– Тогда мы будем на целую милю дальше от нее, и туфли останутся при нас. Прекрасная мысль! – Он подмигнул Эшлин и гаркнул: – Только, пожалуйста, Эшлин, не ограничивайте скорость!– А какая скорость допустима в здешних краях? – развеселилась Лиза.– Семьдесят, – буркнул Джек и, хлопнув дверью, скрылся в кабинете.Все стало на свои места. Эшлин снова возненавидела Джека.У Маркуса Валентайна не было ее рабочего телефона, и тем не менее без десяти четыре Эшлин потрясенно вздрогнула, когда Трикс передала ей телефонную трубку со словами:– Тебя какой-то мужчина.Эшлин взяла трубку, помолчала, чтобы собраться с духом, и томно протянула:– Алло-о-оу!– Эшлин? – удивленно спросил Дилан. – Ты что, простудилась?– Нет! – От разочарования она сразу же заговорила нормально.– Так что, мы сегодня увидимся? Я могу приехать в центр в любое удобное для тебя время?– Да, конечно. – Очень кстати, подумала она, все лучше, чем сидеть дома и сторожить телефон. – Позвони мне на работу часов в шесть.А потом поспешно набрала свой домашний номер, проверить автоответчик. Правда, последний раз она делала это пятнадцать минут назад, но мало ли… Домой так никто и не позвонил.В четверть седьмого Дилан вызвал легкий переполох, появившись в редакции в хорошо сшитом льняном костюме, безупречно белой рубашке, с непокорной светлой прядью, падающей на лоб. Он подошел к столу Эшлин, и она заметила, что с ним что-то не так: одно плечо торчало вверх, как вывихнутое.– Ты в порядке? – спросила Эшлин, вставая и заглядывая ему за спину. Так вот почему он весь такой перекошенный: пытается спрятать за спиной большой пакет с логотипом музыкального магазина.– Дилан, я никому не скажу, что ты покупал компакт-диски.– Извини, – жалобно повел плечами Дилан. – Вот что получается, когда работаешь черт знает где. Приезжаю в город, захожу в магазин – и теряю голову. Самому стыдно.– Я тебя не выдам.– Новый пиджак? – спросил Дилан, пока она выключала компьютер.– Да вроде.– Ну-ка, покажись.Он заставил ее выпрямиться, окинул внимательным взглядом и сказал:– Ага!Эшлин тщетно пыталась втянуть живот. Дилан тщательно осмотрел линию плеча, боковые швы, еще раз кивнул и убежденно повторил:– Ага!Потом взглянул ей в лицо, улыбнулся:– Тебе идет. Очень.– Болтун ты! Ладно, пошли.Эшлин сделала шаг к выходу и вдруг увидела у стола Бернарда Джека Дивайна. Он мрачно листал какие-то бумаги. Эшлин нервно улыбнулась, втайне надеясь ускользнуть незамеченной, но Джек поднял голову, тяжело вздохнул и сказал:– Хорошего вечера, Эшлин!Лиза освежала макияж в дамской комнате. Сегодня вечером ей предстояла встреча со знаменитым на всю Ирландию шеф-поваром, которого она рассчитывала уговорить вести ежемесячную кулинарную страницу. Вбегая обратно в редакцию за жакетом, она слишком быстро открыла дверь и врезалась в незнакомого светловолосого мужчину, стукнувшись плечом об его грудь и на миг ощутив сквозь тонкую рубашку жар тела.– Простите. – Он уверенно придержал ее за плечи большими сильными руками. – Вы не ушиблись?– Кажется, нет. – Выпрямившись, она посмотрела ему в глаза долгим, откровенно заинтересованным взглядом и тут заметила рядом с незнакомцем Эшлин. Неужели это ее друг? Нет, быть такого не может.– Это кто? – поинтересовался Дилан, когда за ними закрылись двери лифта.– У тебя красавица жена, – напомнила Эшлин.– Спросить нельзя?– Ее зовут Лиза Эдвардс, она моя начальница.Тут Эшлин вспомнила жалобы Клоды на бесконечные совещания и конференции Дилана.– А куда мы пойдем? – поспешно спросила она, чтобы Дилан не догадался о ее тайных мыслях.Дилан повел ее в «Шелбурн». В баре яблоку негде было упасть от вырвавшихся со службы счастливцев.– Придется стоять, – вздохнула Эшлин. – Столика нам ни в жизнь не найти.– Никогда не говори никогда, – подмигнул Дилан. – Погоди минутку.Он метнулся к столику, за которым сидела большая компания, улыбнулся, поболтал несколько минут и вернулся к Эшлин.– Идем, они сейчас уходят.– С чего вдруг? Что ты им сказал?– Ничего! Просто заметил, что они уже собираются уходить.– Ну-ну! – изумилась Эшлин.Дилан обладал таким даром убеждения, что мог бы продавать снег в Сибирь.– Прыгай сюда, Эшлин. До свидания, спасибо огромное.