Виталий говорил, всё чувствуя некоторое напряжение. Он будто бы ждал чего-то, не зная сам, чего.— Тогда молчи, любовь моя, — сказала девушка. Она сжала своими руками затылок парня и прильнула к его устам. Поцелуй был долгим и жарким. Они едва не задохнулись. И, когда остановились перевести дух, Наташа произнесла, тяжело дыша:— Расслабься, не думай ни о чем. Я не укушу… Разве, что самую малость.Она снова поцеловала его губы. Страсть захлестнула их с новой силой. Виталий ничего не мог с собой поделать; он находился во власти своих чувств, и каждый новый поцелуй любимой разгонял сердце, заставляя отбивать барабанную дробь. Кровь прилила к голове. Виталий тяжело дышал. Девушка повалила его на диван. Она жадно целовала парня. Он почти что задыхался. Глаза Наташи возбужденно блестели. В голове промелькнула сумасшедшая, по ее мнению, мысль. Щеки запылали. Виталий заметил это и в миг всё понял. «Она с ума сошла! — воскликнул он мысленно. — Этого не может быть!»— Я люблю тебя, — с жаром прошептала она. — Ты мой, только мой…Он не дал ей договорить, накрыв ее губы своими. «Она не скажет этого», — успокаивал себя Виталий. Да, девушка ничего больше не говорила. Она вцепилась в воротник его рубашки, собираясь расстегнуть. Виталий этого не заметил. Наташа сама мало понимала, что делает. Не смогла расстегнуть ворот, и пуговица отлетела. Виталию показалось, что в голове его разорвалась бомба. «Что она делает?» — Он едва мог думать. Наташа принялась за следующую пуговицу. Наконец, Серебряков, еле найдя в себе силы на сколько-нибудь разумное действие, усадил любимую на диван, расцепил ее руки и произнес:— Успокойся, тебя занесло.— Я люблю тебя! — упрямо запротестовала Наташа.— Я верю, не надо мне лишний раз доказывать. Но мы не должны сейчас этого делать, — произнес Виталий, ища глазами пропавшую пуговицу.Удивление отразилось в глазах девушки.— Да, — сказал он, — я вряд ли могу сейчас здраво мыслить. Но ради тебя я не имею права поддаваться страсти.«Вот уж странный тип, — подумала девушка. — Я предлагаю ему себя, а он отказывается».Виталию казалось — он понимает, о чем она думает.— Наташа, ты же здравомыслящий человек. Мне самому тяжело себя удержать.«А! Будь, что будет!» — решила она и заявила:— Даже не думай сопротивляться! Я хочу тебя!Виталий откинулся на спинку дивана, закрыв глаза. «И попробуй откажи», — подумал он. Тяжело вздохнул и произнес:— Я — тоже.Она уселась на его колени, прижалась к его груди. Обвила руками его шею, с жаром стала покрывать поцелуями щеки и губы. Виталий задрожал от желания. Он нежно гладил ее плечи, целовал их, будучи не в силах сопротивляться. Наташа начала расстегивать пуговицы его рубашки одну за другой, жадно покрывая поцелуями его грудь, содрогавшуюся при каждом касании ее губ. Страсть и желание завладели их телами и не желали отпускать ни на минуту. Их щеки горели, кровь кипела, стучала в висках. Безумие любви захлестнуло эти две полыхавшие страстью души.— Ты безумна, — шептал он, — ты знаешь это?— Да, — соглашалась она, целуя его, — я обезумела от любви.Она, наконец, справилась с его рубашкой и бросила ее в кресло рядом с пиджаком. Потом медленно стянула с себя свитер, задыхаясь от чувств. Под свитером оказалась легкая шелковая сорочка, которая спустя мгновение распахнулась, обнажая шелковистую кожу тела и юную грудь, едва прикрытую кружевом.— О, господи! — прошептал Виталий, наклоняясь к ее груди. Глава XIXБЕЗМЯТEЖНОСТЬ Мне чудится, что любишь ты меня, Я слышу затаённые признанья… Перси Биши Шелли «К…» Виконт развалился в кресле и лениво поглощал виноград. Рядом, на ветви канделябра, на телевизоре, сидел попугай. Он, по-видимому, спал. Где были остальные, неизвестно. Виконт мрачно смотрел на свет пяти свечей, думая о чем-то своем. Глаза его были полуоткрыты, челюсти не переставая работали. Де ла Вурд машинально запускал руку в хрустальную вазу, обдирая виноградную кисть. Легкий звук заставил его вздрогнуть. Звук исходил от зеркала. Немного погодя, оттуда появился Гебриел, неся в руке револьвер. Он с тихим звоном миновал стеклянную перегородку.Первым заговорил де ла Вурд, выйдя из забытья:— Вижу, что происходящее здесь вас очень угнетает.