– «Космополитен».– Прости, не угадал.Лиза смотрела на него – большой, сильный, шумный и уверенный в себе. Балагурит с барменами и официантками. Как это он всегда занимает больше места в пространстве, чем ему положено по размеру? От напряжения у Лизы ныла шея, сдавливало виски – Оливер снова был близким и родным.Поставив перед нею бокал, он сразу заговорил о деле:– Солнце, у тебя адвокат есть?– Ну…– Нам обоим нужны адвокаты, – терпеливо пояснил он.– Для развода?Она попыталась сыграть безразличие, но впервые в жизни мямлила так, что самой стало противно.– Точно, – кратко, деловито согласился он. – Так, суть дела ты знаешь…Лиза ничего не знала.– Наша семья разрушена и восстановлению не подлежит, но для того, чтобы нас развели, этого мало. Нужны поводы. Если б мы прожили врозь два года, проблем не было бы. А пока этот срок не истек, кому-то из нас придется подавать на другого в суд. За невыполнение супружеских обязанностей, неадекватное поведение или измену.– Измену?! – вспыхнула Лиза. Пока они жили вместе, она была абсолютно верна ему. – Да я никогда…– И я никогда, – сочувственно кивнул Оливер. – Что касается невыполнения…– Да, ты меня бросил, – подтвердила Лиза.– Солнце, ты не оставила мне выбора. Но можешь указать это в заявлении. Правда, нужно два года прожить порознь, чтобы использовать уход из семьи как основание, а мы ведь хотим все закончить поскорее? – Он вопросительно глянул на нее, ожидая реакции.– Да, – резко сказала Лиза. – Чего тянуть!– Значит, остается неадекватное поведение. Надо набрать пять примеров.– Неадекватное поведение? Это как? – Лиза чуть не рассмеялась вслух, на минуту забыв, что это касается ее. – Например, затеять генеральную уборку в три часа ночи?– Или работать все выходные и праздники, – зло прибавил Оливер. – Или делать вид, что хочешь забеременеть, и продолжать принимать таблетки.– Или так, – сердито кивнула Лиза.– Выбор у нас есть. Либо я подаю иск, либо ты.– То есть ты признаешь, что тоже вел себя неадекватно?Оливер тяжело вздохнул:– Лиз, это всего лишь формальность, а разборки, кто прав, кто виноват, тут ни при чем. Ответчик никакого наказания не несет. Так кто подаст заявление? Я или ты?– Тебе решать, вон ты сколько об этом знаешь, – съязвила Лиза.Оливер посмотрел на нее долгим взглядом, как будто силясь понять; сел поудобнее.– Если ты так хочешь… Теперь о деньгах. Своему адвокату каждый платит сам, но расходы по суду мы делим пополам, согласна?– А зачем нам адвокаты? Если в Вегасе нас окрутили на скорую руку, может, таким же манером развестись?– Не так все просто, солнце. Ты забываешь, что у нас есть совместно нажитое имущество.– Да, но мы ведь знаем, сколько каждый… Ладно, я найду себе адвоката.Больше говорить об этом не было сил, поэтому Лиза спросила с наигранным оживлением:– Как тебе работается?– Чума. Только вернулся из Франции, а до того на Бали торчал.Везучий, гад.– Вот здесь отстреляюсь и до показов свободен. – Он кивнул на Лизин деловой костюм. – Не видел на тебе этого пиджака.Она оглядела себя.– «Николь Фари».Костюм был умыкнут с январской фотосессии, но ей удалось свалить вину на Кейт Мосс.– Мне не нравится.– А в чем дело?Она всегда прислушивалась к его мнению касательно одежды и причесок.– Ни в чем. В смысле, не нравится, что я тебя в этом не видел.Она понимала, о чем он говорит. Ее саму болезненно кольнуло, что волосы у него сильно отросли, и часы новые, и что с тех пор, как они расстались, он успел объехать полмира, а она и не знала.– Ты какая-то другая стала, – сказал он.– Правда?– Нет, – покачал Оливер головой и натужно рассмеялся. – Черт, не знаю даже.И опять она его поняла. Как причудливо соединились родственная близость и холод отчуждения.– Извини! – прервал он сам себя, поймал ее запястье, свободной рукой потянул кисть ближе к глазам, грубо, больно вывернув. Явно хотел что-то увидеть. – Ты больше не носишь обручальное кольцо? – сверкнув карими глазами, осуждающе спросил он.Лиза с силой вырвала руку.– Ты мне сделал больно! – воскликнула она, растирая запястье.– Нет, это ты сделала мне больно.– Подумаешь, дело какое – кольцо! – От злости у нее горели щеки. – Ты же сам подаешь на развод.– Ты первая до этого довела!– Только потому, что ты меня бросил!