Разулыбавшись, он простился с теми, кто уходил, затем с подозрительной скоростью протолкался к стойке бара и вернулся с напитками. Надо же, привычно удивилась Эшлин, когда он поставил перед нею бокал с джин-тоником, как ему во всем везет; интересно, каково быть его женой? Должно быть, полное блаженство.– Ну, рассказывай, рассказывай про эту твою замечательную новую работу, – потребовал Дилан. – Хочу знать все в подробностях.Заразившись его энтузиазмом, довольная собой, Эшлин в красках живописала сотрудников редакции и их взаимоотношения.Дилан смеялся взахлеб, и, воодушевленная его искренним интересом, Эшлин почти поверила в то, что она талантливый рассказчик. Все это было из той же области, что и восхищение Дилана ее новым пиджаком: Дилану нравилось внушать людям, какие они замечательные, и ничего с собою поделать не мог. Эшлин понимала, что он даже не притворяется – так, немного переигрывает.– Весело с тобой, Дилан.Посмотрев ей в глаза, он поднял бокал. Манера поведения Дилана всегда обещала больше, чем он был готов дать. Зная это, Эшлин его всерьез не принимала. Точнее, уже не принимала.– Так как твоя работа? – наконец подошла она к главной теме.– Ужас! Цейтнот! Не успеваем выполнять заказы!– Ух ты! – изумленно покачала головой Эшлин. – Когда мы с тобой познакомились, ты не знал, не развалится ли компания до конца года. А теперь, гляди-ка!При упоминании первой встречи в воздухе возникло легкое, едва заметное напряжение, но к тому времени бокалы почти опустели, и Эшлин проворно вскочила:– Тебе то же самое?– Сиди, я принесу.– Зачем ты, я…– Сядь, Эшлин, говорю тебе.Это для Дилана тоже было крайне характерно. Он был щедр, щедр безо всяких усилий, изящно и естественно.Когда он вернулся с напитками, Эшлин дала волю своему любопытству:– Так что, для встречи со мной у тебя была особая причина?– Да-а, – протянул Дилан, теребя картонную подставку под пивной кружкой. – Была. – Он вдруг растерял всю свою непринужденность, что само по себе было тревожно. – Ты не замечала… чего-нибудь особенного… Я имею в виду Клоду…И замолчал, не договорив.– Ты о чем? – растерялась Эшлин.– Я… знаешь, что-то беспокоюсь. Ее ничто не радует, с детьми резка и… иногда даже… слегка неадекватна. Молли мне пожаловалась, что Клода ее отшлепала, а мы наших детей никогда не били.Возможно, это прозвучит глупо, – продолжил Дилан после паузы, – но она все время что-то переделывает в доме. Не успеем закончить с одной комнатой, как она уже говорит, что другую тоже надо ремонтировать. И ничего не желает слушать! Я и подумал, может, у нее депрессия?Эшлин была озадачена всерьез. Да, если уж на то пошло, в последнее время Клода действительно всем недовольна, и общаться с ней стало нелегко. И ремонтом она как-то слишком увлекается. С детьми почти груба. Хотя, конечно, ее тоже можно понять – она тоже человек и у нее тоже есть чувства. Впрочем, раз Дилан так встревожен, видно, и вправду дело серьезное.– Не знаю, – осторожно ответила она. – Может быть. С детьми правда нелегко. Ей достается. А если еще ты задерживаешься на работе, а она волнуется…Дилан подался вперед, внимая Эшлин, как будто хотел удержать и запомнить каждое слово. Но, как только она замолчала, сказал:– Ты только не обижайся – я просто думал, вдруг ты знаешь какие-нибудь симптомы. Ведь у тебя мама…Эшлин по-прежнему молчала.– Твоя мама, – повторил он. – У нее ведь тоже была депрессия?Но всей его мягкости не хватало, чтобы вытянуть из Эшлин хоть слово.– И я подумал… вдруг у Клоды тоже?..Эшлин вздрогнула – ни при каких обстоятельствах она не желала возвращаться в этот ужас. Твердо, почти агрессивно она возразила:– Поведение Клоды и близко нельзя сравнить с тем, что было с моей мамой. Ремонтировать гостиную – не депрессия. Клода не отказывается вылезать из постели? Не хочет умереть?– Нет, – покачал головой Дилан. – Ничего подобного.Хотя ведь и у мамы не так начиналось. Все происходило постепенно. Против воли Эшлин вернулась в прошлое, где ей опять было девять лет – возраст, когда она впервые поняла, что с мамой что-то не так. Они всей семьей поехали в отпуск в Керри, и папа залюбовался закатом и сказал:– Прекрасный конец прекрасного дня. Правда, Моника?