Гебриел уселся за стол, опустошил налитый ему Виконтом бокал вина и произнес голосом человека, который не знает, что ему предпринять в данной ситуации:— Сие лишь слова, Виконт. Меня не только угнетает происходящее здесь, я просто напуган.— Понимаю, господин барон. Всё выходит из-под контроля.— Намного хуже. Я не знаю даже, что случится в последние несколько дней, хотя до сих пор мне было известны события на несколько сотен лет вперед. Вот что удивительно.Воздух рядом со столом заискрился, появился голубой, дышащий холодом столб света. Когда он пропал, на этом месте оказался Леонард, Он был в шубе. Голову его и без того седую покрывал снег.— Это-то, как раз, не удивительно, Гебриел, — сказал граф. Он вышел в прихожую и через минуту вернулся в черном костюме. Усаживаясь в свое кресло во главе стола, произнес:— Я давно опасался, что это может случиться. Хаос прогрессирует. Им руководит Осиел.— Сир, — заговорил Виконт, — можно ли Хаосом руководить?— Можно, если способствовать ему в развитии. Осиел переступил уже ту черту, которая отделяет нормальное любопытство от нездорового интереса.— Но, — продолжал Виконт, — как же он мог подняться до такой вершины, если в последний раз его заточили?— В этом, — отвечал Леонард, — только моя вина. Это — мое детище. А мои слуги — народ весьма способный. Жажда мести завела меня в черноту, откуда я еще не скоро отыщу дорогу.Из кухни донеслось позвякивание посуды.— Вельда вернулась, — сказал Гебриел.— А Козлов еще задерживается. — Виконт отпил из своего бокала вина.Но тут же заголосил дверной звонок. Зашлепали тапочки Вельды, — она пошла открывать.В зал вошел Ипполит. В одной руке его находилась пачка газет, в другой — довольно большая сумка.— Вот, — произнес он, бросая на стол газеты, — город встал на дыбы. Знаете, как назвали мои деяния? Спонтанным возгоранием. Но то лишь всякие болтуны и репортеры. Мусора пока что разводят руками и втирают всякими баснями очки начальству. Должен сказать — наделали мы тут шуму.Виконт как-то мрачно усмехнулся:— Не загибай, Ипполит. Город из-за газет на дыбы не встанет. А еще ты что принес? — Он кивнул на сумку.— Ох, — встрепенулся Козлов, — он задохнулся, наверное. Через весь город ехал.Тогда он раскрыл сумку и вынул из нее кота. Спавший попугай (вернее, притворявшийся спящим) раскрыл глаза так широко, как только мог. Его взгляд был прикован к пушистой твари. Цезарь раскрыл клюв и тут же его захлопнул, издав звук, напоминавший клацанье волчьих зубов.— Вот-с, — произнес Ипполит, — познакомьтесь с новым нашим знакомым. Этого красавца зовут Маркиз. Его хозяином был не так давно убитый Олег Геннадьевич.Из кухни прибежала Вельда. При виде черного с белою грудкой и белыми лапками зверя она радостно пискнула и попыталась погладить кота. Тот не только не стал сопротивляться, а сам прыгнул ей на руки.— Я рад, Ипполит, — сказал де ла Вурд, — что в тебе хоть что-то человеческое осталось.— И что теперь? — затрещал Цезарь гневно, — теперь мы будем привечать бомжей?Ипполит схватил лежавший рядом с правой рукой Гебриела пистолет и прицелился в попугая, сказав:— Заткнись.— Всё, всё, молчу, — испугался Цезарь.Ипполит положил пистолет на место. А Гебриел потянулся к Маркизу. Он почесал коту шею. Маркиз заурчал, задрав мордочку.— Какое милое создание! — воскликнула восхищенная Вельда.— Монсеньор, — обратился Ипполит к Леонарду, — вы не будете против, если он останется?— Ты шутишь? — спросил граф, — как я могу быть против? Вон, даже такого похабника, — он кивнул на Цезаря, — оставил. Маркиз красив и умен.— Я пойду накормлю его, — сказал с энтузиазмом Вельда. — Он изголодался, бедненький. Идем, моя кисонька, — прошептала она коту.Как бы в подтверждение к ее словам кот мяукнул, даже не мяукнул, а как бы что-то произнес. Его голосок был так жалобен, что Вельда прижала его к себе. Маркиз в ответ на это уткнулся мордочкой в ее шею, продолжая мурлыкать. И даже из кухни был слышен его голосок.Козлов вышел в прихожую и отпер дверь.— Ты куда направился? — спросил его де ла Вурд.— За молоком. Всё, что у нас было, я утром выпил. — С этими словами Ипполит вышел на лестничную площадку, хлопнув дверью.— Как вы с ним носитесь! — заявил обиженно попугай. — «За молоком», «кисонька», — передразнил он, — тьфу! Даже противно делается.