– Только потому, что ты не оставила мне выбора. Они сидели друг против друга, тяжело дыша от еле сдерживаемого бешенства.– Ну-ка, – распорядился он, не сводя с нее глаз, еле владея собой, – пошли наверх, ко мне.Лиза уже встала из-за столика.– Идем.Первый поцелуй, безумный, торопливый, такой сильный, что стукнулись и скрежетнули зубы. Пытаясь успеть слишком много сразу, Оливер потянул ее за волосы, схватил за лацкан пиджака, больно впился в губы, сорвал с себя рубаху.– Погоди, погоди, погоди, – выдохнул измученно, прислонясь голой спиной к двери.– Что? – шепнула Лиза, обомлев от вида его мускулистой, гладкой груди.– Давай еще раз сначала. – Он потянулся к ней, нежно и осторожно привлек к себе. Она уткнулась головою ему в грудь. Этот его особенный запах. Забытый, но вдруг вернувшийся с такой ошеломляющей, пронзительной остротой. Пряный, терпкий, неповторимый и неописуемый – не мыло, не дезодорант, не одежда. Его запах, он сам. Такой родной.У нее на глазах появились слезы.Оливер легко, почти неощутимо поцеловал ее в уголок рта. Как будто в первый раз. И снова, так же мимолетно. И еще. Медленно раскрывая ей губы, вызывая наслаждение, еле отличимое от боли.Не двигаясь, чуть дыша, Лиза принимала его поцелуи.С Оливером, только с ним, ни с кем больше, она не вела в сексе. Ни о чем не думала, не провоцировала, не командовала, не проявляла активности. Всегда уступала инициативу ему, и он это любил.– Смотрю в твои глаза, а тебя даже там нет, – часто говорил он. – Вот ты какая у меня – слабая, беспомощная девчушка.Она знала, как его заводит контраст между ее обычным напором и этой покорностью в постели, но вела себя так не нарочно. Просто в такие минуты ей не надо было думать. Оливер сам точно знал, что делать. И равных ему не было.Его губы двинулись ниже, от губ к шее, к волосам. Закрыв глаза, Лиза стонала от блаженства. Сейчас впору умереть, подумала она и услышала, как он шепчет, жарко дыша ей в ухо:– Пропала ты, радость моя.Как во сне, она позволила отвести себя в постель. Послушно протянула руки, чтобы дать снять пиджак; пошевелила бедрами, помогая освободить себя от юбки. Гладкие простыни приятно холодили голую спину. Лиза дрожала всем телом, но лежала не двигаясь. Когда Оливер прихватил губами ее сосок, она встрепенулась, словно от удара током. Как же она могла забыть, насколько это забирает?Поцелуи спускались ниже, ниже… Оливер едва коснулся губами ее живота, так тихо, что не задел легких волосков внизу, но у Лизы все заныло от желания.– Оливер, я, кажется, сейчас…– Погоди!Презерватив – единственное, что напомнило ей о том, что все уже не так, как было раньше. Но думать об этом Лиза себе не позволила. Он трахается с кем-то еще? Ну, и она тоже.Когда он вошел в нее, наступило умиротворение. Она дышала глубоко и ровно, и напряжение совсем пропало. Секунду наслаждалась покоем, отсутствием возбуждения, пока Оливер медленными, длинными толчками не начал входить глубже. Вот этого она и ждала. И знала, что будет классно.А после плакала.– Ты почему плачешь, солнце? – обнял он ее.– Чистая физиология, – ответила она, уже вспомнив, кто она такая на самом деле. Довольно этой игры в дурочку. – Люди часто плачут, когда кончат.Страсть сожгла дотла и злость, и неловкость. Вместо того чтобы ругаться, они лежали в постели, лениво болтая, радуясь, что обнимают друг друга. Как будто не было ни разрывов, ни взаимных упреков, ни громких сцен. Конечно, ни он, ни она не были столь наивны, чтобы думать, будто секс означает возможность примирения. Даже в пору самых безобразных скандалов секс у них был. Причем невероятный. Казалось, так они дают выход избытку эмоций.Она рассеянно провела руками по его рельефным бицепсам.– Все качаешься… Сколько раз верхний пресс делаешь?– Сто тридцать.– Я в восхищении!Они говорили и говорили, и Оливер наконец зевнул:– Солнце, давай поспим.– Да, – согласилась Лиза. О том, чтобы ей уйти, не могло быть и речи, они оба это понимали. – Только в ванную зайду.Умывшись, она почистила зубы его щеткой – не раздумывая, машинально – и, только закончив, заметила это.Вернувшись из ванной, сунула замерзшие ноги между его бедер, чтобы согреться, как делала всегда. Потом они уснули, как спали почти четыре года каждую ночь, оба на правом боку. Лиза свернулась маленьким калачиком, а Оливер – калачиком побольше, вокруг нее, прижавшись всем телом и положив теплую ладонь ей на живот.– Спокойной ночи.– Спокойной.– Странно как-то, – сказал в темноту Оливер, и Лиза почувствовала его боль и недоумение. – У меня интрижка с собственной женой.Она закрыла глаза, теснее прижалась к его телу. Напряжение ослабло и сошло на нет. Так сладко она давно уже не спала.
