свинцов прикрыл ладонью рану на шее и продолжил:— Вернее я нахожусь рангом выше простого ангела. Архангел. Но сие есть большая тайна. И я надеюсь, нет, я уверен, что вы ее никому не раскроете. По той простой причине, что она с вами отправится в могилу. Какая жалость.При каждом слове изо рта Свинцова вырывались струйки крови, орошая и без того окровавленное пальто.Следует сказать, что поведение этого ожившего трупа было в высшей степени развязно и нагло, но именно это поведение, по-видимому, приковало представителей закона к полу и обездвижило их.— Господи! — произнес сержант Кротов, осеняя себя крестом.— Не смей! — заорал Свинцов, которому, наверное, сей жест пришелся не по вкусу.Просвиркин, прекрасно понимая, что это не принесет никаких результатов, поднял пистолет и выстрелил без предупреждения. Пистолет конечно произвел выстрел, но вот результат вышел не совсем таким, какой обычно ожидается. Осиел сделал незаметный жест рукою и показал всем присутствующим пулю, выпущенную пистолетом капитана.— Матерь божья, — сказал ошарашенный Клипов.— Нет, — ответил Свинцов, — только его сын.С этими словами он положил пулю в рот и выплюнул ее. Раздался выстрел и Клипов с широко раскрытыми глазами упал навзничь с пулей во лбу. Кротов тут же изрешетил Свинцова пулями из автомата, вернее, думал, что изрешетил; пули просто отскакивали от Свинцова, как от стальной плиты, а некоторые, не долетая, просто падали на пол, теряя энергию. Одна пуля, отрекошетив от Осиела, попала в голову Просвиркина. Иннокентий Алексеевич упал, не успев даже осмыслить происходящее.Свинцов быстро приблизился к Кротову, вырвал у него автомат и отбросил.— Какой красавчик! — воскликнул Осиел и закашлял, — ты-то мне и нужен.Кротов ударил по лицу Свинцова, от чего его перекосила гримаса боли, а в руку милиционера впились осколки Свинцова черепа.— Больше так не делай, — сказал Осиел. Он схватил за ворот формы Леонида и рывком приблизил его лицо к своему. Потом, не обращая на сопротивление парня, приложился кровавым ртом к губам Кротова. Секунду спустя, тело милиционера забилось в конвульсиях и стало меняться. А еще через некоторое время на пол упал сержант милиции Леонид Кротов, вернее Свинцов в его облике, с обезображенным пулями лицом.Маленький со шрамом на щеке человек подошел к выходу из кабинета. С его плохонького пальто постепенно исчезали пятна крови, на голове появилась старая изъеденная молью шапка. Осиел посмотрел подозрительно на тело Просвиркина, но ничего не предпринял портив лежавшего на полу с закатившимися глазами капитана, а просто шагнул в дверь, не потрудившись даже открыть ее.Спустя несколько часов Иннокентий Алексеевич пришел в себя и потрогал висок, из которого уже перестала сочиться кровь. Почувствовав острую боль, вздрогнул, но совладал с собой и сознания не потерял. Просвиркин поднялся и ощупью по причине абсолютной темноты в глазах добрался до тревожной кнопки, находящейся за столом. Всею силой надавил на красную педаль и спустя несколько секунд отключился. * * * Виталий сидел за столом. Кроме Виконта, все были здесь.— Я вас слушаю, отец, — произнес Серебряков.— Сегодня же утром, — начал Леонард, — ты и Наташа уезжаете в Бугульму.— Зачем?— Не перебивай, — Леонард выпустил дым изо рта. — Шипов завтра выходит на работу. Ему намного лучше. С документами я дело увязал. Теперь тебе остается позвонить инженеру и поставить его в известность.— Но зачем?— Просто уезжай и всё, — настаивал на своем граф. Виталий явно с таким раскладом был не согласен.— Да с чего, отец, вы взяли, что я поеду? — вновь спросил он.Леонард решил наконец объяснить:— Осиел всерьез принялся за твои поиски. Виконт сейчас прибудет и подробнее всё расскажет.Попугай, сидевший на канделябре, открыл один глаз и гаркнул:— Ох и жарко ж скоро будет!Тихо зазвенело зеркало. В комнату вошел Виконт.— Где Осиел? — спросила Вельда.— Не знаю. — Де ла Вурд сел. — Но в морге его нет. Две жертвы, Просвиркин ранен. Куча ментов. Но у меня острое чувство, что Осиел предпринимает кое-какие меры. И мы о нем скоро услышим. Кстати, как мне нашептал один доброжелатель, уже сегодня появятся наши портреты в местных газетах под заголовком: «Их разыскивает милиция».Тут зазвенел звонок телефона. Виконт снял трубку и сказал:— Алло.— Де ла Вурд, — послышался голос на другом конце провода.Сомнений не было: звонил Осиел.— Дай трубку моему братцу.Граф повернулся и спросил:— Осиел?— Да, — ответил, протягивая трубку, Виконт.— Слушай, братец, — сказал Свинцов, — мое терпение может и лопнуть. Меня замучили твои идиоты. Я бы с тобой был не против словечком перекинуться с глазу на глаз.— Где? Когда? — спросил граф.— Ну-с, сегодня не получится; что-то я устал от всех этих воскрешений, даже подергивания начались, завтра — тоже, а там — выходные. Мне надобно будет за границу съездить. В общем — в понедельник, в полночь, на Кировской площади.— Хорошо.— Да, вот еще что. Можете не опасаться милиции. Я сегодня пошуровал в ихних архивах. Портретики и все копии уничтожил. И меня не опасайтесь. До понедельника я против вас не приму никаких действий. Пока.В трубке загудел отбой. Леонард положил ее на рычаги.— Я ничего не понимаю, — произнес он. — Осиел оставляет нас в покое до понедельника.— А я всё прекрасно понимаю, — гаркнул попугай с канделябра, — Вельда своим пистолетом явно повредила ему левое полушарие, оттого он и помутился рассудком. — Потом Цезарь произвел звук, имитируя шмыганье носом, и произнес плаксиво: — Бедняжка.Виконт молча плеснул себе из бутылки в бокал, опустошил его и сел на стул, Серебряков же решил повторить свой отказ:— Так значит мне незачем ездить?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35