Де ла Вурд взялся за первую газету из принесенной Ипполитом пачки. Развернул ее и сказал:— Помолчи. Ты вон весь разбух от шоколада, а на него жалко даже смотреть.— Ну конечно, — не унимался попугай, — ты еще скажи, что это не гуманно с моей стороны думать плохо о таком красавце. А ежели он и мною с голодухи не побрезгует? А? Что ты тогда на это скажешь? Если, как ты выражаешься, я разбух, то наверняка выгляжу весьма солидно и аппетитно в глазах этой твари.Цезарь даже гордо выпятил грудь.— Да на твою трудовую мозоль вообще страшно смотреть, не то, что представить тебя зажаренным на тарелке, — ответил Виконт.Птица обиженно отвернулась, не желая больше произносить ни слова. Слышно было лишь изредка, как попугай ругался не по-русски да иногда произносил слова «психушка» и «приют для бездомных».Водрузилась тишина. Виконт, Гебриел и Леонард принялись за газеты.Попугай слетел с канделябра и болтался без дела по столу, склевывая с кистей виноград, напиваясь из бокала Виконта, которому надоело отгонять Цезаря. Потом птица встрепенулась и кинулась обратно на телевизор; в комнату вошел Маркиз. Он протопал к креслу Леонарда, прыгнул к нему на колени и свернулся клубком. Граф погладил кота, и тот сразу заурчал. А попугай с нескрываемым отвращением смотрел на соперника. Потом как-то дико хихикнул и отвернулся произнеся:— Дурдом. * * * — Я-то уж было подумал, что ты потеряла всякий контроль над ситуацией, — говорил он.— Ты решил, что я не способна здраво мыслить? — спрашивала она.— Да, решил. Еще немного, и я бы сдался.— Но всё же ты шокировал меня.— О, — ответил Виталий, — шокировал. Я сам себя шокировал, когда не смог с собою ничего поделать. А тебя-то я чем умудрился еще шокировать? Разве только своими так называемыми фокусами.Они находились всё еще на диване. Девушка сидела, опершись спиною о подушку, а Виталий лежал, голова его находилась на уровне груди любимой, Наташа гладила его волосы и плечи.— А ты не догадываешься? — спросила его Наташа. Виталий обнял ее за обнаженную талию свободной рукой. Он ответил:— Ну, как бы, нет. То есть у меня имеются подозрения, но не настолько сильные...Девушка рассмеялась:— Подозрения? Вот чудак. Тебя очень трудно соблазнить.Виталий произнес, закрыв глаза и представляя всё то, что успел пережить в объятиях столь соблазнительной особы:— Здесь ты ошибаешься. Тебе меня легко соблазнить. Но я, как всегда, стараюсь смотреть несколько дальше.— Как? Понятней можешь сказать?— Ты думаешь, что это мое самообладание. Нет, сеньорита. Просто я очень люблю тебя и не хочу, чтобы впоследствии мы пожалели о том, что совершили, и не смогу пережить, если ты возненавидишь себя за это. Девушки так ранимы…— Ой-ой! — Наташа легонько шлепнула его по щеке. — Я знаю, чего ты боишься.— Не перебивай, пожалуйста. Я знаю, что говорю. На самом деле мне очень трудно было сказать тебе: нет. Но ты меня еще плохо знаешь. Да и я о тебе — почти ничего, кроме того, что ты безумно красива, и что ты — самая обворожительная девушка.Воцарилось молчание. Спустя минуту, Наташа сказала:— Ты боишься сделать мне ребенка?И тут же пожалела о сказанном.Виталий издал какой-то непонятный звук; то ли смешок, то ли стон. Он высвободился из ее объятий и встал с дивана. Подошел к окну.— Сама-то ты соображаешь, что говоришь? — В его голосе послышалась обида.«О, боже! — пронеслось в голове девушки, — зачем я это сказала? Он так благородно поступил со мной. Что меня тянуло за язык?»— Прости меня, — тихо проговорила она, — я не хотела… Я тоже испугалась, но…— Ладно, — перебил он ее, — я не обиделся. Если хочешь знать мое мнение, то я тебе сейчас все объясню. Ты думаешь, — я боюсь сделать тебя беременной? Наверное. Но я опасаюсь не ответственности. Если подобное произойдет, я не отступлю никогда! — Он резко повернулся. — Я люблю тебя, буду любить наших детей. Готов хоть сейчас жениться на тебе. Но ты должна понять, что подобный шаг требует большой ответственности. Со мною здесь не будет никаких проблем. Но как же ты?Наташа поднялась с дивана. Виталий тут же забыл обо всем, что сейчас говорил; настолько он был восхищен красотой девушки. На землю грешную его вернули ее слова:— Я поняла. Ты любишь меня так, что боишься причинить мне малейшую боль. Но я-то, ведь, тоже не беспомощна.