С утра все до жути легко закрутилось само собой, как было заведено. Четыре года подряд так уютно и спокойно проходило каждое их утро. Оливер встал первым и приготовил кофе. Затем Лиза оккупировала ванную, а он нервничал и пытался ее выманить. Когда он забарабанил в дверь, вопя: «Живее, солнце, я же опоздаю!», ощущение дежа-вю нахлынуло столь мощно, что у Лизы закружилась голова и она не сразу сообразила, где находится.Завернувшись в полотенца, улыбаясь, она вышла из ванной.– Извини.– Ты мне хоть полотенце сухое оставила?– Конечно, оставила.Она торопливо глотнула кофе и стала ждать. Зашумела вода, потом вдруг стало тихо. Теперь скоро…– Лиза! – раздался, как она и ожидала, возмущенный вопль Оливера. – Солнце! Ты что, смеешься?! Еще бы носовой платок мне оставила! Вот всегда ты так.– Это не носовой платок. – Согнувшись от смеха, Лиза вошла в ванную. – Это намного больше.Оливер двумя пальцами взял у нее полотенчико для рук.– Да этого мне даже на мои причиндалы не хватит!– Извиняюсь, – мягко усмехнулась она, снимая с себя одно полотенце. – Смотри, я тебе последнюю рубашку готова отдать.– Развратница, – проворчал он.– Знаю, – кивнула Лиза.– Совершенно невозможная.– Знаю, знаю, – искренне согласилась она.То насмехаясь, то ласкаясь, она вытирала его сильное, блестящее тело. Этим заниматься она всегда любила, хотя одним частям тела доставалось несколько больше внимания, чем другим.– Эй, Лиз, – не выдержал наконец Оливер.– Да?– По-моему, бедра у меня уже сухие.– Ах… ну да. – И они весело переглянулись.Потом оделись, и вдруг в углу комнаты она увидела знакомую, как собственная рука, вещь и, не успев удержаться, воскликнула:– Да ведь это же мой саквояж!Тот самый саквояж. Оливер сложил в него какие-то свои вещи в тот день, когда ушел от нее.В комнате вдруг стало тесно от мерзких воспоминаний. Бешенство Оливера, злоба и бессилие Лизы. Его слова, что семья у них ненастоящая. Ее язвительный совет подать на развод.– Могу вернуть.Оливер с готовностью протянул ей саквояж. Но настроение было уже испорчено, и сборы на работу заканчивали наспех и молча.Когда задерживаться дольше стало невозможно, Лиза сказала:– Ну, пока.– Пока, – ответил он.К своему удивлению, она почувствовала на глазах слезы.– Не плачь, не плачь, – прижал он ее к себе. – Перестань, большая девочка, главный редактор. Косметику размажешь.Лиза выдавила смешок.– Жаль, что мы так и не помирились, – негромко проронила она.– Что ж, – пожал плечами Оливер. – И такое случается. Ты ведь знала, что…– …два брака из трех заканчиваются разводами, – договорили они хором.– Ладно, по крайней мере, хоть не деремся, – натянуто улыбнулась она. – Даже разговариваем вот как люди.– Точно, – весело поддакнул он. И опять ее заворожило, как оттеняет шелковистую шоколадную кожу фиолетовая льняная рубаха. Умеет же человек одеваться!Когда она уже закрывала за собой дверь, он окликнул:– Так ты, пожалуйста, не забудь, солнце.Сердце у Лизы подпрыгнуло, она сделала шаг назад. Что не забыть? Сказать: «Я тебя люблю»?– Найти адвоката! – погрозил он пальцем и улыбнулся.Утро было чудесное, ясное. Она шла на работу по залитым солнцем улицам и чувствовала себя дерьмово. 