Глядя прямо перед собой, мать уныло ответила:– Слава богу, солнце заходит. Хоть бы день скорее прошел.– Но ведь отличный был день, – возразил отец. – Солнце светило, мы играли на пляже…А Моника только тяжело вздохнула:– Хоть бы скорее все это кончилось!Эшлин перестала драться с Дженет и Оуэном. Ей вдруг стало страшно и одиноко. Как мама может так говорить?! Понятное дело, родители Могут ворчать из-за несделанных домашних заданий или недоеденного обеда, но быть несчастными они не могут.Пробыв тогда в Керри две недели, они вернулись домой. Только что мама была молодой, красивой и счастливой – и вдруг замолкала, уходила в себя, перестала красить волосы… И плакала. Беспрерывно, беззвучно, лишь слезы текли по щекам.– Что с тобой? – снова и снова спрашивал Майк. – Что случилось?– Что с тобой, мамочка? – спрашивала маленькая Эшлин. – Что у тебя болит?– У меня душа болит, – шептала мама помертвевшими губами.Чужие несчастья Моника переживала, как свои, нервничала, плакала, плохо спала по ночам.Пока мама плакала, папа улыбался за двоих. Работа у него была важная и серьезная. Так все говорили Эшлин: «У твоего папы важная и серьезная работа». Он был коммивояжером и свои поездки из Лимерика в Корк, из Кейвана в Донегал описывал, как путешествия Одиссея. Он был так занят, что часто не появлялся дома с понедельника до пятницы. Эшлин этим гордилась. Другие папы каждый день приходили домой в половине шестого, и это вызывало у Эшлин пренебрежительную усмешку – значит, их работа была неважной и несерьезной.А потом наступали выходные, приезжал папа и улыбался, улыбался, улыбался…– Что мы сегодня будем делать? – потирая руки, спрашивал он у всего семейства.– Какая разница? – бормотала Моника. – Я умираю изнутри.– Да ну, зачем бы тебе делать такие глупости? – шикал на нее папа.И, оборачиваясь к Эшлин, снова сиял и сообщал ей, будто по секрету:– Артистка твоя мама.Мама всегда писала стихи. Что такое стихи, Эшлин знала. Красивые слова в рифму, о закатах и цветах. Теперь же мама писала стихи все чаще. Но когда по Клодиной подначке они залезли в мамину тетрадку со стихами, Эшлин была потрясена. Ей стало страшно, и только одно ее могло утешить – Клода еще не умела читать.В новых маминых стихах не было рифм, и все строчки были разной длины, но встревожило Эшлин не это, а сами слова. Ни о каких цветах Моника Кеннеди больше не писала. Эшлин читала слова, но не понимала смысла: Зашитая в молчание,Кровь моя черна.Я – разбитый бокал,Я – ржавое лезвие,Я – наказание и преступление. Стряхнув с себя тягостные воспоминания, Эшлин обнаружила, что Дилан обеспокоенно смотрит на нее.– Ты в порядке? – спросил он. Она утвердительно кивнула.– Я вдруг испугался, не потерялась бы ты там.– Нет, ничего, – принужденно улыбнувшись, заверила его Эшлин. – А Клода не начала писать стихи?– Клода! Что ты, что ты, – рассмеялся Дилан, будто вдруг осознал, какие глупости взбрели ему в голову. – А что, если начнет, тогда надо беспокоиться?– Во всяком случае, пока не начала, будь спокоен. Возможно, она просто устала, и ей нужно отдохнуть. Придумай что-нибудь. Развесели ее, поезжайте куда-нибудь вдвоем.– Сейчас никак не могу взять отпуск, – поспешно сказал Дилан.– Тогда закатите какой-нибудь сногсшибательный обед в ресторане.– Клода волнуется из-за няни.– А что с няней не так?Дилан улыбнулся смущенно:– Боится нарваться на извращенку. Или что няня будет бить детей. Честно говоря, я и сам иногда боюсь.– Господи, делать вам нечего, выдумываете себе поводы для беспокойства. Найдите надежного человека. Чем, например, плоха твоя мама?– Ой, нет! – покачал головой Дилан. – Это неудачная мысль.Эшлин кивнула. Верно, не возразишь. Как только две миссис Келли – молодая и не очень – встречались с глазу на глаз, они тут же сцеплялись, не в силах прийти к единому мнению, как заботиться о Дилане и его детях.– А маму Клоды совсем доконал артрит, – добавил Дилан. – И с детьми ей не справиться.– Хочешь, я с ними посижу, – предложила Эшлин.– Вечером в выходной? Это ты-то, молодая и свободная?Поколебавшись, Эшлин сказала:– Да. – И повторила запальчиво: – А что тут такого?У Эшлин были свои причины для этого широкого жеста. Если она будет чем-то серьезно занята, шансы на то, что Маркус Валентайн позвонит, существенно возрастают.