— Ты права, — машинально сказал Виталий, не в силах оторвать глаз от ее фигуры.Наташа заметила это и сказала:— Обними меня, и забудем об этом. В конце концов, есть способы делать это без последствий.Девушка соблазнительно улыбнулась и провела рукою по волосам.Виталий почувствовал, что кровь опять приливает к голове. Он быстро миновал разделяющее их пространство и нежно поцеловал губы возлюбленной.Если б раньше Наташа поняла, сколько любви скрывается за этим почти всегда спокойным, даже холодным лицом! Если б она только знала! Девушка с ужасом подумала, что не будь Витальки, она так и никогда не почувствовала, что значит быть по-настоящему любимой.Такая любовь — большая редкость в мире, где почти у каждого есть вполне определенная цель — быть богатым. Где-то он слышал, что богатство решает большинство проблем, когда-то пытался обсуждать этот вопрос со знакомыми. Но они не поняли его. На его вопрос: «а как же любовь?» отвечали, что будь у них много денег, они бы нашли настоящую любовь. Тогда Виталий прямо рассмеялся в глаза сказавшим это. Он сказал: «Любовь — это, слава Богу, такое чувство, которое еще нельзя купить, и, надеюсь, что никогда на любви не будет висеть ценника. Можно купить великолепную имитацию любви и счастья, но прекрасные чувства не рождаются от звона столь низменного металла. Золото — из земли, оно и тянет к земле. И мне жаль вас; вы глубоко заблуждаетесь».Любовь открыла перед ними новые горизонты бытия, они, наконец-то, поняли, как по-настоящему можно быть счастливыми.Они сидели за столом в зале и обедали. У Виталия нашлось три куриных ножки, которые Наташа прекрасно приготовила. К тому же имелись два пакета апельсинового сока, которые находились в холодильнике со вчерашнего вечера. Имелся небольшой сладкий рулет, сыр, ветчина.— А ты, — заговорила девушка, — довольно разнообразно питаешься.Виталий усмехнулся:— Да нет. Просто я думал, что ты еще посетишь меня. Ну и утром малость прошвырнулся по магазинам. Прости за излишнюю самоуверенность. А так почти не ем дома, чаще — в столовых. Ненавижу готовить.— Миленький, теперь, я обещаю, ты не будешь скитаться по каким-то подозрительным заведениям. — И тут она прыснула со смеху.Виталий улыбнулся. Он не мог понять, что же так развеселило ее. Наконец, он спросил:— Ты над чем смеешься?Она, продолжая смеяться, ответила:— Похоже, что я начинаю перенимать у тебя манеру говорить.— Ну что ты. Не столь уж своеобразен мой язык, чтобы его считать чем-то выделяющимся.Виталий разлил по стаканам сок и, подняв свой, произнес:— За тебя, самую чудесную девушку в мире.Наташа тоже подняла свой стакан и добавила:— За нас.Виталий, не привыкший долго церемониться с напитками, выпил свой сок сразу, Наташа же пила, растягивая удовольствие.— Ты, — сказала она, заметив, как он пьет, — любишь всё сразу и много.— Ну, в какой-то мере ты права.Парень собрал посуду со стола, отнес на кухню и сразу же вымыл ее. Наташа допила свой сок, присоединилась к нему и стала вытирать тарелки.А потом Виталий включил музыку. Они долго танцевали, прижимаясь друг к другу. Хулио Иглесиас пел о чем-то очень грустном. Глаза девушки наполнились слезами. Виталий, заметив это, тихо спросил:— Что с тобой? Что случилось? Она прижала палец к его губам:— Не спрашивай ни о чем; я не смогу объяснить.Нежно он погладил ее по щеке, приподнял подбородок и поцеловал. От избытка чувств из глаз ее покатились слезы. Он не знал в чем дело. Но она и сама-то толком не понимала. Она потянула его на диван. Он не сопротивлялся. Они легли рядом; он — с краю, она — к стене. Некоторое время еще слышались ее всхлипы, а потом Наташа, прильнув к его горячей груди, обняв за шею, затихла. Спустя несколько минут, она спала. Виталий, на которого вдруг навалилась усталость, заснул немногим позже. Так и спали двое влюбленных, утомленные и счастливые.Девушка спала беспокойно, то и дело содрогалась от чего-то во сне, и тогда пробуждался Виталий. Она еще больше прижималась к нему, держась за его плечи, как за спасательный круг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35