41 До Лизы вдруг дошло, что никто не упомянул о Неделях моды. Или, точнее сказать, НЕДЕЛЯХ!!! О них Лиза всегда думала именно так – в сияющем неоновом ореоле. Недели моды, свет в окошке главного редактора. Дважды в год, на реактивном лайнере – в шумную суету Парижа или Милана (в остальные города Лиза летала на самолете, но Недели – событие столь пафосное, что, естественно, слово «самолет» не годится, только «лайнер»). Жить в лучших гостиницах Европы – «Георге V» или в «Принце Савойи», где с тобой обращаются как с особой королевской крови, сидеть в первом ряду на показах Версаче, Диора, Дольче и Габбана, Шанель, получать цветы и подарки просто потому, что пришла. Четыре дня тусоваться с помешанными на собственной персоне модельерами, истеричными топ-моделями, рок-монстрами, кинозвездами, зловещими миллионерами в золотых цепях и бриллиантах размером с булыжник и, разумеется, главными редакторами глянцевых журналов – обмениваться полными первобытной ненависти взглядами, вычислять их место в иерархии. И вечеринки, вечеринки – в картинных галереях, ночных клубах, гипермаркетах, складах (наиболее продвинутые и модные персонажи просто не знали, что бы еще придумать). Где, хочешь не хочешь, всегда находишься в самом что ни на есть центре вселенной.При этом, конечно, правила хорошего тона требуют цедить сквозь зубы, что вся коллекция – хлам, модельер – маньяк и женоненавистник, и носить такое нельзя, и подарки от фирмы не то, что были в прошлом году, и лучший номер в отеле вечно достается Лили Хедли-Смит, и какой кошмар тащиться куда-то аж за два километра от центра города на какой-нибудь заброшенный консервный завод, где очередная молодая знаменитость демонстрирует вне конкурса свою сногсшибательную дебютную коллекцию, а не пойти невозможно. Потому-то Лизу, как бейсбольной битой, ударила мысль о том, что в «Колин» о Неделях моды и разговора не заходило. А встреча с Оливером напомнила, что ехать пора.Да ладно, успокаивала она себя, наверняка все схвачено. Скорее всего, в бюджете предусмотрена служебная командировка для двоих, вот они с Мерседес и поедут. А что, если не предусмотрена? Бюджет по внештатным корреспондентам этих расходов не покрывал даже близко. С такими средствами в отеле «Георг V» и на кофе с круассаном не хватит.Все больше поддаваясь панике, Лиза постучалась к Джеку и, не дожидаясь приглашения, вошла в кабинет. Шеф, не поднимая головы, корпел над ворохами документов – очевидно, судебных протоколов.– Недели, – с невольным присвистом выдохнула она. Джек удивленно посмотрел на нее.– Какие недели?– Недели моды. Милан, Париж. В сентябре. Я должна поехать!Сердце у нее колотилось так, что едва не выпрыгивало из груди.– Присядьте, – мягко предложил Джек, и Лиза тут же поняла, что ничего ей не светит.– Я всегда ездила, когда работала в «Фамм». Для репутации журнала важно, чтобы мы там показались. Реклама, и вообще, – частила она. – Никто не будет принимать нас всерьез, если мы не…Джек смотрел на нее, ожидая, пока она замолчит. По его сочувственному взгляду было ясно, что дело дрянь и время тратить нечего, но надежда умирает последней.Лиза глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться.– Так я еду?– Извините, – прогудел Джек. – У нас нет средств. Во всяком случае, в этом году. Может, когда журнал получше раскрутится, когда рекламы станет больше…– Но как же я-то?..Джек покачал головой:– Денег нет.И в его тоне, и в глазах было столько искреннего сострадания, что смысл сказанного не сразу дошел до Лизы. Вот она, жестокая правда! Все будут там, абсолютно все, весь свет. И все заметят, что ее нет, и она станет посмешищем. А потом в голову пришла другая мысль, еще ужаснее первой. Может, никто вообще и не заметит ее отсутствия?!Джек профессионально лил масло в бурные воды, обещал закупить где угодно фотографии с показов, и «Колин» все равно сделает невероятный репортаж, и читатели в жизни не узнают, что главного редактора там не было…Только тут Лиза поняла, что плачет. Не злыми, капризными слезами, а чистыми и светлыми, которые ничем не унять. С каждым всхлипом из нее выплескивалось неизбывное горе.«Подумаешь, какие-то дурацкие показы», – говорил рассудок.Но она все плакала и плакала, и неизвестно откуда всплыло воспоминание, ни с чем совершенно не связанное. Как она лет в пятнадцать, покуривая, шатается еще с двумя девчонками по центру города и жалуется, какое дерьмо эта жизнь.– Одни старые пердуны, – устало кривится Кэрол, с отвращением разглядывая прохожих.– И уроды в дерьмовых тряпках, – зло поддакивает Лиза.– Глянь-ка, вон твоя мать, верно?По-кошачьи блеснув глазами в опушке ярко-синих ресниц, Андреа кивает гладко причесанной головкой на идущую через дорогу женщину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47