– Вот спасибо, – воспрял Дилан. – Эшлин, ты просто чудо! Я закажу столик в хорошем ресторане на субботу вечером.Напоследок Дилан, преисполненный благодарности, крепко сжал руку Эшлин.– Эшлин, ты замечательная, – проникновенно сказал он. 23 А в десяти минутах ходьбы от Эшлин и Дилана Лиза ужинала в «Кларенс» с Джаспером Френчем, знаменитым шеф-поваром. Ресторан выбирал сам Джаспер – чтобы, ни в чем себе не отказывая, ругать кухню, которая и вполовину не сравнится с тем, что готовит он у себя, в своем великолепном заведении. Джаспер был недурен собой, мрачен, себя явно считал гением и ничего, кроме ревности, к собратьям по ремеслу не испытывал.– Любители, – вещал он, размахивая шестым по счету бокалом вина, – любители и дилетанты, ничего больше. Марко Пьер Уайт – дилетант! Аласдэр Литтл – дилетант!«Боже, какой зануда», – улыбаясь и кивая, думала Лиза. Хорошо, что трудные мужчины – ее конек.– Потому-то, Джаспер, мы и выбрали вас. Вы будете частью успеха «Колин».Что было не совсем так. Джаспера она выбрала, когда Конрад Галлахер, сославшись на занятость, отказался от предложения.Пока Джаспер приканчивал вторую бутылку, Лиза соблазняла его перспективами сотрудничества. Ничего, по существу, не обещая, намекнула, что колонка в «Колин» легко может привести к авторской программе на «Канале 9», принадлежащем «Рэндолф медиа».– Я займусь этим! – решился наконец Джаспер. – Пришлите мне контракт завтра утром!– У меня он случайно с собой, – мягко сказала Лиза, куя железо, пока горячо.Джаспер поставил подпись – и очень вовремя, потому что возник неловкий момент. Официант пришел забрать у Лизы тарелку, а там, как водится, был полный беспорядок, но почти ничего не съедено.– Вам не понравилось? – осведомился официант.– Что вы! Все было изумительно, только… – Лиза увидела, что Джаспер внимательно следит за нею, и быстро сменила резкий приговор на более нейтральный. – Было очень вкусно.– Если вы ей принесли что-то столь же оскорбительное, как и мне, я не удивлен, что она не могла проглотить ни куска, – не выдержал Джаспер. – Блины с кровяным пудингом? Это даже не устарело. Это просто смешно!– Весьма прискорбно слышать это, сэр, – скользнул глазами официант по пустой тарелке Джаспера. – Не будете ли вы любезны заказать десерт?– Нет, не будем! – пылко воскликнул Джаспер, к огорчению Лизы, ибо эту неделю она сидела на пудинговой диете. В облегченном варианте, разумеется: свежие фрукты, шербеты, муссы. Уж добрых десять месяцев она не позволяла себе никаких иных лакомств.Лиза заплатила по счету, и оба поднялись из-за стола – Джаспер менее уверенно, чем Лиза. У дверей обменялись рукопожатием, затем Джаспер спьяну попытался поцеловать Лизу, но она кокетливо уклонилась. Незачем, тем более контракт уже подписан.Пошатываясь, Джаспер побрел вверх по улице, и, стоило Лизе остаться одной, как на нее снова нахлынула тоска. Почему жить здесь настолько труднее? В Лондоне у нее все получалось. Даже после ухода Оливера она справлялась неплохо. Заставляла себя работать, выполняла то, что задумала, трудилась в поте лица, твердо зная, что таких, как она, всегда ждет награда за труд. Но награда досталась кому-то еще, а она, извольте радоваться, прозябает здесь – в Ирландии.Вчера, несмотря на воскресенье, она так и не позвонила маме. Слишком погано было на душе. Вчера вообще оделась только затем, чтобы выйти в убогий магазинчик на углу за газетами и мороженым, а вернувшись домой, опять залезла под одеяло, да так и провела весь день, куря сигарету за сигаретой. И никаких контактов с внешним миром, кроме стука мяча восьмилетнего паршивца-соседа о входную дверь.Перед тем как поймать такси, она заглянула в газетный киоск за сигаретами, и сердце екнуло при виде свежего номера «Ирландского сплетника». То был один из конкурентов «Колин». Детальный разбор ошибок противника поможет занять остаток вечера. Теперь и домой возвращаться не так противно.Войдя в дом, Лиза бросила сумку на пол, поставила чайник, проверила автоответчик. Сообщений нет, да оно и неудивительно, ведь почти никто еще не знает ее новый телефон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47